Верховное командование 1914–1916 годов в его важнейших решениях
Особенностью Фалькенгайна по сравнению с его преемниками на посту главы ОХЛ было то, что он упорно стремился сохранить видимость нормальной жизни в Германии, не прибегал к резким мобилизационным мерам, громким воззваниям и чрезвычайным социально-экономическим мерам. Его шаги в милитаризации экономики и решении сырьевой и кадровой проблемы были достаточно последовательными и умеренными. Возможно, он полагал, что исключительные решения не нужны ввиду качественного превосходства германской армии. Любые действия, которые могли привести широкие массы к осознанию глубины надвигающейся катастрофы, Фалькенгайн запрещал. Кроме того, в конце 1915 г. он наделся, что разгром русской армии, Сербии, вступление в войну Болгарии до некоторой степени уравновешивают критическое положение Центральных держав. В своем докладе кайзеру в начале 1916 г. он утверждал, что после «Великого отступления» русская армия не способна к серьезным наступательным действиям, и даже верно указывал причины падения боеспособности, хотя и опережал реальные события примерно на год.[33] Наступление Западного фронта русской армии на озере Нарочь в марте 1916 г. и последующая искусная германская контратака, казалось, полностью подтвердили выводы и надежды Фалькенгайна.
В начале 1916 г. в германских верхах разгорелся жаркий спор по вопросу об объявлении неограниченной подводной войны. Горячий сторонник беспощадного истребления английского торгового флота адмирал фон Тирпиц столкнулся с ожесточенным сопротивлением канцлера, который опасался вступления из-за этого в войну Америки. С ним был согласен незадолго до этого высланный из США офицер Генштаба фон Папен. Свое мнение он изложил Фалькенгайну, который склонялся к поддержке Тирпица. Фалькенгайн – «чрезвычайно умный человек», предложил фон Папену лично повторить свои аргументы кайзеру, несмотря на то, что они противоречили его позиции. Папен был смущен тем, что ему предлагается открыто противоречить своему непосредственному начальству, однако Фалькенгайн ответил ему: «Едем, вы можете говорить императору все, что сочтете необходимым».[34] Спустя полтора года, когда предсказания Папена сбылись, США вступили в войну, Фалькенгайн признал свою ошибку, пригласив не согласившегося с ним офицера стать начальником оперативного отдела своего штаба в Месопотамии.[35]
Кампания 1916 г. по замыслу верховного главнокомандования должна была добить Францию, по выражению Фалькенгайна «лучший меч Англии на континенте». Для этого предполагалось в ходе мощного натиска овладеть Верденским укрепленным районом, рассечь фронт Антанты и добиться решительной победы. 21 февраля 1916 г. битва за Верден началась. Несмотря на ряд успехов, уже к концу весны надежды на взятие Вердена иссякли, однако Фалькенгайн не желал отказываться от своего замысла, считая что стратегический смысл операции – истощение резервов противника – сохраняется в ходе боев на «маасской мельнице». Затянувшийся штурм Вердена подорвал дух германских войск, и наоборот, воодушевил французов. Фалькенгайн и после войны был по-прежнему убежден в правильности Верденской операции в принципе и в оправданности ее затягивания. Он так и не вышел за рамки своего видения войны, утверждая, что потери под Верденом относились как 5:2,25, хотя на самом деле, как 1,1:1.[36] Поддерживал Фалькенгайна в этом мнении только кронпринц Вильгельм, так как именно его армия находилась на острие главного удара.[37]
Самая крупная по масштабам операция Фалькенгайна велась в рамках той же осторожной стратегии на истощение тогда, когда психологический эффект от мощи и профессионализма германской пехоты уже сошел на нет и не мог стать дополнительным фактором победы. Первоначально из-за внезапности атак[38] для немцев операция проходила успешно, однако грамотная переброска резервов французами уже к концу марта 1916 г. заставила германское командование отказаться от планов быстрого захвата крепости. К серьезному удивлению и тревоге ОХЛ, на востоке в конце марта 1916 г. русские армии перешли в наступление у озера Нарочь. Оно практически не дало результатов, однако заставило немцев серьезно побеспокоиться, так как резервов на Востоке не имелось, а прорыв фронта на севере означал для Германии потерю Прибалтики. Тем не менее из-за того, что Верден поглощал все резервы, требования Людендорфа предоставить резервы для наступления под Ригой Фалькенгайн отверг.[39]
К лету 1916 г. отсутствие масштабных побед Германии привело к цепи событий, заставивших даже кайзера, опасавшегося дуумвирата Гинденбург – Людендорф, отказаться от столь долго отстаиваемого соратника. Долго планируемая интрига против главы Генштаба началась с вопроса о перераспределении командных постов и властных полномочий на востоке в июне 1916 г.[40] По мере нарастания эффекта от операции русского Юго-Западного фронта необходимость оптимизации управления войсками и ресурсами союзников по Четверному альянсу становилась все более очевидной. Реформа структуры фронта на востоке могла хоть как-то замаскировать абсолютное бессилие Германии перебросить на помощь австрийцам достаточное количество резервов, которых попросту не было. В конце июня 1916 г. Гинденбург все-таки получил под свое командование значительно больше войск, чем планировал Фалькенгайн,[41] однако уже через несколько дней начавшееся на Сомме стратегическое наступление Антанты поставило вопрос о более серьезном пересмотре ситуации, сложившейся в управлении германскими войсками.
На фоне явного крушения прежней иллюзии о незыблемости фронта на востоке и истощении противника на западе, казавшаяся безобидной инициатива улучшения взаимодействия войск и командования на востоке, привела к отставке Фалькенгайна с поста начальника Генштаба в конце августа 1916 г., при том что неудачи немцев носили объективный характер – превосходство войск Антанты над немцами и армий Брусилова над австрийцами было безусловным. К этому моменту от него отвернулись даже его сторонники: начальник оперативного отдела Таппен, презиравший обоих «героев Танненберга», и военный министр Вильд фон Хоенборн. Тщетно Фалькенгайн прямо заявлял кайзеру, что если он согласится на Гинденбурга и Людендорфа, то «перестанет быть императором».[42] Теперь окружение императора было уверено, что достойный мир, который устроит население Германии, можно будет заключить только с фельдмаршалом Гинденбургом во главе вооруженных сил.
Общее крушение стратегических замыслов было отмечено знаковыми для краха последних надежд германской дипломатии, событиями: 27 августа 1916 г. в войну против Австро-Венгрии вступила Румыния, а 28 августа, после почти 1,5 лет недоразумений, Италия, наконец, объявила войну Германии,[43] прекратив с ней взаимовыгодную торговлю оружием и стратегическими материалами. 29 августа 1916 г. Фалькенгайн подал кайзеру прошение об отставке, которое, по совету канцлера, было принято. Кайзер даже прослезился по поводу утраты старого соратника,[44] однако противостоять давлению больше не мог. Триумфаторы Гинденбург и Людендорф были уже на пути в Ставку.[45] В Германии начиналась новая эпоха, эпоха военной диктатуры. Вслед Фалькенгайну раздавалась ожесточенная и безапелляционная критика, хотя к концу августа 1916 г. наиболее опасная стадия стратегического наступления Антанты уже миновала.[46]
После того как нелюбимый ни армией,[47] ни населением стратег был лишен своего поста, до конца войны он успел поучаствовать в операциях в Румынии,[48] на Ближнем Востоке и в Белоруссии. В Германии вступление в войну Румынии, несмотря на неопытность румынской армии и недостаточность ее оснащения, воспринимали с большой тревогой. Казалось, что Австро-Венгрия, армия которой была окончательно надломлена Брусиловским прорывом, не выдержит еще одного, даже не особенно сильного врага. Фалькенгайн получил командование 9-й армией, срочно развертывавшейся в Трансильвании из остатков германских резервов, для того чтобы остановить неизбежное румынское вторжение на территорию, ради которой Румыния и вступила в войну. Бывший глава ОХЛ давно учитывал подобное развитие событий, поэтому заранее спланировал возможные контрудары, предложив еще зимой 1915–1916 гг. нанести превентивный удар по неотмобилизованной румынской армии.[49] В конце сентября 1916 г. плохо продуманное и еще хуже организованное вторжение румын было остановлено войсками Фалькенгайна и подчиненной ему 1-й австрийской армии. К середине октября румыны были отброшены к границе, началась борьба за перевалы в Трансильванских Альпах. Методично громя румынские дивизии, Фалькенгайн отвлекал силы противника из Добруджи и от переправ через Дунай. Отбив отчаянный контрудар румынской армии в ноябре, 9-я армия предоставила войскам А. Макензена возможность триумфально войти в Бухарест 4 декабря. К концу декабря русско-румынские войска остановили продвижение австро-германцев, за которыми осталась вся Валахия. Разгром Румынии был достигнут за 4 месяца боев, известие о взятии Бухареста вызвало в Германии ликование и стало одним из поводов для обращения с мирным предложением 12 декабря 1916 г., так как очередная эффектная победа должна была по мысли немецких политиков окончательно убедить страны Антанты в непобедимости Германии. До конца апреля 1917 г. Фалькенгайн командовал 9-й армией, периодически предпринимая атаки местного значения для улучшения положения германских войск. Авторитет его после победы над Румынией несколько поднялся.
В июле 1917 г. Фалькенгайн получил назначение на ближневосточный ТВД, возглавив группу армий F («Йилдырым»). В турецкой армии 9 июля 1917 г. ему был присвоен чин генерал-фельдмаршала. Младотурецкое правительство настаивало на отвоевании Багдада у англичан, захвативших его в марте 1917 г. Однако германские специалисты были больше озабочены ситуацией в Палестине, справедливо полагая, что большой военной ценности Багдад не представляет, а состояние транспортной инфраструктуры в Месопотамии не позволяет надеяться на успех в ближайшем будущем. Э. Фалькенгайн несколько раз вступал в ожесточенные споры с турецкими генералами, добившись удаления Мустафы Кемаля (будущего Ататюрка) и морского министра Джевада-паши, однако от сопротивления и недовольства со стороны союзников так и не избавился. При всем своем уме он был «достаточно упрям и эгоистичен», к тому же хотел, чтобы престиж победы достался только ему, «а потому о разделении полномочий не могло быть и речи».[50] Дополнительное раздражение турецкой стороны он вызывал решительным противодействием попыткам еврейских погромов в Палестине.[51] Наступление британских войск осенью 1917 г. стоило германо-турецким войскам Газы, Яффы и Иерусалима, а Багдад, несмотря на прекращение активности русского корпуса Баратова, вернуть так и не попытались. После поисков виновника неудачи германское главнокомандование, заинтересованное в сохранении хороших отношений с Турцией, «назначило» таковым Фалькенгайна и заменило его на имеющего удачный опыт работы с турками Лимана фон Сандерса.
5 марта 1918 г. Фалькенгайн прибыл в 10-ю армию, которую возглавил по приказу кайзера от 25 февраля. К моменту его прибытия войска армии наступали в Белоруссии фронтом в 400 километров, обеспечивая выполнение условий Брестского мира. Под командованием у Фалькенгайна оказались второсортные и редеющие части (6 ландштурмистских дивизий),[52] из которых вскоре забрали весь личный состав моложе 35 лет. Противником стали разрозненные и деморализованные большевистские отряды, остатки национальных частей разложившейся русской армии, а затем партизаны. Казалось, Гинденбург и Людендорф этим назначением издевательски указывают своему сопернику где и как надо было одерживать решающие победы. Его непосредственным начальником стал генерал Гофман, правая рука Людендорфа на Востоке и последовательный недруг Фалькенгайна, которому он не собирался доверять какие-либо серьезные поручения. Фалькенгайн полагал свое назначение сродни должности «командира округа».[53]
Тот факт, что ни талант, ни опыт Фалькенгайна не будут использованы в грядущем решающем наступлении немцев на Западном фронте, приоритет которого он так долго отстаивал, последний мог воспринимать только как оскорбление. Однако Э. фон Фалькенгайн не подал в отставку и не искал более почетных должностей, а продолжал служить кайзеру и Отечеству куда бы его ни забросила судьба, с прежней энергией и профессионализмом защищая интересы Германской империи. В наступлении весны 1918 г. его войска захватили множество пленных и большие запасы военного имущества. На контролируемой германскими войсками территории Фалькенгайн восстановил и жестко поддерживал элементарный порядок, опираясь на довоенные модели устройства местной администрации. Осенью 1918 г., после того как поражение Германии в Великой войне стало очевидно, Фалькенгайн направил кайзеру письмо с предложением вернуть его на пост главы ОХЛ, а вместо парламентаризации правительства назначить военного диктатора, которым должен был стать генерал Фалькенгаузен.[54] Однако эти рекомендации запоздали, а затем и сам Фалькенгайн столкнулся с началом процесса быстрого разложения частей германской армии на востоке. Из-за угрозы большевизации войск, сопровождаемой эксцессами в отношении офицерства, зимой 1918–1919 гг. германские войска стали отводиться на Запад. Фалькенгайн не собирался налаживать отношения с образованными солдатскими советами, даже последний его приказ по армии в январе 1919 г. содержал резкие нападки на все завоевания Ноябрьской революции.
Ликвидация старой кайзеровской армии, мучительные процессы демобилизации миллионов солдат и офицеров и образования рейхсвера Веймарской республики не оставляли выбора для образцового прусского офицера. Э. фон Фалькенгайн не собирался искать в революционном вихре второго шанса возглавить вооруженные силы Германии. Его здоровье было подорвано. Еще в начале 1918 г. у него стали проявляться признаки астмы и катара верхних дыхательных путей,[55] так как генерал плохо перенес резкую смену климата, после палестинской жары – в снега Белоруссии…
После того, как вверенные ему войска закончили эвакуацию на родину, 28 февраля 1919 г. он был переведен в резерв, а 5 июля того же года после подписания Версальского мира и начала ликвидации германского Генерального штаба Фалькенгайн вышел в отставку. Уединившись, остаток своей жизни бывший глава ОХЛ посвятил написанию мемуаров и работ по истории Первой мировой войны, которые стали публиковаться уже в 1919–1920 гг.
В отличие от многих сослуживцев и соперников из-за подорванного здоровья отставному генералу не довелось увидеть крах Веймарской республики и становление Третьего рейха. Эрих фон Фалькенгайн скончался 8 апреля 1922 г. в Линдштедте, близ Потсдама, на 61-м году жизни.
Л. В. ЛанникПредисловие к русскому переводу
Генерал Эрих фон Фалькенгайн, главный труд которого («Die Oberste Heeresleitung 1914–1916 in ihren wichtigsten Entschließungen») вышел в августе 1919 г. и теперь предлагается вниманию читателя в русском переводе, являет собою очень интересную и самобытную фигуру среди довольно однообразной галереи немецких военных деятелей. Вот как характеризует его в своем труде «Der Grosse Krieg in Feld und Heimat»[56] полк овник Бауэр, мнение которого, как горячего «людендорфовца»,[57] очень ценно своей обстоятельностью и отсутствием панегириков: «Трудоспособность Фалькенгайна была безгранична. Он схватывал легко, понимал живо, имел хорошую память и решал очень быстро. Но недоставало ли ему прочных основ, или потому, что ему не хватало интуиции полководца, его решения часто оказывались половинчатыми, и даже в этих он колебался. В остальном он был очень ловок и умел взять людей в руки и использовать их так, что они сами этого не замечали. В личных сношениях он был неизменно любезен, но часто холоден и в большинстве случаев насмешлив. В конце концов, это была необычная натура, которая могла бы дать блестящего государственного деятеля, дипломата или парламентария, но полководец в нем был представлен наиболее слабо».
В том же духе, но короче характеризует его Новак,[58] упоминая, что Фалькенгайн не представлял собою тип прусского юнкерства. Все в нем было «weltmännlich, klug und geschmeidig».[59]
В другом месте Бауэр, рисуя Фалькенгайна в обычной обстановке в Плессе, удивляется блеску его мысли, остроте суждения и находчивости. Тут же он оговаривается фразой, что Вильгельм довольствовался ежедневным докладом Фалькенгайна о военной обстановке, в остальном последний решал военные дела самостоятельно – мысль, о которой в своей книге говорит и сам Фалькенгайн.
Наконец, подводя итог деятельности Фалькенгайна, к моменту ухода его с поста начальника Генерального штаба, Бауэр подвергает ее очень строгой, иногда явно несправедливой оценке, но все же заключает итог такою фразой: «в период деятельности Фалькенгайна были совершены «ошибки» и притом некоторые из них исходили от него лично. Однако кто не ошибается? Но, несмотря на это, нужно признать, что Фалькенгайн был человеком крупного масштаба (grosszügig). Если бы в рейхстаге и в правительстве мы располагали хотя бы только парой людей подобного типа, война никогда не была бы[60] проиграна».
Эта оценка со стороны молодого немецкого полковника, при всей своей беспомощной узости, очень характерна и является очевидным отголоском суждений группы Людендорфа, строевых кругов (Бауэр получал частые командировки на фронт) и, пожалуй, даже берлинских сфер. Фалькенгайн признавался, правда, с постоянной гримасой как нечто крупное, но упорно опорочивался как военный деятель. В этом сходилось большинство, и в этом опорочивании было много надуманного и злого, и разве только самый скромный кусок правды. Горе было в том, что Фалькенгайн был молод для своего поста, имел слишком густую массу завистников и недоброжелателей, был мало популярен в населении, а в своем военном миросозерцании был идейно слишком одинок. В результате его положение на посту начальника Генерального штаба в величайшую и сложнейшую из войн было исключительно сложным, нервным и поистине роковым.
14 сентября 1914 года вечером Фалькенгайну, тогдашнему военному министру в Люксембурге, был Вильгельмом предложен пост начальника Генерального штаба вместо серьезно больного Мольтке. Время было тревожное, штаб верховного командования находился в полной панике. Почему столь ответственный пост и в столь ответственную минуту был поручен молодому сравнительно генералу, хорошо известному в политических кругах, особенно левой стороне рейхстага, прочно и умело занимавшему свое министерское кресло, но почти неизвестному стране в целом, сказать трудно.[61] Это было неожиданностью для многих. Впрочем, практика назначения начальника Генерального штаба показывала, что оно всегда оставалось личным делом монарха, актом его не всегда ясных, но чисто индивидуальных соображений. Так был в свое время выбран и Мольтке-младший, «за усердные танцы на придворных балах», как разгадывали эту загадку злые языки, также своеобразно выбирались и другие.[62]
Принявши пост, Фалькенгайн продержался на нем два года без полумесяца: 29 августа 1916 года утром он был освобожден от своих обязанностей. Он ушел почти при такой же нервной обстановке в штабе, при какой он когда-то вступил в него: неожиданное выступление Румынии, разочарования, связанные с Верденом, тяжело давшаяся Соммская операция, в которой усматривали моральное поражение Германии… все эти факты, раздутые и муссированные, подготовили почву для давно желанных стратегических гостей… В Плессе появилась пара – Гинденбург и Людендорф, – с которой давно были связаны самые розовые ожидания. Фалькенгайн уступил победоносной паре свой тяжкий пост «без сожаления», как он говорил об этом, и ушел на скромную Трансильванскую операцию.[63] Завершив ее блестяще, он потом принял назначение в Малую Азию вместо умершего в Багдаде фон дер Гольца[64] и ушел подальше от шумливых и придирчивых полей Европы.
Время верховного руководства Фалькенгайна было глубоко интересно даже на богатом фоне мировой войны 1914–1918 гг. Теперь этот период предан временному забвению, и память главного актера (Фалькенгайн умер два года тому назад)[65] ныне редко тревожится мировой военной литературой. Другие моменты войны – 18-й год, первая Марна, – более наглядные и роковые по результатам, занимают умы людей. Но свой черед придет и для Фалькенгайна, и для его боевого периода. Макензеновский прорыв, «материальное сражение»[66] в Шампани, Сербский поход, Верденская операция, Брусиловский прорыв, Соммская операция… все эти столь крупные и содержательные этапы войны, отмеченные печатью своеобразного дарования Фалькенгайна, представят собою в свое время благодарные и неисчерпаемые задачи для научных взысканий и для художественного творчества…
К счастью для изучающих этот период, Фалькенгайн успел своей книгой «Die Oberste Heeresleitung» набросать общую стратегическую канву событий с нужными к ней пояснениями и историческими справками. Эту книгу можно с полным правом назвать «стратегической исповедью» автора. Он сам говорит, что его труд не представляет собой военной истории в обычном смысле слова, и военные события или другие факты приведены в нем лишь тогда, когда они могли обосновать приводимые решения верховного командования. Но вопреки этой скромной оценке содержания и объема своей работы автором, мы в ней должны видеть очень своеобразный, оригинальный и ценный труд, который придется поставить выше многих военных трудов, относящихся к мировой войне.
Труд Фалькенгайна как зеркало отражает его интересное, не всюду еще выравненное, но глубоко оригинальное и передовое военное миросозерцание. Автор на ниве военной мысли новатор, отсюда он одинок, как Руслан на поле, усеянном мертвыми костями. И хотя книга среди торжеств мысли и блестящих достижений расскажет нам и о многих неудачах, огорчениях и промахах, но этот спутанный и опошленный жизнью результат не закроет от глаз внимательного читателя яркости и размаха тех стратегических замыслов, которые лежали в основе операции.
Повторим еще раз. О периоде Фалькенгайна пока молчат, и его имя пока неясно и полно загадок. В военных кругах его военный лик затемнен былыми стараниями его завистников и недоброжелателей, а в его стране еще не редкость слышать такие суждения, что он был злым гением войны или что ему народ после Марны обязан наиболее тяжелыми кровавыми испытаниями – «Иперской детской бойней»[67] и «Верденским адом». Время скажет свое более веское слово.
А пока оставленная Фалькенгайном книга лучше всяких толков и пересудов расскажет о его стратегических замыслах, приведет его доводы и подведет на своих же страницах нужные итоги. Внимательно читающему ее она расскажет и правду о Фалькенгайне, и сложную правду о современной стратегии.
А. СнесаревМосква, 1 августа 1923 г.I. Смена начальника Генерального штаба
Вечером 14 сентября 1914 г. в Люксембурге его величество император и король поручил пост начальника Генерального штаба действующей армии тогдашнему военному министру генерал-лейтенанту фон Фалькенгайну вместо заболевшего генерал-полковника фон Мольтке.[68]
В первое время эта смена не была оглашена. Все же она произведена была в полном объеме всех дел, так что на генерала фон Фалькенгайна падает вся ответственность за верховное руководство военными действиями с этого дня и до его отставки, которая произошла утром 29 августа 1916 г.; до вышеуказанного времена он не имел ни непосредственного, ни косвенного влияния на руководство операциями.
Смена произошла в не совсем обычной форме по его собственному желанию. Казалось несвоевременным беспокоить население Германии, которое и без того было возбуждено событиями войны, а также дать этой сменой новое видимое доказательство правильности неприятельской пропаганды, прививавшей мысль о достигнутой победе на Марне, пока еще была какая-либо надежда на скорое улучшение здоровья генерала фон Мольтке, что дало бы ему возможность снова принимать участие в верховном командовании в той или иной форме. Такая надежда не оправдалась.
3 ноября 1914 г. пришлось опубликовать окончательное назначение генерал-лейтенанта фон Фалькенгайна на пост начальника Генерального штаба с оставлением его в должности военного министра.
Временное совместительство в последней должности было предложено самим генералом.
Такое совместительство было вызвано воспоминанием о безотрадных отношениях[69] между Военным министерством и Генеральным штабом в 1870–1871 годах, которые хотя и не были преданы всеобщей огласке, но фактически все же были налицо. Исполнение без задержек тех неслыханных требований, которые должны были быть предъявлены работоспособности Военного министерства в продолжение войны, что сказывалось даже и в этот начальный ее период, а также необходимость достичь дружной совместной работы без трений и в теснейшей связи с Генеральным штабом, все это делало крайне желательным единство управления до тех пор, пока ведомства не привыкли бы к совместной работе. Благодаря этому, главным образом, проведена была без задержки регулировка вопроса о снабжении сырыми материалами, предложенными военным министром сейчас же по объявлении войны, как и решенные одновременно формирования новых крупных войсковых соединений. Также проведены были без трений и ведомственных препирательств переорганизация и обширное развитие военного производства, вскоре потребованные новым начальником Генерального штаба.