Развитие туристско-рекреационных зон в условиях государственно-частного партнерства

1.1. Инновации в сфере услуг как предмет исследования

Современная стадия социально-экономического развития, в которую вступили индустриально развитые страны, имеет множество названий: посткапиталистическое общество, постиндустриальное общество, информационное общество, технотронное общество, научная цивилизация, супериндустриализм и др. Наибольшее распространение получил термин «постиндустриальное общество», автором которого и основателем теории постиндустриального общества считается американский социолог и философ, специалист в области социального прогнозирования Д. Белл. Постиндустриальное общество Д. Белл определяет как стадию исторического процесса, сменяющую собой индустриальную стадию развития, «как общество, в экономике которого приоритет перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг, проведению исследований, организации системы образования и повышению качества жизни; в котором класс технических специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в котором внедрение нововведений… все в большей степени стало зависеть от достижений теоретического знания… Постиндустриальное общество… предполагает возникновение нового класса, представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или технократов» [47]. Концепцию постиндустриального общества разделяют французский социолог А. Турен и американский футуролог Г. Кан. Убежденным апологетом информационного общества (супериндустриализма) является известный американский социолог и футуролог А. Тоффлер. Американский социолог и политик З. Бжезинский оперировал термином «технотронное общество», делая акцент на роли научно-технического прогресса в преодолении противоречий капиталистического общества.

По мнению А.И. Трейвиша и А.В. Курасова, «постиндустриальная эпоха совпала с новой волной глобализации, снижения роли государств и их границ в мировой экономике, которой правит транснациональный капитал. Тут явно помогла информатизация, облегчая оперативное управление бизнесом, рассеянным по свету» [73].

Характеризуя наиболее существенные черты постиндустриального общества, следует отметить, что главными векторами трансформации в эпоху постиндустриального развития общества выступают:

– переориентация экономики от товаропроизводства к сервису (то, что Ж. Фурастье обозначает как развитие «цивилизации услуг»);

– доминирование наукоемких отраслей промышленности;

– радикальное смещение акцентов в социальной структуре общества: классовая дифференциация уступает место дифференциации профессиональной; основное социальное противоречие конституируется не как конфликт между трудом и капиталом, но как конфликт между некомпетентностью и профессионализмом;

– радикальная перестройка институциональной организации общества: если для традиционного общества доминирующими институтами выступали армия и церковь, а для индустриального общества – фирма и корпорация, то применительно к постиндустриальному обществу такую приоритетную роль играет университет как социальный институт, в недрах которого возникает и в структурах которого артикулируется знание как базисный феномен постиндустриализма (Д. Белл);

– реорганизация культурной сферы, внешне формальной стороной которой выступает ее компьютеризация, а внутренне содержательной – императивная ориентация на приоритеты интеллектуализма и соответствующее профилирование на организацию себя в качестве индустрии знания [48].

Перечисленные составляющие обеспечивают такой тип развития общества, при котором это развитие является естественным процессом, основанным на безграничности и самовоспроизводимости знаний. Материальный фактор при этом имеет вторичное значение. Основным товаром становятся услуги, информация и знания, количество и качество которых обеспечивают модернизацию экономики и технологический рывок любого государства без значительного отвлечения экономических ресурсов.

В этом состоит принципиальное отличие постиндустриального общества от индустриального. Последнему свойствен мобилизационный тип экономики, предполагающий использование дополнительных ресурсов и не создающий условия для саморазвития системы в силу естественной ограниченности любых природных и человеческих ресурсов.

Безусловно, история знает немало примеров «догоняющего» развития, когда используются механизмы мобилизации экономики. Как указывает В.Л. Иноземцев: «…на протяжении многих столетий государства, движимые волей социальных реформаторов, осуществляли смелые прорывы, достигая лидирующих позиций и удерживая их долгие годы. Голландия XVI века, Англия XVII, Германия XIX, Россия петровской эпохи, СССР в 20-30-е годы, Япония после окончания Второй мировой войны – вот далеко не полный перечень примеров успешного «догоняющего» развития, позволившего этим странам не только проделать за десятилетия путь, на который у других уходили столетия, но и оказаться в авангарде мирового хозяйственного прогресса, закрепить доминирующее положение в своем регионе. Однако попытки так называемых новых индустриальных стран достичь уровня развития постиндустриальных государств оказались тщетными, лучшим подтверждением чему стал «азиатский» кризис 1997 года, в полной мере продемонстрировавший уязвимость современных модернизаций» [67].

Постиндустриальное сообщество ускоренными темпами увеличивает свое технологическое превосходство за счет использования принципиально иных ресурсов, обеспечивающих абсолютно несопоставимую динамику социально-экономического развития.

Потребность в инновационном, опережающем развитии сферы услуг возникла в связи с рядом усугубляющихся противоречий его развития. Прежде всего обостряется демографическая проблема. Во второй половине XX в. численность населения планеты увеличилась в 2,4 раза (в том числе, в более развитых регионах – на 46 %, менее развитых – на 183 %, в России – на 45 %), затем, по прогнозам ООН, наступит период более медленного роста (на 47 % к 2050 г. по среднему варианту и на 22 % – по низкому), а конец века будет ознаменован стабилизацией численности населения Земли. Этот перелом динамики С. Капица назвал демографическим переходом, рождающим новые проблемы и противоречия [29].

Необходимо также учитывать рост средней ожидаемой продолжительности жизни при тенденции к постарению населения (доля населения в возрасте 60 лет и старше увеличится по миру на 94 % и достигнет 22,1 %, в более развитых регионах – на 86 % и достигнет 33 %, в менее развитых регионах – на 156 % и достигнет 19,7 %, в России – на 95 % и достигнет 36 %) [37].

Увеличиваются масштабы расслоения общества по уровню доходов. Так, в 2007 г. индекс Джини, отражающий степень неравенства при распределении доходов, составил в КНР 41,5, в России – 42,3, в Швеции – 23 [15].

Постоянный рост образовательного уровня населения, активизация миграционных процессов и процессов глобализации, все более заметная переориентация рынка на удовлетворение всесторонних человеческих потребностей, с одной стороны, способствуют все большему развитию сферы услуг в соответствии с запросам населения, с другой – наталкиваются на ограничения в масштабах и темпах производства различного рода продуктов потребительского спроса. А это чревато социальными конфликтами на региональном уровне и в глобальном масштабе.

Ответом на вызовы времени является новая концепция социально-экономического развития, которая обеспечивает твердую методологическую основу для определения траектории развития мировой хозяйственной системы на перспективу. Такой концепцией является построение инновационной экономики, основанной на передовых знаниях и достижениях научнотехнического прогресса, позволяющей многократно увеличить ВВП за счет резкого роста производительности труда, эффективно решать задачи удовлетворения потребительского спроса и сократить потребление первичных ресурсов.

Переход к инновационному типу экономического развития согласуется с моделью «кондратьевских» циклов, в соответствии с которой мировая экономика подошла к концу «длинной волны», основанной на таком кластере инноваций, как микроэлектроника,информационные и телекоммуникационные технологии. Страны, не способные обеспечить генерирование ноу-хау в указанных областях и тем самым усилить креативно-интеллектуальную составляющую факторов производства, останутся за бортом цивилизации. Смысловым стержнем инновационной экономики является соединение творческой мысли с предпринимательством при регулирующей роли государства, призванного обеспечить реализацию стратегии инновационной деятельности, социальную ориентацию рыночной экономики и развитие сферы услуг. Для того чтобы понять специфику инновационного развития в сфере услуг, обратимся к теории инноваций. Термин «инновация» происходит от латинского слова innovato, что означает «обновление или улучшение».

В зависимости от предмета и объекта исследования инновации рассматриваются в качестве:

– системы (Н. Лапин, Й. Шумпетер), представляющей собой научно-организационную комбинацию производственных факторов, мотивированных предпринимательским духом;

– изменения (Ф. Валента, Ю. Яковец, Л. Водачек и др.), сутью которого является количественное и качественное изменение в первоначальной структуре производственного организма, переход его внутренней структуры к новому состоянию;

– процесса (Б. Твисс, А. Койре, И. Пинингс, В. Раппопорт, В. Кабаков, Г. Гвишиани и др.), охватывающего полный цикл развития инноваций – от разработки идеи до ее реализации;

– результата (А. Левинсон, С. Бешелев, Ф. Гурвич) как конечного итога создания и освоения (внедрения) принципиально нового или усовершенствованного продукта [19];

– «единственный в своем роде процесс, объединяющий науку, технику, экономику, предпринимательство и управление …» (Дж Брайт) [54].

Первым, кто непосредственно исследовал проблемы взаимодействия организационных и управленческих инноваций, и их воздействие на производство, был А. Маршалл, который отмечает необходимость рассмотрения организационно-управленческого аспекта как отдельного фактора производства. В частности, он придавал огромное значение как фактору производства внутренним организационно-управленческим условиям, складывающимся в данной отрасли. А. Маршалл связывает улучшение в организации и управлении с ростом доходности предприятий. В целом можно заключить, что А. Маршалл рассматривает организацию и управление в качестве одного из факторов производства наряду с капиталом, землей и трудом.

Относительное воздействие управленческих инноваций на качественные и количественные характеристики экономического роста отмечает в своих трудах С. Хант, который называет управленческие инновации «организационной изменчивостью», а движитель экономического роста видит в изменении производственной функции, разработке новых продуктов, технологий и форм бизнес-организаций [84].

К таким же выводам приходит и Ч. Тисделл, объясняя частично рост производительности труда управленческими и организационными инновациями, нацеленными на лучшее приспособление к освоению и производству инновационной продукции [84].

Однако большинство экономистов лишь ограничивались указаниями на роль инноваций в технологиях управления, а проблемы воздействия управленческих инноваций на сферу услуг остаются исследованными недостаточно. Существенный вклад в разработку этого научного направления внесли А. Чандлер и В. Лазоник. В своих трудах А. Чандлер и В. Лазоник, исследуя процессы индустриального развития США и Японии, делают вывод о приоритетном значении в их развитии управленческих и организационных инноваций. При этом организационноуправленческие инновации, по их утверждению, опережали инновации технологические, а порой являлись их следствием. При этом в США именно крупные компании стали главной силой «управленческого капитализма», заменив некоторые рыночные элементы «видимой рукой» инновационных форм управления и организации [82].

В свою очередь В. Лазоник предлагает собственную теорию экономического роста, где основным движителем экономического роста являются бизнес-организации, использующие технологические и управленческие инновации [40].

Характеристику инноваций в качестве эффективного механизма детерминации нового качественного состояния социально-экономической системы, которую можно применить к сфере услуг, дает В.Н. Жигалова: «Инновация как своеобразная форма беспорядка и хаоса может стать толчком и механизмом выхода на одну из потенциально возможных траекторий развития, соответствующую внутренним тенденциям социально-экономической системы и обеспечивающую ее новое качественное состояние. В этом состоит существенное значение и конструктивная роль инновационных факторов для запуска процессов самоорганизации в системе и подготовки ее к различным сценариям развития. Инновация как разновидность хаоса является фактором, выводящим нелинейные системы на собственные структуры-аттракторы» [22].

Несмотря на большой разброс мнений по данной проблематике, представляется наиболее подходящим для целей нашего исследования определение управленческих инноваций, приведенное в трудах О.Б. Стрекалова: «…инновация – это коммерческое использование результатов творческой деятельности, направленной на разработку, создание и распространение новых конкурентоспособных видов продукции, технологий, форм и методов управления, основу которых составляют объекты интеллектуальной собственности» [70].

Исходя из сказанного, инновации в сфере услуг управления специалисты определяют как нематериальные нововведения, воплощенные в нормах, рутинах, организационных структурах и управленческих процессах. При этом под инновациями в сфере услуг эксперты понимают нематериальные нововведения, воплощенные в нормах, организационных структурах и управленческих процессах, нацеленные на качественное повышение эффективности функционирования предприятий сферы услуг. При этом управленческие инновации – это такой процесс, который приводит к новому качеству роста, скачку эффективности в системе управления [84].

Резюмируя, можно дать краткое определение термину «инновация»: это ключевой самовоспроизводящийся фактор трансформации общества в постиндустриальную эпоху, который обеспечивает восходящий тренд хозяйственной конъюнктуры и эффект волнообразования, определяя тем самым институциональную структуру мировой экономической системы на ближайшую и долгосрочную перспективу.

Во многом это результат задержки оформления курса на модернизацию российской экономики, невозможную без четко обозначенной государственной политики и определения приоритетов развития. Начало этому курсу было положено только в 2002 г. Посланием Президента Российской Федерации Федеральному собранию РФ (18 апреля 2002 г.), в котором в качестве стратегической цели было провозглашено повышение конкурентоспособности российской экономики. Затем были приняты «Основы политики РФ в области развития науки и технологий до 2010 года и дальнейшую перспективу» (2002 г.) и «Основные направления политики Российской Федерации в области развития инновационной системы на период до 2010 г.» (2005 г.), где продекларирован переход к инновационному пути развития страны на основе обеспечения использования глобальных конкурентных преимуществ России в сферах энергетики, транспорта, экологии, аграрного сектора; формирования мощного научно-технологического комплекса, обеспечивающего глобальную специализацию России на высокотехнологичных рынках; структурной диверсификации экономики путем повышения конкурентоспособности перерабатывающей промышленности, высокотехнологичных отраслей и «экономики знаний»; создания экономических и социальных условий для реализации творческого потенциала человека и формирования конкурентоспособного человеческого капитала [50]. В Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года, принятой в 2008 г., сделан особый акцент на необходимость модернизации российской экономики в связи с ожидаемой новой волной технологических изменений, усиливающей роль инноваций в социально-экономическом развитии и снижающей влияние многих традиционных факторов роста.

Как видим, ни один из приведенных концептуальных документов не упоминает необходимость и перспективность инновационного развития сферы услуг. С точки зрения обеспечения бюджетного финансирования инноваций Россия все еще находится в кризисном положении. В прошлом являясь второй (а по некоторым областям науки и первой) научной державой мира, Россия потеряла свои конкурентные преимущества в этой области. Доля расходов на НИОКР в нашей стране едва достигает 1,2 % ВВП (к примеру, в США – 2,6 %, в Израиле – 4,9 %, Швеции – 4,3 %, Финляндии – 3,5 %, Японии – 3,2 %, Исландии – 3,1 %) [72]. Такой уровень финансирования НИОКР – угроза экономической безопасности России. Вместе с тем нужно учитывать объективно ограниченные возможности государственного бюджета и низкий эффект от непродуманного выделения средств на различные инновационные проекты.

Неоднозначна оценка кадрового потенциала инновационной деятельности. Россия обладает мощной и разветвленной сетью научно-исследовательских учреждений, где сосредоточены высококвалифицированные специалисты, в том числе мирового уровня. Однако процесс их интеграции в создаваемые инновационные цепочки только начался, а система подбора кадров для инновационной деятельности в целом, их мотивация пока не отвечают общественно-государственным интересам России и долгосрочным целям ее развития. Думается, создаваемые центры подготовки кадров для инновационной деятельности в рамках принятой федеральной целевой программы «Научные и научнопедагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 годы, на которую выделяется 80 млрд. руб., позволят добиться заметных успехов в этой сфере. Вместе с тем необходимо решать весь комплекс проблем, связанных с ухудшением качества человеческого капитала, который становится ведущим фактором устойчивого развития общества в постиндустриальную эпоху.

Важным элементом инновационной модели развития сферы услуг является обеспечение системы защиты интеллектуальной собственности. Нарушения авторского права и распространение контрафактной продукции приобретают все более масштабный характер. Во многом это связано с неэффективным применением законодательства. Принятый Федеральный закон «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса РФ» (от 18 декабря 2006 года), содержащий основные нормы в области интеллектуальной собственности, не действует, поскольку подробные административные процедуры для исполнения норм кодекса пока не прописаны. Другая сторона этого вопроса заключается в том, что собственно изобретений в России недопустимо мало, что объясняется отсутствием должного материального стимулирования авторов изобретений. По количеству патентов на миллион жителей страны Россия занимает 37-е место в мире (возглавляет список Япония), а по общему числу выданных патентов отстает от США почти в десять раз. Только один американский университет получил в 2005 году доход от патентов в 1,4 млрд. долл., тогда как вся наша страна – 47 млрд. руб. [71].

Кроме того, надо учитывать тот факт, что в России склонны подменять важнейшие критерии патентной защиты новой продукции второстепенными. По статистике, среди реализованных изобретений 63 % направлены на улучшение второстепенных характеристик, 28 % – на улучшение некоторых основных характеристик, и 7-8%– на ощутимое повышение качества продукции. И только полтора процента от всех защищенных патентов – это принципиально новые изобретения [31]. Таким образом, проблема защиты интеллектуальной собственности носит комплексный характер и должна решаться с учетом всех факторов, сдерживающих инновационное развитие страны.

Наиболее уязвимым звеном в модели инновационного развития России является способность создаваемой системы поддержки инновационной деятельности обеспечить конвертацию научных и технологических инноваций в готовый, востребованный на рынке продукт, то есть эффективнореализовать полный инновационный цикл. Здесь главная проблема – в отсутствии законченных цепочек создания продуктов инновационной деятельности, включающих в себя научно-исследовательский сектор; производство, в том числе опытное; систему сертификации новых продуктов; а самое главное – надстроечные управленческие структуры (центры координации инновационной деятельности, управляющие компании и т.п.), которые обеспечивали бы взаимодействие органов государственной власти, инвесторов, субъектов инновационной деятельности и инфраструктуры, а также заказчиков инновационной продукции.

Анализ законодательных и программных актов из 34 российских регионов позволил выделить следующие группы функций содействия развитию инновационной деятельности, осуществляемых в различных регионах (см. табл. 1). Данные свидетельствуют о том, что во многих регионах РФ программы, связанные с инновационным развитием, не носят целостного характера, за их рамками остаются ключевые аспекты взаимодействия малого инновационного бизнеса, научных и образовательных организаций и крупных компаний.

Кроме того, часто отсутствует единая организационная основа, обеспечивающая управление реализацией региональной инновационной стратегии и взаимодействие участников инновационных процессов, которая, по мнению зарубежных экспертов, является важнейшим фактором успеха в развитии инновационного потенциала региона [18]. Сказывается и отсутствие четкой концепции инновационной деятельности в регионах и как следствие отработанного организационного механизма ее развития.