И ректор теперь уже не стал обниматься, а ограничился простым рукопожатием – довольно крепким и искренним. Первухин даже грешным делом подумал о том, что стал ректорским протеже в предстоящем выгодном (хотелось бы!) трудоустройстве…
Других-то «толкачей» в жизни у Первухина не было. Но зря он так подумал. Ректор был просто увлекающийся собственным благодушием человек. К тому же таких как Первухин, у него целый университет.
Глава 2
Раскрытие талантов
– Ни черта ты не шаришь, Первуха! Тебя эти клоуны из глянцевого журнала захвалили, вот ты и повелся. Ну что ты там будешь делать? Статейки кропать? А дальше что? Где перспектива? Где «светлое будущее»?
– Там гонорары высокие. И кстати, насчет перспективы тоже все окей – начальница молодежного отдела скоро на пенсию свалит.
– С таких мест только на кладбище уходят.
– Посмотрим. А у тебя что? С «Экономической газетой» склеилось?
– Эге, хлопчик, бери выше! Папашик пропихнул меня в одну фирму. На чем они «капусту рубят», я пока не в курсе, но с нефтью связано. Так вот, буду у них пресс-секретарем.
– Ну и в чем прикол?
– Епыть! Ты че, дядя?! Нефть!
– Так ты же не нефтемагнатом будешь, а всего лишь его… пресс-секретарем.
Денис чуть было не назвал товарища лакеем, но, слава богу, удержался. Но тот, похоже, что-то оскорбительное все же уловил.
– По фигу! Мне мал-мал тоже достанется…
Собеседники докурили сигареты и вошли в банкетный зал кафе, расположенного в одном из переулков центра Москвы. Здесь четвертая группа факультета журналистики после официальной части отмечала получение дипломов. Были приглашены и трое наиболее любимых преподавателей. Вчерашние студенты, только-только ощутившие вкус взрослой жизни, веселились с необычайным азартом. Было выпито много водки и первоначальное стеснение перед педагогами ушло. Официанты снисходительно поглядывали на гуляющую молодежь, но свои обязанности выполняли исправно.
Двое вошедших сели на свои места. К ним подошел хорошо поддатый богатырского сложения рыжий парень. Его нос-картошка от спиртного приобрел бурый цвет, а меленькие мышиные глазки слезились от наплыва чувств.
– Ребята! Все, пропала наша четвертая группа! Разъедемся завтра и может быть потом и не увидимся, – пьяно кричал здоровяк. – Эх, пацаны! Пять лет! Пять лет! Денис, Паша, давайте выпьем! За вас, за меня, за всех нас!
Он чокнулся с одногруппниками и лихо опрокинул содержимое стопки в рот.
– Ух! Хороша!.. Я слышал, Паша, ты в «Экономическую газету» идешь. Рад за тебя.
– Ваня, ни в какую газету, а тем более «Экономическую», я не иду. Работать буду в коммерческой фирме.
– Как?! А для чего же пять лет? А… а призвание?
– Вот тебе и «а», – сказал Паша и засмеялся. – Сам-то где пристроился?
– В «Таежном рабочем».
– Вот это тебя торкнуло! – воскликнул Денис. – Это где ж такое выпускают? Где-то рядом с Северным полюсом?
– Иркутская область, город Таежинск, – хмуро ответил Иван.
– А газета, наверное, рукописная? Ха-ха-ха, – засмеялся Паша.
– Почему это «рукописная»? – обиженно спросил Иван.
– Туда же электричество еще не дотянули. Ха-ха-ха!
– Да ну вас! – верзила махнул рукой и, слегка покачиваясь, отошел.
– Вот дебил! – сказал Паша и налил себе еще водки.
– Зря ты. Он парень хороший, – возразил Денис, – армию отслужил, на подготовительном отделении год мучился. Ему все в жизни тяжело достается, а он все равно прет! Молодец!
– Так чего ж он все, что тяжело ему достается, так низко ценит?! На кой хрен ему та Сибирь? Специалист с университетским образованием мог бы и в столице пристроиться. На крайняк, в Питере. Дебил!
– А помнишь, мы практику в Тамбовской области в многотиражке проходили?
– Помню. Ну и что?
– Когда с местными драка была?
– Ну?…
– Так именно Ваня нас тогда и спас – разогнал этих уродов «синих»!
– Родился здоровым, силу же надо куда-то девать, – неуверенно ответил Паша.
В зале убавили музыку. Разговоры утихли. Со своего места поднялся семидесятилетний профессор кафедры теории журналистики Александр Иванович Прошин. Этого доброго старика любили все студенты. Он не заискивал перед ними, но и строгостью особой не отличался. Его спокойная уравновешенная речь на лекциях и семинарах урезонивала даже самых строптивых студентов.
Александр Иванович, слегка откашлявшись, заговорил, заметно стараясь, чтобы его речь не звучала, как на лекции:
– Дорогие мои ребята! Можно много говорить о том важнейшем этапе вашей жизни, который вы только что завершили… Возможно, уместным было бы поразглагольствовать о тех перспективах, которые перед вами открываются… Но я не буду этого делать. Я хотел бы сказать другое… Много на Земле хороших профессий и нужных ремесел, но вы выбрали именно журналистику. Люди сторонние думают, что она увлекательна, романтична, порой авантюрна и дает безграничные возможности для творчества. Но это только сладкая оболочка горькой пилюли. Конечно же, очень хорошо уметь находить в своем деле перечисленные выше качества и получать от них удовольствие. Но во много раз важнее чистым взглядом наблюдать за окружающим миром, за разными людьми. Умение понять насущные вопросы общества и попытаться повлиять на правильность их решений – вот основа журналистского дела. Вам даны умение и возможность вмешиваться в общественное сознание. Но с вас и спрос большой – вы ответственны перед своим народом, перед его будущим! Именно вы должны вести людей к более гармоничному устройству их взаимоотношений, к повышению социальной ответственности и духовному совершенству. Вам наверняка мои слова покажутся чрезмерно пафосными. Может быть… Может быть… Но кто, если не вы?!
Паша склонил голову к Денису и тихо сказал:
– Опять Проша погнал. Старый, ведь, уже. Пора бы и к реальности приспособиться.
– Пусть выговорится. Ему всю жизнь голову «светлым будущим» морочили, а он так и живет в «хрущобе». Взяток не берет… И даже подарков.
На ребят цыкнули соседи, и они замолчали.
– Бейтесь, дорогие мои ребята, за независимость! За независимость средств массовой информации. Только в том случае, если пресса будет свободной, возможно согласие в обществе, возможна справедливость и мирное сосуществование различных групп людей. Ни на секунду не забывайте о своей великой миссии. И да поможет вам бог! Давайте выпьем за вас, за ваше будущее, за ваш светлый жизненный путь!
Вчерашние студенты весело зазвенели рюмками, задвигали стульями, недружно крикнули «Ура!» и подались все к Александру Ивановичу, чтобы короткими фразами сказать, как они его любят. Старик от нахлынувших чувств прослезился. Его заставили выпить еще рюмку водки, и он слегка успокоился.
Банкет медленно, но уверенно катился к своему завершению. Уже отправили на такси домой сильно захмелевших товарищей. Староста группы Олег Семенов, плохо переносивший алкоголь, оккупировал туалетную комнату и громко кричал через дверь, чтобы завтра не опаздывали на лекции. Рыжий здоровяк Ваня, вызывая на поединок по армрестлингу грузина Дато, сбил со стола два бокала и блюдо с салатом. В зале стоял обычный шум окончания вечера – говоривших было гораздо больше, чем слушавших.
Денис Первухин, почувствовав себя скверно, поднялся со своего места и вышел из кафе. Его уход никто не заметил. На улице его встретила теплая июльская ночь. В голове шумело, и он решил немного пройтись. Мысли бессвязно крутились в голове.
«Гудит-то как башка! Зачем я столько выпил? Это все Пашка. Подливал, гад, постоянно… Ленка танцевать со мной не пошла. Ты, говорит, с Зоей встречаешься, я, типа, знаю. Ну и что тут такого? А как мы с ней после третьего курса в Анапу ездили! Ух! После третьего?! А сейчас – уже после пятого! Да… Кончилась, что ли, молодость?»
– Ни фига! Не кончилась! Все только на-чи-на-ет-ся!
Стоящая возле дороги кучка таксистов, услышав шум, прервала свой оживленный разговор. К Денису подошел носатый кавказец и сказал:
– Давай, парэн, дамой атвэзу. Крычишь – полиция забэрет.
– Домой?… Давай домой.
Он сел в машину и сказал адрес.
«Ну так, вообще, нехило отдохнули… Чего только Проша с проповедями полез? «Социальная ответственность», «влияние на общественное сознание». Дичь это! Все гораздо проще. Я купил знания… Не-не, не так… Мне предки купили знания, и теперь я хочу их продать. Точнее, продать свой труд, умственный труд, основанный на купленных знаниях… Или… Тьфу ты! Запутался. Зачем я столько выпил?
– Музыка нэ мешает? – спросил шофер.
Из динамиков неслась зажигательная лезгинка.
– Сделай потише. А то я домой точно не попаду, – сказал Денис, наблюдая за огнями ночной Москвы.
«Сегодня никаких ночных клубов. И это… О чем я? А, Проша… Короче… Главная задача – как можно дороже продать свой труд. Стандартная ситуация. А что конкретно мне делать, знают хозяева журнала и редактор. Вот так оно все просто получается, Александр Иванович».
Войдя домой, Денис обнаружил, что родители уже спят.
«Можно было бы и в «ночное» съездить… Ладно, пойду спать. Зачем же я столько выпил?»
Глава 3
Практика оценок
Солнечные лучи легко проникали сквозь оконные стекла и нещадно жарили не оборудованную сплит-системой квартиру Первухиных. Денис спал в своей комнате. Он лежал в кровати на спине, широко раскинув в стороны руки. Рядом на полу валялась его одежда. В углу комнаты стоял стол. Он весь, кроме мест для клавиатуры, мышки и монитора, была завален модными глянцевыми журналами. Эти издания весьма настойчиво и достаточно успешно внедряли в неокрепшие сознания молодых людей простую теорию мужского жизненного успеха – «бабки» и бабы. Надо заработать-выиграть-украсть как можно больше «бабок», чтобы с их помощью поиметь как можно больше баб. Впитав всю незатейливость этой философской конструкции, Первухин пронзительно понял, что он на этом пути пока форменный лишенец. Но те же журналы скоро его успокоили: все – решаемо!
Денис принял к сведению и руководству сладкоголосые песни современных искусителей, и у его родителей наступили тяжелые дни.
– Об учебе лучше бы думал, а не о тряпках! – вполне обоснованно заявлял отец.
– Мы в Москве живем, а не в Дальне-Грязинске каком-нибудь! Как мальчику по городу ходить, если у него современной одежды нет? – возражала мать.
Отец, что-то бурча под нос, уходил в свой кабинет. Он был ученым и отстаивал свою точку зрения только в научных спорах.
Когда большие напольные часы в зале пробили десять раз, Валентина Игоревна, мать Дениса, зашла в его комнату.
Она слегка потрепала сына по плечу. Тот недовольно крякнул и повернулся на бок. Мать вновь толкнула его – на этот раз сильнее.
– Вставай, сынок. У меня для тебя приятный сюрприз.
Денис слегка приоткрыл глаза и повернулся к матери.
– Е-мое! Хоть бы выспаться дали.
– Сынок…
– Ну что, ма-ам?! Мне на лекции не надо уже, а на работу не надо еще!.. Сейчас как следует поспать – в самый раз, – сказал Денис и, широко зевнув и потянувшись, встал с постели.
– Так время уже десять, я думала, ты выспался.
– Выспался бы, сам бы встал!.. Ладно… Давай свой сюрприз, – недовольно пробурчал Денис, лениво натягивая брюки.
– Сейчас, сейчас! – засуетилась мать. – Я только отца позову.
Она торопливо вышла из комнаты и через пару минут вернулась с Дмитрием Прокофьевичем, отцом Дениса.
– Во-от!.. Дима, может быть ты скажешь? – смущенно проговорила Валентина Игоревна.
– Кхе-кхе… Денис, мы с мамой очень рады тому, что ты окончил университет и получил диплом. Теперь, сын, перед тобой открыты все двери…
«Проша, и тот про «двери» промолчал… Говорить отец будет долго. Упарит! И в конце подарит мне какой-нибудь галстук. Хорошо, если просто новый. А то может и тот, который носил один из моих знаменитых предков. Тогда уж точно пипец – придется его показательно на шею наматывать хоть иногда… Та-ак… Надо бы эту семейную «обязательную программу» как-нибудь побыстрее закруглять».
– …Честно трудиться на благо народа – это счастье для каждого гражданина нашей великой страны…
– «Честно трудиться»? Что ты под этим подразумеваешь, папа?
– Как что?!
– Вот именно – что? Ты, например, всю свою жизнь двигал теоретическую физику. Одними дипломами «за выдающиеся достижения» можно не только сортир, но и весь дом обклеить. А что толку? Кроме квартиры, которая и то от деда досталась, и нет-то ничего. Машина-старушка и только…
– Да как ты можешь?!
– А вот Леша-сосед, для которого «тюрьма – дом родной», сейчас «в шоколаде». Как перестройка началась, он в разные газеты объявления поместил: мать-одиночка, мол, имеющая пятерых детей, умирает с голоду. Пришлите, кто сколько сможет по адресу: Москва, до востребования, Крюкову. Через два месяца у него уже был капитал, на который он открыл видеосалон. Далее…
– Твой Крюков – жулик!
– Так вот этот жулик имеет сейчас три квартиры в центре, дом на Рублевке…
– Ну и что?! Совесть его нечиста, жизнь свою он искалечил…
– Плевать он хотел на совесть.
– А ты? Ты тоже хотел плевать?! – у Дмитрия Прокофьевича на щеках появились красные пятна.
– Дима!.. Дима, не нервничай! У тебя давление… Я схожу за лекарством, – озаботилась Валентина Игоревна и вышла из комнаты.
– Да успокойся ты, папа. Барыгой я быть не собираюсь. Торгашеская вся эта фигня мне самому не нравится. Но и без «бабок» на свете как-то невесело…
– О чем ты думаешь! Ты же окончил факультет журналистики!!! Можно же многое сделать для людей…
– О, это я вчера уже слышал.
В комнату неспешной походкой вошел черный, как уголь, кот. Его, еще маленького и беззащитного, три года назад подобрал на улице Денис. Кот громко мяукнул, возвещая о своем приходе, и по-хозяйски запрыгнул на кровать. Там он деловито разлегся и вопросительно посмотрел на Дениса: в чем дело, дескать?
Появление кота несколько разрядило обстановку.
– Деньги придут со временем… Москва не сразу строилась, – уже спокойным тоном сказал Дмитрий Прокофьевич.
Вошла Валентина Игоревна. Она заставила мужа выпить лекарство и обратилась к Денису:
– Сынок, вы спорить начали, и до главного-то мы не дошли… За успешное окончание университета мы с отцом дарим тебе туристическую путевку!
Денис погладил кота и с иронией спросил:
– В Питер, небось? Петродворец я уже видел.
– Нет. В Индию!
– Опа! Серьезно?! Ну вы даете!.. Спасибо, родители.
Денис обнял отца и мать.
– Но почему именно в Индию? – Индия – древнейшая цивилизация…
– Она так, по-моему, ею и осталась… Но Индия так Индия! С чего-то же надо начинать…
Глава 4
Беспокойное сердце
Денис поднял трубку телефона, одолеваемый восторженным желанием похвастаться. На другом конце провода ответить должна была его «официальная» девушка Зоя. Та самая, на которую кивала на банкете злюка Ленка, отказывая ему в коротком, галопом – на бегу, сеансе телесной радости где-нибудь в ресторанном закутке или туалете. Денис однако совершенно не разозлился на свою несостоявшуюся партнершу по экстремальному «общепитовскому» сексу, он вообще о ней скоро забыл, словно ее и не было вовсе ни до, ни во время, ни после. Она ему была безразлична, и спонтанно возникшее желание было мелким, одноразовым и объяснялось просто: юный возраст плюс соответствующий гормональный взрыв, простимулированный общим позитивным пьяным подъемом.
Совсем другое дело – Зоя. Она, в некотором роде, была подвигом Дениса, который «полез в воду, совершенно не зная брода». Зоя была студенткой вечернего отделения философского факультета, что само по себе уже интересно, ибо философия как первое высшее, базовое образование для девушки – это редкость. Особенно если девушка красивая. Факт ее привлекательности был настоящей аксиомой и не то что не оспаривался, а даже и не обсуждался в мужской среде. Барышня была высокой, стройной, длинноногой брюнеткой. Смуглая, почти как у мулатки, кожа; черные брови вразлет, словно распахнутые крылья гордой хищной птицы; густые волнистые, темно-каштановые, даже черные при слабом свете волосы, не знавшие ни капли искусственной краски; едва и только в тесной любовной близи различимый, сексуальный пушок над краями верхней губы. Кстати, рот совершенно не был чувственно-порочным, губы были скорее узкие, чем полные. Но при одном только взгляде на них становилось понятно, что Создатель, кем бы он ни был – Богом или Дьяволом, – это самый лучший стилист, визажист, дизайнер и еще кто угодно в современной терминологии. Именно такие, узковатые и злые, губы должны были быть на этом лице с точки зрения классической эстетики. А эстетика – она потоньше и поизощренней, чем тупая и прямолинейная сексуальность, насильно внедряемая в читательское либидо глянцевыми журналами, кои пользовались успехом у Дениса Первухина. Правда, пользовались-то пользовались, но, похоже, не на сто процентов! Молодой человек, будучи под всепроникающим влиянием университетской интеллектуальной среды, все-таки мог отличить индивидуальность от стандарта, давно принятого неким импотентом-гомосексуалистом, и с тех пор почему-то почитаемого многими нормальными людьми. Денис прямо-таки на животном уровне видел, слышал, понимал и чувствовал, что Зоя – не кукла безмозглая, с которой и поговорить-то не о чем. Она – настоящая, живая, умная, красивая и сильная. Вероятно, даже сильнее, чем он. Но главное – то, что она его любит, хоть и не говорит никогда этих слов, даже в минуты их самого страстного пикового общения. И когда он, тяжело дыша, пристает к ней с расспросами, прямо-таки вытаскивая из нее желанное признание, она всегда смеется, трогательно морщит свой игрушечный носик и отворачивается, стараясь не смотреть ему в глаза, даже если вокруг сплошная темнота. Но парню очень хотелось верить в ее к нему любовь! Он уже понимал, что ему будет очень больно, если вдруг ее любовь окажется химерой, а он сам – игрушкой. И дело даже не в мужском самолюбии, когда женщина может служить игрушкой, но наоборот – ни в коем случае!.. Не в этом была суть переживаний. Становилось ясно, что мальчик по-настоящему влюбился. Прикипел всей душой, всем сердцем, словно она его приворожила, привязала его к себе незримыми нитями, прочность которых крепчает с каждым днем. Это состояние начинало пугать Дениса. Он даже несколько раз изменял своей Зое с разными девками, чтобы облегчить эту роковую привязанность. Но!.. Не отпускало. Первухин впал в полную зависимость от нее – от ее настроения, ее голоса, смеха, жестов, стонов, истерик. Он понимал: она ему нужна! Без нее никак. Он все чаще говорил ей про свою любовь и просил (даже уже требовал!) ее признания. А она по-прежнему смешно морщила свой немного картофельный носик и отворачивалась, мол, чего тебе не хватает, дурачок, я же с тобой.
От такого ее отношения Денис все больше и больше нервничал, злился на весь белый свет и пару раз устроил ей по пьяни настоящий скандал на тему беспричинной, но осознанной ревности, чем довел Зою до слез, а потом, протрезвев, долго и сопливо извинялся. Кроме того, когда ему под руку подворачивалась случайная партнерша, то он с ней не любовью занимался – он ту фактически насиловал, бедную. И, главное, в это момент со злорадством представлял Зоины глаза и думал: «Вот тебе! Вот так! Так! Так!..» Удивительно было то, что глаза любовницы ему толком представить не удалось ни разу. Это при том, что глаза Зои – это самая яркая и незабываемая деталь ее внешности (хотя разве можно их называть деталью!). Миндалевидные, расположенные под крыльями летящих бровей, влажные, с поволокой, грустные и озорные, веселые и хитрые. Но главное, безупречно зеленого цвета! Ей-ей, чистый изумруд… Редчайший случай. В эти глаза можно смотреть бесконечно, тем более, что они имеют обыкновение редко моргать. Во всяком случае, когда смотрят в глаза кому-то другому. Денис сразу обратил на это внимание и не переставал удивляться.
Короче говоря, роковая женщина – классический вариант. Тем удивительнее, что она согласилась с его ухаживаниями и с радостью их принимала, будучи женщиной одного из бывших бандитов, теперь водочного купца районного масштаба. Этот кусок мяса возил ее обедать по ресторанам, купил ей «Лексус», регулярно дарил цветы и, вообще, считал ее своей «гражданской женой». Он, узнав ее как следует, стал бояться и всерьез подумывал о венчании. Именно о венчании, хотя сам носил нательный крестик, точнее, крест – крестище с бриллиантами, только лишь по привычке, отдавая дань тупой бандитско-купеческой моде. Он понимал, что она его не боится и не будет бояться, даже когда он в приступе звериной своей сути начнет, не дай бог, рвать ее на куски. Он подсознательно понимал, что не он ее, а она его бросит рано или поздно. И никакими деньгами, никакой властью этого не изменить, ибо нет у него власти над ней. Над другими есть, а над ней – нет. Нету! Кошка гуляет сама по себе… И когда Зоя у себя дома выбросила из вазы его дорогущий букет и вместо него поставила другой, первухинский, а потом спокойно объявила ему об этом, добавив, что он ей надоел своей тупостью и разговорами о «бабках», пусть забирает свою машину и зубную щетку – она другого любит, бывший бандит закатал и закусил в обиде губу и уехал домой, где начал в ярости бить посуду и аппаратуру, ломать мебель, палить в окна из пистолета, устроил истерику и пытался резать вены. Он даже не подумал о мести сопернику. Он, как зверь, чувствовал, что не коварный соблазнитель виноват, а простой ее каприз, желание.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги