Архимандрит Симеон, живя в Екатеринославе, был дружен с одним благородным семейством. Отец этой семьи умер в феврале 1844 года. В это время о. Симеон уже служил в Воронеже. В числе осиротевшей семьи была дочь Любовь, которая страдала чахоткою. 6 августа того же года больная приобщилась Св. Таин, не снимая с себя траура. Мать заметила ей, зачем она ради причастия не сняла с себя траура, на что она ответила: «Я 15-го числа наряжусь». И действительно, в день Успения Божией Матери она надела на себя полное венчальное убранство, послала за священником и снова приобщилась Св. Таин. Потом попросила читать ей отходные молитвы, и во время чтения их, обращаясь к умершему отцу своему, как бы явившемуся ей, сказала: «Папенька, милый папенька, подождите». С последним словом отходной улетела душа ее.
В тот же день и час, когда она умерла в Екатеринославе, о. Симеон увидел в Воронеже наяву отца скончавшейся девицы, который сказал ему: «Вам в Екатеринославе надо утешить скорбных, а Любонька со мною, но вы и нас не забывайте» (Монастырские письма. 1884. П. 17).
* * *2 июля 1893 года к преосвященному Мартиниану, епископу Таврическому и Симферопольскому, явились настоятель Петропавловской церкви о. Димитрий Койко и один из местной интеллигенции, человек с высшим образованием. Они рассказали владыке о следующем.
В ночь на 30 июня означенному лицу приснился сон, что к нему подошел какой-то офицер с окровавленной повязкой на голове и просил его передать священнику Петропавловской церкви вопрос, почему тот не молится за него, а равно не молится тем угодникам Божиим, мощи которых находятся в пожертвованной им иконе, причем прибавил, что 20 июля, на Илию, образу этому исполнится двести лет. Видевший сон немедленно утром отправился к настоятелю Петропавловской церкви и сообщил ему свое сновидение. На это о. Димитрий заметил, что в церкви нет двухсотлетней иконы, так как самая церковь существует лишь с 1805 года, а равно нет икон с частицами мощей, но что его удивляет явление офицера во сне, так как в церкви есть икона, которую, как рассказывал ему предшественник его, протоиерей Руднев, ныне уже умерший, во время Крымской кампании привез какой-то офицер и оставил в церкви с условием, что если он возвратится из Севастополя, то возьмет икону обратно, если же не возвратится, то жертвует ее в храм.
Неизвестный офицер не возвратился, и икона осталась в церкви. Это совпадение побудило о. Димитрия Койко осмотреть эту святыню, причем о. Димитрий, как лицу, передававшему сон, так впоследствии и владыке, засвидетельствовал, что, состоя четырнадцать лет при церкви, он ни разу не открывал того образа. Немедленно послали за диаконом, и все три лица отправились в церковь для осмотра иконы.
Икона представляла кипарисную доску, на которой старинной живописью изображена Пресвятая Троица, а также лики нескольких угодников. В особом углублении помещался серебряный крест. Когда его с большим трудом вынули, то оказалось, что он раздвигается и в середине его находятся частицы мощей св. Лазаря, св. великомученика Феодора Стратилата, св. апостола и евангелиста Луки и св. первомученика и архидиакона Стефана.
Надписи указывали, что тут были еще и другие частицы, в том числе первомученицы Феклы. Но осматривающих ждало еще большее удивление: внизу креста чуть заметной вязью стояла вырезанная надпись, гласившая: 7201 год от сотворения мира, а следовательно, иконе исполнилось двести лет. Когда об этом было доложено преосвященному Мартиниану, то владыка сделал распоряжение, чтобы в этой церкви ежедневно были совершаемы заупокойные ектении о воинах, павших на поле брани за Веру, Царя и Отечество (Свет. 1893).
* * *В одном приходе по случаю смерти священника место его занято было другим. Но, к прискорбию прихожан, вновь назначенный иерей через несколько дней после первого богослужения, совершенного им в церкви, отошел в вечность.
Назначен был новый священник. По приезде в приход он вступил в должность и в первый же воскресный день отправился в церковь для богослужения. Войдя в алтарь, священник невольно был страшно поражен: вблизи престола стоял незнакомый ему священник в полном облачении, но скованный по рукам и ногам железными цепями. Не понимая, что это значит, новый священнослужитель, однако, не потерял духа и приступил к совершению Божественной литургии.
Лишь только окончена была служба, к новому удивлению служившего обедню, привидение исчезло. Священнодействовавший иерей понял, что виденный им священник есть обитатель загробного мира; но что означало необычайное явление его в таком устрашающем виде, не мог разгадать. Одно только заметил: что незнакомый ему узник и собрат, в продолжение всей службы, не вымолвил ни слова, и только, время от времени приподнимая скованные руки, указывал на одно место в алтаре, на котором, по-видимому, ничего особенного не было. То же самое повторилось и в следующую службу, с той лишь разницей, что новый священник по входе в алтарь прежде всего обратил внимание на то место, на которое указывало привидение. В углу на полу, поблизости от жертвенника, он заметил старый небольшой мешок. Когда он развязал его, то нашел в нем немалое число записок с именами умерших и живых лиц, какие обыкновенно подаются для поминовения на проскомидии. Как бы по внушению свыше священник понял, что записки эти при жизни стоявшего тут скованным собрата его, бывшего настоятелем этой же церкви, вероятно, остались не прочитанными им в свое время. Посему, начав службу, он первым долгом помянул на проскомидии имена живых и умерших, сколько было их в записках, и тут же увидел, какую важную услугу он оказал загробному обитателю, ибо едва только успел окончить чтение поминальных записок, как железные оковы в одно мгновение спали с рук и ног узника, а сам он подошел к служащему священнику и, не говоря ни слова, поклонился ему в ноги (Странник. 1867. Т. 1).
* * *У секретаря Тверского приказа общественного призрения Селинина в 1850 году скоропостижно скончался родитель его, дьячок одной сельской церкви. Сын, узнав о кончине отца, впал в сильную тоску. Долго тяготила она его сердце. Но спустя год по смерти родителя своего, побывав в родном селе, Селинин несколько утешился, особенно тем, как сказывал сам, что видел могилу отца близ самого клироса, на котором певал покойник. Однако беспокойные думы о загробной участи покойного родителя не покидали его до тех пор, пока не явился ему отец во сне.
Однажды в Духов день, у обедни, он особенно усердно молился за отца, и в ту же ночь ему приснился покойный, который, подойдя, поклонился в ноги. «Помилуйте, батюшка, за что вы кланяетесь в ноги сыну своему?» – спросил Селинин. Но тот, не отвечая, поклонился второй и третий раз и потом уже сказал: «Спасибо, любезный сын, что ты меня не оставляешь», – и сделался невидим. (Странник. 1864).
* * *28 февраля 1831 года скончался в Москве генерал от инфантерии Степан Степанович Апраксин. В молодых летах он коротко познакомился с князем Василием Владимировичем Долгоруковым. Оба они служили в одном полку: первый – в чине полковника, второй – майора. Долгоруков умер в 1789 году в совершенной бедности, так что не было средств похоронить его. Друг его Степан Степанович Апраксин устроил на свой счет погребение и поминовение князя; казалось, он отдал последний долг, как родному брату.
На третий день после похорон умерший Долгоруков явился к своему благодетелю. Таинственный гость предсказал сердобольному другу долгую и благополучную жизнь на земле и обещал явиться незадолго до его кончины. После того Апраксин был особенно внимателен к нуждам бедных и радовался всякий раз, когда представлялся ему случай к благотворительности.
Прошло сорок два года, и, верный своему обещанию, князь Долгоруков вторично посетил старца-генерала. Прежде всего князь напомнил о себе и о том благодеянии, какое ему было оказано много лет тому назад, потом увещевал своего друга готовиться к смерти через двадцать дней, обещал еще раз посетить его за три дня до кончины и вышел из комнаты. Апраксин поверил словам загробного вестника: исповедался, причастился и освятился елеем. За три дня до смерти он пригласил к себе на ночь одного своего друга. В одиннадцать часов ночи явился Долгоруков и вступил в беседу с Апраксиным. Присутствовавший друг после рассказывал многим, что во время разговора Апраксина с Долгоруковым он ощущал невольный страх, хотя явившегося князя не видел, но голос его слышал. Через три дня Апраксин скончался (Душеполезное чтение. 1867. Ч. 1).
* * *«В стране моей, – говорит блаженный Кир-Лука, – умер князь и был погребен, как должно. Однажды, проходя мимо кладбища, я увидел стоящего у одной могилы человека, черного, как потухший уголь. Он звал меня к себе. Я подошел и вот что услышал: «Я написал в завещании моем раздать бедным оставленные деньги за спасение моей души, и это завещание мое не исполнено до сих пор. Скажи, чтобы раздали непременно, а иначе я останусь навсегда в том положении, в каком ты меня видишь» (Пролог, 24 августа).
* * *Плиний Младший рассказывает, что в Афинах был очень красивый дом, в котором, однако, никто не жил, так как в нем являлось привидение. Однажды в этот город прибыл философ Афинагор и узнав, что указанный дом продается очень дешево, купил его и переехал жить. В первую же ночь, когда Афинагор, по обыкновению, читал и писал, вдруг раздалось бряцание как бы железа и потом явился старик, скованный цепями. Старик подошел к Афинагору, но тот не обратил на него внимания, продолжая писать. Привидение сделало знак, чтобы Афинагор следовал за ним, но философ, со своей стороны, сделал ему знак, чтобы явившийся обождал, и по-прежнему продолжал писать. Потом взял свечу и последовал за явившимся стариком.
Вышли на двор, и здесь вдруг в одном месте привидение исчезло в землю. Афинагор, нисколько не испугавшись, заметил это место, вырвав немного травы. На другой день он известил о случившемся городские власти. Когда начали рыть в указанном месте землю, открыли кости скованного цепями человека. Кости преданы были обычному погребению, и в дом с тех пор старик в цепях больше не являлся (Душеполезные размышления. 1883).
* * *Один священник с особенным усердием поминал за Литургией покойников, так что если кто раз подал ему записку о поминовении, он выписывал имена усопших в свой синодик и, не говоря о том подавшему, поминал всю жизнь. При соблюдении этого правила у него составился синодик с таким многотысячным перечнем имен, что пришлось ему разделить его на отделы и поминать по очереди.
Случилось, что он впал в какую-то погрешность, так что ему угрожало устранение от прихода. Дело было передано Московскому митрополиту Филарету, и когда преосвященный уже собирался наложить резолюцию об устранении его, вдруг почувствовал какую-то тяжесть в руке. Митрополит отложил подписание до следующего дня. Ночью он видит сон: перед окнами собралась толпа народа разного звания и возраста. Толпа о чем-то громко толкует и обращается с какою-то просьбою к митрополиту.
– Что вам нужно от меня? – спрашивает архипастырь. – И что вы за просители?
– Мы отшедшие души и явились к тебе с просьбой: оставь нам священника и не отстраняй его от прихода.
Впечатление от этого сновидения так было велико, что Филарет не мог отделаться от него по пробуждении и велел позвать к себе священника. Когда тот явился, митрополит спросил его:
– Какие ты имеешь за собою добрые дела? Открой мне.
– Никаких, владыко, – отвечал священник, – достоин наказания.
– Поминаешь ли ты усопших? – спросил его митрополит.
– Как же, владыко, у меня правило: кто подаст раз записку, я уже постоянно на проскомидии вынимаю частички о них, так что прихожане ропщут, что у меня проскомидия длиннее Литургии, но я уже иначе не могу.
Преосвященный ограничился переводом священника в другой приход, объяснив ему, кто был ходатаем за него (Странник. 1862, май).
* * *Один из афонских подвижников открыл святогорцу, известному отцу Серафиму, следующее: «Причиной моего вступления в монашество было видение во сне загробной участи грешников. После двухмесячной болезни я пришел в сильное изнеможение. В этом состоянии я вижу двух юношей, вошедших ко мне. Они взяли меня за руки и сказали: «Следуй за нами!» Я, не чувствуя болезни, встал, оглянулся на свою постель и увидел, что тело мое лежало спокойно на постели. Тогда я понял, что оставил земную жизнь и должен явиться в загробный мир.
В лице юношей я узнал Ангелов, с которыми и отправился. Мне показаны были огненные места мучений; слышал я там вопли страдальцев. Ангелы, показывая мне, за какой грех какое назначено огненное место, прибавили: «Если и ты не бросишь своих привычек к греховной жизни, то – вот и твое место наказания!»
Затем один из Ангелов восхитил из пламени одного человека, который был черен, как уголь, весь обгорел и с ног до головы окован. Тогда оба Ангела приступили к страдальцу, сняли с него оковы – и вместе с ними исчезла вся его чернота: он стал чист и светел, как ангел. Потом Ангелы облекли его в блестящее одеяние, подобное свету.
«Что значит это изменение сего человека?» – решился я спросить Ангелов. «Это грешная душа, – отвечали Ангелы, – была отлучена от Бога за свои грехи и должна была вечно гореть в этом пламени; между тем родители этой души подавали много милостыни, делали частые поминовения за Литургиями, отправляли панихиды, и вот ради родительских молитв и молитв Святой Церкви, Бог умилостивился, и грешной душе даровано совершенное прощение. Она избавлена от вечного мучения и теперь предстанет пред лице своего Господа и будет радоваться со всеми Его святыми».
Когда видение кончилось, я пришел в себя и что же увидел? Вокруг меня стояли и плакали, приготовляя тело мое к погребению» (Странник. 1862, май).
Архим. Пантелеимон. Тайны загробной жизниПопечение Православной Церкви об усопших
Церковь сопровождает христианина своими молитвами в продолжение всей земной жизни его, и это служит достаточным побуждением для нее не оставлять его своими попечениями и перед смертью, и по смерти.
Каждый знает, что Православная Церковь напутствует чад своих в загробную жизнь покаянием, причащением и елеосвящением и, кроме того, в минуты разлучения души с телом совершает над ним молебное пение на исход души. Располагая умирающего к упованию на милосердие Божие и спасение, священник, приходя к нему, дает ему лобзать крест и полагает это орудие искупительной смерти Спасителя или иной образ пред глазами отходящего, затем от лица Церкви молит Господа ради спасительных страстей, претерпенных Им, избавить душу умирающего от вечной смерти, разрешить ее от грехов и облегчить переход ее в жизнь бесконечную; а указанием на умирающего, оставляющего все земное, поучает окружающих его помнить о смерти и не забываться среди земных сует и удовольствий. «Бедную и грозную и жития человеческого скоро исчезающую красоту в брате ныне преставляющемуся, яко в зерцале, ecu видяше, смерть всегда поминаем»[3]. Последование на исход души состоит из канона и молитв. В каноне, исполненном высокого умиления, Церковь от лица страдающего и умирающего изображает всю немощь грешника, готового покинуть мир, и призывает ближних к смертному одру. «Приидите, соберитесь ecu и восплачите о душе. Ныне убо время моего живота, яко дым, претече. Се предсташа множество лукавых духов, держаше моих грехов написание. К кому возопию, кто мой плач от болезни приимет и сердца воздыхание; токмо Ты, Пренепорочная, надежда христиан. Добрии мои друзи и знаемии, почто не плачите, почто не рыдаете! Возлюбленная моя братия! зряще моя деяния, обличаема мерилом праведным, Христа всех Бога молите, милостива быти мне. Увы, мне, блудному, увы, мне, окаянному, яко руце простираю к моим другом и слезы от очию проливаю, но никто же милуяй мя». Призывает Ангелов Хранителей, да избавят умирающего «от мытарств всех лукавых», т. е. демонов. Вера в приближение Ангелов и демонов к душе человека в момент разлучения ее с телом издревле была присуща Православной Церкви. «При разлучении души нашей с телом, – говорит Кирилл Александрийский, – предстанут пред нами, с одной стороны, воинство и силы небесные, с другой – власти тьмы, злые миродержатели, воздушные мытареначальники, истязатели и обличители наших дел. Узрев их, душа возмутится, содрогнется, вострепещет, в смятении и ужасе будет искать себе защиты у Ангелов Божиих, но, и будучи принята святыми Ангелами, и под покровом их протекая воздушное пространство, и возносяся на высоту, она встретит различные мытарства (как бы некие заставы или таможни, на которых взыскиваются пошлины); они будут преграждать ей путь в царствие, будут останавливать и удерживать ее стремление к нему»[4]. Как любящая мать, Святая Церковь заботится о том, чтобы своими молитвами защитить душу умирающего от козней диавола, в мире разрешить ее от уз земных и доставить ей покой со святыми. Мы приведем здесь в стихотворном переложении некоторые из песней в высшей степени умилительного канона.
Песнь 1Подобно каплям дождевым,Мои дни, быстро истекаяИ жизнь страданьем проникая,Уже течением своимК концу приходят…О, благая Владычица, спаси!Твоей сердечной добротой,Твоей щедротою всечастнойПодвигнись, кроткая; в ужасныйПоследний час мой предо мною,Предстань помощницей всевластной!Всю душу мне наполнил страх…О, что за трепет и томленье,Невыразимое мученье —Души покинуть бедный прах.Пошли, пошли мне утешенье!Приди, Заступнице людей,Надеждо грешников скорбящих,Утешь в мучениях томящих,Избави милостью ТвоейОт стаи демонов грозящих!Вот время помощи благой,Вот ныне время заступленья,Вот то, Владычице, мгновенье,О коем день и ночь с мольбойЯ припадал к Тебе в смиреньи!Песнь 4Прими, Благая, скорбь мою;Да будут слезы омовеньемМоим безмерным согрешеньям…Надежда крепкая, молю,Сойди пред огненным мученьем!О, верный, истинный ПокровДуши скорбящей и смиренной,Будь мне заступницей священной,Надеждо всех Твоих рабов,В час испытания вселенной!Святые руки вознеси,И обо мне моляся ныне,Простри как крылья голубине,И от врагов меня спасиПокровом царственной святыни,Да не коснется мне в путиВоздушной области властитель,Суровый, злобный обличитель:Весь путь свободно мне пройтиСподоби в райскую обитель!Вот страх, Владычице, меняПостиг, исполненный томленья,Вот подвиг тяжкого мученья:Дай помощь, Радосте моя,Явись надеждою спасенья!Песнь 5О, не забудь меня в сей час,Не отврати благого взгляда,Услышь, как Матерь, скорби чада,Внемли души предсмертный глас,Избавь ее от муки ада!..О, братья, сродники, друзьяИ все знакомые, придите,Меня еще раз окружите,Вот разлучаюсь с вами я:Вздохните, плачьте и скорбите…Избавить некому! весь светНе подкрепит души унылой!Но Ты, Владычице, помилуй,Чтоб я, беспомощный средь бед,Не взят был демонскою силой!..Святые Ангелы мои,Предстаньте Господу в смиреньиИ, преклонившись в умиленьи,Воскликните: Господь любви,Не отвергай Свое творенье!Пречистой Матери ЕгоМолитесь сердцем и слезами,Да преклонит колена с вамиИ тронет Сына Своего:Она, как Мать, сильна мольбами.Песнь 9О, как Незримого узрю?..Как устою пред сим виденьем?..И как своим нечистым зреньемЯ на Владыку посмотрю,Кому был вечно огорченьем?Услышь смиренного меня,О Приснодева – Богомати!Приди последний вздох приятиИ муки вечного огняМеня избавь по благодати.Святые храмы презиравИ покидая храм свой бренный,Тебя, о Божий Храм нетленный,Мой дух зовет: избавь, избавьОт вечной тьмы и мук геены!Конец мой близко… Как страшусь,Дела и мысли вспоминая!Как совесть мучит угрызая!Но Ты, из милости, молюсь,Будь мне заступницей, Благая!Нам грешным дав, как благодать,Сын Божий, Царь всего творенья,Тобой рожденный без истленья:Моли Его – мой дух воззватьИз мук предсмертного томленья![5]По разлучении души с телом тотчас же тело почившего омывают, как имеющее воскреснуть и предстать лицу Божию в чистоте и непорочности. Основанием благочестивого обычая омывать тела умерших служит для христиан пример Спасителя, пречистое тело Которого по снятии со Креста было омыто, и пример христиан времен апостольских (см.: Деян. 9, 37).
Потом почившего одевают в новую белую одежду или в одежду звания и должности. Чистые белые одежды, в которые облечен усопший, знаменуют то, что он приготовился предстать суду Божию и желает остаться на этом суде чистым, убеленным пречистою кровию закланного за нас Агнца Божия, желает быть причисленным к тому народу многому, егоже изчести никто же может, от всякого языка и колена, и людей и племен, стоящему пред престолом и пред Агнцем, облеченны в ризы белы, как видел это тайнозритель Иоанн Богослов (Откр. 7, 9).
В одежду звания или должности облекают почивщего во свидетельство веры нашей в воскресение мертвых, и будущий Суд, на котором каждый из нас даст Богу ответ в том, как пребывал в звании, в которое призван был.
Омытое и облаченное тело или, по требнику, «мощи» умершего полагаются во гроб, который предварительно окропляется изнутри и совне святой водой в ознаменование того, что это домовище, в котором тело усопшего будет покоиться до Второго пришествия Христова, освящено благодатию Христовой и служит достойным вместилищем того, кто веровал в Господа Иисуса и любил Его всем сердцем.
На тело и гроб покойника возлагается светлый церковный покров в знамение того, что «усопший верен, свят и находится под покровом Христовым», как выражается Симеон Солунский, и в знак того, что смерть для христианина есть сон, что усопший пробудится некогда от этого сна к новой нестареющейся жизни, подобно тому, как мы восстаем от сна обыкновенного и снимаем с себя покров ночной.
Почивший полагается во гробе, по древнему апостольскому преданию, лицея горе, с глазами закрытыми, как спящий, устами сомкнутыми, как умолкший, и руками крестообразно на персях сложенными, в знамение того, что усопший верует во Христа распятого, воскресшего и вознесшегося на небеса и имеющего воскресить и умершего, и как верный раб ожидает Грядущего с небес судить живых и мертвых.
На чело почившего возлагается венчик с изображением Спасителя, Божией Матери и святого Иоанна Предтечи, а на холодные и согбенные перси умершего полагается святая икона или Крест Христов. Венчик говорит о том, что христианин, лежащий во гробе, с честью оставил поле брани с плотью, миром и диаволом, и потому можно надеяться, получит за свои подвиги венец от Бога (см.: 2 Тим. 4, 7–8), по милосердию Спасителя, по ходатайству Божией Матери и Крестителя Господня; а святая икона или крест, полагаемые на перси, служат на только очистительным знаком того, что умерший был православный христианин, но и говорят окружающим гроб о необходимости иметь святую веру в Спасителя нашего Иисуса Христа и ходатайство святых для получения Царствия Небесного[6].
В первенствующей Церкви был еще обычай, кроме креста и иконы, полагать с умершими, для прославления их и для сохранения памяти о них, различные вещи: знаки их достоинства, орудия их мученичества, эпитафии или, по крайней мере, имя, медали, лавровые или другого какого-нибудь дерева зеленые листья[7] и т. д.
При гробе горят светильники, а равно зажигаются всякий раз всеми присутствующими при панихиде, когда она совершается по усопшем. Эти светильники означают, что лежащий во гробе перешел от темного этого жития в страну света и блаженства, где сияет вечное солнце правды – Христос Бог наш, где праведницы просветятся, яко солнце, в царствии Отца их[8].
Так как, по учению нашей Православной Церкви[9], душа проходит страшные мытарства в то время, когда тело лежит бездыханно и мертво, то, без сомнения, в это время она имеет великую нужду в помощи Церкви. Чтобы облегчить душе переход ее в другую жизнь, над гробом православного христианина, тотчас по смерти его, начинаются молитвы об упокоении души усопшего или поются панихиды.
Панихида – слово греческое (происходит от трех греческих слов: «весь», «ночь» и «пою») и означает такое моление, которое совершалось в течение всей ночи. Самым именем своим она указывает нам на глубокую древность заупокойных молений. Еще в первые времена христианства, когда свирепствовали гонения на веру Христову от иудеев и язычников, вошло в обычай ночью молиться над усопшими и за усопших. В эти страшные времена христиане, боясь ненависти и злобы язычников, только ночью могли убирать и провожать в вечный покой тела святых мучеников, нередко истерзанные, обезображенные, разбросанные по частям и суставам, ночью же только и могли молиться над их гробами. Где-нибудь в дальней пещере, на кладбище, в катакомбах или в самом уединенном доме в городе, при окружающей весь мир тьме, которая служила символом нравственного состояния тогдашнего мира, верующие зажигали свечи около святых останков мучеников и в то же время сами, горя верой и любовью к Господу Иисусу, совершали погребальное пение в течение всей ночи, и на заре, утром, предавали эти останки земле, веруя, что души усопших возносились к Солнцу правды Господу Иисусу, в вечное царство света, мира и блаженства. Отсюда, т. е. от ночного времени, молитву и псалмопения над почившими христианами или в память их, Святая Церковь назвала панихидами.