Московские улицы. Секреты переименований
Очень по-московски звучит вопрос Окунева, «надолго ли эти названия?», основанный на воспоминании о том, как прежде Москва игнорировала назначаемые сверху названия улиц.
Характерны обоснования переименований, которые печатались в прессе. Они были прямы и наивны, как энтузиазм и мышление их авторов. Причем авторы переименований не замечали, как двусмысленно звучали сочетания старого и нового названий улицы поставленных рядом: «Пустую улицу переименовать в Марксистскую улицу в честь марксистского учения и его последователей». Особенно много подвохов преподносила идеологизация названий тупиков: Новоспасский тупик был переименован в Крестьянский тупик «в честь советского крестьянства». Конечно, тогда не предполагали, с какой горькой пророческой иронией это название будет звучать несколько десятилетий спустя.
До сих пор старожилы помнят, как в Рогожско-Симоновском районе две улицы были переименованы в Большую и Малую Коммунистические, переулок – в Коммунистический переулок; кроме того, в комплект переименований входил еще и Коммунистический тупик. Надо обладать полной глухотой к слову, чтобы наряду с Магистральной улицей, «названной при прокладке с учетом ее назначения как главной местной магистрали», окрестить примыкающие к ней непроезжие тупики 1-ми 2-м Магистральными тупиками.
Одни и те же революционные переименования улиц распространились по всей России. Описывая типичный уездный город 1919 года в Среднем Поволжье, писатель Артем Веселый в романе «Россия, кровью умытая» отобразил характерное явление: «Спешно переименовывались улицы: Бондарная – Коммунистическая, Торговая – Красноармейская, Обжорный ряд – Советский, Вшивую площадь и ту припочли – сроду на ней галахи в орлянку резались, вшей на площади били – площадь Парижской коммуны… Заведующий отделом управления, вчерашний телеграфист Пеньтюшкин, большой был искусник на такие штуки… Даже самые глухие и жителями забытые переулки – Запланный и Песочный – были переименованы в Дарьяльский и Демократический».
Великолепный летописец советского быта В.В. Маяковский обратил внимание на однообразные переименования улиц. В стихотворении «Ужасающая фамильярность» он писал:
Куда быты ни направил разбеги как ни ёрзай,и где ногой ни ступи,есть Марксов проспект,и улица Розы,и Луначарского —переулок или тупик. Где я?В Ялте или в Туле? Я в Москвеили в Казани? Разберешься?– Чорта в стуле! Не езда, а – наказанье.Шквал первых советских переименований был по сути своей стихийным и романтичным, а потому и не всегда идеологически выдержанным. Следы этой невыдержанности остались в некоторых культурных проектах, осуществленных в то время: например, на «Обелиске выдающимся мыслителям и деятелям борьбы за освобождение трудящихся» в Александровском саду, переделанном в 1918 году из обелиска в память 300-летия дома Романовых, на котором наряду с Марксом, Энгельсом, Либкнехтом оказались высечены имена весьма сомнительные с точки зрения большевистской идеологии: Прудон, Михайловский, Плеханов… Так же получилось и с улицами, через несколько лет эти названия с мотивировкой «название неправильное» были заменены.
Укрощение стихии
С точки зрения советской власти, дореволюционная система создания московской топонимики имела тот недостаток, что над ней были не властны органы управления, и поэтому она была для Советов органически неприемлема.
В 1919 году стихийные переименования были поставлены под государственно-партийный контроль. Правда, в пожаре гражданской войны не всегда удавалось осуществить этот контроль, но общая тенденция отношения советской власти к топонимике наметилась уже тогда и впоследствии неуклонно проводилась в жизнь.
В 1921 году Моссовет принял постановление «О порядке переименования улиц, проездов и площадей города Москвы», в котором право переименования предоставлялось только президиуму Моссовета, для чего при нем была образована специальная комиссия. В комиссию, кроме работников Моссовета, вошли историки-краеведы П.В. Сытин, М.А. Александровский, П.Н. Миллер, чем ей был придан некоторый научный авторитет. Для «научности» в программе работ комиссии содержалось указание, что переименование требуется производить в соответствии с «археологическими данными». Однако гораздо важнее был другой пункт программы, в котором говорилось, что комиссия должна искоренять в названиях все, связанное со старым, царским строем, и увековечивать имена деятелей революции. Нежелательными считались названия, связанные с именами царей и их приспешников, церковные названия, названия по владельцам и прочие, «отражающие дореволюционный отсталый быт». Одним словом, если выполнить поставленную Моссоветом задачу, следовало заменить все московские названия, потому что все они так или иначе отражали дореволюционный быт.
При переименовании, конечно, не историки имели решающий голос.
В Москве не было улиц, названных в честь «царей и их приспешников», поскольку просто не было такого обычая. Действительно, есть Александровские улицы, но одна из них названа по Александровскому институту благородных девиц, другая – по Александровской слободе; есть Николаевская улица, названная по проходящей вдоль нее ветке Николаевской железной дороги; есть Павловские улица и переулки, названные по Павловской больнице, построенной Павлом I по обету «за избавление его от тяжкой болезни». Императорская площадь в Кремле названа по дворцу… Поэтому поставленный первым пункт деятельности моссоветовской комиссии, на котором и зиждился пафос переименования, оказался фикцией, а дальше следовали вкусовщина и произвол.
Таким образом, в 1921 году ленинский декрет 1918 года получил в постановлении Моссовета развитие, конкретизацию и ужесточение.
Политический подход к топонимике и в то же время связь его с общей системой пропаганды спародировал В.В. Маяковский. В драме «Баня», где главный ее персонаж – законченный совбюрократ, «главный начальник по управлению согласованием, главначпупс товарищ Победоносиков», готовя речь по поводу пуска трамвайной линии, строит ее из ставших уже обязательными идеологических штампов, в частности восхваления всего советского и очернения всего дореволюционного, и тут же вплетает топонимический мотив в его классовой направленности:
«Победоносиков: …Сегодня рельсы Ильича свяжут «Площадь имени Десятилетия советской медицины» с бывшим оплотом буржуазии «Сенным рынком»… Кто ездил в трамвае до 25 октября? Деклассированные интеллигенты, попы и дворяне. За сколько ездили? Они ездили за пять копеек станцию. В чем ездили? В желтом трамвае. Кто будет ездить теперь? Теперь будем ездить мы, работники вселенной. Как мы будем ездить? Мы будем ездить со всеми советскими удобствами. В красном трамвае. За сколько? Всего за десять копеек».
Сначала моссоветовская комиссия занялась ревизией уже принятых переименований. «Одноименные названия, – пишет П.В. Сытин, – затрудняли работу почты, телеграфа, пожарных, скорой помощи и других городских учреждений. Потребовалось взяться всерьез и навести порядок в этом деле». Кроме того, были и идеологические неувязки: уже в 1919 году выяснилось, что не все современные «революционные деятели» могут претендовать на то, чтобы их именем что-либо называлось, и Моссовет, отменив решения райсоветов, оставил в силе только 64 переименования. Это было первое в советское время предпринятое и законодательно утвержденное решение о переименовании улиц.
В этом списке остались общереволюционные названия: площадь Борьбы (Александровская пл.), Коммунистическая улица (Алексеевская), Красноармейская (Большая Андроновка), Красногвардейская (Малая Андроновка), улица Баррикад (Кудринская), Международная (Носовиха), Марксистская (Пустая), Интернациональная (Таганская) и другие; названия в честь революционных деятелей прошлого: улица Спартака (Елоховская) (правда, некоторое время спустя последовало разъяснение, что улица названа не в честь предводителя восстания рабов и героя популярнейшего в дореволюционной России романа Джованьоли, а в честь немецкой коммунистической организации «Спартак»), Баумана (Большая Немецкая), Кропоткина (Пречистенка), Бебеля 1-я и 2-я (Церковные), Станкевича (Чернышевский пер.), Радищева (Верхняя и Нижняя Болвановки), площадь Карла Либкнехта (Серпуховская).
Из деятелей Октябрьской революции на карте Москвы осталось лишь четыре имени: в честь Свердлова – площадь Свердлова (Театральная); в честь Ленина переименован ряд улиц: Старая Башиловка – Ленинская улица, Воронья – Тулинская (по другому псевдониму Ленина), Николо-Ямская – Ульяновская, Рогожская застава – Застава Ильича, Симоновская площадь – Ленинская площадь; в честь Троцкого – две улицы: Троцкая и Малая Троцкая (в Зыкове); и четвертое имя – «любимец партии» Н.И. Бухарин: в Бухаринскую улицу была переименована Золоторожская улица.
Затем началось плановое переименование. Год спустя, 7 июня 1922 года, Моссовет утвердил переименование 477 улиц, затем их число пополнялось ежегодно. В 1939 году своеобразный итог деятельности Моссовета по переименованию улиц подвел «Указатель к плану г. Москвы», изданный Отделом городских земель Московского Совета. Основную часть «Указателя», естественно, составляет список «Улицы, переулки, площади и проезды г. Москвы», он занимает 31 страницу, затем идет «Список переименованных улиц г. Москвы» (в общий список эти улицы также включены), и его объем – 22 страницы. Нетрудно подсчитать, какая часть московских исторических названий пропала с карты города.
К этому времени значительно пополнилось количество улиц, названных именами революционных и советских деятелей: улица Атарбекова, Бабаевская, Верземнека, Войкова, Володарского, Ворошилова, Карла Маркса, Фридриха Энгельса (а также общей улицей – Маркса и Энгельса), Обуха, Серафимовича, Герцена, Огарева, Чапаева, Русакова, Хромова, Степана Разина, Сайкина, Фрунзе, Маленкова, Куйбышева, Мрузова, Дубинина, Хрусталева, Дзержинского, Н. Островского, Нариманова, Шелгунова, Кирова, Фурманова, Павлика Морозова, Воровского, Абельмана, Жевлюкова, Капранова, Заморенова, Горького (набережная, улица, площадь), Халтурина, Скворцова-Степанова, Люсиновой, Шмидта, Померанцева, Стопани, Аристархова, Владимирова…
Появились также новые производственные названия: Автозаводская, Шарикоподшипниковская, Наркомхоза тупик, Машиностроения, Моснефтекип, Газгольдерная, Газовская и другие.
Каждое время оставляет свой след в топонимике города, это – памятки истории, и двадцатые-тридцатые годы – тоже наша история, ни из нашей жизни, ни из памяти ее не выкинешь. Было в той жизни светлое – это мечта о прекрасном будущем, которое, как казалось, уже прорастало в настоящем – новыми заводами, школами, библиотеками, детскими садами, достижениями ученых, спортсменов, летчиков, массовыми, красочными, шумными, с бодрыми песнями, с тысячами флагов демонстрациями, подчеркнуто аскетической одеждой вождей, говорящих народу, что они сделают его счастливым, только пусть он беззаветно идет за ними туда, куда они ведут. Ради осуществления мечты человек может вынести очень много, почти любые трудности и лишения воспринимаются не как несчастья, а как славный героический путь к цели. Отразилась эта мечта и в тогдашних переименованиях: шоссе Энтузиастов, улицы Рабочая, Школьная, Библиотечная, Бодрая, Индустриальная, Вольная, Правды, Метростроевская, переулки Рабфаковский, Бунтарский, Танковый…
Новое использование уличных названий
На государственной практике переименование улиц советскими властями превратилось не столько в способ упорядочения городской топонимической системы, сколько в средство государственной пропаганды, которой в сознание населения внедрялись основные положения и идеалы советской революционной идеологии. Но затем коммунистическое руководство открыло, что топоним можно использовать еще в одном качестве: как награду, знак отличия для лиц, имеющих перед властью особые заслуги.
Практика давать улицам имена «заслуженных» и «выдающихся» уже в первые послереволюционные годы содержала в себе отраву начальственной благосклонности, признания, отличия; руководство партии и правительства все более и более превращало топонимику в своеобразный вид награды, к тому же не стоившей ему ничего, а потому щедро раздававшейся. В обществе, особенно среди разных «деятелей», жаждущих лавров и известности, эта идея получила распространение, и появились личности, желающие во что бы то ни стало «получить свою улицу».
В 1921 году поэты-имажинисты именно этим способом – наименованием своими именами улиц – решили добиться поэтической славы, но при этом прибегли к обману, так как законным способом получить свои улицы они не имели надежды.
Вадим Шершеневич объясняет, почему они пошли на этот шаг. Его логика такова: в каждом городе существует Пушкинская или Гоголевская улицы, но нет Есенинской или Мариенгофа. Слава и талант последних не уступают первым, но их не знают. «Почему? – задает он вопрос и с твердой уверенностью отвечает: – Потому что таковых улиц нет в столице, в Москве».
Имажинисты заказали в мастерской эмалированные дощечки с надписями: «Улица Есенина», «Улица Кусикова», «Улица Мариенгофа», «Улица Шершеневича». «На вопрос продавца: «Кто эти люди и почему в их честь переименовываются улицы?» – вспоминает Шершеневич, – мы отвечали, удовлетворяя любопытство: «Это красные партизаны, освободившие Сибирь от Колчака».
Затем распределили улицы. «Мы вышли вшестером на улицу (это из воспоминаний М.Д. Ройзмана), моросил осенний дождь, было темно. На Большой Дмитровке приставили легкую лестницу к стене дома, сорвали дощечку с наименованием улицы, и она стала называться улицей имажиниста Кусикова. На Петровке со здания Большого театра Мариенгоф снял дощечку и прибил другую: «Улица имажиниста Мариенгофа». Вскоре Мясницкая сделалась улицей имажиниста Н. Эрдмана, Кузнецкий мост – Есенинским (тут ошибка памяти автора: Есенинской улицей была названа Тверская. – 5.М.), а Большая Никитская – улицей имажиниста Шершеневича».
После развески табличек с их именами имажинисты ожидали шума, разговоров, скандала, но, к их удивлению, ничего этого не последовало.
Кусиков специально нанимал извозчика: «На Кусиковскую!» Тот говорил, что нет в Москве такой улицы. «Бывшая Большая Дмитровка, – пояснял поэт и, подъехав к углу, где висела табличка, показывал на нее: Есть Кусиковская, а Дмитровки нет». «Это нам все равно», – отвечал извозчик. Таблички провисели несколько дней, затем их тихо сняли, квалифицировав как хулиганство. Но из всего этого эпизода имажинисты поняли, что название улицы, даже центральной, твоим именем славы тебе не принесет и известности не прибавит.
Лишь немногие из тех, кого руководство страны чествовало переименованием улицы или города, понимая двусмысленность и аморальность подобного акта, решились попробовать отказаться от этой чести. В 1925 году М.И. Калинин на собрании жителей Кимрского уезда, намеревавшихся переименовать город и уезд в его честь, сказал: «Я считаю, что совершенно излишне переименовывать уезд моим именем… Я считаю, старые названия надо сохранять… Кимры – название очень интересное, по-моему, его надо беречь… Поэтому я решительно возражаю. Это нецелесообразно практически и, наконец, это доказывает нашу спешку, наше неуважение до известной степени к прошлому. Конечно, мы боремся с прошлым, строим новое – это верно, но все, что ценного в прошлом, – мы должны брать. Вот, когда мы умрем и пройдет лет пятьдесят после нашей смерти, и наши потомки найдут, что мы совершили что-то заслуживающее внимания, тогда они смогут вынести решение, а мы еще молоды, мы, товарищи, не можем себя оценивать. Слишком самоуверенно думать, что мы заслуживаем переименования места нашим именем».
В 1932 году в СССР широко отмечался юбилей 40-летия литературной деятельности Горького. Сталин заранее сообщил ему, что город Нижний Новгород будет переименован в Горький. Писатель просил не делать этого. На что Сталин развел руками, сказав: «Алексей Максимович, дорогой! Ну, конечно, мнение руководителей нашей страны кое-что значит. Но главное все же – воля народных масс!» Несколько дней спустя в газетах появилось письмо сормовского рабочего Овсянникова с предложением о переименовании Нижнего Новгорода в Горький, за ним пошли аналогичные письма трудящихся. Протесты Горького, конечно, ни одна газета не напечатала бы, но он поступил по-иному. Он не реагировал на факт переименования, и даже в письме землякам, поблагодарив за присланное поздравление с юбилеем, он не поблагодарил их за переименование города в его честь.
А.М. Горький также был недоволен, что его имя использовали для переименования Тверской улицы.
…Между прочим, давая в награду улицу, правительство поступало с этой наградой точно так же, как в феодальные времена московские цари поступали с пожалованными поместьями, то есть когда благоволили – жаловали, когда гневались – отбирали. «Наградные» названия улиц тоже отбирались: так в свое время пропали с плана Москвы улицы Бухарина, Троцкого, Блюхера.
Но главным в политике наименования улиц для правительства было все-таки не удовлетворение тщеславия соратников, а то, что переименованием улиц режим добивался широкого пропагандистского эффекта: ведь эта награда всегда находилась в поле зрения, демонстрируя признательность и благодарность партии и правительства к «лучшим», «достойным» людям страны и в то же время внушая, кто же персонально является «лучшим» и «достойным», чему очень многие верили.
Сейчас мы уже знаем, что большинство удостоенных при жизни или после смерти «увековечиванием» улицами партийных и иных советских деятелей в действительности оказалось отнюдь не такими, какими их изображала пропаганда, и названные их именами улицы снова переименованы. Но сама идея о названии улицы как награде нанесла повсюду топонимике огромный вред, впрочем, так же, как и народной нравственности.
Появление некролога в «Правде» почти механически влекло за собой переименование улицы, в комиссию Моссовета по наименованию улиц «сверху» поступало распоряжение: «Подыщите для имярек улицу, но чтобы была достойная». По этому поводу возникла горькая шутка: «Москва мало-помалу превращается в филиал Новодевичьего кладбища».
Среди начальства и в обществе упорно держится убеждение, что акт наименования улицы чьим-либо именем служит его увековечению. Наивное заблуждение! Кто знает Хухрикова, хотя его имя «увековечено» в названии московской улицы двести лет назад? Или чем славна Лаврушина, ведь ее имя «увековечено» уже три столетия? Во всем мире Лаврушинский переулок славен тем, что в нем находится Третьяковская галерея, но славы купеческой вдове Лаврушиной он не принес. Гвоздев, Гришин, Головачев, Константин Царев, Лапин, Трофимов – наши современники, их именами тоже названы улицы, но это не прибавило им известности. Из этого следует вывод: если ставится задача «увековечить» память о человеке названием улицы, то для успеха этой акции необходимо, чтобы его имя уже имело бы до превращения в топоним широкую известность.
Кроме того, необходимо подумать и о таком нравственном аспекте: если улица, на которой жил человек, названа его именем, то получается, что все остальные обитатели этой улицы, когда-либо жившие на ней, как бы недостойны этого отличия, вроде бы они ниже сортом.
Так, в 1962 году старинный Брюсов переулок, называвшийся так с середины XVIII века, был переименован в улицу Неждановой в честь народной артистки СССР А.В. Неждановой (1873—1950). А между тем среди живших в разное время в этом переулке людей немало достойных имен: драматург А.В. Сухово-Кобылин, писатель В.А. Гиляровский, поэт С.А. Есенин, скульптор И.Д. Шадр, архитектор И.И. Рерберг (строитель Киевского вокзала, Центрального телеграфа и многих других зданий в Москве), известные артисты московских театров: А.С. Пирогов, И.С. Козловский, Н.А. Обухова, О.В. Лепешинская, В.И. Качалов, И.М. Москвин, Е.В. Гельцер, В.Э. Мейерхольд, А.П. Кторов, композиторы Д.Б. Кабалевский, Д.Д. Шостакович, А.И. Хачатурян. Замечательные люди, блестящие имена, многим из них установлены на домах мемориальные доски – и все эти люди жили в Брюсовом переулке, а не на улице Неждановой (как, впрочем, и она сама), и вот – противопоставили ее всем остальным, не очень-то ладно получилось.
Еще более безнравственной представляется ситуация, когда речь идет об участниках Великой Отечественной войны.
С каждой улицы москвичи сотнями уходили на фронт, многие из них погибли, героически защищая Москву, и, как поется в песне:
И помнит мир спасенный,Мир вечный, мир живой,Сережку с Малой БроннойИ Витьку с Моховой.Поэтому, с моральной точки зрения, несправедливо называть старую московскую улицу именем какого-то одного из участников войны, даже если он маршал. Мемориальная доска предпочтительней переименования улицы.
Времена новые, дела старые. В предвоенные годы массовые переименования старых московских улиц прекратились, переименовывали их лишь по случаю смерти какого-либо деятеля для «увековечения» его памяти. Так продолжалось до хрущевской «оттепели».
Наступила «оттепель», прошумела кампания борьбы против культа личности Сталина, а отношение московских властей к топонимике осталось прежним: заменили несколько названий с именами очередных проштрафившихся партийных деятелей, вроде В.М. Молотова, и в 1962 году на исторические московские названия началось новое идеологическое наступление. Председатель Моссовета Промыслов предложил комиссии по наименованию улиц заняться сплошной заменой тех названий, которые происходят от фамилий домовладельцев, а также церковных названий. Понятно, что распоряжение шло от Хрущева, развязавшего кампанию по сносу церквей.
Тогдашний секретарь исполкома Моссовета и по должности председатель комиссии по наименованию улиц (совмещение этих должностей соблюдалось до конца 80-х годов) А.М. Пегов дал интервью «Московской правде» по этому вопросу. «Комиссия намерена добиться, – заявил он, – переименования улиц с явно устаревшими, неблагозвучными названиями. Таковы Вознесенский и Николоворобьинский переулки, напоминающие о церквах, Усачевская улица, названная именем фабриканта, Могильцевский переулок, Таракановская улица, Шелапутинский и Зачатьевский переулки». Пегов привел лишь несколько названий, и не самых главных, искоренению должны были быть подвергнуты около 500 старомосковских названий, и среди них такие, как Петровка и Сретенка, получившие свои названия от монастырей.
Моссоветовская комиссия, давно уже укрощенная и сломленная, послушно принялась составлять списки и вносить предложения по замене названий. Начались переименования: 1-й Зачатьевский переулок стал улицей Дмитриевского, Гагаринский переулок – улицей Рылеева, Домниковка – улицей Маши Порываевой…
Но времена действительно изменились, советские граждане робко, но все-таки уже начинали высказывать собственное мнение, кое в чем не совпадавшее с мнением начальства. У многих москвичей новая волна переименований вызвала возмущение, они писали письма в газеты, в Моссовет. Организацию общественного мнения взял на себя А.Ф. Родин – известный педагог, краевед, просветитель, бывший земец. 20 ноября 1962 года он выступил в Географическом обществе с программным докладом «О наименовании улиц Москвы». Доклад был резкий, конкретный и рискованным, поскольку докладчик и слушатели знали, что переименования, осуществляемые Моссоветом, производятся по прямому указанию главы партии и правительства. В архиве А.Ф. Родина сохранился текст этого выступления.
«Нас сейчас вынуждают ставить в Географическом обществе, – говорил А.Ф. Родин, – вопрос о наименовании улиц в столице и переименовании их с организационной стороны и со стороны содержания названий.
Нас как граждан Москвы беспокоит случайность, бессистемность, бесперспективность, иногда даже неграмотность со стороны тех органов, которые вновь наименовывают и переименовывают старые названия улиц.
Мы полагаем, что ставить этот вопрос – наша обязанность: прошли те времена культа личности, когда ставить такие вопросы гражданам и не полагалось: есть, мол, органы власти, и за пределами их не должно быть места развязыванию инициативы масс.
Восстановление ленинских норм общественной жизни, развитие советской демократии, провозглашенные партией, начиная с XX съезда КПСС, обязывают нас организованно заявить о тех ненормальностях, которые наблюдаются сейчас в Москве, в столице нашей страны».
Далее А.Ф. Родин формулирует принципы, по которым должно идти наименование и переименование улиц.
Сначала следуют общие принципы: «Название каждой улицы Москвы, где сочетаются и современность, и древность, является (вернее, должно быть) черточкой к биографии великого города. Эта идея – связь названия каждой улицы с признаками города, его прошлой историей, его современностью – должна лежать в основе нашего подхода при решении поставленного вопроса.
В интересах населения названия должны быть устойчивыми, не носить временного характера и не переименовываться при первом же случае.
Названия улиц должны быть индивидуальны, неповторимы. Не допускаются не только одинаковые, но и близкие по звучанию названия: например, Дмитриевский пер. (в районе Остоженки, новое название), Дмитровский пер. (в районе Петровки), Дмитровский проезд (в районе Дмитровского шоссе)».