Но среди тех, кого назвал Гейтлер, не было Риты Хайден. Генерал был опытным профессионалом. Он понимал, что нельзя сдавать такого агента даже своим союзникам. Это была его страховка на будущее. А может, сказалась немецкая сентиментальность, и он не смог сдать человека, которого так искренне любил. Или, может быть, прочувствовал ситуацию, при которой ему придется покинуть и Советский Союз. Тогда в январе девяностого произошли кровавые события в Баку. Вспыхнувшие провокационные погромы армянского населения, совершаемые в целях дестабилизации существующего режима, привели к настоящей трагедии. Сначала погибли десятки армян. Тысячи бакинцев выходили на улицу, чтобы защитить своих соседей, десятки тысяч людей были спасены. Погромы и убийства были остановлены через три дня. А еще через три дня в город были введены войска, состоявшие из резервистов и необученных молодых военнослужащих. Солдаты, вошедшие в город ночью и не подготовленные к подобному испытанию, стреляли в любую движущуюся цель. В результате погибали случайные люди, врачи «скорой помощи», просто прохожие, ученые, выехавшие на опытную станцию, дворники, сотрудники милиции. Среди погибших были дети и старики, представители многих национальностей, проживающих в Баку. Трагедия была страшной и оглушительной. Горбачев, как обычно, отрекся от этого кровавого кошмара, заявив, что не знал всех подробностей. Тогда Гейтлер понял, что рано или поздно придется бежать и из этой страны. Это было как первый сигнал.
Еще через год произошли январские события в Риге и в Вильнюсе. Крах огромной державы стремительно приближался. На Кавказе начались настоящие войны, в которые были втянуты все три кавказские республики.
Еще через полгода произошли августовские события. Однако последняя попытка высших чиновников Советского Союза спасти собственную страну не увенчалась успехом. Тогда никто не понял, что это было не торжество демократии, а настоящий переворот. Ровно через четыре месяца страна перестала существовать, когда три республиканских лидера, так и не сообразивших, что именно произошло, развалили страну, история которой насчитывала тысячи лет.
Гейтлер не сдал Риту ни когда сбежал из Германии, опасаясь ареста, ни когда передавал свою агентуру советским разведчикам, ни позже, когда вернулся на родину и его посадили в тюрьму. Он заставил себя забыть о ее существовании, не помнить о женщине, оставшейся в Мюнхене. Так прошло много лет. Глядя теперь на нее, он видел возрастные изменения, которые невозможно было скрыть никаким макияжем. Ей было уже сорок семь лет. Однако она сохранила все ту же подтянутую, моложавую фигуру. Интересно, что она думает про него? Он в шестьдесят два выглядел гораздо старше своих лет. Сказались разочарования последних лет, заключение в тюрьме, смерть жены, одиночество. Сказались все эти годы бесцельной жизни, когда он прятался, словно загнанный зверь, опасаясь быть узнанным.
– Я изменился, – горько сказал он, – сейчас перед тобой настоящий старик, Рита. Мне уже шестьдесят два.
– Я помню, сколько тебе лет, – отозвалась она, – ты неплохо сохранился.
– Спасибо, – усмехнулся он, – буду считать твои слова комплиментом. Ты уже не работаешь с дипломатами?
– Нет. Ушла три года назад. Я решила, что достаточно времени отдала моей стране и нашему Министерству иностранных дел. Я пришла туда еще при Геншере. Все эти годы я ждала, когда обо мне вспомнят. Но ты не появлялся и никто не приходил ко мне от тебя. Много лет подряд, Гельмут. Сначала я ждала, очень ждала. После объединения Германии я начала бояться. Каждый день передавали о все новых и новых разоблаченных бывших агентах Восточной Германии. Я каждую минуту ждала, когда за мной придут, чтобы меня арестовать.
Потом немного успокоилась. Начала ждать связных. Но не было никого. Ни из контрразведки, ни бывших «товарищей» по борьбе. И тогда я поняла, что ты решил не подставлять меня, уничтожив все документы, связанные с моей работой. Я поняла, что ты сделал это ради меня. И тогда я осознала, что мне не стоит оставаться в МИДе. Все, что было можно, я уже сделала. К тому же я не знала, что именно произошло с тобой.
Поэтому и ушла. Сейчас я работаю в фирме, являющейся дочерней компанией «Дойче телеком». Руковожу отделом по связям с прессой. Живу в том же самом доме, который ты знаешь. Но уже одна. Моя старшая сестра давно вышла замуж и переехала в Новую Зеландию. Хорошо, что ты сам мне позвонил, иначе я не поверила бы, что ты жив. Но ты обговорил нашу встречу столькими предосторожностями, заставил звонить тебе из другого города, приехать в Москву, ждать тебя в метро. Я много раз бывала в Москве и хорошо знаю этот город, но почему ты снова оказался здесь? Что вообще происходит, Гельмут? И зачем ты вспомнил меня спустя столько лет? Неужели моя работа снова кому-то интересна? Или ты считаешь, что сведения о работе операторов нашей компании могут заинтересовать российскую разведку?
Он невесело усмехнулся. Положил руку на ее ладонь.
– Я так рад тебя видеть, – выдохнул он, – очень рад. Скажи, какая у тебя зарплата?
Она нахмурилась. Затем улыбнулась.
– Это у русских принято спрашивать о зарплате, – напомнила Рита, – мы не ведем подобных разговоров.
– Сколько? – настаивал Гейтлер.
– Больше пяти тысяч евро, – ответила она.
– Сколько ты получаешь без налогов?
– Больше трех с половиной тысяч евро. Почему ты спрашиваешь?
– В год получается сорок – сорок пять тысяч евро?
– С бонусами больше шестидесяти, – ревниво произнесла она.
– Шестьдесят, – задумчиво подвел итог Гейтлер. – Значит, если проработаешь еще лет двадцать, то получится миллион двести тысяч евро. А если сорок, то два с половиной миллиона. Верно?
– Нужно еще прожить сорок лет, – улыбнулась она.
Он убрал руку.
– Я хочу сделать тебе предложение, – начал он.
Она усмехнулась.
– Точно такими же словами ты начинал мою вербовку много лет назад. Или ты решил повториться?
– Я хочу сделать вам предложение, мисс Хайден, – сказал Гейтлер, переходя на немецкий, – и мне очень важно получить ваш искренний ответ.
– Ты решил меня разыграть? – спросила она тоже по-немецки.
– Я предлагаю тебе сотрудничество, – пояснил он, – и гарантирую тебе заработную плату на сорок лет вперед. Для этого ты должна уволиться из твоей компании и переехать в Москву.
– Хорошая шутка, – улыбнулась она, – но это невозможно. На какие деньги я буду здесь жить? У меня нет квартиры, нет денег, чтобы жить в отеле. Я заплатила сегодня за проживание в «Мэрриоте» около трехсот евро. Больше нескольких дней я не смогу здесь оставаться.
Он глянул на студенток, сидящих в углу. Затем достал конверт, положил его на столик.
– Здесь двадцать тысяч евро, – пояснил Гейтлер. – Подай заявление и поясни, что тебе нужно срочно уехать к старшей сестре, которая тяжело заболела. Ты собираешься переехать в Новую Зеландию и ухаживать за сестрой. Пусть тебе дадут отпуск на несколько месяцев без сохранения содержания. Или пусть уволят, если первый вариант их не устроит. Затем ты переедешь сюда и снимешь квартиру где-нибудь на северо-западе, я помогу тебе и выберу нужный дом.
– А что будет потом?
– Потом ты снова станешь работать на меня, – коротко сообщил ей Гейтлер.
К ним подошла официантка.
– Что-нибудь еще? – спросила она недовольным голосом.
– Повторите еще кофе и сэндвичи, – попросил Гейтлер.
Девушка быстро отошла.
– Зачем ты это сказал? – удивилась Рита. – Я не хочу больше кофе. И сэндвичи мне не нужны.
– Тебя плохо учили в вашем МИДе, – заметил Гейтлер, – нужно понимать местный менталитет. Он до сих пор почти не изменился. Если в Германии можно взять чашку кофе и сидеть в кафе весь день, то здесь категорически нельзя устраивать подобные эксперименты. Официантка решит, что мы над ней издеваемся. Чем больше заказ, тем больше денег мы здесь оставим. Ее начальство просматривает все счета. И чаевые мы платим тоже исходя из общего заказа. Поэтому она все время к нам подходит.
– Мне предстоит еще многое узнать, – согласилась Рита. – Я не знаю, что ты задумал, но надеюсь, что ты сумеешь мне внятно объяснить, зачем ты вспомнил меня спустя столько лет и как именно я могу тебе помочь.
– Спасибо, – взволнованно произнес Гейтлер, – я в тебя очень верил, Рита. Большое спасибо.
– И еще, – сказала она, глядя ему в глаза, – у меня хороший номер в отеле. Очень хороший и дорогой. Я могу попросить тебя поехать ко мне прямо сейчас? В прошлый раз ты завербовал меня после того, как мы вместе провели ночь. Или ты забыл?
Ее голубые глаза вспыхнули как тогда. Разве он мог забыть их первую ночь?
– Рита, – пробормотал он, чувствуя себя почти виноватым, – только не сегодня. Если ты разрешишь, завтра днем я приеду к тебе на час или два. Пойми, так нужно. Потом мы станем встречаться чаще.
– Хорошо, – согласилась она. Затем положила ладонь на его руку и добавила: – Гельмут, я так долго тебя ждала. Можешь не сомневаться, я сделаю все, как ты скажешь.
РОССИЯ. МОСКВА. 4 ДЕКАБРЯ, СУББОТАВ этот день директор ФСБ был на приеме у президента. Такие закрытые приемы не фиксируются телекамерами, сообщения об этих встречах не попадают в газеты. Разговоры носят исключительно конфиденциальный характер. Президент благосклонно относился к директору ФСБ. Это был его преемник на этом посту. Когда сам будущий президент переходил на работу в правительство, он оставил именно этого генерала на своем месте. Генерал знал, что его выбрали из нескольких кандидатов. И точно знал, кому он обязан своей должностью.
Директор ФСБ рассказывал о положении дел в Чечне. Он не скрывал фактов, не старался преуменьшить или преувеличить опасность. Генерал был точен, расчетлив, сухо излагал цифры. Президент, сам предпочитающий такой же деловой стиль, благосклонно кивал головой. В конце беседы директор затронул последний вопрос.
– У нас появились сообщения о возможном появлении аналитика, приглашенного для разработки операции, направленной против нашей страны и лично против вас, – доложил он.
– Мне об этом уже говорил Пахомов, – вспомнил президент и нахмурился.
– Работает специальная группа экспертов, – сообщил директор ФСБ. – На сегодняшний день мы оцениваем уровень опасности как достаточно высокий. Дело в том, что человек, передавший эту информацию, – некий Уорд Хеккет, подвергся нападению. Сначала ему послали бомбу в офис, которая уничтожила его сотрудников и лишь по счастливой случайности не убила его самого. Но он решил, что нужно имитировать свое ранение, и отправил в госпиталь своего двойника. Несколько дней назад двойника и охранявшего его полицейского убили.
– Ясно, – мрачно отозвался президент. Ему хотелось сказать, что не стоит заниматься такими делами, но он понимал, что обеспечение его безопасности – государственная проблема, которая важна именно для сохранения стабильности всего государства.
– А кто такой этот Уорд Хеккет? – поинтересовался он.
– Международный авантюрист, аферист, организатор многих преступлений, – пояснил директор. – У нас на него большое досье.
– И вы верите такому источнику?
– Не совсем. У нас работает специальная группа, составленная из представителей различных ведомств.
– Работайте, – кивнул президент. – Что еще?
– Мы собираемся разработать новый график ваших перемещений по стране совместно со Службой Безопасности, – сообщил директор. – Пахомов уже дал согласие.
– Хорошо. Поступайте так, как считаете нужным, – разрешил президент. – Что-нибудь еще?
– Да, – директор ФСБ несколько замялся. Президент удивленно посмотрел на него. Генерал не был кисейной барышней, он всегда излагал свои мысли ясно и четко. К тому же он знал, что пользуется благосклонной поддержкой президента. И тем не менее сейчас явно нервничал.
– В чем дело? – наконец спросил президент. – Что вы хотите мне сказать?
– У нас есть очень серьезные основания считать, что заказчиками данного преступления являются не этнические группы сепаратистов, а конкретные бизнесмены, – доложил наконец директор.
Президент стиснул зубы. Он всегда ненавидел этих толстосумов, инстинктивно чувствовал, какая угроза исходит от них. И точно знал, как именно они относятся к нему. Руководство ФСБ и ФАПСИ заботливо снабжало его сообщениями о разговорах, происходивших в среде олигархов. Они не скрывали своего презрения и своего возмущения этим «выскочкой», который посмел стать главой государства. Каждый из них считал, что заработанные им миллиарды дают ему право на эту должность. И вдруг «наследником» страны объявили ранее никому не известного человека, к тому же бывшего подполковника бывшего КГБ.
Олигархи не просто его ненавидели. Они ненавидели всю команду, которую президент привел вместе с собой. Этих исполнительных, дисциплинированных, ответственных, менее вороватых и более исполнительных чиновников. Для них они все были серыми, бесталанными, тупыми исполнителями. Любой, кто не сумел украсть больше ста миллионов долларов, не заслуживал, по их мнению, никакого уважения.
Президент нахмурился.
– Кто именно? – зло спросил он.
– Пока не знаем. Но наши аналитики полагают, что за этим поиском нужного специалиста могут стоять конкретные олигархические структуры. Это очень похоже на их почерк. Чеченцы не стали бы искать такого специалиста.
– У вас все?
– Так точно.
– Стоит более конкретно узнать, кто и когда принял такое решение, – посоветовал президент, прежде чем директор ФСБ собрал свои документы и вышел из комнаты.
Оставшись один, президент откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Они решили не останавливаться, пока не уничтожат его окончательно. Им кажется, что все их проблемы только в нем. И не понимают, как ошибаются. По данным любых социологических опросов, их ненавидит большинство населения. И пока он ведет борьбу с олигархами, его рейтинг зашкаливает за семьдесят процентов. Президент открыл глаза. Неужели они решились на открытое противостояние? Хотя почему бы и нет? Разве он не знает, как именно они финансируют оппозиционные издания и оппозицию? Разве он не знает, как покупали депутатов в прежней Государственной Думе? Разве он не знает, как они разворовывали огромную страну, наживая миллиардные состояния? Но тронуть многих из них он не может. Они являются составной частью той системы, которая была выстроена при прежнем президенте. Многие из них в свое время сделали миллиардные состояния именно на своей близости к нему. И выстроили эту систему, которую он теперь должен разбирать по кирпичику, заменяя их на свои собственные кирпичи.
Президент встал, прошел по комнате. С одной стороны, нужно сохранять всю эту систему сдержек и противовесов, а с другой – менять конкретных людей, намертво вросших в саму систему государственности. Это, конечно, трудно. Но ему было трудно еще тогда, когда он только готовился стать президентом. Впрочем, легко не было никогда. Такова уж его жизнь. С раннего детства. Ему всегда было сложно и трудно, но он никогда не отступал, не искал для себя легких путей.
Еще в школе он был щуплым и хилым мальчиком, на котором могли отыгрываться более старшие ребята. Не обладавший большими физическими данными, невысокий, худощавый паренек решил заняться самбо и дзюдо. И достиг в этом очень больших успехов. Был многократным чемпионом Ленинграда по самбо, а в семьдесят третьем году получил звание мастера спорта. И еще через два года стал мастером спорта по дзюдо.
Впечатлительный мальчик рос в окружении сверстников. Книги читал, но их было не так много в их доме. Зато фильмы он смотрел с удовольствием и более других любил появившийся в конце шестидесятых «Щит и меч», в котором действовал так похожий на молодого президента разведчик Иоганн Вайс в исполнении актера Любшина. Его приключения и выдержка потрясли молодого человека. И тогда будущий президент твердо решил посвятить всю свою жизнь этому благородному делу – разведке. Фильмы о разведчиках и их подвигах все время крутили в кинотеатрах, но самым любимым оставался четырехсерийный «Щит и меч». Уже позже снимут «Мертвый сезон», в котором появится интеллигентный Донатас Банионис, игравший советского разведчика.
Молодой человек, решив работать в КГБ, сразу по окончании школы пришел в местное управление и попросил взять его на работу. В управлении его выслушали и посоветовали сначала получить высшее образование. При этом ему рекомендовали выбрать юридический факультет. Он так и сделал, поступив на юридический факультет. Но в КГБ не забыли о молодом человеке, так наивно и отважно попросившемся на работу в их ведомство. По строгим правилам, заведенным в КГБ, все заявления и встречи строго оформлялись. И пожелание молодого человека было занесено в особую папку, для последующей работы.
Он закончил юридический факультет в семьдесят пятом. К тому времени самым главным разведчиком всех времен и народов стал легендарный Штирлиц. После просмотра этого телесериала молодой человек уже не сомневался, кем он станет в будущем. И когда закончил юридический факультет Ленинградского университета, его отправили по распределению на работу в органы государственной безопасности. Разумеется, в такую организацию, как КГБ, студентов просто так, без соответствующих проверок не брали. Очевидно, что все годы учебы в университете за ним было установлено негласное наблюдение, которое он достойно прошел. Его отец был участником войны, мать прошла блокадный Ленинград. В те годы, когда цинизм и безнравственность еще не считались нормой, таким анкетным данным придавали большое значение. И он получил распределение в КГБ.
Базовое юридическое образование, тем более обретенное в таком престижном университете, значило очень многое. Но ему пришлось учиться. Его взяли в элиту КГБ – в Первое Главное Управление, известное как разведка Советского Союза. Учиться пришлось долго и настойчиво. В разведке готовили настоящих профессионалов, отбор был очень жестким. А завершив учебу, он получил не только офицерское звание, но и блестящее владение немецким языком.
Выдержанный, дисциплинированный, аккуратный, добросовестный, настойчивый, энергичный – все эти эпитеты взяты из личного дела молодого офицера КГБ. Даже своей будущей жене он не сразу сказал, где работает и куда собирается поехать. По странному стечению обстоятельств его будущая жена родом из Калининграда, из того самого бывшего немецкого Кенигсберга, который отошел после войны к Советскому Союзу и в котором, несмотря на почти полное переселение немцев, все же сохранялся некий немецкий дух.
Молодого офицера направили на работу в Германию. Наконец сбылась его мечта. Но его отправили не нелегалом, как виделось ему в молодости, а на рутинную работу в Дрезден, в Германскую Демократическую Республику. В ней были размещены советские войска, повсюду сидели советские советники. Никто и не думал скрывать, что Путин работает на советскую разведку. Он не стал нелегалом, ему поручили обычную работу под прикрытием в стране, где почти легально работали все спецслужбы Советского Союза. Некоторые коллеги будущего президента потом посчитали, что это была не слишком обременительная и даже несколько унизительная работа для офицера четвертого отдела ПГУ КГБ СССР.
Конечно, он не был Джеймсом Бондом, но в условиях Дрездена подобный героизм не мог быть принят и понят его начальством. Однако он сумел дослужиться за эти годы до подполковника, отмеченного наградами СССР и ГДР. Работавшие с ним разведчики отзывались о нем как об исключительно надежном и добросовестном офицере.
Когда в восемьдесят девятом году началась революция в ГДР и административные здания начали захватывать митингующие, в Дрездене произошел чрезвычайный случай. Толпа митингующих двинулась к зданию общества советско-немецкой дружбы, за которое отвечал будущий президент. Рядом с ним в тот момент было только два автоматчика.
Конечно, он точно знал, что за его спиной вся мощь Советской Армии. Конечно, он понимал, что митингующая толпа немцев – это не обычный «бессмысленный бунт», а всего лишь вышедшие на улицы законопослушные граждане, недовольные политическим строем и запретами в собственной стране. Но в тот момент могла произойти любая провокация. Достаточно было одного выстрела, одного крика. Он вышел к толпе и на хорошем немецком языке начал уговаривать людей разойтись. Ему всегда было трудно выступать перед толпой, перед аудиторией. Такие люди идеальные исполнители, надежные воины, но не ораторы, способные зажечь своим темпераментом тысячные толпы людей. Однако в тот день ему удалось остановить толпу. Он убеждал их не штурмовать здание, объяснял, что все должно пройти спокойно. Ему поверили и начали расходиться. Никто, кроме его жены, не мог даже представить себе, какого физического и душевного напряжения ему стоила эта речь.
Через несколько месяцев он вернулся в родной Ленинград. И его снова обидели. Профессионального разведчика, имеющего многолетний стаж работы, подполковника Первого Управления, отправили работать помощником проректора ЛГУ по международным вопросам. Для такой роли вполне мог подойти бывший завхоз посольства или какой-нибудь офицер на пенсии. Но ему поручили эту работу, и он согласился. В тот момент все офицеры, вернувшиеся из объединенной Германии, считались не совсем надежными, так как в процессе объединения двух стран непонятная пассивность советских спецслужб и армии привела к полному провалу всей политики СССР в Центральной Европе.
Через несколько месяцев ректор ЛГУ Станислав Алтуфьев рекомендовал своего толкового и энергичного помощника проректора своему бывшему профессору, ставшему председателем Ленсовета Анатолию Кобчаку.
В течение многих месяцев будущий президент был советником председателя Ленсовета. Он вышел в отставку и открыто объявил о своей работе в КГБ СССР. В начале девяностых это был мужественный шаг. Правда, знающие люди сразу понимают, чем отличается работа разведчика за рубежом от работы контрразведчика, который ловит диссидентов в собственной стране. Но нарастающий хаос сказался и на всей жизни окружающих людей. Будущему президенту пришлось не раз услышать упреки в свой адрес, оскорбительные выпады, глупые подозрения. Сильно досталось и его бывшему преподавателю, ставшему его руководителем. Кобчак был типичным продуктом новой советской избирательной системы, когда на поверхности оказывались демагоги с хорошими ораторскими данными, умеющие правильно формулировать и высказывать свое отношение к существующей проблеме. На фоне бывших партийных работников, часто мычащих и блеющих, на фоне лидера страны, не умевшего правильно говорить и допускавшего чудовищные ляпы, на фоне министра иностранных дел, так и не выучившего русского языка, новый лидер Кобчак казался одним из самых умных и достойных людей нового времени.
Доктор юридических наук, профессор права стал одним из самых ярких депутатов. Прямая трансляция по телевизору мгновенно превратила его в одного из самых популярных людей нового времени.
Он клеймил позором партократию, выступал как непримиримый демократ и либерал. Его громовые речи становились известны всей стране, его выбирали во всевозможные комиссии, ему поверили миллионы людей. Никто не вспомнит спустя много лет, как блестящий Кобчак издевался над партократами, выбранными от национальных округов. Его речь, полная сарказма, стала символом борьбы новых демократов с отживающей партийной номенклатурой. Спустя много лет его супруга будет избрана в сенат по списку от национального округа, но это уже не будет столь существенным фактом, на который необходимо обращать внимание.
Кобчак был назначен в комиссию по расследованию трагедии в Тбилиси, когда противостояние между армией и толпой людей завершилось кровавой драмой, в которой погибли восемнадцать молодых женщин и девушек. На волне возмущения этой трагедией в Тбилиси прибыла комиссия Верховного Совета. В нее входили писатели и ученые. Комиссия почти единогласно обвинила руководство Грузии и командование армии в умышленном убийстве несчастных жертв этой трагедии. Версия о «саперных лопатках», применяемых солдатами во время безоружной демонстрации протеста, еще долго гуляла по всем средствам массовой информации.
И никто, ни один беспристрастный наблюдатель, не захотел задать элементарного вопроса, который напрашивался после вынесения этого невероятного вердикта сам собой. Как могло получиться, что в этой трагедии погибли только женщины и девушки? Неужели грузинские мужчины стояли и смотрели, как убивают их сестер и дочерей? Почему среди погибших не было мужчин? И почему эксперты не обратили внимания на мнение многих независимых патологоанатомов, утверждавших, что смерть девушек наступила в результате сжатия тел, возникших во время давки у дома правительства. Но на трагедии было решено заработать дополнительные очки. В те дни в Тбилиси был настоящий траур, город почернел от горя. И прислушаться к другому мнению означало опровергнуть выводы комиссии. В тот момент такие выводы были нужны новым властям Грузии, московским либералам, так неистово разрушающим собственную страну, и самой комиссии, доказавшей свою беспристрастность и честность.