Леди и детектив, или Щепотка невезения

Глава 1

– Эви, дорогая, я выхожу замуж! – торжественно, не размениваясь на ненужные мелочи вроде приветствия, сообщила достопочтимая мадам Люсиль Браун, она же владелица самого популярного гадального салона в столице Республики Эглетон, городе Бридже, госпожа Люсинда, она же моя дорогая бабуля шестидесяти трёх лет от роду.

Новость была так себе. Бабушка в принципе любила выходить замуж. Можно сказать, это было одним из её многочисленных и вполне безобидных, где-то даже полезных, хобби. К примеру, рабочим местом я обзавелась благодаря бабулиным связям. Мистер Джонс был пятым её мужем, и надо заметить, что брак этот был вполне счастливым. Как и все другие её браки. Если не ошибаюсь, нынешний должен был стать десятым в череде многочисленных семейных союзов Люси.

– Поздравляю, – удобнее перехватила я тяжёлую медную телефонную трубку и достала из верхнего ящика громоздкого письменного стола завёрнутый во вчерашнюю газету бутерброд. – И кто у нас жених? – поинтересовалась, откусывая приличный кусок хлеба с индейкой, и приготовилась к перечислениям достоинств моего нового будущего дедушки.

– Не скажу, – ответила бабушка.

Я лихорадочно зашарила по столу в поисках воды, кашляя от неожиданности. Что-то новенькое.

– Скажу только, что он работает в полиции.

– Почему не скажешь? – осторожно спросила я.

– Потому что ты уже трижды отсутствовала на моей свадьбе! – рявкнула она мне в ответ. – А я, между прочим, в этот раз уверена, что встретила мужчину моей мечты!

– Правильно говорить не «свадьбе», а «свадьбах», – тоном учительницы младших классов поправила её я. – И у тебя каждый раз – на всю жизнь.

– Не будь занудой, Эви, – сменила бабуля тон. – Неужели ты не хочешь увидеть свою Люси?

– Конечно, хочу. Только я думала, что ты сама приедешь в следующем месяце.

– Теперь никак не получится, – огорчённо вздохнула госпожа Люсинда. – У нас с Фредди медовый месяц. И, как лицо проинформированное, скажу, что вся эта полицейская активность в последнее время неспроста. Туринцы переходят все границы! Ты знаешь, теперь мы всюду носим с собой документы. А иначе штраф или, того хуже, ночь в полиции!

– Значит, его зовут Фредди, – вычленила я самое главное из её прочувствованной речи.

– Откуда ты знаешь? – удивилась бабуля моей прозорливости.

– Я не уверена, что мистер Джонс отпустит меня в отпуск.

– Этот вопрос я решу сама, – отрезала бабушка.

– Хорошо, я постараюсь купить билет на ближайший поезд. Сама понимаешь, лето, сезон отпусков. Все матроны считают своим долгом вывезти отпрысков в столицу, на вокзале ажиотаж. Билеты были распроданы, не успев поступить в продажу.

– На этот счёт ты можешь не беспокоиться. Я попросила Митчела оставить тебе местечко месяц назад. Поезд завтра утром, – припечатала Люси, отрезая всяческую возможность отделаться от предстоящей поездки.

Всё-таки умения Люсиль дружить с бывшими мужьями поражали воображение.

– Эванжелина, – мягко добавила бабушка, – ты взрослая образованная девушка. То, что ты давным-давно провалилась на вступительных экзаменах в Университет Бриджа, не означает, что столица не примет тебя и в этот раз. Зато ты сэкономила отцу семейный бюджет в Рамбуи! Хотя, скажу тебе, можно было и не экономить. Всё же новая жена у твоего отца ещё то сокровище.

Я невольно улыбнулась, представив, как она скривилась при упоминании невестки.

– Хорошо, бабушка, – капитуляция была неизбежна. – Вечером зайду к Митчелу за своим билетом.

Остаток разговора прошёл как в тумане. Кажется, мы попрощались и договорились встретиться то ли на вокзале, то ли у памятника её величеству, то ли я должна была прийти сразу в её салон, ведь от вокзала до дома, где бабушка снимала два верхних этажа, было всего два квартала. Думала я совсем о другом.

«Вряд ли на свадьбе бабушки будет министр полиции. Даже если и будет, не потащит же он на свадьбу сына? А если потащит, что само по себе сумасшествие, какова вероятность, что он тебя вспомнит? Вероятность равна нулю!» – уговаривала я себя.

Но в памяти упорно вставала картинка разъярённого молодого мужчины и невысказанная им угроза, по причине того, что я позорно сбежала, не дождавшись роковых слов.

Я ведь так и не рассказала бабушке, почему провалилась тогда, шесть лет назад, на вступительных экзаменах в столичный университет. Дело было вовсе не в отсутствии у меня нужных знаний и необходимого в таких случаях везения. Я ведь и до приёмной комиссии не успела дойти. Рок настиг меня немного раньше.

Шесть лет назад в холле столичного Университета на глазах у выпускников и поступающих я поставила Дэвиду Харрису, сыну министра полиции, фингал.

Стыд от воспоминаний накрыл десятифутовой волной и напрочь отбил аппетит.

В год, когда я успешно окончила школу, а школьные учителя и бабушка прочили мне великое юридическое будущее (учителя – основываясь на оценках, а бабуля – на особенно удачном карточном раскладе), отец решил, наконец, жениться второй раз. В отличие от бабушки, страсти к регистрации отношений за ним не водилось. После смерти матери от продолжительной болезни, чтобы скрыться от тяжёлых воспоминаний, он перевёз маленькое семейное производство по изготовлению замков в Бридж и неожиданно преуспел. Я же осталась на попечении бабушки. Та взялась за моё образование со свойственной её широкой натуре страстью. Даже вышла замуж за учителя математики. Кстати, совершенно зря, математика мне всегда давалась легко. Впрочем, она довольно скоро поняла, что в таких жертвах я не нуждаюсь, и вышла замуж за руководителя кружка по самообороне, решив, что подрастающей симпатичной мисс такие знания не будут лишними. Способности и материальное положение семьи к тому времени уже позволяли претендовать на обучение в столичном Университете, что и подтвердило соответствующее письмо с одобрением моей кандидатуры и приглашением пройти вступительное собеседование.

Папа встретил нас с бабушкой и, целуя, сообщил радостную весть – скоро у меня появятся мачеха и сестра. Новая пассия отца, Элизабет, оказалась дамой среднего возраста, внешности и моральных качеств, но могла похвастаться приличной, не чета моей, родословной. О чём не преминула неоднократно сообщить. Моя мама, хоть и слыла редкой красавицей, была безродной сиротой. Этот факт никогда не мешал мне жить, но мог помешать Элизабет в её матримониальных планах на собственную дочь. То, что ни мой отец, ни моя бабушка, к аристократии не принадлежали, её планам угрозы почему-то не несли.

Конечно, она была достаточно умна, чтобы не говорить этого прямо. Но каждая брошенная фраза, каждый взгляд были наполнены таким ядом, что моя бабушка не выдержала и съехала от отца меньше чем через неделю, прихватив и меня с собой.

– Эванжелина, дорогуша, – сладко улыбалась мачеха за обедом, – ты разве не знаешь, что в приличном обществе недопустимо носить такие кудряшки? Девушка должна быть аккуратно причёсанной, ты же напоминаешь давно не стриженного барашка из Рамбуи.

– Эванжелина, твой деревенский загар недопустим. Как мы с Бекки сможем представить тебя её подругам, если ты больше похожа на вульгарную деревенщину, чем на девушку из приличной семьи?

– Эванжелина, что за платье? Этот красный – такая пошлость! Недопустимо!

– Эванжелина, ты слишком громко смеёшься. Это недопустимо! – и ещё тысячи комментариев, вся суть которых заключалась в полном несоответствии моей скромной персоны её будущей семье и недопустимости к чему-либо в принципе.

Безусловно, родная дочь Элизабет – Ребекка, причёсанная в залитый сахарной водой затянутый пучок волосок к волоску, отчего цвет её волос был практически неопределим, являла собой образец идеально воспитанной и привлекательной молодой мисс. Она улыбалась, лишь слегка поднимая уголки губ, говорила сквозь зубы и одевалась только в пастельные оттенки, как и положено незамужним девушкам. Я же со своей южной внешностью, длинными кудрями, которые невозможно было уложить ни в одну причёску, потому что из неё вылетали все шпильки и развязывались ленты, тёмными глазами и смуглой от природы кожей, раздражала мачеху одним своим видом. А от частоты эпитета «недопустимо» у меня начался нервный тик.

Никогда ещё я не покидала отцовский дом с такой поспешностью. На следующее утро предстоял важнейший экзамен в моей жизни, но даже обновлённая обстановка ставшего необычайно уютным особняка благодаря участию в ремонте Элизабет и перспектива недостаточно выспаться не остановили меня от переезда. Так обрадовала меня бабушка случайно подвернувшейся по дешёвке жилплощадью рядышком с вокзалом.

– Эванжелина, ты не должна обижаться, – сказал на прощание отец. – Я женюсь и ради твоего блага. Элизабет Спэлман – дочь барона. Это шанс войти в высшее общество и обзавестись связями. Нам нужно быть благодарными этой возможности.

– Лучше я буду благодарна Элизабет где-нибудь в другом месте, – буркнула я и побежала за бабушкой к вызванному заранее автомобилю, даже не поцеловав его на прощанье. Обида, безусловно, имелась. Я никак не могла понять: как отец мог променять меня и воспоминания о маме на эти две бледные копии леди?

– Да. Не лучшая спутница для моего сына, – задумчиво сказала тогда Люси. – Но он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, и не нам с тобой, Эви, их менять, – строго закончила она, глядя на моё обиженное лицо.

Она была права, моя мудрая бабушка. Но шестнадцатилетней девчонке, оставшейся без матери, предстоящая женитьба отца казалась трагедией, а будущее уже не таким светлым.  Что скоро и подтвердилось.

Несмотря на придирки, Элизабет всё же сочла возможным представить меня подругам Ребекки. На чопорном чаепитии я узнала, кажется, имена всех более-менее перспективных молодых холостяков столицы. А поскольку Бекки сообщила подругам о том, что вскоре её сводной сестре предстоит учёба в Университете, меня так же снабдили более специализированной информацией, а именно перечислили фамилии вызывающих у юных мисс интерес старшекурсников, которых я, возможно, встречу и на которых мне ни в коем случае не стоит претендовать. Одним из этих потенциальных мужей был Дэвид Харрис, сын министра полиции, необыкновенно привлекательный и обеспеченный молодой человек. Также, судя по рассказам одной из девушек, высокомерный и достаточно невоспитанный, чтобы прилюдно нагрубить даме. Хотя как именно он ей нагрубил, девица говорить отказывалась. Оснований не доверять ей у меня тоже не было, а Бекки даже сбегала в спальню за фотографией Дэвида, чтобы сведения наиболее полно отложились в моей голове.

Когда следующим утром в холле университета я увидела жениха своей новоиспечённой родственницы (а Бекки серьёзно считала министерского сына таковым), то твёрдо решила держаться от него и его компании как можно дальше. Тем более, что это было не трудно – он не обращал на меня и других претендентов на обучение никакого внимания. В жизни он оказался ещё более привлекательным, чем обещала затёртая фотокарточка Ребекки. Наверное, потому, что был живым. Ярко синие глаза взирали на мир с толикой насмешки, а короткие тёмные волосы были уложены с той самой небрежностью, добиться которой без хорошего парикмахера практически невозможно. Твёрдой походкой уверенного в собственной неотразимости мужчины он прошёл в компании таких же представителей золотой молодёжи куда-то мимо нашего коридора. Играючи завладел вниманием всех присутствующих в помещении и исчез из вида под громкие вздохи девушек и неприязненные взгляды мужчин.

Тем временем я уже вдоволь насмотрелась на внутреннее убранство университета, сравнив оригинал с фотографиями и убедившись в их полном совпадении, но моя очередь всё ещё была далека, а чашка утреннего кофе и необычайное волнение настойчиво давали о себе знать. Сообщив стоящему следом за мной в очереди щуплому юноше, что отлучусь, я направилась на поиски дамской комнаты, и надо же было такому случиться, что именно тогда мистер Харрис вместе со своей компанией решил покинуть университет.

Ещё раз напомнив себе, что этот надменный выпускник, вполне возможно, мой будущий родственник, я покрепче перехватила ридикюль и опустила глаза в пол, чтобы случайно не вызвать его недовольство. Небогатый недельный опыт общения с аристократией, пусть захудалой и обнищавшей, с высокой долей вероятности говорил, что и Дэвид может ненароком оскорбиться, если как следует меня разглядит. А обида на отца и несправедливые упрёки будущей мачехи грозились вылезти наружу в самый неподходящий момент, чтобы превратиться в достойный южанки скандал.

В тот миг, когда я почти поравнялась с компанией, а дверь в нужное мне помещение была очень близко, раздался громкий смех, отчего-то показавшийся мне особенно неприятным. Наверное, потому, что смеялись надо мной. Я сжала зубы и пошла вперёд, но кто-то перегородил мне дорогу.

– Простите, мисс, – приятным голосом обратился ко мне молодой мужчина, в котором я обречённо узнала Харриса.

– Да? – вздохнула я.

Он растянул губы в ироничной улыбке и сказал:

– В университете это недопустимо, – а дальше я уже ничего не слышала. Сознание, измученное волнениями последних дней, выхватило из речи выпускника любимое миссис Спэлман слово «недопустимо», и на меня что-то нашло. В книгах такое состояние называют «боевым трансом берсерка», временным помешательством или приступом особенно яростной агрессии. Именно такое состояние для достижения высшей степени мастерства в уличной драке пытался вызывать у меня шестой муж бабушки, но у него не получалось. А теперь удалось – я переложила ридикюль в левую руку и от души размахнулась, целя Дэвиду Харрису прямо в левый глаз.

Ужас ситуации дошёл до меня в тот миг, когда под глазом мужчины стал стремительно наливаться багровым синяк. И пока друзья Дэвида и он сам не опомнились, я подхватила юбку и ураганом вылетела через любезно открытые кем-то высокие двери университета.

– Ты что, так и оставишь это безобразие? – донеслось мне вслед.

– Нет, не оставлю, – услышала я и припустила ещё быстрей.

Да… В тот день я наломала дров, обзавелась влиятельным врагом и изменила судьбу, как и предупреждали карты. Жаль только, что об остальном они предупредить забыли.

Обеденный перерыв подходил к концу. Я выглянула в окно. Нотариальная контора Джонса, в которой я честно служила помощником владельца и одновременно единственного помимо меня работника, располагалась в самом центре Рамбуи, рядом со всеми сколько-нибудь значимыми городскими объектами – церковью, мэрией и булочной. Сейчас центральная улица была тиха и пустынна, и только одинокий садовник сонно прохаживался вдоль заросших сорняками ваз с декоративной капустой – утром господин мэр устроил ему разнос за неухоженный вид символа нашего города. Рамбуи издавна славился яркими клумбами, и каждый год уверенно получал звание самого цветочного города Эглетона.

Из дверей булочной, словно большая баржа, выплыла почтенная госпожа Биджброук и направилась в нашу сторону. Её высокая шляпа с чёрным пером надвигалась быстро и неумолимо, как завтрашний день. До того как она войдёт, оставалось несколько минут. И это время следовало потратить на то, чтобы отпроситься у мистера Джонса и выйти через запасную дверь в его кабинете. Иначе появление миссис Биджброук грозило оставить меня в конторе вплоть до отправления поезда. Трое из пяти её сыновей всё ещё не были женаты, и она решила, что я устраиваю её в качестве невесты любого из них. Моё мнение её не интересовало, а бабушка – единственный человек, который мог в чём-либо убедить Биджброук – уже два года как окончательно перебралась в столицу. И ровно два года длилась осада, которую я держала из последних сил.

Несколько отточенных движений руками – и гора документов на столе превратилась в аккуратную стопку. Последний взгляд на рабочее место, и вот я уже в кабинете Джонса. Очень жаль было будить нотариуса, но ради спасения собственной свободы и жизни – пришлось. Громко и как можно быстрее я описала начальству срочную необходимость отлучиться из конторы на неопределённый срок в связи с преследованием госпожи Биджброук в данный момент и свадьбой бабушки в ближайшем будущем. На что сонный нотариус пробормотал пожелания хорошей дороги его любимой Люси и поздравил с предстоящим вступлением в брак меня.

Я не стала его поправлять, потому что в этот момент зазвенел колокольчик на входной двери. Поцеловав Джонса в помятую ото сна щёку, я выбежала во внутренний двор.

Несколькими днями ранее. Столица Республики Эглетон. Полицейское управление Бриджа.

– Господа, доброе утро! – приветствовал коллег грузный мужчина в идеально сидящей на нём полицейской форме. – Прошу садиться, – разрешил он, и в тёмном помещении небольшой переговорной раздался звук отодвигаемых стульев. – Дэвидсон, что у нас?

– Доброе утро! – поздоровался молодой полицейский. – Утечка из Министерства промышленности и торговли подтвердилась. Мы проверили информацию, действительно, за последний год несколько достаточно значимых открытий в различных хозяйственных областях были проданы в Турин, минуя парламент и президента. Все изобретённые технологии принадлежали или молодым независимым учёным, или мелким предпринимателям, не имеющим достаточных связей, чтобы поднять шумиху. Всё было обставлено как добровольная передача прав в фонд «Экономика будущего» под эгидой министерства. Самое интересное, что фонд действительно выделял деньги на развитие идей. Люди были рады получить хоть что-то. А поскольку процент технологий, принадлежащих фонду и проданных на сторону, был ничтожно мал – это стало ещё одной причиной, почему информация так поздно дошла до нас.

– Харрис? Твои комментарии?

– Новаторы, действительно, шли в министерство сами. Но, похоже, аппетиты предателей росли, или туринцы сделали заказ в определённой сфере. У дальней родственницы нашего сотрудника были украдены документы на швейную машину с новым принципом работы. Станок способен не просто шить, но и вышивать. Нам удалось выследить вора, это некий мистер Дуглас Саливан. Безработный, замешанный в нескольких некрасивых историях с богатыми наследницами, брачный аферист. Мы следили за его передвижениями – сейчас он находится в провинции Бонво. Там же недавно было изобретено сильнейшее средство по борьбе с садовыми вредителями. Полагаем, что он приехал туда с целью завладеть результатами исследований. В ближайшее время он отправится в Бридж. В столице Саливан должен будет передать информацию заказчику. Рассчитываем выйти на того, кто стоит за воровством в министерстве. Пока ясно лишь то, что этот кто-то имеет широкий доступ к информации и, вполне вероятно, достаточно влиятелен, чтобы рисковать. Под подозрение попали все, кто так или иначе связан с фондом. В том числе, мистер Томас Трэвис – директор «Экономики будущего».

– Хорошо. Дэвид, я хочу, чтобы ты лично проследил за операцией в Рамбуи. Наши доблестные провинциальные коллеги из-за излишнего рвения способны запороть даже такую ерунду.

Послышались понимающие смешки.

– Слушаюсь, полковник, – улыбнулся симпатичный синеглазый офицер. – Я уже попросил особый отдел выделить мне двоих сопровождающих и сделать необходимые приготовления.

– Мелроуз, посодействуй! – тяжёлый взгляд полковника выхватил начальника особистов. – Министр готов предоставить любую помощь, чтобы найти крысу до того, как общественности станет известно об утечке технологий.

– Да, сэр, – слегка поклонился подчинённый – приятный мужчина неопределённого возраста с открытым взглядом. Располагающий и совершенно обычный, каких тысячи на улицах любого города. Начальник Особого отдела полиции – мистер Альфред Мелроуз.

Человек, именем которого в республике пугали детей.

Глава 2

Утром неожиданно испортилась погода. Налетели тучи, и с неба накрапывал мелкий противный дождь. Пассажиры прятались от стихии под навесами над железнодорожными платформами и в здании вокзала Рамбуи. Я вертела в руках билет, проверяя номер поезда и вагона, и слушала напутственную речь любимой подруги Мэгги, с которой мы жили последние несколько лет в старом доме моей бабушки, доставшемся в наследство от деда.

– Обязательно, слышишь, Эви, зайди в Центральный магазин и купи мне соломенную шляпку! – говорила Мэган, поправляя полы нового жёлтого плаща. Её светлые волосы и голубые глаза особенно ярко выделялись на фоне солнечного, отделанного синими лентами капюшона. – Ещё купи мне две, нет, три пары резиновых перчаток, семена петунии махровой и большой садовый секатор, – продолжила она перечислять необходимые к приобретению вещи. – В общем, держи список, – в конце концов сказала она и протянула мне листок, исписанный ровным почерком, выдающим в его обладательнице воспитанницу приюта Святой Эвгении.

Приют этот находился в трёхстах километрах от Рамбуи, и именно оттуда по высочайшему распоряжению в единственный институт нашего славного города направлялись молодые перспективные сироты, чтобы в дальнейшем достойно трудиться на благо сельскохозяйственной промышленности Эглетона. Из приюта Святой Эвгении двадцать четыре года назад в Рамбуи была направлена моя мама, поэтому о царящей там строжайшей дисциплине, бедности его выпускников и их трудностях в большом мире я знала из первых рук. Не было ничего удивительного в том, что я предложила помощь растерянной и расстроенной скромно одетой девушке в первый день обучения в институте. Комендант нашего общежития отказал ей в месте, хотел или денег, или свидания с симпатичной студенткой, а я предложила переночевать у нас, пока не прояснится вопрос с комнатой.

Мэгги была чудесной девушкой, доброй, весёлой и, главное, не имела ничего против моей бабули. Никто из родственников женского пола не мог настроить её против «самой страшной расхитительницы чужих мужей». В наших с Люси лицах она обрела семью, а у меня появилась первая в жизни подруга.

– Может быть, всё же поедешь со мной? – заискивающе спросила я. Перспектива весь незапланированный отпуск гоняться в поисках новейших садовых инструментов совершенно не привлекала. – Митчел по секрету сообщил, что у него есть ещё несколько свободных мест.

– Эви, – с укоризной сказала подруга, – ты же прекрасно знаешь, что я не могу. У меня Розы!

Розы – это да. Против роз даже Люсиль не имела никакого оружия. Мэгги несколько лет кропотливо выводила новый сорт, и её труды не прошли даром. Подругу пригласили на большую выставку сельскохозяйственных достижений, которая должна была состояться через несколько дней в соседней провинции. Зная, как важно для Мэг признание её работы, бабуля не стала уговаривать подругу приехать. Хотя, справедливости ради, на трёх предыдущих бабушкиных свадьбах присутствовала именно она. Теперь пришёл мой черёд.

Я убрала список к билетам – в карман нового пиджака, лилового, как кусты лаванды, выращенные Мэгги на нашем заднем дворе. Ридикюль был доверху набит мелочами, необходимыми приличной женщине в дороге, я и паспорт-то туда непонятно как запихнула.

Купить нужные подруге вещи попрошу Ребекку. Вот уж кому прогулки по магазинам доставляют истинное удовольствие. Несмотря на первое впечатление и сложные взаимоотношения с мачехой, сводная сестра оказалась не такой уж плохой. Свадьбу родителей мы вынуждены были провести вдвоём и, как ни странно, остались довольны друг другом. Бекки помогала мне не запутаться в именах гостей, подсказывала, какой вилкой ковырять неизвестные кулинарные изыски в тарелках и пыталась всячески развеселить и поддержать. Хотя причина моего уныния была вовсе не в свадьбе отца, а в том, что светилом юриспруденции мне отныне было не стать. В Рамбуи этому не учили.

Сестра стала моим проводником в мир аристократии, и она же, в ответ на мой гипотетический вопрос, что будет, если случайно засветить дворянину в глаз, честно ответила – ничего хорошего.

Громкоговоритель уведомил о скором отправлении поезда на Бридж. Мы с Мэгги одновременно посмотрели на большие круглые вокзальные часы – кованые, с причудливо изогнутыми стрелками и вот уже несколько месяцев неизменно показывающие полдень. Наш часовщик с весны праздновал рождение младшего сына, а нанимать другого мэр не захотел из патриотических соображений. Понимающе вздохнули и направились к платформам мимо билетных касс и кабинета директора вокзала. Дверь Митчела была приоткрыта, из помещения раздавались горестные всхлипы и мужские успокаивающие голоса.

– Всё, всё до единой песчинки! Все мои разработки! Всё пропало, – причитала женщина.

– Успокойтесь, миссис Брэкстоун, расскажите по порядку. Когда вы обнаружили пропажу?

– Я должна была представить свою работу биохимикам в Бридже. Приехала на вокзал заранее, чтобы не опоздать, – судорожно объясняла мадам. – Всё было здесь, со мной. Я отвлеклась на несколько секунд, кто-то громко закричал, и я посмотрела в сторону звука. Повернулась, а саквояжа с материалами нет, – дама достала крохотный платочек и промокнула выступившие слёзы.