Затем пруссаки выстроились рядами и пошли на нас в атаку. Первых мы уложили, но за ними шёл второй ряд, затем третий… Я приказал солдатам отступать на свои прежние позиции. Но было уже слишком поздно! Путь к отступлению отрезали. Мои солдаты разбежались по лесу. Ну а я надёжно спрятался в кустах, у берега реки. Но вскоре, к несчастью, я убедился, что моё временное убежище не настолько надёжно, как мне казалось…
– Тебя сцапали пруссаки, – поддел майора капитан Бурцев, скучающий вид которого говорил, что эту историю он слышит не впервые.
– Андрей Макарович, – повернулся к нему Курбатов. – Почему вы взяли за привычку перебивать меня на полуслове?
– Прошу меня простить, Антон Семёнович, – довольно улыбнулся капитан. – Просто эту вашу историю знает весь Оренбург. Точнее, все его жители. И, видимо, графу Артемьеву она тоже известна.
Офицеры посмотрели на озабоченное лицо Александра Прокофьевича, который делал вид, что слушает болтовню майора, а сам тем временем сосредоточенно размышлял о чём-то своём.
– Давайте выпьем, господа! – предложил Безликий, наполняя бокалы вином. – Лично мне эта история показалась захватывающей и пришлась по душе. И, между прочим, господа, я слышал её впервые!
– Вот видишь! – воскликнул майор, торжествуя. – Тогда послушай, милейший Андрей Макарович, как я угодил в плен к пруссакам и как из него бежал.
– Лучше бы вы всем нам рассказали о своём забавном приключении с женой мясника, – предложил Бурцев. – Там действительно есть над чем посмеяться, хотя и эту байку я тоже услышу не впервые!
– Ха-ха-ха! – рассмеялся жизнерадостно Курбатов. – А почему бы и нет? Это очень позабавит Александра Прокофьевича и господина, э-э-э, – видимо, позабыв фамилию, майор посмотрел на Безликого.
– Андрей Соболев, – вежливо напомнил тот.
– Вы должны послушать эту чушь болотную, господин Соболев, – поправился Курбатов. – Её тоже все горожане уже выучили наизусть, но для тех, кто не слышал, рекомендую набраться терпения.
– Жаль, что муженька этой красотки нет сейчас с нами рядом, – расплылся в улыбке Бурцев. – А он, как я слышал, весьма ревнив и тяжёл на руку.
– К тому же он туп как пробка и спит так крепко, что залпом из пушек не разбудишь! Ха-ха-ха…
– А ты её ублажал, когда она спала рядом с мужем в постели? – очередной раз поддел весёлого майора Бурцев.
– А то ты не знаешь. Ты же все мои истории наизусть выучил? – парировал майор.
В библиотеку вошёл стройный молодой офицер – адъютант губернатора. Он был бледен и, видимо, взвинчен до предела.
– Что принёс нам новенького, милейший Павел? – обратился к нему капитан Бурцев.
– Налейте мне лучше побольше вина, господа, а потом уж и расспрашивайте, – угрюмо бросил поручик и, покосившись на графа Артемьева, устало присел.
– Судя по твоему виду, мир вокруг нас уже провалился в тартарары, – невесело пошутил Курбатов.
– Да по мне, господа, лучше бы он туда и провалился, – в сердцах воскликнул офицер, беря бокал с вином из рук Бурцева. – Сегодня ещё один гонец прибыл с вестями об изменнике Пугачёве!
– Он ещё в доме? – оживился Безликий.
– Да, его кормят сейчас на кухне, – отпив несколько глотков, ответил адъютант. – Но коня ему уже седлают. Как брюхо набьёт, так сразу и ускачет.
– И чем дурны вести, привезённые гонцом? – полюбопытствовал граф Артемьев с видимой заинтересованностью.
– На первый взгляд ничего особенного, – нахмурился адъютант. – Именно так отозвался о донесении его высокопревосходительство. Только вот я думаю об этом иначе.
– Иначе? А это как, позвольте спросить?
– Пугачёв и его шайка захватили Илецк! – ответил графу и всем остальным поручик. – Лично я считаю, что это бунт черни, а не то, что можно назвать «ничем особенным»!
– Надеюсь, вы не шутите, милейший Павел? – побагровел майор Курбатов.
– Какие тут шутки, – воскликнул нервно адъютант. – От таких шуток скорее расплачешься, нежели расхохочешься.
– Так уж всё плохо? – дождавшись своей очереди, спросил граф.
– Достаточно ясно ответить на этот вопрос я не могу, – пожал плечами адъютант и допил вино. – Думаю, что хуже и быть не может. Тот факт, что Пугачёв осмелился казнить илецкого атамана, как мне кажется, говорит о многом. К тому же, пока мы здесь развлекаемся на балу, самозванец весьма возможно уже штурмует Рассыпную!
Он выпил залпом ещё бокал вина, который учтиво подал ему капитан Бурцев, и горько вздохнул:
– Ещё прошлый раз я говорил Ивану Андреевичу, что…
Молодой офицер встретился взглядом с графом Артемьевым и тут же замолчал.
– Так что, уже ранее сообщалось о «безобразиях» Пугачёва? – живо поинтересовался граф, продолжая сверлить сконфузившегося адъютанта пронзительным взглядом.
– Было дело, – ответил за поручика майор Курбатов. – Комендант Симонов не раз присылал с донесением нарочных, когда Емелька со своей шайкой к Яицку подбирался.
– И что? Почему Иван Андреевич как губернатор не принял соответствующих мер? – упрямо наседал с вопросами граф.
– А уж это вы у него сами спросите, ваше сиятельство, – вступил в разговор капитан Бурцев. – Гонцов губернатор принимал, но не придавал привозимым ими сведениям должного значения. Однажды гонец прибыл и, как оказалось, «не вовремя». Иван Андреевич день рождения супруги отмечал. Бал, гости… Всё, как и сегодня! Гонец ему рассказал, что Пугачёв себя царём Петром Фёдоровичем называет и тем самым задурил головы казакам. А губернатор к тем весьма грозным вестям отнёсся как к милой шутке…
– Пока генерал развлекался, – продолжил майор Курбатов, – Емеля бунт развязал, пообещав казакам волю вольную и жизнь развесёлую!
– Наверное, не так прост Пугачёв, раз казаки поверили ему на слово, – покачал головой граф. – А это может означать только то, что самозванец – серьёзный и опасный противник.
– Да что он может? – крикнул адъютант, у которого винные пары в голове разбудили чувство уязвлённой гордости. – Да он всего лишь простой казак! Да у него мозги куриные!
– Если у кого мозги куриные, так только не у Пугача, – ухмыльнулся Бурцев и выразительно посмотрел на дверь библиотеки. – Вот он ещё пару-тройку крепостей захватит, тогда в его значимость и умение все поверят!
– Пока Иван Андреевич раскачается, Пугачёв силой обрастёт, – посетовал адъютант. – К нему голытьба со всех краёв толпами валит, и войско его разбойное не по дням, а по часам растёт!
– И эти сведения гонец привёз? – спросил граф.
– А кто же ещё. Он самый, – ответил раздражённо поручик.
– Господа, да пусть всё к чертям катится, – откупоривая очередную бутылку, наигранно весело крикнул Бурцев, желая отвлечь погрустневшую компанию от мрачных мыслей. – Подёргается Пугач, спесь собьёт, да и поостынет. Содержать войско деньги нужны. Много денег. Очень много! Грабежами и разбоем столько не заработаешь!
«Он их уже заработал, уважаемые господа! – с тревогой подумал граф. – Флоран и Анжели подсуетились, сволочи!»
Александр Прокофьевич вдруг вспомнил намёки пленённых им в подвале шляпного салона французов, их подозрительную дружбу с яицкими казаками. Теперь ему стало ясно, для каких целей должно было послужить золото, которое он обнаружил в бочонках и которое французы с казаками хотели вернуть. А вслух он сказал:
– Деньги у Пугачёва есть. У него много денег, поверьте мне, господа. Их настолько много, что хватит не только содержать огромную армию, но и перевернуть с ног на голову всю Россию!
– Где же он смог их раздобыть, Александр Прокофьевич? – с плохо скрываемой тревогой в голосе поинтересовался поручик, у которого вытянулось и побелело лицо.
– Я не знаю, а всего лишь предполагаю, – уклонился от честного ответа граф, не желая посвящать временных собутыльников в свои тайны. – Всё очень просто, господа. Если бы самозванец не мог содержать войско, то не решился бы на такую отчаянную авантюру.
– Но где он мог их раздобыть? – всё ещё недоумевал майор Курбатов. – Даже тысячи рублей не хватит, чтобы…
– Господа, мы пить будем или нет? – снова крикнул Бурцев, пытаясь отвлечь всех от неподходящей случаю беседы. – Мы сейчас что, к смерти готовимся или пришествие императрицы на престол празднуем? Придёт то время, когда мы сцапаем Пугача, вот тогда он нам скажет, где нацыганил столько много денег!
– Столько не украдёшь и не отнимешь, – вздохнул Курбатов, берясь за бутылку и вытягивая из неё пробку.
– Украсть и отнять нельзя, а вот одолжить можно, – взболтнул Безликий. – У «хороших» людей денег много.
Встретившись с укоризненным взглядом графа, он тут же прикусил язык и замолчал. Но его реплики, к счастью, никто не услышал.
Подвыпившая компания пришла в уныние. Всем стало ясно, что продолжение веселья не получится.
– Будь я на месте губернатора, немедленно взялся бы за укрепление города, – сказал, вставая, адъютант. – А ещё…
Поручик вдруг умолк и покраснел. В дверях стоял генерал-губернатор Иван Андреевич Рейнсдорп.
Вид у него был не генеральский и тем более не губернаторский. Иван Андреевич невысокого роста и с круглым брюшком. Ножки тонкие, в длинных чулках, башмаках и серого цвета атласных кюлотах. Такой же, со срезанными полами кафтан, расшитый серебряной травкой. На кафтане – звезда, кресты, медали… Яйцеобразное раскрасневшееся от выпивки лицо губернатора было маловыразительно: преобладали черты туповатости, чванства.
– Опять ты, молодой болтун, мелешь вздор? – строго прикрикнул он на вытянувшегося в струнку адъютанта. – Сам трус, баба, да ещё других запугиваешь? Зачем везде трезвонить? А вы напрасно его слушаете, господа! – добавил он более сдержанным, но не менее строгим тоном, обращаясь ко всем присутствующим.
Графу Артемьеву было жаль юношу, которого, впрочем, заслуженно отчитали за его болтливость. Но он не смог удержаться от улыбки при виде того, как губернатор нёс себя от двери к столу. Он шёл как бы на цыпочках, прижав локти к бокам, оттопырив мизинцы и слегка повиливая бёдрами. У стола Иван Андреевич приостановился, вскинул к глазам лорнет, через который осмотрел каждого из присутствующих в библиотеке. Приветливо улыбнувшись графу Артемьеву, губернатор заговорил:
– Что вам успел наплести этот трусливый заяц, Александр Прокофьевич?
– Он был краток, но, думаю, что сказал только правду, – глядя ему в глаза, ответил граф. – Юноша беспокоится о городе, справедливо считая Пугачёва коварным и опасным врагом. Этот посланник, навестивший вас только что, вероятно, ничего обнадёживающего вам не принёс?
– Ничего скорбного он тоже не привёз. И я не вижу причин для беспокойства. Вельгельмьян Пугатшофф всего лишь самозванец и разбойник. Я распорядился выслать в Татищеву крепость барона Билова с отрядом. Он и надерёт самозванцу задницу!
Странная усмешка искривила губы губернатора.
– Всего лишь отряд? – одновременно удивились присутствующие.
– Достаточно, чтобы разгромить Вельгельмьяна и притащить его в кандалах ко мне!
– Да его разбойники этот отряд одними шапками закидают! – воскликнул возмущённо майор Курбатов, осмелев от выпитого.
– Не извольте беспокоиться, Антон Семёнович! – глянул на него через свой лорнет губернатор. – Барон знает своё дело! Он разнесёт в пух и прах мерзавцев!
– Но это невозможно! – крикнул Бурцев.
– Молчите, капитан, а то я и вас назову трусом! – погрозил ему холёным пальчиком Рейнсдорп. – Пусть численность отряда вас не заботит. Предоставьте это мне. Барон Билов опытный военачальник и воюет не числом, а умением!
– Я и не боюсь, ваше превосходительство! – поспешил ответить Бурцев. – Просто мне почему-то тоскливо.
– И скучно, – поддержал его, вздохнув, Курбатов.
– У страха глаза велики, – сказал губернатор, беря графа Артемьева под руку. – Мужицкая дерзость – вот всё, на что эти грязные казаки способны. Дурачьё и невежи! Нашли себе в атаманы беглого каторжника, осмелившегося назвать себя царём, и думают, что с ним горы свернуть смогут!
– А если смогут, Иван Андреевич? – спросил граф.
– Тогда мы всех их переловим, перевешаем и снова наступит полное спокойствие, – холодно ответил губернатор.
Разговор оборвался. Безликий, подавив зевоту, посмотрел на Александра Прокофьевича. И в это время в библиотеку вошёл слуга, чтобы сообщить о поданном ужине.
– Прошу вас, ваше сиятельство, – не отпуская руки графа, направился к двери губернатор, увлекая его за собой.
Александр Прокофьевич молча шёл с ним рядом. Слова Рейнсдорпа не выходили у него из головы.
Даже за столом граф был занят своими мыслями и не произнёс почти ни единого слова, а после ужина он сразу засобирался домой.
* * *Граф Артемьев и Безликий распрощались с Иваном Андреевичем, его супругой и вышли на улицу. Александр Прокофьевич шагал молча, унесясь мыслями куда-то очень далеко.
Безликий шёл рядом и то и дело поглядывал на графа, как бы ожидая, что он скажет. Но Александр Прокофьевич молчал, словно не понимая этих вопрошающих взглядов.
Печальным было их возвращение домой. Никто из них так и не произнёс ни звука. И вдруг, уже на подходе к шляпному салону, неожиданно раздался спокойный голос графа Артемьева:
– Это конец. Если Пугачёв, не дай Бог, узнает, какой в Оренбурге губернатор, то он захочет взять город немедленно, не затрачивая особых усилий…
Глава 3
Быстрее ветра комендант Яицка Симонов мчался в городок на своём вороном коне. В его сердце бушевала буря и шевелился страх. Ночью вдалеке от Яицка в это неспокойное время скакать по степи одному было крайне неразумно и опасно. И вот он уже скачет по лесу. До городка не так уж и близко, а тут…
– Стой! – раздался из-за деревьев требовательный окрик.
Конь вздыбился и шарахнулся в сторону. Из-за дерева метнулась тень и схватила коня за уздечку.
– Это я тебя на встречу вызвал, комендант! – прокричал незнакомец. – Признаться, я и не надеялся, что ты приедешь. Храбрецов нынче заметно поубавилось.
– Это ты, Ярёма? – спросил Симонов, сойдя с коня и озираясь по сторонам.
– Я, а кто же ещё. А ты не сумлевайся, комендант.
– А почему ты вызвал меня сюда, да ещё ночью?
– Не шибко хотелось мелькать перед людьми зазря, – ответил Ярёма. – Слухи бы поползли да пересуды разные. А это нам обоим зараз не с руки!
– А я бы ни за что не приехал, если бы ты не передал мне письмо от…
– Ступайте за мной, – взяв его за руку, потянул за собою в лес Портнов.
– Куда ещё? – насторожился комендант, всё ещё чувствуя тревогу в душе.
– Там полянка есть, за кустами. Никто нас там не сыщет.
– Для чего? Ах, Господи, я же прочёл в письме для чего. Только не разобрал некоторых слов.
– Письмо промокло. Под ливень я попал и промок до нитки.
– Но почерк я узнал. Это рука…
– Пойдёмте, говорю вам, господин комендант. В лесу всё обсудим, – прошептал горячо Ярёма. – Тут не место о делах говорить. Могут и лазутчики Емельки-самозванца зараз объявиться.
– Постой, что-то мне не нравится твоя настойчивость, любезный? – забеспокоился Симонов. – А не в засаду ли ты меня заманиваешь?
– Ни слова! Ступайте за мной! – настойчиво и властно потребовал Портнов и сам шагнул в лес. Коменданту ничего не оставалось, как набраться храбрости и последовать за ним, ведя под уздцы коня.
Они вышли на просторную поляну, посреди которой теплился небольшой костёр. Симонов привязал коня к ветке, Ярёма бросил свой факел в костёр. Оба уселись на траву друг перед другом.
– Надеюсь, мне незачем повторять то, что написано в письме? – спросил Портнов, глядя на тлеющие в золе угли.
– Я прекрасно помню, что в нём написано, – сердито буркнул комендант.
– В таком случае предлагаю обсудить все наши дальнейшие действия, а самое главное – ту помощь, которую вы собираетесь мне оказать?
– На какую помощь ты рассчитываешь, любезный, когда вокруг такое творится?
– Не спешите! Сейчас всё в порядке. Бояться нечего. В это время спят даже самые отъявленные злодеи и лазутчики. До утра нам ничего не грозит!
– Скажи мне, казак, – разглядывая заросшее бородой лицо собеседника, спросил комендант, – мы нигде не встречались с тобой раньше? Хотя бы в Оренбурге? Уж очень мне твой голос знаком? Как будто только вчера его слышал?
– Возможно, мы и встречались, – ответил загадочно Ярёма с горькой улыбкой, подперев подбородок.
– Казак, ты хочешь, чтобы меня задушило любопытство? – воскликнул Симонов.
– Давайте перейдём к делу, – продолжил Портнов, не обратив внимания на восклицание собеседника. – Мне во что бы то ни стало надо найти девочку! Только она одна сейчас интересует меня и того, кто написал вам письмо!
– Так ищите, – прервал его комендант. – Я-то здесь причём?
– А вы мне подсобите, – сказал Ярёма. – Я наслышан о вас много хорошего от графа Артемьева. Вы честный и благородный человек не только именем, но и сердцем! – подсластил он для верности пилюлю. – Александр Прокофьевич рассчитывает на вас. Да и на меня тоже.
– Но что могу я, скажите мне на милость? – заюлил, морщась, Симонов. – Я должен сейчас заботиться об обороне Яицка! Да, Пугачёв ушёл. Но он вернётся, уверяю вас!
– Вернётся, когда людьми обрастёт, – поправил Портнов. – Так что у нас ещё есть немного времени.
– Откуда ты раздобыл такие сведения? – удивился комендант.
– Да это знают все разбойники в округе, – ответил Ярёма. – Я сам слышал, когда самозванец говорил о том своим соратникам.
– А что говорил он ещё, скажи на милость? – спросил Симонов заинтригованно.
– Да много о чём…
И Портнов, пожав плечами, пересказал внимательно слушавшему собеседнику всё, что видел и слышал в лагере Пугачёва.
По тому, как хрустел пальцами и чертыхался комендант, нетрудно было догадаться, что рассказ Ярёмы произвёл на него сильнейшее впечатление.
– А теперь у него ещё и пушки появились, – заёрзал беспокойно, размышляя вслух, Симонов. – Он уже успел взять крепость Илецкую и казнить атамана. Кстати, у него тоже фамилия была Портнов? Не из родственников он твоих случайно?
– Седьмая вода на киселе, – увильнул от правдивого ответа Ярёма. – Однако мы отвлеклись, господин комендант, не так ли?
– Нет, мы определённо где-то встречались, – ещё пристальнее взглянул на него Симонов. – Вот только… Одет вот только ты был не как казак, а… Да и говор у тебя всё больше благородный, чем казачий.
Комендант понемногу успокоился. Весь этот разговор не укладывался у него в голове. Размышляя, он невольно посмотрел на Ярёму.
– Александр Васильевич! – сказал он. – Ведь вы адъютант губернатора – капитан Барков? Как же я вас сразу-то не узнал? Что за чудо? Ты прибыл из Оренбурга с письмом графа Артемьева! Ну конечно! Тогда почему…
Портнов молча опустил голову.
– Ты меня слышишь, Александр Васильевич? – напрягся комендант, боясь, что, может быть, всё-таки ошибся.
– Не спрашивайте меня, что да как, если узнали! – бросил тот угрюмо.
– Но для чего вы мне-то голову морочили, Александр Васильевич? – облегчённо вздохнул Симонов. – Разве ваше место здесь, а не при особе губернатора?
Барков безмолвствовал. Его охватило беспокойство, грудь высоко вздымалась, капитан недовольно посматривал на коменданта, словно утратил к нему доверие. Наконец, подняв голову, он отчётливо произнёс:
– Мне необходимо найти дочь графа Артемьева, господин комендант. Для того я и здесь.
Симонов вскочил и молча уставился на своего разоблачённого собеседника.
– Но это невозможно! – сказал он. – Если девочку привезли в Яицк, то её прячут. Не могу же я ходить по избам с обыском?! Настрой казаков вам известен. И если перегнуть сейчас палку, вы представляете, во что это выльется? Тогда самозванцу не надо будет обрастать людьми. Весь Яицк перейдёт на его сторону!
– Тогда надо придумать что-то эдакое, чтобы не злить казаков, – настаивал Барков.
– Но что? Что в данном положении можно придумать?
– Есть у меня мыслишка шальная на сей счёт, – ответил Барков с каким-то скрытым намёком. – Но она осуществима опять же только при вашей посильной помощи!
– Будь по-вашему, я помогу чем смогу, – сдался комендант. – Выкладывайте, что задумали, Александр Васильевич…
* * *Барков не помнил, как выбрался из реки. Он также не помнил, как брёл по степи, пока не набрёл на казачью заимку одинокого старика. Ненастная погода не выпускала хозяина из избы. Он молча сидел на завалинке, прислушиваясь к завыванию ветра и покачивая головой, и беспрестанно посматривал на реку, словно ожидая, что она вот-вот успокоится и позволит ему воспользоваться ветхой, как и он сам, лодкой.
Удары вёслами по голове, которыми его щедро «наградили» казаки, пытаясь утопить в реке, не прошли бесследно для здоровья капитана Баркова. Он превратился в злого, холодного, строгого и даже чересчур строгого и требовательного человека. И в то же время он проявлял большую осторожность, только изредка покидая стены лачуги рыбака.
Старик замечал, что его постоялец, оставаясь наедине, подолгу расхаживает по избе и о чём-то угрюмо размышляет. Не раз украдкой наблюдая за ним, рыбак видел, как Барков вдруг хватался за край стола и, придя через минуту в себя, громкими выкриками проклинал головокружение. Постоялец иногда жаловался на боль в висках и на то, что часто яркая радуга заволакивает всё перед глазами. А ночью он мог внезапно проснуться от того, что в глазах у него мелькали яркие молнии.
Жаловался Барков изредка, мельком, сердито, скрывая при этом, что по ночам его часто мучают кошмары. А рыбак умалчивал о том, что каждую ночь слышит, как стонет и кричит во сне его постоялец.
За день до своего ухода от гостеприимного старика Барков проснулся от сильной головной боли. Встревоженный рыбак стоял рядом с лучиной в дрожащей руке. Смахнув пот с лица, Александр Васильевич поморщился:
– Как долго я у тебя проживаю, старик?
– Почитай ужо три недельки, сынок.
– А до Оренбурга от тебя далеко?
– Не близко. А вот до Яицка-городка рукой подать!
Барков вздрогнул и тут же спросил:
– А если быть точнее? За день дошагать можно?
– Да нету нужды ноги стаптывать, сынок. Я тебя и на лодке довезу, ежели пожалаешь.
– Это хорошая мысль. С утра и отплываем!
– Да рановато тебе, сынок, – сказал старик испуганно. – Слаб ты ещё.
Но Барков настоял на своём, и рано утром они отплыли на лодке в Яицк.
– На-ка вот, возьми за беспокойство, – капитан вложил в руку рыбака десять серебряных монет и сошёл на берег.
– Ежели прибиться некуды, к сродственнице моей ступай, – обрадованно выкрикнул старик, заворачивая монеты в платочек. – Нюркой её кличут. Нюркой Рукавишниковой!
– Спасибо, – буркнул на прощание Барков. – А тебя-то как зовут, раб Божий?
– Меня Семёном кличут. Тожа Рукавишников я! – отозвался старик, оттолкнувшись веслом от берега. – Ежели что, дык наведывайся зараз. Дорогу поди не запамятуешь!
Барков воспользовался советом рыбака и встал на постой к его сестре, милой пожилой женщине, которая в прошлом году схоронила мужа. Нюра жила одна, если не брать в расчёт внуков, навещавших свою бабушку чуть ли не ежедневно. Но капитана дети не касались. Они побаивались чужака, суровое лицо которого из-за постоянных головных болей выглядело мрачнее тучи.
Болезненные приступы никогда не продолжались у Баркова долго. Но в последнее время они повторялись всё чаще и чаще. И тогда капитан становился более угрюмым, раздражительным и молчаливым. Тщетно Нюра уговаривала его обратиться к местному лекарю.
– Проживу, сколько наверху, в небесах отпущено, – мрачно отговаривался Барков.
– Почто эдак к себе относишься? – удивлялась женщина.
– Да так я. Сразу не помер, знать, ещё долго жить буду, – уходил от ответа Александр Васильевич.
Вдруг он неожиданно рассмеялся. Но от его смеха хозяйку дома бросило в дрожь.
Хотя капитан и отказывался от посещения лекаря, участившиеся боли и необходимость лечения заставили его обратиться за помощью к знающему толк в лечении болезней человеку уже на следующее утро. Всю ночь Барков стонал и метался по постели. Дикая боль сжигала голову. Он страдал и мучился, мучился и страдал. У него было такое ощущение, как будто мозг превратился в раскалённый свинец и перетекал внутри головы, словно ища выход наружу.
Лекарь Пахом собирался уходить. Его ожидала тяжелобольная старушка, которая ни дня не могла обходиться без его помощи. В дверь кто-то сильно и требовательно постучал. Пахом сразу догадался, что к нему пожаловал человек, раньше не обращавшийся за помощью.
– Заходьте, заходьте! – громко сказал лекарь, поставив корзину со склянками на стол.
Дверь открылась. В избу неуверенной поступью, покачиваясь, вошёл незнакомый казак. Лекарь повернулся к нему и жестом указал на стул:
– А ну садись.
Казак сел.
– Помоги мне, доктор! – прошептал незнакомец, морщась от боли.
– Подсоблю, ежели хворь твою разумею, – ответил Пахом, ставя стул рядом. – Говори, что стряслось с тобой, а я покумекую, коим снадобьем тебя попотчевать!