По ту сторону жизни

– Вы всё правильно понимаете, господин де Беррио, – закончил за него француз. – Я намерен передать вас в руки тем, к кому сейчас сопровождаю.

– А где «они» дожидаются нас? – спросил Митрофан. – Где состоится наша встреча?

– Скоро всё узнаете сами, – улыбнулся месье Жан. – А сейчас давайте выпьем, господин де Беррио. У нас с вами нет поводов считать друг друга врагами…

– Но и друзьями нас конечно же назвать нельзя, – отозвался Митрофан задумчиво. – Да и пить мне что-то расхотелось… Сейчас мне очень хочется вернуться в свою каюту и хорошо выспаться.

Минули сутки, вторые, третьи… Проследовав пролив Босфор, корабль вышел в Средиземное море. Пассажиры с радостью отметили это событие. Веселились все, кроме Митрофана Бурматова.

С траурным видом он бродил по палубе между капитанским мостиком и надстройкой и мысленно представлял себе, в каких страданиях ему придётся провести остаток пути. Его душили глухое бешенство и отчаяние от того, что он волею судьбы втиснут в это судно и находится под наблюдением, видимо, очень опасных людей. Изнурённый этим приступом бешенства, он впал в прострацию.

Опёршись на правый борт, Митрофан стоял, не двигаясь, и с тоскою глядел на «проплывавший» мимо берег, мысленно прикидывая, смог бы он доплыть до него, если бы решился прыгнуть за борт?

«Что же происходит? – уже в который раз задавал он себе мучавший его вопрос. – И насколько велика опасность для моей жизни?»

За время «путешествия» Митрофан дошёл до такого состояния, что не мог больше оставаться один в каюте. Его нервировало всё, на чём останавливался взгляд. Он знал, он чувствовал, что захватившие его негодяи всегда находятся рядом и не спускают с него глаз.

Митрофан терзался сомнениями, не зная, что лучше предпринять, чтобы выбраться из тупика. Несколько дней решался он на бегство с корабля, но всё не представлялось подходящего случая. А однажды…

Однажды ночью, когда он дремал в своей кровати, дверь каюты резко распахнулась. Вошли двое.

– Быстро одевайся и на выход!

– К-куда?! – опешил Митрофан. – На улице ночь, и я хочу п-провести её о-остаток в с-своей п-постели!

– Собирайся! – потребовал один из вошедших, и Митрофан узнал голос Диего Сантоса.

– Нет, не пойду я! – запротестовал он, укладываясь в кровать и накрываясь одеялом. – Для разговоров есть день, а в ночное время я предпочитаю…

Второй, который ворвался в каюту с Сантосом, не стал тратить время на уговоры, а приступил к решительным действиям. Он набросился на Митрофана, левой ногой упершись в пол, правой, согнутой в колене, попирая его кровать. Его мощная спина напряглась, руки яростно двигались, пытаясь заломить руки Митрофана за спину и сбросить его с кровати.

Бурматов пытался сопротивляться, но его сил было недостаточно, чтобы противостоять звериному натиску противника. Напавший на него человек, тяжело дыша, выворачивал ему руки. Митрофан извивался на кровати, кричал, но силы его таяли с каждой минутой.

– Гад, вставай! – прорычал яростно мужчина. – Иначе я вынесу из каюты твой труп!

Его железные пальцы вдруг отпустили запястья Митрофана и сжали шею. У него перехватило дыхание.

– Эй-эй, полегче, он нам живой нужен! – попытался вмешаться Диего Сантос.

– Пошёл прочь! – огрызнулся душивший Митрофана мужчина. – Я его…

И в этот миг произошло невероятное. В каюту вошёл ещё один мужчина и схватил «душителя» за ворот одежды.

– Оставь его, поручик! – приказным тоном потребовал он.

– Да пошли вы все, – прорычал тот озверело. – Я его сейчас…

Тогда вошедший ребром ладони резко ударил его по шее.

– Ах, вот ты как, месье Жан! – взревел «душитель», отпуская шею Митрофана и резко разворачиваясь. – Удавлю, скотина! Да я от тебя мокрого места не оставлю!

Изрыгая чудовищную брань, он набросился с кулаками на «француза». Ну а тот, приподняв локоть, ловко парировал удар и, легко уклонившись от второго кулака поручика, резко выбросил вперёд руку. Застигнутый неожиданным мощным ударом, «душитель» покачнулся, встряхнул головой, и… Когда Митрофан, пытаясь раздышаться, присел на кровати, два тёмных силуэта уже кружили по каюте, молотя друг друга с невероятным ожесточением.

Диего Сантос стоял в стороне и не вмешивался. В течение нескольких минут противники клубком катались по каюте, и было непонятно, кто из них одерживает верх. Однако «француз» оказался проворнее «душителя». Изловчившись, он опустил кулак на голову противника, и тот, охнув, ослабил хватку.

Потом последовала ещё серия ударов по голове поручика, но уже не кулаком, а рукояткой револьвера, который неизвестно как оказался в руке месье Жана. Расправившись с «душителем», «француз» быстро вскочил с пола и прикрикнул на притихшего Диего Сантоса:

– Чего лупишься? Волоки его отсюда – и за борт! Таким идиотам не место в нашей команде! Всякое неисполнение моих приказов приравнивается к предательству нашего общего дела, понял?

Не возразив ни жестом, ни звуком, Диего Сантос склонился над бесчувственным телом поручика, подхватил его под руки и выволок из каюты…

А ещё в памяти Митрофана сохранилось, как две сильные руки подхватили его тело; потом спуск вниз; всплеск воды и… Ну а далее полный провал в памяти.

На этот раз всё было по-другому. Спрыгнувший в яму мужчина жёсткими пальцами схватил Митрофана за воротник куртки и сзади за брючной ремень. Рывок, и его ноги оторвались от земли. Две пары крепких рук подхватили его сверху, ощущение полёта и «приземления».

Открыв глаза, он увидел луч фонаря и лицо «месье Жана», нависшее над ним. Он закашлялся, тяжело переводя дыхание, и откуда-то издалека послышался голос «француза»:

– Господин Бурматов, ответь мне?

Он не мог говорить. Усталость неодолимо овладела телом. Луч фонаря мешал ему видеть озабоченное лицо «месье Жана», стоявшего на коленях рядом с ним.

– Набегался, умаялся, ослина, – проворчал тот, поднимаясь. – Несите в замок, завтра поговорим с ним…

Время шло, а Дмитрий так и не появлялся. Маргарита места себе не находила и сторонилась Кузьмы.

До обеда она не вставала с кровати. Затем с помощью париков и косметики меняла внешность до неузнаваемости и бегала за покупками в гастроном.

Обед обычно совмещали с ужином. Ели молча, после чего Маргарита убирала со стола, Кузьма мыл посуду, и они расходились по комнатам.

На ночь она пила вино или водку, чтобы крепко спать, а с утра начиналось то же самое, что и все минувшие дни.

Оставаясь один, Кузьма размышлял о том, что больше не может проживать с ней под одной крышей.

«Как хорошо, что двадцать лет назад мы расстались с ней, – думал он, перебирая в памяти их отношения. – Она и тогда была сумасбродной стервой, но какой-то другой. Мы совершенно разные люди, не созданные для совместной жизни, и она, похоже, понимает это. Но… Тогда почему она разыскала меня и, рискуя собственной жизнью, освободила? Из-за Дмитрия или по другой причине?»

Ночи были мучительны в своей безысходности. Лёжа на кровати с открытыми глазами, он всматривался в темноту, будто собирался увидеть в ней что-то такое, что помогло бы разобраться в себе и собственных мыслях. Всё, что происходит, Кузьма заставлял себя считать кошмарным сном. Чувство неприязни и раздражения охватывало его всякий раз в присутствии Маргариты. Непредсказуемость её поведения и двойственность натуры, с которыми ему снова пришлось столкнуться по истечении многих лет, угнетала и приводила в замешательство.

– А тебе не кажется, что пора что-то предпринимать? – спросил Кузьма в один из коротких просветов в их непростых отношениях.

– О чём ты? – недоуменно посмотрела на него Маргарита.

– О том, что Дмитрию, быть может, надоело с нами нянчиться, и он решил самоотстраниться от нашего общества?

– Такого не может быть! – категорически отвергла она предположение Кузьмы. – Ты плохо знаешь нашего сына! Только какие-то непредвиденные обстоятельства могут задерживать его, но не то, о чём ты думаешь!

– Тогда объясни мне, куда он уехал, чёрт возьми! – вспылил Кузьма. – Какие вы плетёте вокруг меня интриги? Говорите при мне недомолвками, запираетесь и о чём-то шепчетесь.

– Мы бережём твои нервы, – высказала Маргарита, видимо, заранее приготовленный ответ. – Дима считает, что ты и так уже достаточно натерпелся, вот и…

– Хватит, не лги мне! – не дал ей договорить Кузьма, меняясь в лице. – Я уже начинаю подозревать, что вы за моей спиной плетёте какие-то интриги.

На мгновение она замерла; глаза предостерегающе вспыхнули. Губы тронула язвительная улыбка.

– Если бы не Дима, то я бы и не вспомнила о тебе, ничтожество, – сказала она. – Спасая тебя, мы влезли в такую трясину, что не знаем, как из неё выбраться.

– Ну как же, а твоё предложение вернуться в Верхнеудинск? – напомнил Кузьма язвительно. – Ты совсем недавно предложила мне вернуться в наш любимый город, и я согласился.

Маргарита вспыхнула и, потупившись, молча разглядывала пол, впервые не найдя слов для возражений.

Кузьма решительно продолжил:

– Знаешь, давно хочу тебе сказать – мне не нравится ваша игра вокруг меня, в правила которой вы даже не считаете нужным посвящать меня.

Женщина подалась вперёд, не сводя с него глаз, отчего Кузьме стало дискомфортно, однако он овладел собой и натянуто улыбнулся.

– Придёт время, всё узнаешь, – сказала она раздражённо. – Радуйся, что на свободе, а не в «Севвостлаге»!

– Я уже сомневаюсь, что там мне было бы хуже, чем сейчас, – так же резко парировал Кузьма. – Я живу, как в потёмках, не зная, чего ждать от вашей «милой» компании!

– Ах, вот как ты запел? – Маргарита с усилием сглотнула комок в горле. – Если хочешь, проваливай вон! Убирайся и испытывай судьбу от нас отдельно, «господин судебный пристав»! Наверное, она мало поломала тебя в последнее время?

Осторожный стук положил конец их разговору. Побледнев и часто-часто задышав, Маргарита бросилась открывать дверь. Услышав её радостное восклицание, Кузьма поспешил в прихожую.

– Здравствуйте, родители, я вернулся, – объявил Дмитрий, разуваясь и снимая пальто. – Вы не слишком скучали за время моего отсутствия?

– Сынок! – Маргарита с рыданиями повисла у него на шее. – Ты наконец-то вернулся, родненький мой!

Сын и мать в обнимку вошли в зал, и Кузьма поразился бледности его лица. Он выглядел постаревшим и совершенно измученным.

– Сынок, Димочка, ты хорошо себя чувствуешь? – с беспокойством оглядела его Маргарита.

Дмитрий помотал головой, словно пытаясь взять себя в руки. Когда он заговорил, голос его был ровным и безжизненным, лишённым всяческих эмоций.

– Со мной всё в порядке, мама. Просто я очень устал и валюсь с ног.

– Но-о-о… сынок… – Маргарита в отчаянии заломила руки.

– Мама, я даже есть не хочу, только спать, – прижав к себе, поцеловав её в щёку Дмитрий. – Давайте поговорим обо всём завтра, вы согласны, родители?

– Иди, ложись, сынок, – сказала Маргарита. – Если хочешь помыться, то я согрею воды.

Дмитрий словно не услышал её. Он только прижал мать к груди, а затем, отпустив, ушёл в свою комнату. Раскрасневшаяся от счастья, она проводила его долгим полным любви взглядом и тяжело опустилась на диван.

Кузьма, пожимая плечами, удалился к себе. Ему не хотелось спать, но ещё больше не хотелось видеть Маргариту. К тому же вдруг появилась острая необходимость поразмышлять над странным поведением сына, хотя… Хотя ничего странного в его неожиданном возвращении как будто и не было.

Стоило ему лечь в кровать, как в дверь постучали. На пороге замер Дмитрий.

– Давай поговорим завтра, сынок, – поморщился Кузьма. – Честное слово, я сейчас очень устал и хочу просто выспаться.

– Нет, нам надо поговорить именно сейчас, – сказал Дмитрий. – У меня есть, что сказать тебе, папа, а ты должен меня выслушать.

Кузьма привстал и свесил с кровати ноги.

– Сынок, сейчас не самое подходящее время для серьёзного разговора, – сказал он. – Ты устал, да и мама по тебе соскучилась. За время твоего отсутствия она места себе не находила.

– Мама подождёт, – поморщился Дмитрий. – Ей не привыкать дожидаться меня из долгих командировок.

Кузьма покачал головой.

– Так нельзя относиться к матери, сынок, – сказал он. – Видел бы ты её в своё отсутствие…

Дмитрий нахмурился.

– Я знаю, что она меня любит, – сказал он. – Я поговорю с ней чуть позже. Она меня за это не осудит.

– Ты в этом уверен? – нахмурил лоб Кузьма.

– Как и всегда, – пожал плечами Дмитрий. – Я с ней прожил очень много лет и знаю её лучше, чем ты, папа.

Кузьма внимательно наблюдал за лицом сына. Его глаза были непроницаемы, но в них было что-то такое, что заставляло напрячься и задуматься.

– Хорошо, заходи, – сказал Кузьма, вставая с кровати. – Раз ты считаешь, что сейчас самое время поговорить, то я не против.

Дмитрий вошёл в комнату.

– Я рад, что ты решился меня выслушать, папа, – сказал он. – А мне есть, что сказать, поверь мне…

– Наверное, ты прав, сынок, – вздохнул Кузьма и чуть не поперхнулся, увидев застывшую на пороге Маргариту. Их взгляды встретились. Покраснев и что-то буркнув, она тут же метнулась к двери своей комнаты.

Проследив за взглядом Кузьмы, Дмитрий резко обернулся, но, не увидев матери, продолжил:

– Наверное, ты прав, папа, – сказал он. – Прежде чем побеседовать с тобой, я должен поговорить с матерью. Она действительно соскучилась по мне, и я должен провести с ней некоторое время в первую очередь.

Взмахнув на прощание рукой, он удалился в комнату Маргариты, оставив Кузьму в полном недоумении.

В эту ночь ему приснилась Алсу. Она стояла, поджидая его на опушке леса, однако, когда он приблизился, она исчезла.

Тревожное чувство усилилось утром. Кузьму не покидало смутное ощущение близости развязки. Зловещие события громоздились, сталкивались, свивались цепью, заслоняя все надежды на лучшее.

Однако для него оставалось всё ещё неясным, что делать дальше. Предложение Маргариты о возвращении в Верхнеудинск он считал глупым и маловероятным, переход через границу в Монголию – невозможным и даже немыслимым, а Маргариту, настаивающую на этой авантюре, – безмозглой дурой.

Беспокойство, всё время живущее внутри Кузьмы, скоро переросло в страх, который всё настойчивее и неотвратимее подталкивал его к бегству. Страх давил, лишал сил и сна. И он уже не мог сопротивляться ему. Кузьма чувствовал, что в компании Маргариты он находится в смертельной опасности. Но мысль о Дмитрии удерживала его от решительных действий. Сын казался ему чужим, фальшивым, и причиной тому Кузьма считал то, что родился он в его отсутствие и вырос без его присмотра.

Следующий день не рассеял тревожного настроения. За столом, во время завтрака, Маргарита сказала:

– Всё, решено, через два дня уезжаем в Улан-Удэ, там находим проводника и уходим за границу.

– Больше ничего не остаётся, – поддержал её Дмитрий.

– Что же вы за люди такие? – Кузьма бесстрастно посмотрел на «родственников». – Я уже который раз говорю, что это сделать невозможно. Ну не знаю я пути через тайгу в Монголию! Не зна-ю!

– Нам больше нельзя оставаться в СССР, – решительно заявила Маргарита. – Пока мы все вместе, надо принять решение… Это чудо, что мы всё ещё не в лапах НКВД!

– Вот с этого и надо начинать разговор, – как только мать замолчала, продолжил Дмитрий. – Сначала надо вернуться в Верхнеудинск, а там и поговорим!

– Но нам нельзя оставаться в этой стране! – вспылила Маргарита. – Она большая и даже очень, но везде нас поджидают арест, и возможно, гибель.

– Я согласен, что надо уезжать отсюда, – сказал Дмитрий. – Но о переходе за границу мы поговорим в Улан-Удэ!

Разговор не получился, и все разбрелись по своим комнатам. Кузьма маялся весь остаток дня, обдумывая сумасбродное предложение Маргариты, и удивлялся её настойчивости. Он обдумывал его и раньше, а потом выбросил из головы, посчитав, что она откажется от своих мыслей сразу же, как только окажется в тайге. Но сегодня, когда она вновь стала настаивать на своём…

«Она сумасшедшая, – думал Кузьма. – И оказавшись в тайге, она будет настаивать на своём. И что мне делать? Я и тогда, много лет назад, не запомнил путь, по которому нас вёл старик бурят, а сейчас, по истечении двадцати лет…»

Во время обеда он не вышел к столу – разболелась голова. Вечером, когда они собрались за ужином, разговор об отъезде в Улан-Удэ и планах перехода за границу возобновился.

– Поездка до Улан-Удэ будет долгой и небезопасной, – объявил Дмитрий. – Но у нас с мамой есть план, который нам поможет.

Маргарита едва заметно кивнула.

– Сработает, можешь не сомневаться, – сказала она, посмотрев на Кузьму. – Главное, слушайте меня и никакой отсебятины!

– Надо будет отрепетировать каждому свою роль, – продолжил Дмитрий. – Так в поезде будет легче, если мы будем знать, что и как сделать.

Кузьма побледнел.

– Да я лучше застрелюсь, – сказал он. – Добираться на поезде несколько суток и быть не пойманными? Да это так же невозможно, как и топать в Монголию наугад через дремучую тайгу.