Язык и семиотика тела. Том 2. Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека
7. Оценочные компоненты – условно ‘хорошее’ и ‘плохое’. Жест, выражающий такие оценки, производится обычно одной рукой, которая движется соответственно вверх и вниз (метафорически все хорошее находится наверху, а плохое – внизу).
2.5. Особенности взаимодействия смысловых и формальных компонентов в лекторских и других разновидностях жестовМы уже говорили (см. Введение), что синтаксис телесного знакового поведения складывается из двух совокупностей правил: правил внутреннего синтаксиса, которые отражают связь телесных знаков друг с другом и порядок их следования в устном диалоге, и правил внешнего синтаксиса, которые описывают закономерности соединения жестов разной природы с вербальными единицами. И те, и другие правила обычно формулируются комплексно, а именно, говорится о том, что такой-то и такой-то жест сочетается или не сочетается в диалоге с таким-то и таким-то вербальным или невербальным знаком. Между тем, как показал накопленный нами опыт исследования проблемы мультимодальности и поведения жестов, в частности, в контексте лекторского диалога, такое описание представляется не вполне адекватным.
Ниже формулируется и обосновывается одно важное положение, касающееся описания жестов: объектом лексикографического описания должны быть как жесты в целом, так и те знаковые телесные компоненты, которые играют важную роль в образовании жестов. Такое описание показывает, какую роль играют телесные компоненты в описании формы и смысла целого невербального или смешанного выражения (жеста, комбинации жестов, сочетания жестов с речевыми единицами и др.).
Телесные компоненты в описании жеста могут играть разные роли. Во-первых, они могут входить в состав активного органа, участвующего в его производстве. Например, в разных мануальных жестах может быть несколько телесных компонентов, существенных для исполнения жеста (это могут быть ладонь, ребра ладони, кисть, пальцы и др.). Во-вторых, бывает так, что наличие определенных телесных компонентов в составе жестовой формы является непременным условием правильного употребления соответствующего жеста в диалоге. Так, для описания синтаксической комбинации, состоящей из определенного жеста благодарности и ее словесного выражения, важны участие рук и их положение на груди. Мы имеем в виду здесь жест благодарности приложить руку к груди.
На то, что благодарность исходит из сердца, указывает не только данный жест, но и такие высказывания, как Сердечно вам признателен; Благодарю вас от всего сердца и др. Грудь и положение рук на ней, точнее передаваемый такими телесными компонентами смысл, в жесте хорошо соединяются со смыслом приведенных высказываний. В группе знаковых движений, прерывающих контакт с собеседником31, таких как отвернуться, отвести глаза, опустить глаза, резко повернуть голову в сторону и т. п., телесный компонент с наиболее высокой коммуникативной значимостью – это признак переменной ориентации соответственно тела, глаз и головы (см. §5 гл. II т. 1). Именно смена ориентации соматического объекта часто сопровождает такие выражения, как Видеть тебя не хочу!; Глаза б мои на тебя не смотрели!; Стыдно!; Не смотри на меня! и др.
При образовании сложных жестов из простых знаковых единиц (синтез жестов) или при членении сложных жестов на простые знаковые компоненты (анализ жестов) мы сталкиваемся непосредственно с проблемой, известной в лингвистике и семиотике под названием проблемы композициональности.
Проблема композициональности непосредственно связана с употреблением простых языковых единиц в составе более сложных. Ее решение состоит в ответе на вопрос, является ли смысл целого сочетания суммой смыслов его частей, то есть «складываются» ли смыслы без каких-либо наращений или редукций. Известно, что чем более идиоматичной является языковая единица, тем больше вероятность, что принцип композициональности не соблюдается. Так, смысл фразеологической единицы никогда не равен сумме смыслов частей, даже если эти части представляют собой существующие в языке лексические единицы, ср. фразеологизм съесть собаку.
Проблема композициональности в языке жестов распространяется и на внутренний, и на внешний синтаксис. Больше того, можно говорить о композициональности resp. некомпозициональности также и физических реализаций жестов.
Рассмотрим пример, показывающий роль отдельных телесных компонентов в описании жестов, и посмотрим, «складываются» ли они с телесными компонентами в составе того же жеста или, возможно, в составе других жестов (а если складываются, то при каких условиях). При этом, что важно, такое сложение может касаться либо исключительно смыслов, либо исключительно форм, либо и того и другого32.
Хотя приводимый ниже пример – это жест не из разряда лекторских, аналогичные проблемы встают и при синтезе/анализе лекторских жестов.
Иллюстративный жест бить себя в грудь33, то есть жест, в норме сопровождающийся определенными словами, имеет сложную семантическую организацию. В его толкование входят несколько смысловых компонентов, соответствующих одному и тому же компоненту формы жеста – «контакт руки с грудью». Эти смысловые компоненты таковы:
(а) ‘жестикулирующий считает слова, сопровождающие данный жест, истинными’.
Данный смысловой компонент в русском языке жестов и в русском языке соотносится с сердцем, которое находится в груди. Положение рук на груди хорошо сочетается с этим смыслом, о чем говорят многие данные. Так, в русской культуре слова, чувства и поступки, идущие от сердца, считаются искренними и потому истинными – ср. предложения От всего сердца за вас радуюсь; Она всегда поступает, как велит сердце. То, что вырывается из груди, что трудно скрыть, тоже считается истинным.
О связи груди и сердца с истинностью и искренностью говорят также факты, относящиеся к русскому языку тела. Сопоставим жест бить себя в грудь с жестом приложить руку к груди. Жест приложить руку к груди является многозначным и в своих трех значениях соотносится соответственно со смыслами ‘умоляю’, ‘убеждаю’, ‘благодарю’, а каждый из этих смыслов, в свою очередь, связан с компонентами ‘искренность’ или ‘истинность’. Таким образом, именно телесный компонент «контакт руки с грудью» в обоих жестах передает смысл, о котором мы здесь говорим.
(б) ‘жестикулирующий указывает на себя’34.
В русской культуре такое указание регулярно соотносится с частью тела «грудь» – в отличие, например, от китайской культуры, где смысл ‘указание на себя’ передается физически указанием на нос, то есть физическая реализация этого смысла иная.
(в) ‘жестикулирующий ручается в том, что его слова истинны’.
О связи данного смыслового компонента с физическими, телесными компонентами говорят следующие факты. Во-первых, глагол ручаться и имя рука являются однокоренными словами; кроме того, письменное поручительство нередко закрепляется подписью, которая делается рукой, а устное поручительство скрепляется рукопожатием. Во-вторых, рассматриваемый смысловой компонент связан с еще одним телесным компонентом, а именно с грудью, но эта связь выявляется в результате более сложного и глубокого анализа. Дело в том, что смысл ‘ручаться’ связан со смыслом ‘клясться’ – их связывает по крайней мере смысловой компонент ‘уверенность субъекта в истинности произносимых слов’. Клятва же является не только обыденным, но и культурно значимым речевым актом (не случайно существуют специальные предметы клятвы, подчеркивающие культурную значимость этого акта: тфилин35, перстень, крест). Очень важно тут, что нательный крест носят именно на сердце (а сердце – это вместилище души), поэтому, совершая жест бить себя в грудь, жестикулирующий указывает на место, где располагается крест. См. также другие русские жесты, связанные с грудью и крестом: перекреститься и скрестить руки на груди.
Другой смысловой компонент, входящий в толкование жеста, это ‘жестикулирующий пытается убедить в чем-то адресата’. Он частично реализуется в телесном компоненте «взгляд в глаза адресату». ‘Убеждение’ связано с ‘пониманием’, а по глазам можно прочесть, понимает человек сказанное ему или нет. Взгляд в глаза в русской культуре сопровождает многие семиотические акты, такие как клятва, убеждение, мольба, выражение благодарности.
Интенсивность желания убедить адресата передается в этом жесте также и физическим компонентом ‘многократность <исполнения жеста>’. Данный компонент характеризует многие жесты, связанные с интенсивностью, ср. перебирать пальцами, топать ногами, бить поклоны, раскланиваться. Выражение интенсивности и многократность жестикуляции связаны с высказываниями, которые содержат повторы, например, Да-да-да!; Ни-ни-ни!; Приду, приду, приду! Ну сейчас, сейчас. Кроме того, эти смыслы и передающие их невербальные единицы согласуются со смыслами отдельных естественно-языковых высказываний, обычно тех из них, которые сопровождаются силовыми жестовыми ударениями. Это такие высказывания, как Ну сколько же раз тебе это можно говорить!; Раз, два, три!, и т. п., а также тексты считалок.
Выявленные смысловые компоненты, закрепленные за теми или иными знаковыми составляющими жеста, складываясь, дают смысл самого жеста бить себя в грудь. Преимущество лексикографического описания, построенного по принципу композициональности, состоит в следующем: оно позволяет описать значения жестовых морфем, выявить разные смысловые связи семантических составляющих в пределах жеста и через них – связи данного жеста с другими.
Характеризующие дейктические жесты в лекторском дискурсе являются композициональными: они складываются из смыслов ‘Y показывает на Х’ и ‘Y передает информацию (сообщает нечто) об Х’. Однако их композициональность не прямая: компонент ‘Y показывает на Х’ является дополнительным ассертивным компонентом, то есть ниже рангом, чем основной смысловой компонент. Таким образом, операция сложения смыслов предполагает здесь дополнительное преобразование – понижение в ранге одного из компонентов.
Правила образования сложных жестов из простых или из отдельных компонентов простых жестов должны учитывать, что средством поверхностного выражения смысловых компонентов в составе жеста могут служить также разные телесные признаки, в частности разные формы и размеры соматических объектов.
Проиллюстрируем это на двух примерах.
(а) Рассмотрим жест «шлагбаум», физическая реализация которого такова: одна или обе выпрямленные руки стоящего человека вытянуты горизонтально в сторону (стороны). Такие положение и форма рук напоминают положение закрытого шлагбаума (отсюда номинация жеста) и передают смысл ‘проход/проезд закрыт’. Другой компонент этого жеста – напряженный взгляд, устремленный на адресата и приказывающий ему остановиться. Соединение жестов рук и глаз передает приказ адресату остановиться перед закрытым проходом или проездом.
(б) Форма «согнутая спина» реализует смыслы ‘уважение/почтение’, ‘унижение’ в разных русских поклонах. При этом существенно, что жестикулирующий не смотрит на адресата, например, исподлобья, а смотрит вниз. Таким образом, уважительный поклон – тоже сложный жест. Сложными жестами являются также мусульманский ритуальный поклон сужда, жесты преклонять колени, реверанс и некоторые другие.
***Выше мы изложили некоторые результаты комплексного исследования особенностей взаимодействия невербальных и вербальных знаков в устном лекторском диалоге. На примере лекторских жестовых ударений и двух разновидностей дейктических жестов мы попытались показать, что многие из этих знаков являются обязательным элементом устного коммуникативного акта и что жесты с разными формальными и смысловыми характеристиками отличаются своими связями и соотношениями с другими знаками, выступающими в лекторском диалоге. Особое внимание было уделено проблеме мультимодальности, точнее взаимодействию дидактических указательных жестов с речевыми актами и высказываниями различной иллокутивной силы. При этом было показано, что отдельные лекторские дейктические жесты сопровождают речевые единицы с настолько высокой степенью обязательности, что эти жесты могут служить диагностическими элементами и маркерами иллокутивной силы высказывания.
§3. Фразеологические соматизмы
3.1. Постановка задачиВ данном разделе36 описываются русские фразеологические соматизмы, под которыми мы понимаем фразеологические единицы с именами телесных объектов, их признаков или значений признаков. Цель предлагаемого описания – показать, как во фразеологических соматизмах отражаются человеческое тело и другие соматические объекты, а также различные явления телесности. Нас интересует, какие смыслы передают в этих языковых единицах соматические объекты или их признаки и какие образные представления, заключенные в них, стандартно закреплены за телом, частями тела, частями частей тела, органами и т. д. Наконец, мы хотим установить, какие ассоциации и коннотации (языковые, культурные, социальные) несут в себе разные телесные составляющие.
Рассматриваются две области функционирования телесных знаков, или знаковые области. Одна из них – речевая, а именно русский язык в его устной и письменной формах, а вторая – невербальная, а именно русский язык жестов. Основу лексики рассматриваемой речевой знаковой области образуют номинации соматических объектов разных классов и номинации их признаков в составе фразеологических соматизмов, а основу лексики рассматриваемой невербальной знаковой области составляют жесты в широком смысле слова, то есть, напомним, жесты рук, ног, плеч и головы, то есть собственно жесты, знаковые выражения лица, знаковые взгляды, позы, телодвижения и др.
Как это имело место и в других частях данной монографии, будут представлены результаты исследования, которое осуществлялось в рамках признакового подхода. Единство метаязыка и единство подхода к разного рода языковым и невербальным знакам мы считаем исключительно важными, поскольку это позволяет более надежно соотнести результаты, полученные в каждой из знаковых областей. Одной из задач признакового подхода, примененного к фразеологическим соматизмам, было выяснение того, какие объекты и какие их признаки в составе русских фразеологических соматизмов доставляют нам новую информацию о человеческом теле и телесности – новую по сравнению с той, что обычно дают неидиоматичные языковые и жестовые единицы.
3.2. Соматические объекты во фразеологических соматизмахПрирода фразеологических единиц такова, что они своей необычной экспрессивной формой привлекают внимание адресата к некоторому объекту, событию, свойству или иному фрагменту действительности.
Анализ собранного нами материала показывает, что в поверхностную структуру фразеологического соматизма могут входить как обозначение самого телесного объекта, так и обозначение его признака или значения признака. Однако это имеет место далеко не во всех случаях. В частности, прямого обозначения объекта, его признака или значения в поверхностной структуре фразеологического соматизма может не быть, однако в смысловой структуре соматизма всегда представлен либо сам объект, либо некоторый его признак. Смысловой темой37 таких соматизмов является информация о телесном объекте, о каком-то его признаке или о значении этого признака.
Так, во фразеологическом соматизме в одно ухо влетает, в другое вылетает актуализуются как минимум следующие структурные признаки уха (ушей): «семиотическая парность»38, «наличие у уха отверстия», «местоположение», «основная функция» и основной функциональный признак – «слышать». Иными словами, речь во фразеологизме идет не об ушах, а о некоторой их особенности, вызванной наличием у ушей данных признаков. А именно, в нем говорится о том, что некоторая информация, попав в ухо, то есть в ушное отверстие, именуемое слуховой проход, в голове не задержалась и не была усвоена39.
Во фразеологическом соматизме на сердце камень (у кого-л.) актуализуется функциональный признак сердца, такой как «быть хранилищем чувств, причем как радостных, так и горестных». Камень символизирует тяжесть, в данном случае – тяжелое чувство. Поэтому речь здесь идет не о сердце как физическом органе, перегоняющем кровь, а именно о свойстве сердца хранить негативные чувства.
Если более внимательно посмотреть на множество русских фразеологических соматизмов, то могут возникнуть вопросы следующих типов: почему существует идиома как рукой сняло и нет идиомы *как пальцами сняло, – ведь реально можно снять что-либо и рукой, и пальцами? Или: почему мы говорим зуб на зуб не попадает? Другими словами, мотивирован ли как-то выбор соматического объекта зуб для выражения того смысла, который передает данная идиома? И вообще, случаен или не случаен выбор того или иного соматического объекта во фразеологизме для выражения нужного смысла, а если не случаен, то чем он обусловлен? Наш ответ на эти вопросы таков:
Выбор имени соматического объекта и стоящего за этим именем референта во фразеологическом соматизме не случайны. Наличие такого имени во фразеологизме обусловлено тем, как в нашем сознании представлен соответствующий соматический объект, его признаки или их значения, то есть какова семиотическая концептуализация данного объекта40.
В качестве подтверждения этого тезиса приведем несколько примеров.
У соматического объекта «рука» есть важные функциональные свойства – брать, держать и удерживать относительно большие предметы, а также осуществлять какие-то действия с ними. При этом многое из того, что может делать рука, пальцы, например, делать не могут. Они способны удерживать только мелкие предметы, а при манипуляции с более крупными требуется участие более крупных и сильных частей руки, таких как кисть и ладонь. Идиома как рукой сняло означает исчезновение некоторого неприятного, патологического, чаще всего тяжелого состояния (например, болезни или приступа), причем исчезновение подается так, будто оно наступило само, «магическим образом», без каких-либо усилий, инструментов, действий, ср. предложения (914) Сашенька часто болела ангиной. А потом как рукой сняло (В. Михальский. Весна в Карфагене) и (915) Вода пахла болотом, торфом, но не зря отец в каждом ручье устраивал водопой – усталость как рукой сняло (Ф. Абрамов. Алька). Появление руки в этой идиоме не случайно. Во-первых, умение что-то делать связывается с рукой, ср. пару рукастый – безрукий, а во-вторых, руке приписывается магическая функция (Славянские древности 1995–2012, т. 5, 254–258). А потому в образной составляющей данной идиомы41 именно рука предстает как инструмент для выполнения действий, облегчающих состояние человека.
В еще большей степени представляется мотивированным выбор объекта зуб в идиоме зуб на зуб не попадает, ср. предложение (916) Я очень замерз, прямо зуб на зуб не попадает (Д. Донцова. Доллары царя Гороха). Мы говорим, что у человека зуб на зуб не попадает, когда понимаем, что ему холодно, и – главное – слышим проявление этого состояния. Слышимый или представляемый как слышимый звук может возникнуть лишь от соударения зубов. Информация о том, что звуком, возникающим под действием холода, является стук зубов, должна, по нашему мнению, вводиться в толковый словарь.
Существуют, конечно, <квази>синонимические фразеологические соматизмы, в поверхностной структуре которых представлены разные соматические объекты. За счет чего тогда возникает синонимия? В силу сформулированного выше тезиса природа синонимии становится прозрачной: у многих соматических объектов есть общие свойства, и синонимия создается за счет актуализации в смысловой структуре фразеологизмов именно этих общих свойств. Так, синонимия фразеологических единиц глаза на лоб полезли и брови на лоб полезли обусловлена обозначением в них идентичного симптоматического жеста42. Ср. предложение (917) Веришь, у меня глаза на лоб полезли, впору к окулисту проситься! (А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Хромая судьба) и предложение (918) От моего вопроса у него брови на лоб полезли (Ю. Лемеш. Лежачий полицейский). А синонимия фразеологизмов на сердце камень и на душе камень вызвана общностью функций соматических объектов «сердце» и «душа».
Скорее всего, в других культурах, в которых телесные объекты концептуализуются иначе, чем в русской культуре, на их места в соответствующих фразеологизмах будут подставляться другие объекты, причем совсем не обязательно соматические.
Задачи выявления соматических и иных объектов, обладающих общими функциональными (а также структурными, физическими) свойствами, как они представлены в данном естественном языке и данном языке тела, образуют интересный класс задач для лингвистического и семиотического анализа, и построение семиотической концептуализации тела и телесности является важным шагом на пути к их решению. Еще более интересной является задача поиска соответствий между такими объектами в разных естественных языках и соответствующих им языках тела. Помимо теоретической и типологической важности решения этих задач, особо отметим их актуальность и значимость для практики составления многоязычных словарей, для перевода и преподавания языка.
3.3. Выделенные значения признаков соматических объектов и семантика фразеологических соматизмовЕще один теоретический тезис, который мы хотим здесь выдвинуть и обосновать, состоит в том, что для смысловой интерпретации фразеологического соматизма существенно, как представлен в нем соматический объект или некоторый его признак, а из множества значений этого признака – представлено ли в нем выделенное значение (выделенные значения).
Фразеологические соматизмы обладают важным семантико-прагматическим свойством, в общем случае отличающим их от свободных сочетаний с именами соматических объектов. А именно, они всегда говорят нам что-то об обладателе данного объекта в связи с этим объектом (в связи с его свойствами, действиями, участием в коммуникативных, поведенческих и иных актах), между тем как свободные сочетания с соматическими объектами, не содержащие в поверхностной структуре сведений об их обладателе, бывают двух видов. Одни свободные сочетания характеризуют исключительно сам соматический объект безотносительно к его обладателю. Примером такого рода сочетаний являются единицы большие уши, римский нос – едва ли они говорят о каких-то иных свойствах обладателей ушей и носа, кроме свойств самих этих объектов. Другие сочетания, указывая на признак соматического объекта, говорят нам также что-то и о его обладателе. Обычно это бывает в тех ситуациях употребления, когда это «что-то» есть внутренние свойства человека (психические, ментальные, склонность к определенным поведенческим моделям или рефлексам). В таких случаях мы как раз и говорим о выделенном значении признака соматического объекта43.
Задача смысловой интерпретации фразеологического соматизма сложным образом связана с установлением множества выделенных значений признака представленного в нем соматического объекта. Дело в том, что и признаков у данного телесного объекта обычно много, и выделенных значений у одного признака объекта тоже бывает не одно. А потому важно получить ответ на вопрос, какое или какие выделенные значения данного признака актуализуются во фразеологизме. Иногда выделенные значения признака известны из анализа имен и свободных сочетаний соматических объектов, а иногда рассмотрение фразеологических соматизмов может пополнить множество выделенных значений того или иного признака. Поскольку семиотическая концептуализация тела до обращения к материалу фразеологических соматизмов строилась нами на языковом материале свободных сочетаний, мы не исключали возможности того, что наборы выделенных значений признаков, которые были получены при анализе свободных сочетаний, и наборы признаков и их значений, которые удастся извлечь в ходе анализа фразеологических соматизмов, будут не совпадать, а несовпадение таких наборов может потребовать объяснений, которые помогут глубже понять природу различий свободных и несвободных сочетаний.
Сказанное позволяет, как кажется, подойти к решению важной типологической проблемы – ответить на вопрос: совпадают или нет обозначения соматических объектов в составе фразеологического соматизма и его переводных эквивалентов и почему совпадают или, наоборот, не совпадают? Например, в русском языке есть фразеологизм ветер в спину. Найдется ли в каком-то другом языке фразеологизм с той же или близкой смысловой структурой, в котором будет представлен переводной эквивалент слова спина? Если таковой найдется, то можно думать, что и в этом языке обозначение спины так же функционально нагружено.