Такая карма

Знаю, повесть не нова, объяснить тебе пытаюсь.Но не понят, как всегда, зря стараюсь!Научившись говорить, только слушать был обязан!Но теперь я вижу путь, он мне предсказан!В путь – я по нему пойду!

– Знаешь, это Кэт Стивенс!

Нет, этого имени я точно прежде не слышал, но мне понравилось, как Берт спел. В песне были такие слова, будто обращенные прямо ко мне.

– Я собираюсь в Гоа, говорят, сейчас там интересно.

Теперь я навострил уши, о Гоа я что-то слышал, там собирались какие-то люди, что называли себя «хиппи», дети цветов. Об этом писали в газетах, индийское правительство было недовольно этим интересом европейских бродяг к побережью и активно осуждало то, что творится в Гоа. Мне стало немного страшно, но ужасно любопытно. И еще меня насторожило слово «наркотики» в той, всем известной мантре. Но Берт быстро развеял мои опасения:

– Лично я только балуюсь, могу пыхнуть разок, ничего серьезнее – ни-ни. Ладно, теперь ты расскажи о себе.

Наверное, под действием тех затяжек, что я все-таки сделал, я рассказал ему абсолютно все: чем занимаются мои родители, даже про деда сумел упомянуть, и почему я оказался ночью здесь, в таком непривычном месте.

– А лет тебе сколько? – поинтересовался он, дослушав все до конца.

– Семнадцать, а тебе?

– Двадцать восемь. А у меня своя история – только что развелся, с таким шумом, что самому противно, и вот, уехал отвлечься. Собираюсь в Гоа. Машину тут купил, за гроши, у нашей девчонки, она домой улетала, чуть попутешествую, а потом – на побережье. Может, и ты со мной?

Мне очень понравился этот человек, может быть потому, что раньше, за всю свою семнадцатилетнюю жизнь я не встречал таких, свободных, раскрепощенных и уверенных в себе людей никогда. От него так и струилась Шанти – спокойствие. И еще – я действительно был обижен на своих родных, мне казалось, что они решили обойтись со мной несправедливо и гадко. А потом – просто любил Индию и не видел ничего плохого в том, чтобы неделю-другую попутешествовать по стране в приятной компании. Я еще успею вернуться в школу и сдать выпускные экзамены. По крайней мере, так я думал тогда.

Потом, уже дома в Москве, я год за годом множество раз заново вглядывался, переживал этот эпизод, стараясь понять, почему выбрал именно так тогда, и было ли это правильным решением. Можете смеяться, но постепенно я пришел к выводу, что это была Сансара, колесо судьбы, которое в тот момент провернулось, чтобы переломить и запустить мою жизнь по-новому, туда, куда нужно. В общем – я согласился продолжить свой путь с Бертом.

– У тебя есть деньги? – спросил он, когда я сказал, что решил остаться с ним.

– Пятьсот долларов.

– Достаточно, у меня значительно меньше. Вдвоем все будет дешевле. Только, пожалуйста, сними свой браслет, если не хочешь, чтобы нас где-нибудь пристукнули из-за него.

Я снял тигров и, аккуратно завернув в носовой платок, спрятал во внутренний карман рюкзака, напоследок подумав, что если что-то пойдет не так – можно будет продать их. На загорелой коже запястья осталась белая полоса. На секунду взгрустнул, вспомнив о маме, но быстро прогнал детские мысли. Еще у меня был счет в банке. Там лежали тоже пятьсот долларов. Так родители пытались приучать меня к цивилизации. Можно будет воспользоваться им, но это уже на самый крайний случай.

Началось наше месячное путешествие по стране на древней развалюхе, которую Берт ласково называл Гренни, старушка. Это было чудесное время. Но сейчас мне нужно попробовать заснуть, хотя бы с лекарствами, уже почти утро, и если мне не удастся – весь завтрашний день пойдет насмарку, а у меня еще есть дела.

Она

Наталья сидела на кухне, уставившись в окно, за которым ничего не было видно из-за ливня, серой стеной закрывшего обзор. На плите закипала турка с кофе, рядом, на столе валялась пачка легких сигарет, на которую она иногда с вожделением поглядывала, но пока терпела, одну она сегодня уже употребила. Курить при ее здоровье, вернее, его отсутствии, нельзя категорически, и она совсем не хочет окончательно загубить себя. Но сейчас обстоятельства стали критическими, вчера пришлось занять некоторую сумму у Вовки, а что делать дальше – непонятно. Вернее, у нее есть три выхода. Первый – все-таки сходить в ЖЭК, попроситься в уборщицы. Хоть какие-то деньги, можно будет некоторое время перекрутиться. Второй – согласиться с Вовкиным предложением, как бы ей и не хотелось работать на него. И последний – продать Пежик, ее единственную ценную вещь, но этот уж и вовсе – душераздирающий.

Ничего не остается другого. Наталья потянулась к телефону, чтобы позвонить Вовкиной жене, объяснить, что просто вынуждена будет какое-то время поработать на бывшего мужа. Но тут с противным шипением убежал кофе, она бросилась за губкой, а прямо под рукой сам зазвонил телефон.

– Алло, – недовольно буркнула в трубку запыхавшаяся Наталья.

– Наталья Андреевна? Банк «Полярный», – звонко прощебетали оттуда, – оставайтесь на линии, сейчас с вами поговорит Алексей Геннадьевич.

И в трубке опять заиграл Чайковский, «Времена года». Вообще-то, она ничего не имела против классической музыки, и конкретно, Чайковского, но только до тех пор, пока эти звуки не были растиражированы телефонными операторами, теперь она просто ненавидит их, как предупреждение того – сейчас ей придется разговаривать с равнодушными чиновниками. Послышался низкий мужской голос.

– Вы уже подыскали себе работу? – вот так, с ходу, даже не поздоровавшись.

– Нет, – проблеяла Наталья, хотя внутри нее все мгновенно вскипело, подобно убежавшему кофе, и больше всего ей захотелось с силой шмякнуть трубку обратно на телефон.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.