Игра в детектив

1. Что-нибудь, да случится

(ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ)

Тихая сентябрьская ночь стремительно опустилась на легендарное море древних греков и укутала безбрежное морское пространство торжественной тишиной. Казалось, только-только припекал солнечным жаром утомительный день, но вот уже вспыхнул и померк багровый закат в полнеба, вот уже стемнело, и зажглись, словно в московском планетарии, миллионы звезд. А наметившийся было размеренный вечерок с неторопливым послеобеденным бризом, так приятно смягчавшим полуденный зной, просто не поместился в эту извечную ежедневную круговерть! День сразу сменился ночью. Природа словно бы торопливо одернула – эй, тише вы там! Тише! Хватит уже! И всё послушно замерло под звездами… В этой тиши, сверкая огнями всех своих палуб, шел беспечно навстречу древнему Пирею круизный теплоход «Россия». И движение его весьма заметно оживляло ночное торжество вечности.

Если бы в эту чудную тихую ночь какая-нибудь редкая ночная птица долетела бы до середины Эгейского моря, сделала бы пару кругов над теплоходом и села бы на мачту у открытой кормовой площадки – она вполне могла бы услышать приглушенное ритмичное буханье музыки. Это почтенная публика, не обращая внимания на торжество вечности и не задаваясь главными вопросами жизни, вселенной и всего такого, проводила время морского круиза в ресторане. Едва ли ночная птица задержалась бы надолго на этом самодвижущимся островке из холодного металла со странным названием «Россия». Помедлив минуту-другую, она, скорее всего, неслышно вспорхнула бы и отправилась дальше по своим делам. Но, кажется, это как раз вполне подходящий момент, чтобы начать нашу историю.

Итак.

Ресторан, располагавшийся чуть ниже открытой кормовой площадки, представлял собою довольно большой зал и в обычное время здесь столовались пассажиры второго и третьего классов. Но к вечеру все преображалось – зал погружался в полумрак, софиты выхватывали яркими лучами небольшую сцену и столики расступались, освобождая место танцующим. Для полноты картины стоит заметить, что ресторан назывался «Москва» и это, безусловно, добавляло колорита. То и дело отдыхающие и путешествующие усмехались и не без ехидства замечали, что «Москве» как раз самое место в кормовой части «России» и не удивительно, кстати, что она оказалось рестораном…

Что характерно – в последние пару дней по никому не известной причине в ресторане перестала работать часть кондиционеров. Скорее всего, просто вследствие изношенности всей системы (шутка ли – уже почти восемь лет прошло с последнего ремонта теплохода в 85 году!). Но у команды всё не хватало ни рук, ни средств привести систему в порядок, а у почтенной публики как-то не возникало желания по этому поводу возмущаться, словно бы команда и пассажиры существовали в совершенно разных параллельных пространствах.

Вот и сегодня, несмотря на духоту, в «Москве» было шумно и многолюдно. Музыканты на сцене старательно выводили какую-то удивительно безликую мелодию, световая установка не особенно затейливо раскрашивала их стандартным набором цветов, а зеркальный шар под потолком покрывал зал белыми бликами.

Почти все столики были заняты:

В дальнем углу сдержанно веселилась компания «челноков», обмывая водкой будущие прибыли. Завтра у них намечался ответственный день, и обильные возлияния должны были расположить к ним сразу всех богов, покровительствующих торговле. Для русского человека характерна несколько извращенная трактовка язычества.

Эмоции людей торговых сдерживались присутствием не в меру веселых парней явно криминального типа, пировавших у самой сцены. Крепкие ребята, не отягощенные интеллектуальными разговорами и излишне интеллигентными манерами, чувствовали себя вполне вольготно на теплоходе. Впрочем, они привыкли чувствовать себя так везде. Такое уж наступило время.

В зале, конечно, были и люди серьезные, которые оказались здесь именно с желанием отдохнуть от дел. Хозяева жизни. Во всяком случае, так о себе они думают сами. Отдыхают такие люди, как правило, в небольшой компании, стараясь не привлекать к себе внимания.

Некоторое же количество рядовых туристов погоды не делало и сидело тихо-мирно.

В общем, вполне нормальная, привычная для всех обстановка царила в этом центре круизной жизни. Конферансье, начисто лишенный какого-либо азарта, отпускал равнодушные остроты и даже не делал пауз для аплодисментов, прекрасно понимая, что их не будет, а потом снова предоставлял место на сцене музыкантам…. И, о Боже! Какая духота! Воздух словно слипся и стал осязаем, как перед сильной грозой. Казалось, прямо из зеркального шара под потолком вот-вот сверкнет молния, долбанет оглушительный гром, выдавливая с хрустом оконные стекла и на посетителей ресторана хлынут потоки холодного ливня. Но ничего похожего не происходило. Перед глазами по-прежнему проплывали официанты, которых почему-то звали гарсонами, и их белоснежные курточки оттеняли по банному красные недовольные лица.

Около самой эстрады в этот вечер расположилась ничем не примечательная на первый взгляд компания. Её главой без ошибки можно было назвать джентльмена лет пятидесяти, худого и флегматичного. В глазах джентльмена явно читалась некоторая усталость, вызванная переизбытком (или, как любят выражаться в их круге, передозировкой) проблем и неприятностей, но выбрит он был гладко, а одет аккуратно. Даже здесь его внешний вид не потерял ни свежести, ни солидности. Джентльмен курил короткую трубку и от этого вокруг висел сладкий запах ванили. Звали джентльмена Альберт Сергеевич Ковец.

Напротив него развалился на стуле совершенно изможденный духотой парень. Тусклое лицо и короткая шея, покрытая крупными каплями пота, коротко остриженные волосы и крепкая фигура боксера роднили его с веселящимися неподалеку личностями криминального типа и явно указывали на принадлежность к сфере охраны. Так оно и было – Костя Обухов выполнял функции личного телохранителя Альберта Сергеевича. И что любопытно: в углу Костиного рта красовался короткий шрам, совершенно не уместный, но такой типичный. Видимо, для того чтобы стать телохранителем солидного человека, претенденту необходимо пройти процедуру разрывания рта. Сдать своего рода профессиональный экзамен.

По левую руку от Альберта Сергеевича Ковеца, подперев милое личико руками, сидела девушка лет двадцати. Звалась девушка Полиной и была она дочерью Альберта Сергеевича. Духота мучила Полину значительно меньше, чем остальных, поскольку на ней было лёгкое шёлковое платье с глубоким декольте на спине. Платье это, надо признаться, так удачно облегало чудесную молодую фигуру, что при каждом движении невольно подчёркивало её пленительную гибкость. Совершенно нельзя было ошибиться: каких-нибудь семь лет назад она представляла собой тот самый тип девочек, что напрочь свернули мозги набоковскому Гумберту-Гумберту. Эдакий соблазнительный гадкий утёнок, только хорошеющий с годами. Сейчас лицо её с чуть вздёрнутым носиком и изумрудными глазами под копной светло-русых волос выражало смертельную скуку – молодость требовала действия, а её компанию к этому времени уже разморило окончательно.

К тому же четвёртый участник компании – молодой человек, сидевший напротив Полины – был не из тех, кто способен привлечь внимание девушки. Одетый в светлую рубашку, расстёгнутую до пупа, да так что явственно виднелось заметное брюшко, он вёл неспешный разговор с Альбертом Сергеевичем Ковецом. Его очки в золотой оправе поблёскивали на свету и постоянно сползали по мокрому носу, а когда он сдвигал их обратно, стёкла касались бровей и вниз медленно скатывались капельки пота, прямо по бледному лицу и синеве выбритых щек. Короткие курчавые тёмные волосы и тонкие усы дополняли безрадостную картину. «Человек этот был моложе своего собеседника с трубкой и явно принадлежал к людям деловым» – такой лаконичной фразой вполне можно было бы ограничиться, пожелай мы вкратце охарактеризовать четвёртого участника компании, поскольку кроме дел молодого человека ничего не интересовало. Полное отсутствие лирики и романтики… Нет, определённо, такие не нравятся впечатлительным девушкам. Такие привлекают расчётливых женщин. Звали же молодого человека Вадим Щукин. Просто Вадим Щукин без всякого отчества и был он компаньоном Ковеца.

Что привело этих людей на борт теплохода, бороздящего Эгейское море по пути к порту Пирей? Что заставило их решительно покинуть Москву и что их ждёт дальше? Скажем, в том же самом порту Пирей? Казалось бы, простые вопросы! Но пока что, к началу одиннадцатого вечера, никто не смог бы ответить на них…

Конферансье объявил следующий номер ночной развлекательной программы и удалился с плохо скрываемым раздражением.

– …поэтому кредитные ставки не могут вырасти настолько, чтобы помешать нам, – закончил фразу Щукин.

– Угу, – Альберт Сергеевич задумчиво выпустил клуб душистого ярко-синего дыма.

Похоже, разговор не был интересен никому, кроме самого Щукина. Полина вертела в руках бокал с отвратительно тёплым шампанским и вяло размышляла куда бы его выплеснуть. А Костя Обухов практически совсем уснул. Его тело медленно, но верно сползало по стулу, стремясь принять горизонтальное положение. Тем временем музыканты закончили номер, вперед выдвинулся саксофонист и конферансье объявил серию медленных танцев. При этом он произнёс какую-то совсем уж убогую фразу: «Дамы могут пригласить кавалеров и наоборот». После чего удалился.

Грянула музыка.

Полина решительно отставила бокал. Сидеть за столом дальше было выше её сил. Лучше уж завязать лёгкую интригу с каким-нибудь очаровательным словоохотливым шатеном. Вот ведь какое приятное слово: «шатен». Мягкое. Куда приятней, чем «брюнет» или «блондин». Еще с детства Полине казалось, что первое напоминает «крем-брюле», а от второго веет чем-то блошиным. Альберт Сергеевич встрепенулся и заботливо посмотрел на дочь.

– Может, потанцуешь?

– С кем? – Полина бросила критический взгляд на своих соседей по столику. – Ты же не танцуешь.

– Со мной, например, – подал голос Щукин, поправил очки и изобразил на лице не очень убедительную улыбку.

– Иди, что зря сидеть, – ласково подтолкнул отец.

Полина вздохнула и поднялась. Видимо, ей не очень понравилась эта идея, но не устраивать же скандал? Довольный Щукин тут же последовал за ней и они принялись вяло топтаться неподалёку, не очень пытаясь попасть в такт музыке. Мелодия была тихой и на удивление приятной. Её явно вытаскивал бархатный голос саксофона.

– Полин, почему такое пренебрежение? – спросил Щукин.

– Какое пренебрежение? – излишне удивлённо переспросила Полина, мельком взглянув на сползающие очки.

– Ко мне.

Девушка недовольно нахмурилась, но Щукин этого не заметил.

– Не очень-то ты хотела танцевать со мной. – продолжил он, стараясь прижаться как можно плотнее. – А почему? Ведь мы с тобой такая удачная пара, разве нет?

Полина снова взглянула на своего партнёра. Теперь ей стало смешно.

– Нет, – сказала она, улыбнувшись, и решительно отодвинула Щукина на прежние позиции. – Не липни, и так духота невыносимая.

Другой бы на его месте обиделся, но не таков был Вадим Щукин. Вымучив на своём лице ещё одну улыбку, он продолжил разговор:

– Скажи, ты не собираешься подумать о замужестве?

Он постарался придать своим словам шутливый тон, но у него не получилось. Совсем. Видимо потому, что он вообще не привык шутить. Это, как говориться, не его стиль.

Полина рассмеялась.

– Жениха нет. Вот ты, например, совсем не подходишь.

– Почему?

– Слишком вырастут кредитные ставки. Не справишься.

Щукин недовольно вздохнул. Он понял, что продолжать разговаривать с этой девчонкой серьёзно сейчас совершенно бессмысленно, а быть остроумным не умел.

– Ну ладно, не будем об этом, – только и сказал он.

А потом добавил, поправив очки и проведя ладонью по волосам:

– Что-то действительно жарко…

Полина с улыбкой вспомнила «удачную пару». А что, в самом деле, может быть, они и выглядели бы со стороны удачной парой, если бы не переваливались с ноги на ногу как варёные раки?

Внезапно девушка наткнулась на незнакомый, но внимательный взгляд и в то же самое мгновение обладатель этого взгляда понял, что Полина обнаружила его интерес. Он улыбнулся и чуть-чуть, самую малость, приподнял свой бокал. Полина, вздёрнув носик, отвернулась, но заинтересовалась. Её кольнула мысль, что где-то она этот взгляд уже видела. Или это свойство любого пристального взгляда? В мелькании огней Полина плохо разглядела незнакомца, но одно стало ясно: человек этот хоть и был примерно одного с Щукиным возраста, производил он совершенно противоположное впечатление. По крайней мере, с точки зрения Полины.

Музыка смолкла. Девушка молча отпустила своего кавалера и быстро юркнула за столик. Щукин несколько секунд задумчиво стоял, словно застыв, а потом тоже сел. К этому времени Костя уже взбодрился, но только для того, чтобы очередным глотком пива прямо из банки вернуть себя в сонное состояние. Глотнув, он достал свой неизменный нож с выкидным лезвием и от нечего делать начал щёлкать им. Ковец выбил трубку в пепельницу и полез в карман брюк за кисетом.

– Вадим, выпьем? – предложила Полина.

– С удовольствием.

Щукин тотчас налил себе шампанского. Полина отсалютовала ему бокалом и чуть пригубила вино. А Щукин хватанул сразу весь бокал, и тёплое шампанское заставило его сморщиться в гримасе отвращения. Но он был рад ответить на любой, даже самый незначительный и бессмысленный знак внимания со стороны Полины.

Вновь заиграла музыка.

Щукин решил продолжить топтание и даже сделал попытку встать, но перед девушкой внезапно, как говорится «вдруг откуда ни возьмись», появился другой кавалер. Это был тот самый шатен с честным взором, который так пристально следил за Полиной во время предыдущего танца. В неверном свете ресторана, впрочем, цвет волос трудно было определить наверняка, но не называть же приятного человека брюнетом?

– Вы позволите пригласить вашу даму? – спросил кавалер у Альберта Сергеевича, безошибочно вычислив его, как старшего по положению.

– Ради Бога! – улыбнулась Полина, быстро поднимаясь с места.

Ковец согласно кивнул.

Кавалер подал Полине руку и повёл за собой на танцпол, а уязвлённый Вадим Щукин тем временем упал обратно на стул и холодно посмотрел в спину удаляющегося соперника.

– Это что за явление? – недовольно пробормотал он, наполнил бокал и быстро опорожнил его.

Вместе с тёплым вином накатила волна липкого воздуха. Стало невыносимо противно. Щукин осторожно оторвал прилипшую рубашку и подул вниз, к животу. Результата это не дало никакого. Вадим отпустил рубашку, и ткань вновь прилипла к телу.

– Не пора ли нам на свежий воздух? – спросил он, обращаясь к Альберту Сергеевичу.

Тот как раз раскуривал трубку. Не отрываясь от этого занятия, он молча кивнул и выдул облако дыма.

– Пора. Подождем Полину.

– Я вот как раз хочу поговорить о ней, – продолжил Щукин, взглянув на танцующих.

Неизвестный кавалер бережно вёл девушку и что-то шептал ей на ухо. Она смеялась. Она танцевала с удовольствием. Это было видно невооруженным взглядом и очень не понравилось Вадиму Щукину. Раздражение, как каша на масле, было густо замешано на полном непонимании. Что ей нужно? Какими достоинствами необходимо обладать, чтобы покорить её? Деньги? Так у него вообще нет понятия о количестве денег – они у него просто размножаются делением, как инфузории. К тому же он не какой-нибудь идиот вроде Обухова, у него серьёзный бизнес и, между прочим, бизнес этот он имеет на пару с её отцом. Что же ещё? Покой семейной жизни? Сомнительно, чтобы она думала о семье, но, в общем, он был уверен, что сможет обеспечить и это… А, может быть, ей понадобилась любовь? Сильное, всепоглощающее чувство? – Щукин даже поморщился невольно, – глупости! Любовь – это фикция. Есть только привязанность, а она появляется сама собой, со временем. И потом, вы только посмотрите на эти игры! На эти бесконечные порхания! Куда уж тут до любви, хотя бы влюблённость какая жиденькая появилась…

– Я слушаю, Вадим, – прервал желчные измышления Щукина заинтригованный Ковец. Всё, что касалось дочери, чрезвычайно волновало Альберта Сергеевича.

Щукин перевёл взгляд с танцующих на Альберта Сергеевича.

– Альберт, может быть это и не моё дело, но мне кажется, что Полина уже выросла…

– Да ну? – усмехнулся Ковец.

– Я имею в виду, что она уже взрослая девушка, почти невеста, а ведёт себя как ребенок, – пояснил Щукин, недовольный шуткой, и кивнул в сторону танцпола. – Это может плохо кончиться.

– Не преувеличивай, Вадим. Пускай резвится. Ей скоро в институт.

– Вот об этом я и хочу поговорить, – подхватил Щукин, – мне кажется, Полине надо учиться где-нибудь в Европе. Швейцария, там, или Франция.

– У неё английский язык.

– Тем более. Значит в Англии… Понимаешь, не место ей в Москве. Я уже говорил ей. Здесь, как на бойне, грязно и опасно… И потом, разные нежелательные знакомства! Это может плохо кончиться.

– Вадим, – недовольно проговорил Альберт Сергеевич, – к чему ты? У Полины какие-то проблемы?

– Я бы не сказал, – как-то уклончиво ответил Щукин. – Но…

В это время музыка стихла, внезапный кавалер что-то сказал Полине с улыбкой и исчез в неизвестном направлении, а сама девушка направилась обратно к столику.

– Давай-ка потом продолжим, – быстро сказал Щукин.

И почти сразу к столику подошла Полина.

– Фу! Я сейчас просто умру. Как вы здесь сидите?

– Из последних сил, – подал вдруг голос расплывшийся по стулу Костя, но продолжение темы не последовало, ибо в этот момент банную атмосферу ресторана нарушило появление трёх человек. И дело не столько в том, что появление это оказалось шумным и отвлекло на себя внимание, сколько в маршруте вновь появившихся – они направились прямиком к столику наших героев. Да, видимо, судьбе было угодно выпустить на авансцену сразу всех действующих лиц, прежде чем что-нибудь в этой истории случится.

Полина первая заметила вошедших, махнула им приветственно рукой и воскликнула: «А вот и Боря!».

И то верно. Самым замечательным среди них, безусловно, был Боря Тугаринский – человек огромных размеров. Он не был толстым. Ни в коем случае. Таких людей нельзя назвать толстыми. Тугаринский был именно большим. Более того, природа, видимо, не захотела на этом останавливаться, и наделила его к тому же мощным голосом. Голос очень гармонировал с его внешним видом и время от времени заставлял вспоминать легенду об иерихонских трубах. Одним словом, этого человека невозможно было не заметить. Казалось, что он занимает всё пространство сразу, причём независимо от его площади. Облачённый в белые брюки, пёструю рубашку и великолепную капитанскую фуражку, которая была ему мала, Тугаринский сам напоминал большой круизный лайнер. Причём во время карнавала на его борту. Дополняли картину шлёпанцы на босу ногу и бронзовая от загара кожа. Всё выдавало в нём южного человека, ибо для того, чтобы так загореть, надо прожить всю жизнь у моря. Так оно и выходило: Боря Тугаринский был то ли бандитом, то ли бизнесменом с Одессы. Его знали почти все в этом приморском городе и уж наверняка все, включая капитана, на круизной «России». Так что чувствовал себя Боря тут вольготно и даже где-то по хозяйски.

Тугаринского сопровождала невысокая женщина с огромными глазами. У неё были чудесные светлые волосы, но она решительно не производила никакого впечатления – она попросту терялась в тени большого человека. А её глаза с восторгом смотрели на Тугаринского.

Третьим был юркий чернявый парень. Все звали его просто Гарик и он так привык к этому, что все остальные свои паспортные данные считал малозначительными. Гарик ни на шаг не отходил от Тугаринского и готов был выполнить сию же секунду любое его желание: сбегать, там, за шампанским или пристрелить кого-нибудь.

Одним словом, как только Полина подала голос, большой Тугаринский застыл на секунду, приглядываясь, а потом расплылся в улыбке и его могучий бас ухнул, перекрыв музыку и заставив девочек из кордебалета вздрогнуть и сбиться с ритма:

– Полина!

Величаво покачиваясь, Боря тронулся по направлению к столику. Альберт Сергеевич вздохнул, смирившись с неизбежным, а Щукин как-то болезненно поморщился. Зато Полина сияла вовсю. Через минуту на присутствующих пахнуло жаром, и к столику причалил Тугаринский. Он с сомнением оглядел их с высоты своего внушительного роста.

– Только не говори мне, Полина, что тебе тут весело и хорошо. Так хорошо, – Боря сделал ударение на слове «так», – бывает только в бане, но там ни к чему надевать шмотки и потеть в них, как последние поцы… Кстати, добрый вечер Альберт Сергеевич и тебе, Вадик, привет. Костя не спи.

Тугаринский обрушился на компанию подобно тому, как пустынный самум обрушивается на караван, смешивая в беспощадном вихре товар, рабов и добрых магометян с их верблюдами.

– А правда, – согласилась Полина, – чего сидеть в этой духоте? Пойдёмте к бассейну.

– Альберт Сергеевич? – проснувшийся Костя вопросительно глянул на Ковеца.

– Идите, – ответил тот. – Я еще посижу и присоединюсь к вам.

Полина вскочила из-за стола, вслед за ней поднялся Костя, и они двинулись на открытую палубу за Тугаринским. Недовольно, с кряхтением, встал Щукин.

– Пожалуй, действительно надо проветриться, – сказал он и тоже пошёл.

Тащиться на открытую палубу ему пришлось в одиночестве, и по дороге он в который раз подумал, а нужно ли это всё ему? И в который раз пришел ко мнению, что нужно и даже весьма. Многочисленные перспективы таились в этой девчонке.

А на сцену снова выполз конферансье, похожий теперь на лягушку Кермита из «Маппет-шоу» и объявил:

– У нас в «Москве», – пауза и доверительный голос, – я, конечно, имею в виду этот ресторан, – пауза и голос по нарастающей, – специально приглашённая звезда, всеми любимая Эльвира!

На этом месте зал должен был бы взорваться аплодисментами, но не взорвался. Лишь Альберт Сергеевич замер, не отрывая глаз от эстрады. А там появилась молодая женщина в чёрном платье с открытыми плечами. Она подошла к микрофону и лучи трёх прожекторов высветили её стройную фигуру… А глаза! Альберт Сергеевич был совершенно уверен в том, что в её печальных тёмных глазах могло отразиться всё Средиземное море… Эльвира отыскала его взглядом, чуть-чуть улыбнулась уголками рта – Ковец точно это заметил и запела.

Когда ссутулившийся Щукин поднялся на одну палубу вверх и оказался на открытой кормовой площадке, вся компания уже деловито располагалась в плетёных креслах у самого бассейна. Тугаринский грохотал у стойки бара с дебильным названием «Матрёшка». Маленькая женщина с наивными глазами по имени Вика молча смотрела на него. Гарик крутился вокруг, увлеченно исполняя роль гарсона. Он быстро и ловко переправлял бокалы со всевозможными напитками Полине и Косте, обсуждавшим что-то с видом заговорщиков. Костя криво улыбался, а Полина, напротив, была совершенно серьёзна.

Всё это Щукин охватил беглым взглядом, без особого удовольствия подходя к сидящим и присматривая место себе. Бассейн, так бассейн.

– Советую попробовать коктейль «матрёшка». Потрясная вещь, – отрекомендовал внезапно появившийся около Вадима Обухов. – В натуре, как авиационное горючее. Включает полный форсаж. Фирма гарантирует.

Вадим как-то странно посмотрел на Обухова и молча двинулся к стойке бара. Бармен – прилизанный малый в белой рубашке с бабочкой – передал два последних бокала Гарику и вопросительно посмотрел на Щукина.

– «Матрёшку», – махнул тот рукой и тяжело навалился на стойку.

Бармен понимающе кивнул и принялся колдовать с какими-то стопочками, мензурочками и прочим своим хозяйством. Щукин с ужасом наблюдал, как одна за другой мелькали бутылки: коньяк – водка – ликёр – опять водка. А потом в руках бармена зловеще блеснул тонкий острый нож. Ловким движением он срезал пробку с бутылки сухого вина и через минуту перед ошалевшим Вадимом стоял высокий бокал с жидкостью весьма подозрительного цвета, обильно пахнущей миндалём. Но больше того – вся эта квинтэссенция алкогольного пристрастия человечества горела синим пламенем.

– Это можно пить? – с сомнением в голосе спросил Вадим.

– Конечно, – невозмутимо заявил бармен. – Кофе будете заказывать?

– Буду.