Эрих замедлил шаг и помотал головой.
– Не думаю. Тогда нашлась бы причина, по которой вас развели. Это была бы безапелляционная догма. Но вы все еще вместе. Ты не беременна?
– Точно нет, – с ужасом произнесла Николь.
– Тогда это не кармический цикл. Когда отрабатывают карму, наблюдается идентичная ситуация. Пока мы видим лишь один общий знаменатель – задержка свадьбы.
– А этого мало?
– Николь, все мы отрабатываем кармический долг. Невозможно пройти сквозь череду воплощений без ошибок и дурных поступков, повлекших за собой изменения судеб других людей. Уверяю тебя, весь кошмар, что пережила Кей, тянется из ее предыдущих воплощений, которые накладывались на ее карму слой за слоем. В итоге такой трагический конец.
Прогулка закончилась у стоянки, где был припаркован «Ягуар». Василий открыл перед Краузе заднюю дверь.
– Значит, ждем три дня? – уточнила Николь и с опаской посмотрела на гостевой дом.
– Николь, у тебя нет другого выхода как довести дело до конца. Ты сама сказала, что не можешь даже примерить свадебное платье.
– Да, так и есть, – задумчиво отозвалась она и, попрощавшись, быстро зашагала к дому, на крыльце которого ее поджидала старшая сестра.
Краузе вышел из душа и поспешил в кабинет на трель мобильного телефона. На экране определился номер детектива.
– Добрый вечер, Михаил.
– Здравствуйте, Эрих, извините за поздний звонок. Решил вам сообщить о результатах слежки за Бергом и еще две срочные новости из Германии.
– Слушаю, – Эрих сел за рабочий стол и принял чашку чая из рук домработницы.
– Хоть мне не хочется это признавать, но Берг – тупик нашего расследования. Он частый гость пивного ресторана, в котором вы его видели. Мать Асты приходится ему двоюродной сестрой. Он знал об убийстве Елены, их об этом проинформировал итальянский следователь. В полиции спрашивали мать Асты, знала ли она вас и вашу супругу, показывали фотографии, Берг присутствовал на допросе. Он просто узнал вас и был потрясен. Кстати, он настаивал на вашем повторном допросе, когда увидел вас в отеле, в котором погибла Аста. Он подумал, что вы пытаетесь замести следы.
– Теперь понятно.
– Вторая новость. Помните визитку женщины, которую дал вам немецкий коллега и попросил позвонить?
– Оделия Ульбрихт. Я так и не дозвонился до нее.
– Вчера вечером ее убили вместе с двумя детьми.
– Что? – Эрих судорожно соображал, каким образом фрау Ульбрихт может быть связана с его расследованием. Ведь убийство не могло быть простым совпадением.
– Она была под защитой полиции. Там какая-то темная история с ее мужем. Официально он в розыске уже три месяца. Я позвонил Ван Дейку и сообщил о возможной связи. Он обещал навести справки о жертве и перезвонить. Муж Ульбрихт – психиатр со стажем. Был две недели во Франции в командировке в то время, когда там была Елена. Пропал, возвращаясь со встречи с коллегой. Как понимаете, все это настораживает.
– Понятно, а третья новость?
– Признаю, что ваше чутье работает безотказно.
– В каком смысле?
– Я об Армане, любовнике Анисимовой.
– А что с ним? – Краузе вспомнил рыдания подруги и застонал.
– Он не тот, за кого себя выдает. Его зовут Уго Кох. Второсортный психолог без постоянной клиентуры и с бурным прошлым. Чтобы заработать на учебу, в молодости снимался в порно. Одна из его мадамок продюссировала парочку его дебютов в большом кино, но фильмы с треском провалились. Из института его выперли, и он закончил двухгодичные курсы психологов. Специализируется на сексуальных расстройствах женщин. Есть информация в сети, что он попадал в истории со своими пациентками, но дело заминали. Я выслал вам его фото. Можете войти в почту?
Эрих открыл почтовый ящик и отыскал письмо от Крюкова. Кликнул по вложенному фото, подметил внешнее сходство с собственной персоной и от удивления опешил.
– Думаете, это и есть наш убийца?
– Скорее всего, это тот, кого убийца нанял для «лечения» депрессии Елены. Вот моя версия: сначала убийца обратился к Ульбрихту. По какой-то причине произошел конфликт, возможно, он что-то заподозрил или у него не получилось сделать то, на чем настаивал наниматель. Тогда убийца находит Коха, сотрудничество оборачивается партнерством. После убийства Елены Кох продолжает работать на своего работодателя, выполняет поручения, например, подбирается к вашей подруге Анисимовой. Ульбрихт читает в газетах о смерти Елены и рассказывает жене о неудачных сеансах и нанимателе. Та советует обратиться в полицию. Убийца начинает преследовать это семейство и расправляется со всеми, не щадит даже детей.
– Возможно, он был вхож в эту семью.
– Не исключено, но… – Крюков запнулся, – маловероятно. Тогда бы она сразу сказала, кто он, и его арестовали или хотя бы отработали след, а из разговора с Ван Дейком я понял, что у полиции нет никаких зацепок.
– Опять тупик, – Эрих снял очки и потер переносицу. – Как же я устал от этой безрезультативной беготни.
– Сейчас полиция пытается установить местоположение Уго Коха.
– У меня не выходит из головы мысль: что мне хотела сказать фрау Ульбрихт? Почему эту же информацию она не сказала полиции?
– Возможно, она хотела вам сообщить, что ее муж виделся с вашей женой. Это никак не влияло на расследование пропажи ее мужа, поэтому она им ничего не сказала.
– Как-то туманно. Откуда она знала, что важно, а что нет?
После разговора с Крюковым Краузе так разнервничался, что до утра не смог заснуть. Ходил по кабинету, размышляя о последних новостях. Вера Ивановна заходила к нему дважды и спрашивала, не нужно ли что-нибудь. Он качал головой и тяжело вздыхал. Покоя не давали: пророчество Дарии, смерть Ульбрихт, Дуброва и Уго Кох. Он мысленно прокладывал между ними связующие линии, выдвигая все новые версии, в конце концов выбился из сил и уснул на диване.
Краузе закончил первый прием нового пациента и прошел в служебную квартиру, чтобы переодеть рубашку.
Позвонила взволнованная Николь и сообщила, что намерена ехать в Бакстон.
– Николь, зачем тебе лететь в Бакстон? Регрессия таких задач не ставит. Тебе нужно лишь понять и принять первопричины твоей фобии, пока она не переросла в психоз.
– Меня тянет туда со страшной силой. Хочу увидеть это жуткое кладбище и сравнить с увиденным под гипнозом. Хочу пройтись по городским улочкам и зайти в отель, которым владела семья Кей.
– Николь, послушай, между твоим предыдущим и нынешним воплощениями всего восемь лет. Есть риск, что ты встретишь Сьюзен и ее мужа. Наверняка у них есть дети.
– Двое. Питер и Джон.
– Вот об этом я и толкую. Что подумает о тебе семья Кей, если ты выдашь свою осведомленность? Надеюсь, ты не скажешь, что ты – реинкарнация Кей? Это будет катастрофа.
– Я же не дура и буду очень осторожна.
В воцарившейся паузе Краузе успел надеть рубашку, судорожно ища аргументы, чтобы переубедить Николь. Почему-то он не сомневался, что эта поездка принесет ей лишь разочарование и боль, мало того, как-то повлияет на будущее.
– Как думаешь, Эрих, мне сказать Гектору правду? Семья не сошлась в едином мнении. Кто-то категорически против, а кто-то, наоборот, склоняет меня к откровенному разговору.
– Я не могу вмешиваться в твои отношения с женихом, – категорично заявил Краузе. – Это не в моей компетенции. Я всего лишь проводник в твои прошлые воплощения и могу высказать профессиональное мнение только лишь в рамках жизни Кей.
– Тогда скажи свое мнение как друг.
Краузе опешил и Николь поспешила разъяснить:
– Мой брак с Гектором очень нужен семье. Эрих, я окружена расчетливыми манипуляторами и эгоистами, каждый преследует свою цель, а мне нужно мнение со стороны, но не совсем постороннего человека, а того, кто меня знает.
– Я знал тебя ребенком. С тех пор ты изменилась.
– Эрих, твое мнение для меня очень важно. Ты сталкивался с подобными решениями своих пациентов и знаешь к чему они в итоге приводят.
Краузе не хотелось, чтобы его суждения влияли на ее решения, но голос у Николь был такой жалобный, что он сдался и сменил гнев на милость.
– Как друг, – он сел в кресло и закинул ногу на ногу, – я бы сказал, что у англичан другой менталитет, но ты это и сама знаешь. Русские – распахни душа, живут сегодняшним днем. Англичане – напротив, очень практичны, сдержаны и заглядывают далеко в будущее, а их аристократы одержимы репутацией и до жути боятся скандалов в прессе. К тому же всех обрученных мужчин одолевают сомнения на счет женитьбы. Представь, как Гектор сейчас нервничает. Любая деталь может стать решающей и перевесить чашу весов в сторону разрыва помолвки. Если ты его любишь…
– Конечно люблю! – страстно выпалила Николь.
– …то наберись терпения и реши все самостоятельно или с помощью своей семьи. Твоя поездка в Бакстон для жениха должна носить деловой характер, либо скажи, что ты сопровождаешь кого-то из родственников, пока тот укрепляет здоровье, там ведь горячие ключи. А когда станешь женой, родишь первенца, а ваши отношения с Гектором перерастут во что-то большее, ты можешь сказать ему о регрессии, но лишь в рамках избавления от фобии, которая тебя преследовала с детства. Даже тогда твой рассказ не должен пестреть ужасающими подробностями. Про трагическую смерть ребенка и сумасшествие Кей лучше вообще никому не говорить.
Эрих услышал в трубке ее тяжелый вздох.
– Ты прав, Гектору частенько приходится отстаивать свой выбор, а тут я добавлю еще один повод для сплетен.
– Рад, что ты меня услышала.
– Эрих, а ты не можешь со мной поехать?
– Нет, – твердо сказал он и взглянул на часы, он планировал сходить в ближайший ресторанчик на ланч в получасовой паузе между назначенными сеансами. – Николь, у меня сейчас в разгаре расследование убийства Елены. Наверняка тебе уже рассказали.
Николь хрипло подтвердила, что в курсе его проблемы. По тону он понял, что она расстроена и как можно мягче постарался объяснить ситуацию. Она приняла отказ, но в интонации все еще чувствовалась обида.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ничего не изменилось, очередная попытка зайти в свадебный салон увенчалась провалом, поэтому я хочу поехать.
– Нужен еще один сеанс, а не поездка в Бакстон. Но если решила – езжай. Позвони мне, когда вернешься.
Глава третья
Из Англии Николь вернулась через неделю и в этот же день приехала к Краузе в коттедж. По телефону она отказалась сообщать подробности. К ее приезду любопытство Эриха достигло ватерлинии. Не дождавшись, когда Николь снимет шубу, он стал закидывать ее вопросами:
– Поездка прошла удачно? Информация о Кей подтвердилась? Ты сказала жениху о прошлой жизни? Как он отреагировал?
Николь выглядела уставшей и взволнованной. Пока Эрих шел за ней в кабинет, она не проронила ни слова, лишь загадочно улыбалась и с любопытством рассматривала коттедж. От чая отказалась, села в кресло перед рабочим столом и со словами: «Изабелла сделала для тебя несколько снимков», протянула Эриху пачку фотографий.
Изабелла была средней из сестер Аврориных, с ней он почти не общался, единственное, что он о ней запомнил – хитроватый взгляд и кудрявая копна каштановых волос.
Пока Краузе рассматривал снимки, Николь комментировала:
– Это особняк родителей Кей. Его отреставрировали. Там прекрасный сад и оранжерея. Кстати, ты знаешь, почему англичане ее так назвали?
– Догадываюсь, – Эрих рассматривал на фотографии роскошный сад.
– В оранжереях выращивали апельсины, а после освоения стран ниже экватора в Англию стали привозить экзотические растения и апельсиновым деревьям пришлось потесниться. Я никогда не придавала этому значения, но после посещения родового поместья Кей упрекнула себя за невнимательность. Это же очевидно.
– Как ты объяснила свой интерес?
– Представилась журналисткой из России. Сказала, что веду блог об особняках, услышала от местных жителей о страшном пожаре и решила написать статью.
Эрих взглянул на следующий снимок, на нем был запечатлен придорожный отель с большой черной вывеской «The Duke1».
– Это отель, который купила семья Кей на вырученную сумму от продажи пострадавшего от пожара особняка. Кстати, семья не раз пыталась выкупить особняк, но так и не смогла. Новый владелец наотрез отказался продавать, даже свою цену не обозначил. Сказал, что покупка поместья – воплощенная мечта его отца. Как мне показалось, этот старичок не так-то прост. Мелькнула мысль, а не провести ли мне реальное расследование о том пожаре, но меня вовремя остановила Изабелла.
– Почему ты поехала с Изабеллой? Помню, что в детстве вы не ладили.
– А с кем еще? Мама умерла. С братом я не общаюсь, а папа мысленно меня выдал замуж и вовсю планирует будущую жизнь. Я была последней преградой к его счастью.
Она сказала это таким тоном, что Эрих сразу догадался, что речь идет о старшей сестре. Николь заметила его реакцию и поспешила с комментарием следующего снимка:
– Это национальный парк. Вересковые поля и пещера Пулиз.
– Там погиб Алан, – вспомнил Эрих.
– Дальше оперный театр Бакстона, городской парк, музей и художественная галерея.
После просмотра Эрих вернул снимки и Николь убрала их в сумку.
– Как ты себя чувствуешь после поездки?
Николь пожала плечами.
– Ничего не изменилось.
– Ты видела семью Кей?
– Видела ее племянников. Бабушка, Сьюзен и ее муж уже умерли. Их могилы расположены в противоположной части кладбища от могил Кей, Алана и их сына.
– Значит, Кей обнаружили?
– Не сразу. Через пару лет убийцу Кей поймали за другое преступление, вот тогда он и признался в содеянном.
– Ты говорила с племянниками Кей?
– Да, но только на общие темы: туризм, горячие ключи и история отеля. О Кей в семье не говорят, и я их за это не виню.
– Что ты сказала жениху?
– Сначала я сказала, что сопровождаю Изабеллу, заодно присматриваюсь к недвижимости по просьбе папы. Гектор спросил, когда мы увидимся, я сказала, что, скорее всего, в эту поездку мы не увидимся. Вслед за этим начались странные звонки с просьбой подтвердить мое местопребывание. После посещения кладбища мы с сестрой заметили, что за нами следят.
От удивления Эрих изогнул бровь и хмыкнул.
– Вот как? Он тебе не доверяет?
– Мое появление в Бакстоне вызвало у него недоумение. Сам понимаешь, русские не покупают там недвижимость – есть более красочные и ликвидные места.
– Чем все закончилось? Он получил отчет от детектива, убедился, что ты с сестрой, и сам нагрянул?
– Гектор приехал за день до нашего отъезда и потребовал объяснений. Выставил ультиматум и пригрозил расторжением помолвки, – Николь тяжело вздохнула и отвела взгляд. – Все, как ты и говорил.
– Как ты объяснила странные экскурсии?
– Сказала правду. Знаешь, когда он приехал, я рассудила: если он не готов принять мою фобию, осудит ее и уйдет из моей жизни – так тому и быть. Я не могу жить и постоянно оглядываться на его реакцию. Мы либо принимаем друг друга какие есть, либо расстаемся. Он это почувствовал. И знаешь? Я впервые ощутила его страх. Он реально испугался.
– Как думаешь, чего?
Николь сжала мобильный телефон с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Признаюсь честно, я подумала, что из-за денег. Папа обещал выделить ему стартовый капитал для собственного банка. Поэтому поспешила его заверить, что моя семья в любом случае выполнит взятые на себя обязательства.
– Какая была реакция?
– Минуту он молча смотрел на меня, а потом спросил: «За кого ты меня принимаешь? Ты всерьез думаешь, что я беспокоюсь из-за денег?». Он так и не понял, почему я скрывала свою фобию и сильно расстроился. После разговора Гектор уехал, мы с Изабеллой подумали, что это конец, я даже всплакнула. Но через три часа он вернулся, прижал меня к себе и со страстью поцеловал. Сказал, что мы две половинки целого и никогда больше не расстанемся. Оказывается, мои отказы фотографироваться он принимал как нежелание оставить след в его жизни. Считал, что я в нем разочаровалась и вот-вот расторгну помолвку. Даже предполагал, что у меня есть другой.
Эриху не терпелось поскорее приступить к сеансу, но он чувствовал, что Николь хочет выговориться и, постукивая пальцами по столешнице, терпеливо сканировал взглядом кабинет.
– Ты рассказала ему о Кей?
– Пришлось.
– Какая была реакция?
– Я показала ему сеанс регрессии, переводила самые интересные моменты. Потом мы с Изабеллой ввели его в курс того, что нам удалось выяснить уже в Бакстоне, показали ему вырезки из газет, поэтому скрывать причину смерти ребенка Кей было бессмысленно.
– Гектор узнал все, – сделал вывод Эрих, вскинул руку и посмотрел на наручные часы.
Николь поняла его намек и спохватилась:
– Приступим к сеансу?
– Если ты готова…
Эрих бросил быстрый взгляд на Николь. Вид лежащей на кушетке красивой женщины напомнили ему о Елене и студеных зимних вечерах, которые они зачастую проводили у камина в гостиной. Воспоминания нежданно всплыли из глубины на поверхность и отвлекли от подготовки к сеансу.
Николь нервно сжимала и разжимала заледеневшие от страха пальцы. Поездка в Англию и посещение могилы Кей дали ей стойкое понимание правильно выбранного пути, но сомнения в проведении нового сеанса все еще просачивались в сознание, выстраивая новые доводы. Сможет ли она психологически справиться с увиденным под гипнозом, ведь женщины ее семейства отличались излишней впечатлительностью и слабой психикой.
– Эрих, – тихо позвала Николь. – Приступим?
– Конечно, – встрепенулся Краузе, разложил атрибуты, необходимые для сеанса и сел напротив кушетки.
Когда Николь погрузилась в гипноз, Эрих померил ей пульс и дал установку пройти через туннель.
Николь увидела себя сидящей в лодке со скрипучими веслами. На этот раз атмосфера в туннеле царила мрачная. Лодку со всех сторон окружал вязкий туман, сквозь который еле проглядывали очертания сводчатых каменных стен.
– Двигайся все быстрее и быстрее. Семь! Шесть! Пять! Стены начинают светлеть.
Робкие лучи прорезали тьму, Николь судорожно гребла веслами. Вода забурлила и понесла лодку к свету. Сердце громко билось о грудную клетку, эхом отражаясь от барабанных перепонок. Николь пробил озноб, она так тряслась от страха, что хлипкое суденышко болтало из стороны в сторону. Лодка опасно накренилась, пытаясь сбросить ее в черную пучину. Николь чудом удержала равновесие и, недолго думая, налегла на весла.
– Четыре! Три! Стены почти белые. Яркий, ослепительный свет застилает тебе глаза. Два! Ничего не бойся. Иди на свет.
С каждым мгновением в туннеле поднимался уровень воды. Течение ускорялось. Николь прищурилась от света и прикрыла ладонью глаза.
– Один! Выход! Ты снаружи. Тебе комфортно, ты в безопасности. Ты слышишь меня?
– Да.
– Что ты видишь?
В кромешной темноте гулко завывал ветер и трепал ее волосы. Создавалось впечатление, что она стоит на открытом пространстве. Николь поежилась от ужаса и промозглого ветра, обхватила себя руками.
– Я в темноте.
– Темнота рассеивается. Ты все видишь и слышишь.
Желто-оранжевое светило медленно закатывается за горизонт. Все вокруг пропитано ароматами экзотических цветов. Шатер украшен красным полупрозрачным пологом. От удушливого зноя лицо покрылось мелким бисером пота. Николь видит светловолосого мужчину средних лет, который ей что-то старательно втолковывает, поправляя на переносице диссонирующие с его крупным лицом крохотные круглые очки. Вопрос Краузе не дает ей вслушаться в беседу.
– Николь, где ты?
– Я в Индии. В штате Ассам. Нам выделили дом в городке под названием Диспур.
– Ты мужчина или женщина?
Николь оглядела свое пышное, без намека на загар тело, одетое в платье из муара. В руках платок, которым она то и дело промокала лицо и шею. Непривычная жара заставляла ее переодеваться по три раза на дню. Прислуга посоветовала ей примерить сари, но она из принципа отказалась, с гордостью заявив: «Англичанка не будет подражать полураздетым рабам».
– Женщина.
– Как тебя зовут?
– Бони Янг.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Ты замужем?
– Да. За Томасом Янгом.
– У тебя есть дети?
– Двое: Алиса и Клиффорд.
– Какой сейчас год?
– 1824-й.
По ходу сеанса Краузе делал пометки в блокноте и открыл на планшете карту штата Ассам того времени.
– Откуда ты родом?
– Из Лондона. Моя мать – младшая дочь генерала Барлоу, – с гордостью поведала Николь, – а отец преподает в Кембриджском университете.
– Как ты оказалась в Индии?
– Мой муж – известный ботаник – осваивает новые плантации по выращиванию чая.
– Давно ты в Индии?
– Мы приехали пару дней назад.
Эрих подумал, что примечательным фактором было то, что три жизни его пациентки связаны с Англией, о чем он сделал пометку в блокноте, решив проанализировать этот вопрос после сеанса.
– Что сейчас происходит с Бони?
Внимание Николь вернулось к беседе с мужчиной в очках.
– Ты должна запомнить о простом правиле: правая рука здесь, в Индии, предназначена для чистых дел, а левая для нечистых. Поэтому индийцы едят правой рукой. Они складывают ладонь горстью и очень ловко, не проливая ни капли, подхватывают даже жидкий суп. А левой, к примеру, выбрасывают нечистоты и подмываются после туалета.
– Меня просвещает Джон, двоюродный брат мужа. Он здесь живет уже год, приехал в Ассам в прошлом году с генерал-майором Робертом Брюсом. Недалеко от границы с Бирмой они нашли плантацию дикорастущего чая сорта Camellia sinensis.
– Что он говорит?
Бони продолжает внимать рассказу родственника.
– Каждая варна имеет свой символический цвет. Брамины – самое высокое сословие – священнослужители, врачи и ученые. Их цвет белый. На следующей, более низкой ступени, стоят кшатрии. Это преимущественно представители органов власти, а также воины. Их символ – красный цвет. Вайшьи – торговцы и земледельцы. Цвет этой варны желтый. Остальные – те, кто работает по найму и не имеют собственного земельного надела – шудры. Их цвет черный. По строгому обычаю всем мужчинам предписано носить пояс своей варны. Так вы легко их сможете опознать.
Николь передает Эриху суть разговора, а тем временем Джон продолжает:
– Кроме того, в этой стране велик процент населения, не имеющего крепких родовых корней. Это неприкасаемые. Тоже своего рода каста. В нее входят переселенцы из других стран, а также местные жители, изгнанные из своих каст за совершенные проступки или преступления. К слову сказать, убийства здесь не редкость. К неприкасаемым относятся и люди, занимающиеся грязной работой: охотники, рыбаки, кожевники и все, кто связан с обрядами смерти.
– Бони счастлива в браке? – задал следующий вопрос Краузе.
Николь насупилась и с неохотой ответила:
– Я бы так не сказала. Брак для Бони – долг, который она выполняет с усердием. Мать хорошо ее подготовила ко всем жизненным перипетиям, но даже она не могла предположить, куда судьба забросит ее дочь.
Бони слушала с неохотой, мечтая скорее увидеть детей, которые уехали с отцом на плантации.
– Намасте – это знак приветствия, которым индийцы сопровождают свои встречи с друзьями. – Джон сложил ладони вместе и слегка поклонился, прикоснувшись указательными пальцами ко лбу. – Это символическое выражение фразы «божественное во мне приветствует божественное в тебе».
«Божественное в рабах? Джон слишком проникся к аборигенам», – мысленно усмехнулась Бони, а вслух сказала:
– Давай продолжим завтра, Джон, я не спала половину ночи. Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к этой жаре.
Бони зевнула, прикрыв холеной ручкой маленький рот и поднялась с софы, которую привезла с собой из Англии, как и другие предметы мебели, полагая, что в варварской стране не на чем будет спать и сидеть. Раскрыв веер, она нервно помахала им перед лицом и отправилась в спальню, где прилегла на кровать и позвала служанку.
Николь поведала Эриху, что беседа закончилась и он скомандовал:
– Николь, перенесись в следующий важный день Бони!
Гостиная украшена цветами. Разодетое семейство Янг застыло в идиллической позе перед художником. Дети позировать не хотят, никакие уговоры на них не действуют, и Томас приказывает двум няням-индианкам крепко держать детей. Между делом супруг рассказывает о планах на ближайшие дни и Бони понимает, что ей снова предстоят одинокие ночи. Она подавляет рвущееся наружу недовольство, скрывая его за неестественной, вымученной, полной печали улыбкой.
Если бы не посторонние, она бы набралась храбрости и спросила, с кем делит ложе ее муж, когда месяцами пропадает на плантации. Сомнения в его неверности у нее начались год назад, когда отлучки мужа стали затягиваться, а общение с ней и детьми сводились к двум-трем дням в месяц. Ночи, которые Бони ждала с нетерпением, Томас проводил за рабочим столом, старательно излагая в письмах коллегам-ботаникам проблемы, с которыми ему приходится сталкиваться, осваивая новые сорта чая и территории. А вернувшись под утро в их спальню, он был холоден и при ее прикосновениях ссылался на то, что устал и хотел бы поспать хоть пару часов до пробуждения детей.