Яркий, длинный, солнечный день
Передний воин приосанился:
– Княжна совсем юная. Но скоро подрастет, возьму в жены. Моя будет.
– Моя… моя… моя, – загудело дальше по строю.
– Полегче там, – говорила Полина, вращая земной шар ногами. – Привет, дедушка, – крикнула она в сторону.
И была уже возле дома, когда старый богатырь очнулся:
– Не по уставу… приветствует… хм.
*****«Двадцать первое. Ночь. Понедельник…Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле…» –читала Полина, сидя на скамеечке под деревом.
«Ха. Хм. Ха».
Лето обернуло Полину в зеленое, одело ноги в пыль, лицо – в цвет, волосы – в свет, нарезало дольками, замесило в жарком деревенском воздухе, добавило в равных долях коровье мычание, стрекот кузнечиков, басовитое ворчание бабушки Вари и нудное блеяние всегда пьяного дяди Пети. Ойе! Девочка готова.
– Полина, куда? Те́мно уже!
– Я рядом, бабушка!
Магия. «Двадцать первое. Ночь. Понедельник», – шептала Полина, когда ноги несли ее на край деревни, где начиналось поле, простирающееся до края света и даже дальше.
Встать. Посмотреть далеко-далеко вдаль. Правую руку вытянуть вперед. Ладонь параллельно земле. Пальцы чуть-чуть развести. Закрыть глаза. Шепотом, но четко, акцентированно:
– Двадцать первое… Ночь… Понедельник…
Прохладный воздух ударил в лицо, отбрасывая волосы назад. Трава волнами прогибалась ниже, качаясь, отзываясь. Заснувшие было цветы распрямлялись, раскрывались. Кусты поворачивались. Черная масса дуба, стоящего на краю земли, пошевелилась.
– Ойеее! – загудело вдали.
– Буггааа! Иоолоо! – пропела Полина.
– Буггаа…
Все. Верность подданных подтверждена. Назад. В сны.
*****– Мамочка, мамочка, мамочка, – повторяли губы Полины в мамино платье.
Мама приехала за Полиной. Через неделю в школу. Увы. Ура.
5– Поля, а тебя не будут искать?
– Неа. Мама сегодня у подруги, а отчим… спит. А тебя?
– Не. Тоже никого. Все на даче. Только завтра к вечеру приедут.
– Ааа… Паша, так куда мы идем?
– За яблоками.
Многоэтажные дома и все современное осталось сзади, в другой жизни. В один из последних августовских вечеров, перешедших в ночь, две тени затерялись в переплетении улиц со старыми домами, окруженными садами, которые, казалось, вот-вот переберутся через заборы и разбредутся кто куда.
Осторожные шаги, свет из-под ставен, мальчишеская рука, время от времени хватающая девчоночью, тревожный шепот «стой… стоп… тсс… не туда… пригнись… идет кто-то…».
Кругом враги.
– Вот там, – говорил Паша, трогая Полину за плечо, нагибаясь и показывая пальцем в сторону длинного-длинного забора. – Там живет старик. Походу, один живет. Ему уже лет сто, наверно. Не меньше. У него в саду яблоня, на которой растут черные яблоки. Представляешь?
– Такие бывают?
– Ну да. Может, только у него такие…
– Откуда знаешь?
– Знаю, – ответил Паша. – Был там один раз.
Снял очки, протер их майкой, надел, взглянул на Полину.
– И собака у него большая… черная. И сам он ходит в чем-то черном.
– В черном-черном городе, в черном-черном доме… – начала Полина.
– Тише ты, – зашипел Паша. – Говорю же – собака. Учует… Ну что, Поля? Идем? Или боишься?
– Боюсь… Идем. А ты, что, не боишься?
– Тоже есть. Ладно… пошли за мной.
– Сюда, – сказал Паша, отгибая доску в сторону.
Они оказались в саду, почти в самом углу, почти в полной темноте, почти не дышали.
Далеко впереди был свет. «Дом».
– Кажется, туда, – прошептал Паша, взяв Полину за руку.
Пробирались в густой траве, мимо кустов.
– Здесь. Вот оно.
Полина осторожно обошла вокруг дерева. Яблоня была увешана тяжелыми, крупными, темными плодами, источающими дурманящий аромат. «Кровь со льдом».
– Берем, пока он не проснулся, – сказал Паша, срывая яблоко.
Полина, потянувшись на цыпочках, сорвала два и на этом решила остановиться. Руки ее были заняты, а карманы шортиков не могли вместить ничего крупнее, чем кольцо Всевластья.
У Паши было больше – он еще напихал себе под майку.
Паша хотел что-то сказать, но не успел. Раздался тихий скрип, темноту прорезал свет, в котором появились две черные тени.
– Тише, Джек, тише, – услышала Полина замогильный шепот.
И сразу все стихло. Все звуки. Кроме оглушительного стука сердца Полины. Но, если он скажет «замри», остановится и оно.
– Кажется, Джек, у нас… гостиии… А мы ведь рады гостям… Проверь, дружок… Принеси мне… кусочек… гостя…
Темная масса отделилась от высокой худой черной фигуры и полетела над травой.
Полина всхлипнула. Паша, издав нечленораздельный звук, побежал. Полина, бросив яблоки, побежала следом, путаясь в траве слабыми, дрожащими ногами. Впрочем, она не видела, куда бежит.
– Сюда, – раздался Пашин шепот откуда-то сбоку.
Полина опомнилась, только когда перед ней вырос забор. Остановилась. Повернулась.
– Сюда, Поля. Сюда!
– Поля! Я здесь, – шептал Паша с непонятного направления.
Огромный черный пес замер в метре от нее. Расставив массивные лапы, оскалив пасть, изучал девочку, слегка наклонив голову.
– Нет, Джек. Пожалуйста, – прошептала Полина.
– Не бойся, – негромко сказал пес.
Прыгнул в сторону и исчез в темноте, а через пару секунд Полина услышала его негромкое рычание.
– Что… Джек, – донесся шелестящий шепот. – Ты хочешь сказать, что… кто-то был… здесь? Нет, сдается мне, что… не здесь…
Он приближался.
Бежать некуда.
Черная фигура в черном капюшоне. Все ближе. Втягивает носом воздух. Пробует его на вкус.
– Сдается мне, Джек, он… здесь. Здесь…
Пустые черные глаза. Ноздри, втягивающие воздух.
Он ближе. Ступает неслышно. Видит звуки и запахи. Читает ночь. Сейчас увидит.
«Пожалуйста».
Сейчас уже. Совсем близко.
Не видит. Почему? Не видит. Джек удивленно смотрит на нее. Сквозь нее. Откуда у нее перед глазами взялась эта рябиновая гроздь? И еще одна.
Пошевелила руками, а шевельнулись ветви, задрожали грозди, затряслись листья. Посмотрела вниз: вместо ног – ствол. Я – рябинка!
– Идем, Джек. Кажется… он… ушел… Рябина разрослась, надо… выкорчевать… выкорчевать. В ссследующий раз… применим… цепенящий… ужасссс.
И он уходил, унося с собой свистящий шепот, от которого опадали листья с деревьев.
Полина стояла.
– Поля, Поля! – негромко звал Паша. – Где ты?
Полина сосредоточилась. Закрыла глаза.
Ну, с легким поворотом…
Фух! Посмотрела вниз – две ноги в шортах. Все на месте.
– Я тут, Паша.
– Поля, блин, Поля, – раздался обрадованный голос Паши. – Давай сюда. Дырка здесь. Что не отзывалась? – одной рукой Паша придерживал доску, а вторую протянул Полине. – Я, знаешь, как испугался.
Выбравшись наружу, Полина выпрямилась и неожиданно оказалась в объятьях. Неумелых, но достаточно крепких. Паша прижимал Полину к себе, что-то говорил, но никак не мог сложить законченное предложение.
– Поля… ты… я же зову… зову… а ты молчала… кричу…
Полина и сейчас молчала, только глаза ее превратились в два круглых коричневых дисплея, по каждому из которых побежала бегущая строка: по одному – сердечки, а по второму – какая-то бессмыслица вроде «е-е-е».
Впрочем, глаза тут же приняли нормальный человеческий вид, как только ее отпустили.
Какое-то время шли молча.
– А у меня ж осталось одно! – торжественно возвестил Паша, показывая круглый черный плод. – Съедим?
– Ага.
– Мммм.
– Ммм.
Доели. Паша выбросил огрызок.
– Понравилось? – Полина улыбалась уголком одного из двух коричневых глаз.
– Да. Вкусное.
– Я не про яблоко.
– Ааа… ты про сад? Я больше туда не полезу… Но, да, это было офигенно круто.
– Я не про сад.
– А про что?
– Обнимать меня. Понравилось?
– Тааа, да ну тебя! Ерунду какую-то… спрашиваешь. Причем тут… Ну испугался просто…
Полина хотела расхохотаться, но… эх… устала. Просто улыбнулась. Чуть-чуть.
Дошли до широкой дороги. Налево – низина, где они зимой катались на санках, прямо через дорогу – дом Полины, направо, в частном секторе, совсем недалеко, – дом Паши, где он жил с родителями и с бабушкой.
– Ну? – сказала Полина.
– Ээ… слушай, Поля, а у тебя пожрать есть что?
– Ну не знаю… Хлеб есть. А что?
– А у меня котлеты есть. Много.
– Ну и?
– А давай ко мне пойдем? А? Котлет поедим. Чаю попьем. А, Поля?
– Сейчас?? Нуу… Паша, поздно ведь уже… Как-то… нет. Мне как-то неудобно. Мне надо домой.
– Жаль… эх.
Паша замолчал, смотрел вниз, пробовал на прочность тротуарный бордюр носком кроссовка.
Полина ждала, сузив коричневые дисплеи до размера щелей, крутила прядь волос на указательный палец, оглянулась на проходившую мимо пожилую пару, оглянувшуюся на них.
– Мы ж… сегодня почти целый день… вместе… были, – выдавил наконец Паша.
– Хм. Значит, все-таки понравилось, – расширились дисплеи.
Паша молчал.
– Нуу, лан, Паш. Тогда пошли ко мне. Чаю попьем? А?
– Ага, – на лице Паши улыбнулись даже очки. – А котлеты? Давай я сбегаю за котлетами – и к тебе. Нет, лучше давай вместе сходим за котлетами – и к тебе.
– Давай.
*****В небольшой темной комнате, освещаемой только тусклым светом из окна и телефоном, лежащим на тумбочке, на кровати, стоящей у окна, сидят две тени. Иногда слышится шепот: «Тихо… ты слышала?.. ты слышал?.. показалось».
Из пакета с котлетами рукой побольше и рукой поменьше извлекаются котлеты. Иногда они одновременно берут одну и ту же котлету, и тогда рука побольше говорит «ой» и выпускает котлету, а рука поменьше улыбается. Она намеренно следит за большой рукой, стараясь угадать, какую котлету та собирается брать, и, вооруженная двумя самонаводящимися прицелами, берет ту же.
– Я решил, когда вырасту, буду мосты строить, – говорил Паша, жуя. – У нас в этом году физика будет. Надо физику хорошо знать, чтоб инженером стать. А мосты – это круто. Они везде нужны. Даже в горах. Знаешь, такие висячие…
– Здорово… Как думаешь, Паша, магия есть?
– Магия? Ну, не знаю… Может, и есть. Мне дядька рассказывал, что сейчас ученые открыли разные измерения, и можно путешествовать… ну как через портал. Представляешь? Сделал шаг – и ты уже в Америке, например. Или в космосе вообще. Это как магия…
– А ты про космос много знаешь?
– Ну я читал. У меня книги дома такие есть.
– Расскажи.
– Ну в космосе есть…
– Подожди.
– Чего?
– Положи руку мне на плечо.
– Вот так?
– Нет, не так… Вот так.
– Так?
– Да. Рассказывай.
Глаза Полины становились все уже и уже, пока не закрылись совсем.
Она бежала в космосе в своих разорванных кедах по светящейся беговой дорожке вокруг черной дыры. Рядом с ней также кто-то бежал. «Паша, конечно». У Паши на голове был надет стеклянный шар, впрочем, как и у нее самой. Он что-то кричал и жестикулировал. «За хот-догами, быстрее!» – догадалась она. Паша сблизился с ней и взял ее за руку.
«За хот-догами!»
6Тихо звякнули, зацепляясь, зубчатые колеса, завертелись, побежали быстрее. Даже Полина им подчинялась. Время меняло на ней одежду, подстилало под ноги снег, траву, красило ей волосы и потом даже ресницы.
А дни становились короче.
*****Одета в прошлогоднее красное пальто и в новые глаза.
– Привет, Поля, как ты?
– Отл. А ты?
– Супер. Поля, а пошли в кино.
– В кино? Когда?
– В субботу. Вышла вторая часть «Даров смерти».
– Хм. А сколько денежек?
– Не надо. Все окей. Мне бабушка вчера денег подогнала. Так что…
– Ну ладно… Только я еще у мамы спрошу.
Третий ряд, двадцатое и двадцать первое…
– Нет, я на двадцать первом.
Все бегают. Все рушится. Пыль, камни, крики, огонь. Ого, какой большой. С какими-то вилами… Мой Дуб больше. Гораздо.
Все тут мечутся, суетятся, бегают друг за другом, машут палочками. И тут… на сцену выхожу я. А за мной – Дуб. Огромный, черный, несокрушимый. Останавливаются. Замирают. У всех челюсти отвисли. Даже у Воландеморта. Я холодна. Я – лед. Я – неотвратимость. Я – вне правил. Кто ты? Неважно. За кого ты? Хм, я подумаю. А пока вот что: сложите ваши палочки вот сюда – круг на земле кончиком кеда. Повторяю – сложить ваши палочки! Ха!
И левая рука Полины попадает в стакан с попкорном, где уже находится правая рука Паши.
*****Полина выбежала на улицу. Много снега. Во дворе Котя лепит снежок.
– Ну что, Котя, приехала твоя тетя Мотя?
Котя открыл было рот, чтобы что-то ответить, но только вздохнул.
– Котя, а ты пригласишь меня в кино, когда вырастешь?
– Конечно, – улыбается Котя, уплотняя снежок.
– А ты знаешь, Котя, я, может быть, еще и не соглашусь!
И Полина, хихикая и пританцовывая, бегала вокруг Коти, который поворачивался на месте, чтобы держаться к ней лицом.
– Расстроился?
– Нет.
– Да ладно, я вижу, что расстроился. Не расстраивайся. Давай я тебя обниму, пожалею.
Подошла к Коте, обняла.
– Бедный Котя, хороший, – и повалила в снег.
Естественно, упала и сама.
Вскочила. Котя тоже. Смеясь, срочно лепил новый снежок, бросал, бежал, пытаясь догнать красно-белое пальто.
*****– Поля, а давай тебя пофоткаем. А?
Полина сидела, поджав ноги, на диване в комнате у Паши и увлеченно поглощала батон с колбасой.
– Дай поесть…
Ну… не причесана. Ну… дырочка в кофте. Ну… губы жирные.
– Дай полотенце.
Вытерла рот, пальцы.
– Лан. Давай, что ли.
Стоп. Руки обхватили худенькие поджатые колени. В уголке рта – кусочек улыбки. Пряди волос падают вниз, мимо щек, на колени. Одна щечка кажется чуть-чуть круглее – возможно, ей досталось больше батона с колбасой. А глаза улетели далеко-далеко. Все. Теперь цифровая Полина будет жить в телефоне.
Дверь открылась, и грузный улыбающийся дядька втиснулся в комнату.
– Приветствую, бойцы, – сказал он, тиская ладошку Полины. – Ну вы тут отдыхайте, а папка пойдет, пришвартуется и примет на борт пару бутылочек пивка. А? Не возражаете? Пашка?
– Не возражаем. Иди, пап.
– А Полина?
– Не возражаю.
– О-хо-хо. Ну и хорошо. О-хо-хо.
Подмигнув напоследок Полине, он уходил по коридору, затерявшийся во времени одноногий пират в разодранной тельняшке, напевая свое «йо-хо-хо».
Стук входной двери. Голоса.
– Мама с работы пришла.
– Угу.
На пороге появилась женщина в темно-синем строгом костюме, с короткой стрижкой и в очках.
– Здравствуй, – кивнула она Полине с легким привкусом меди в голосе.
– Павел, ты уроки сделал? А? Опять? Или ты собираешься дворником работать? – полусекундный взгляд в сторону Полины.
Дверь закрылась.
– Ну я пойду.
– Ээ… ну. До завтра, Поля.
– До завтра.
*****Багровая страница.
Полина побежала на шум в мамину комнату с сердцем, сжавшимся от страха. Мама, сдавленно вскрикнув, прижав руки к животу, падала мимо кровати. Полину вышвырнули в коридор с почти вывихнутым предплечьем.
Через минуту она в беспамятстве стучала в дверь квартиры на первом этаже.
Отчима увезли. Маму забрали в больницу.
– Хватит реветь, говорю, – ворчала тетя Анжела, поговорив по телефону, глядя на свою кровать, на которой лежал всхлипывающий и икающий комок.
– Ну и как я буду после тебя на мокрой, соленой подушке спать? А? Я со всеми поговорила, всем дозвонилась, слышишь, Полинка? Доктор сказал, с мамой все будет хорошо. Через три дня выпишут. Бабушка твоя завтра утром приедет. А сегодня переночуешь у меня. Слышишь? Прекрати реветь, да что это за наказание такое? Тебе пять минут – подтереть нюни, умыться, и будем ужинать. А мне, представляешь, премию на работе выписали. Захожу я сегодня…
И тетя Анжела, грузно ступая, расхаживала по квартире, гремела посудой и беспрерывно говорила, говорила… чтобы не оставлять девочку одну.
А Полина икала и комкала одеяло.
*****По деревенской улице кто-то бежит, подпрыгивая. Сумерки.
Старый дед с бородой дымит сигаретой, сидя на лавочке.
– Здрасте, дедушка Василь.
– Эээ… кто… не разглядел… Эк… Полина, что ль?
Полина, Полина. Только Полина уже далеко. Направляется в свои владения. «Мое поле. Мой дуб. Бугга».
Навстречу двое детей постарше: Ирка и Димка.
– Полина! А ты когда приехала? А ты куда идешь? А че зимой не приезжала? А пошли с нами кастрик попалим, сала пожарим…
Ну что ж, пойдем, конечно. Друзья же. Послала мысленно телеграмму: «Ойе. Бугга. Приду завтра». Услышала ответ: «Все будем ждать. Бугга».
*****Подросла почти на целую ладонь. Девять лет.
Мама приехала. Мама устроилась на новую работу. Мама привезла Полине… смартфон! Теперь Полина… Теперь у Полины…
Пришел дядя Петя, распространяя запах прокуренной рубашки. Хотел оттаскать Полину за уши, но она не далась. Оглядывался по углам.
– И не думай! Нет ничего. Воды попей! – ворчала бабушка.
– Ты, мать, зря так… Я ж, мать…
Мама с бабушкой испекли торт. С вишней.
Пришли Дима, Ира. Шумели, разговаривали, смеялись, звенела посуда. Торт быстро уменьшался. Начинало темнеть.
Наконец, с полными животами дети ушли.
Фух… все.
Полина пошла в комнату, легла на кровать.
– Полина, ты больше ничего не хочешь?
– Неа, я полежу, мам.
– Наливай, мать!
– Куда тебе? Испился весь…
– Наливай.
Гудки… Але. Да. Кто? Кто?! Поля… как… Поля!! Ура… а ты что… А ты что делаешь?.. А ты счас где?.. А я сейчас в лагере… У нас, Поля, тут такое…
Полина слушала, слушала, улыбалась…
– Кстати, Поля, я ж ничего не забыл. С днем рожденья!.. Поля, хочешь, я тебе хэпибесдэй спою? А? Только не смейся, хорошо? Счас, подожди, я отойду в другое место…
«Диэ Поля».
Положила телефон на живот. Закрыла глаза. Поднялась повыше. Посмотрела на себя сверху. Смешная. Улыбнулась самой себе.
– Наливай, мать!
7– Смотри, Поля, что у меня есть.
– Ой, какой миленький маленький… крабик!
– Засушен по всем правилам… Это – тебе.
– Спасибо, Паш.
– Смотри, Поль… Он будет приходить к тебе по ночам.
– Ой…
– Вот давай, как будто сейчас ночь. Вот ложись… – Паша подвел Полину к кровати. – Ложись. Ага… как будто спишь…
Полина легла на спину, вытянула ноги, вытянула руки вдоль тела.
– Хорошо… Закрывай глаза.
Зажмурила.
– А крабик ползет… ползет… ползет. Так… так. Я – крабик. А это у нас кто? Это – Поля. Хм, поползу дальше… А это что? Это – нога Полины… Хм, поползу-ка я по ней.
– Пашааа… мне щекотно.
– Ползу дальше… А не укусить ли мне Полю здесь?..
– Пашаа… щекотно… Паша… не увлекайся…
Полина открыла глаза. Перехватила крабика. Поднесла его к своему лицу.
– Я буду звать тебя… Злюньчик. Хорошо?
– Привет, Злюньчик, – чуть слышно прошептала Полина.
Краб шевелил ножками, пытаясь дотянуться до губ Полины.
*****– Ну что ж вы у меня такие забывчивые… Я вам все это еще во втором классе объясняла, хорошие мои. Вычитаем – не вычитается. Хорошо. Тогда забираем один десяток у восьмерки. Итак, здесь было восемь, а стало… правильно, семь…
Унылый октябрьский дождь шуршал за окнами, навевая грусть даже на такого неисправимого оптимиста, как Борька, который сейчас тыкал кончиком карандаша Полине в спину, но делал это как-то слишком робко. Просто напоминал о себе.
И все слышали только шум дождя. Все, кроме двух человек.
Полина оторвала взгляд от тетради, повернула голову к окну. Еле уловимый звон колокольчиков и конское ржание. Ирина Олеговна вздрогнула, выронила мел. Приложила руки к груди, сделала несколько быстрых шагов к окну. Бросила на Полину умоляющий взгляд. Некоторые дети удивленно смотрели на учительницу.
«Спокойнее… спокойнее», – коричневые глаза.
«Ноо… приехала же…» – черные.
«Подождет…»
«Точно?»
«Уверена…»
Ирина Олеговна вернулась к столу, что-то зачем-то высматривала, не нашла, обернулась к доске. Подняла расколовшийся мел и, так и не вспомнив, на чем остановилась, начала объяснять с самого начала.
*****– Вот, Поля, я уверен, что ты специально падаешь. Сто проц. Я вез аккуратно, по ровному.
– Какое «по ровному»? Смотри – бугорок.
– Нет никакого бугорка.
– Паш, отряхни, а? А то я варежки забыла.
Паша, с раскрасневшимися щеками, счищает с Полины снег.
– Садись.
Полина, с раскрасневшимися щечками, садится в санки.
– Паша, только осторожно. Я – с пулеметом.
Паша берется за веревку, санки трогаются. Паша старается, санки бегут быстрее. Полина вскрикивает, хватается за грудь, падает из санок, переворачивается и замирает, лежа на спине.
– Пашааааа… я… умираюуу… прощай… Пааа…
Руки в стороны, ноги в стороны, волосы рассыпались черным по белому, глаза закрыты. Ты любила, и была любима. Но тебя больше с нами нет.
Паша, разгоряченный, улыбаясь и ворча, брел по снегу, зная, что ему сейчас придется оживлять, ставить на ноги и отряхивать от снега сраженную вражеской пулей Полину.
*****– Ааа… нет, Паш, погулять сегодня не смогу… А? Нет, не в этом дело. Просто я тут… А, ну да, хорошо. Приходи, конечно. Жду, пока.
Этой весной мама заболела в первый раз.
Вскоре пришел Паша. Полина встретила его в забрызганной водой майке, в домашнем трико, босиком, без привычной улыбки во весь рот. Вытирала плечом лицо, в покрасневших руках – мокрое белье.
Пыталась сдуть наползавшие на лицо пряди волос.
С белья на пол капала вода.
– А тыыы… одна, что ли?
– Ну да… Бабушка приедет… послезавтра, – отвечала Полина уже из ванной.
– Аа…
Паша снял куртку, ботинки и подошел к ванной.
– Ты стираешь? Руками? А стиралка?
– Сломалась… Давно уже… Да я уж почти все постирала.
– Слушай, Поля, – сказал Паша, оглядываясь. – Ну давай я что-нибудь помогу, а? Скажи, что надо.
– Вынеси мусор… для начала.
– Хорошо, – и Паша с готовностью стал надевать ботинки.
– Нет, нет, подожди. Помоги сначала вот это… выкрутить.
– А. Поля, давай мне. Я и один выжму.
– Нет, Паш. Джинсы и рубашку лучше вместе. Чтоб посуше. Мне в них завтра утром в школу… Еще погладить успеть…
– Ой, а это что такое? Давай это тоже вместе выкрутим.
– Ага. Очень смешно, Паша.
Паша сидел на полу в ванной, лежал на полу в ванной, осматривал стиральную машину, поправлял очки.
– С точки зрения физики – скорее всего, дело в проводке. Поломка контакта – причина неисправности в девяноста процентах случаев. Но, конечно… может быть что-то более серьезное… например, мотор… И тогда, – пыхтел Паша. – И тогда…
– И тогда пошли есть яичницу.
*****– Нет, нет, Полиночка, подожди, успеешь ты на свою продленку. Давай чаю с тобой попьем. У меня печенье вкусное. «Ффкуссное, как и ты».
Ирина Олеговна сделала несколько шагов, вставая на пути к выходу из класса. Повернулась лицом. Полина шагнула в сторону. Ирина Олеговна сверкнула черными глазами. Быстрым движением головы отбросила назад черную косу. Развела руки в стороны. Растопырила пальцы. Провела по губам языком. Тихонько звякнули выскочившие из-под ногтей острые металлические когти… Лара Крофт.
«Ой, ой… Надо же… Знала бы ты, что за мной – Дуб. И не только… Сровняем здесь все… Впрочем, ладно. Дам тебе возможность сохранить лицо, Ззззолушка».
– Хорошо, Ирина Олеговна. Давайте попьем чаю.
– Вкусный, с земляникой, тебе такой нравится. И печенье, – суетилась Ирина Олеговна, подвигая тарелку. – Вот.
– Пасиб.
– Как мама?
– Ээ. Хорошо. Лучше.
– Выписали?
– Да. Давно уже.
Ирина Олеговна погладила ладонью руку Полины, а Полина следила за ее рукой и искала то место, где из-под ногтей выскакивают когти.
«Ирина Олеговна, давайте поговорим, – предложила Полина, заряжая информацией коричневые процессоры. – Вы отвечаете ресницами: если “да” – два раза ресницами, если “нет” – один раз. Согласны?»
Хлоп-хлоп.
«Ирина Олеговна, ну как принц? Хороший?»
Хлоп-хлоп.
«Берет вас замуж?»
Хлоп-хлоп.
«Скажите, только честно, – чай отравлен?»
Хлоп-хлоп.
– Ну как, Полина, стихи? Интересуешься по-прежнему?
– Да, конечно. Я сейчас больше Бродского читаю…
*****А вот и мост. Ну как вы тут, соскучились?
Полина вышагивает по мосту. Ноги в кедах. Руки в джинсах. В зубах жвачка. Бейсболка козырьком назад. Каждый воин на мосту знает ее легкую походку…
– Девочку… пропустим, – затянули свое богатыри.
– Эй, – Полина остановилась, подняв голову вверх и вытянув указательный палец левой руки в небо. Оглянулась – не слышит ли ее кто из посторонних. Дедушка с бабушкой сидят на скамеечке в отдалении. Не слышат.
– Так вот. Пора уже запомнить мое имя. Полина. Ясно? Глухонемые пусть читают по губам. По-ли-на. Через букву «о».