Коварный дар. Мистический детектив

– Да я не болею, – стал оправдываться Иван, – я по делу зашел с Павлом Егоровичем посоветоваться.

– Не сегодня, – тупо отрезал тот и замотал сонной головой, – Не сегодня, Иван Филиппович. Ты, конечно, извини, но сейчас я о деле говорить не могу. Горе у меня.

– Горе у него, – поддержал участкового кочегар.

– А что произошло? – участливо спросил Иван.

– Личное оружие потерял вчера при загадочных обстоятельствах.

– По пьянке, – уточнил кочегар.

– Не по пьянке, а по недоразумению.

– Потеряешь тут, если спать будешь неизвестно где, – снова добавил кочегар.

– Надоел, – отмахнулся от него участковый и состроил страшную физиономию, выражающую, должно быть, крайнюю степень раздражения, а на самом деле – просто смешную. – Я вчера у Машки Малининой ночевал.

– А проснулся где?

– На колхозной конюшне.

– Вот! В этом всё дело! Скажи ты ему, Иван, в этом всё дело! Как он в колхозной конюшне оказался, если у Машки заночевал. А?

– Не знаю, – ответил милиционер.

– А я знаю. У неё же до Пашки чечен был – Амангельды, который водкой торговал самопальной. Помнишь? Вчера вечером его машину у магазина видели. Вот… Скажи спасибо, что он тебе башку не оторвал, только оружие забрал.

– Да ну тебя! – отмахнулся Павел

– С кавказцами шутки плохи.

– Шагай. Шагай, давай лучше, – сказал кому-то Павел.

– А как насчет разговора? – снова спросил Иван.

– Да какой с ним сегодня разговор, – ответил за участкового кочегар.

– Оклемаюсь – зайду, – пообещал Павел. Иван Филиппович посмотрел на него озадаченно и направился к выходу.

***

Придя домой, Иван первым делом наказал жене, чтобы к вечеру непременно приготовила что-нибудь вкусненькое.

– Павел Егорович в гости придут, – пояснил он. – Побеседуем… Так-то он человек неплохой и родители у него были люди приличные, работящие. Только выпивает он лишнего.

– Ну да кто сейчас не пьет-то, – отозвалась Евгения Семеновна примирительно, – лишь бы не дрался.

– Женится – остепениться, – согласился Иван.

– Разве что.

Весь вечер в тот день Евгения Семеновна хлопотала на кухне возле стола. Выбегала то в погреб, то в клеть, но, кажется, не от радости металась по дому, от беспокойства: ладно – ли они с мужем поступают, насылаясь девкой этому проходимцу. Он хотя и милиционер, но забулдыга порядочный, вот и оружие свое потерял неизвестно где. Как на такого положиться? А Верка, она хоть и странная немного, но зато красавица и по хозяйству всё может. Неизбалованная. Эх, если б не болезнь – не видать бы ему Верки, как своих ушей.

В семь часов вечера проскрипели по сеням старого дома Ивана Филипповича новые яловые сапоги местного милиционера. У Евгении Семеновны от этого скрипа сердце застучало прямо в висках. Идет супостат за ее лебедушкой, за ее красавицей ненаглядной.

– Можно к вам? – раздался из-за двери уверенный голос милиционера.

– Заходите, заходите, – враз откликнулись ему супруги Голенищины. – Мы вас заждались.

– Здравствуйте, – поздоровался милиционер, шагнув за порог и приглядываясь к незнакомому жилищу.

– Проходите к столу.

– Да нет, что вы, я так – поговорить зашел.

– Проходите, не стесняйтесь, – пригласила его Евгения Семеновна вторично. – Сейчас поужинаем вместе и поговорим. Да вы снимите пиджак-то. Без него свободнее. Дома у нас тепло… Проходите, садитесь.

Стол в тот вечер у Голенищиных и, правда, был отменный. Он чем-то походил на яркий натюрморт с одной знаменитой картины голландского мастера, репродукция которой висела в местной столовой с незапамятных времен. В центре стола у Голенищиных сегодня возвышалась красивая бутылка шампанского из тёмного стекла, рядом с ней притулилась простоватая пол-литра водки в алюминиевом берете, а кругом теснились салаты и закуски, копчености и солености; жареная рыба и холодец, клюквенный морс и вишневый компот. Видя всё это обворожительное изобилие, Павел Егорович многозначительно потер руки и восхищенно произнес:

– Такого я не ожидал. Наготовили, как на свадьбу… Даже неудобно как-то… Неужели из-за меня это всё?

– Жена постаралась, – разъяснил Иван Филиппович с довольной улыбкой. – Она у меня мастерица. Да и Верка вся в неё пошла. Тоже готовить-то умеет.

– Сади гостя да угощай, потом объяснять будешь, – посоветовала мужу Евгения Семеновна. – А то стоит человек у порога и ждет. Неудобно.

– Да, да, Павел Егорович, присаживайтесь.

Павел Егорович хотел было для приличия вначале присесть на диван, немного побеседовать о том – о сем, но хлебосольные супруги не позволили ему это сделать. Почти силом усадили за стол. И первое время за столом Павел Егорович с явным интересом смотрел по сторонам. Его внимание привлек книжный шкаф, до отказа заполненный разноцветными книгами в кожаных переплетах. Потом он задержался взглядом на картине Шишкина «Дождь в дубовом лесу», и ему даже показалось, что нечто подобное он уже видел когда-то, только в реальной жизни. И эту туманную даль, и эти лужи, и блестящую от влаги нежно-зелёную траву. Он даже испытал тогда то же чувство просветленности в душе, которое пришло к нему сейчас при взгляде на эту картину.

Первую рюмку, как водится, выпили за встречу. Вторую – за родителей. Иван Филиппович стал вспоминать, как ездил с Егором Петровичем Большетрубным на рыбалку поздней осенью, когда сорога скатывается с озер. Рассказал, как много они тогда поймали. Егор был отменный рыбак, каких сейчас не сыскать. Павел, слушая его, прослезился и стал вспоминать своё послевоенное детство, где не было, кажется, ничего примечательного, однако для Павла это была целая эпоха, в которой важное место занимал отец. Павлу вспомнилась маленькая местная пристань, баржи и пароходы, цыгане и пьяные мужики возле пивного ларька, рассуждающие о прошлой войне. Из своего детства Павел почему-то хорошо запомнил, кто с кем подрался и когда, кто утонул, кто замерз, не дотянув до дома два десятка метров. У Ивана Филипповича в памяти осталась суровая трагедия войны, у Павла – тоскливая драма послевоенной жизни, но по силе впечатлений они почему-то казались сейчас равнозначными.

Потом мужчины ещё долго выпивали и закусывали, продолжая беседовать и чувствуя, как начатый диалог становится всё более душевным, пока Евгения Семеновна красноречивыми жестами из-за спины милиционера не напомнила мужу о главном, что обязательно нужно сегодня обсудить. После этого Иван Филиппович надолго замолчал, выжидая подходящий момент для разговора, а когда такой момент настал – быстро посерьёзнел и громко сказал:

– Вот что, Павел Егорович! Я вокруг да около ходить не умею, сам знаешь. Я честно скажу… Пригласили мы тебя, Павел, по важному делу, зная, что человек ты холостой, во всех отношениях порядочный и при должности.

– Ну.

– Так вот, предлагаем мы тебе такую вещь…

– Какую ещё вещь?

– Ты знаешь, что у нас с Евгенией Семеновной есть дочь – Вера..

– Ну!

– Так вот, по причине своей болезни она приобрела очень нужную в вашем служебном деле способность. А именно…

Иван Филиппович многозначительно наморщил лоб и поднял кверху указательный палец. При этом Павел перестал есть и удивленно вытаращил на собеседника глаза.

– Она научилась чувствовать преступление… на расстоянии. В частности: она может точно сказать, когда и где украли ту или иную вещь. Кто украл и у кого эта вещь сейчас находится… Мало того, она может читать чужие мысли на расстоянии, легко видит сквозь стены и прочее. Всего не пересказать и не перечислить…

– Вот те на!

– Для тебя, Павел, это клад, это находка. Ты с ней обязательно станешь генералом. И никто не будет знать твой секрет. Ты один сможешь бороться с мафией, наркобизнесом и терроризмом. Ты станешь первым в своем деле. И всё это благодаря ей, благодаря нашей Вере.

Иван Филиппович на секунду умолк и замялся, переходя к самой ответственной части разговора.

– Если, конечно, тебя не смутит то обстоятельство, – продолжил он неуверенно, – что наша Вера лечилась пару месяцев в психбольнице…

В это время Павел прищурил глаза и вопросительно посмотрел на Евгению Семеновну. Она поджала губы и отвернулась. Иван Филиппович мельком взглянул на неё и на какое-то время замолчал.

– Она девочка умная, – немного погодя, продолжил Иван. – Очень умная девка. Просто есть кой-какие странности в её словах и поведении… Но, я думаю, когда она станет твоей женой, когда родит тебе ребеночка или двух – то это у неё проедет. Вот увидишь.

– Нет, – замотал головой участковый, – нет, это у нас не пройдет… Не надо, Иван, не проси. Девка твоя непроста – с вывертом… Хотя я тоже не сахар, сам знаешь. Но. – Павел изобразил растопыренной пятерней что-то нескромное возле уха. – Все знают, где она лечилась.

– Ну, лечилась, – вступилась за дочь Евгения Семеновна. – В наше время многие лечатся, кто от пьянки, кто от белой горячки, кто от дурных пристрастий, а наша девка – от сотрясения мозга. Ну и что? Сейчас она здоровая. У неё и справка есть от врача. Здоровая девка, чего там. Кровь с молоком.

– Давай сюда справку, – пьяным голосом потребовал Большетрубный. – Справку в дело пришьём, как положено.

Он ещё что-то бормотал, почесывая мощный подбородок, щурился, вяло улыбался. Потом прикрыл глаза огромной ладонью, сделал вид, как будто засыпает – голову не может удержать, но тут же встрепенулся и громко скомандовал:

– Привести сюда подсудимую!

Евгения Семеновна даже вздрогнула от неожиданности: «Чего мелет, дурак».

– Привести, говорю, – снова скомандовал Большетрубный и стукнул кулаком по столу. – Где она?

В это время из-за кухонной перегородки, не дожидаясь приглашений, появилась Вера. Она была в белом шелковом платье с голубыми горошками, румяная и по-детски угловатая, как бы виноватая в чем-то перед этими взрослыми людьми. И в то же время – какая-то совершенно безвольная, толком не понимающая, что им всем от неё нужно. Павел с трудом поднял на неё глаза и тут же удивленно подумал: «Надо же, какая красавица девка, и никому не нужна»! А Вера, между тем, уже присаживалась за стол с ним рядом, внимательно и скромно поглядывая на участкового.

– Ну и дела! – озадаченно обронил Павел, чувствуя, как по спине пробегает странный холодок, и одновременно понимая, что ему, пожалуй, лучше убираться отсюда по добру по здорову, пока не натворил каких-нибудь несусветных глупостей, потому что сердце его неожиданно размягчилось, а в голове запела какая-то вещая струна – предвестница сентиментальных чувств.

– Я, пожалуй, пойду, – скромно изрек он, вставая с места, и стараясь при этом ничего не задеть на столе, чтобы не пролить или не разбить ненароком.

– А над нашим предложением подумайте, – сказал ему Иван Филиппович. – Дельное ведь предложение-то.

– Ладно, – от порога откликнулся Павел.

***

Наступила тихая январская ночь. Одна из тех ночей, когда одинокие старики видят непристойные сны, а молодые влюблённые вообще не спят, когда в ночные окна проникает таинственный лунный свет, наполняя душу странным восторгом; когда молодые женщины мечтают забеременеть, а угасающие мужчины – вдруг чувствуют прилив свежих сил к середине тела, но не торопится расплескать свой пыл… Январская ночь в Пентюхино – это вовсе не то, что майская или апрельская ночь. Если долго не спать в эту тихую лунную ночь, то можно увидеть очень много интересного. Например, можно увидеть, как сгорбленные от натуги мужики, несут канистры с бензином от местной нефтебазы, а пьяный сторож весело подбадривает их, провожая от ворот до дороги; как от колхозной мельницы домовитый мельник везет на санках куль муки и устало кряхтит. Как бессонные старухи тащат дрова из сельповской поленницы и шепчут молитвы. А если очень повезет, можно среди сонма ночных жуликов, пьяниц и разного рода проходимцев встретить подозрительно пугливую парочку настоящих влюбленных, которые при вашем появлении непременно шарахнутся куда-нибудь в прошлогодние репейники возле дороги и будут тихо дышать там пока вы не пройдете мимо.

В одну из таких ночей из местного продовольственного магазина под названием «Сельмаг», который больше напоминал деревянный барак тридцатых годов, кто-то украл два ящика водки. Воры на этот раз не были оригинальными, они разобрали в магазине кирпичную трубу, спустились вниз, взяли интересующий их товар и, поднявшись обратно на крышу, – исчезли в неизвестном направлении.

Слух об ограблении магазина дошел до Павла Егоровича быстрее, чем продавщица, успевшая за это время добежать до сельского Совета и напугать секретаршу Шуру Пшеничкину своим возбужденным видом. Потом продавщица побывала у сторожа местной нефтебазы, чтобы поинтересоваться, не видел ли он кого из местных прощелыг в пьяном виде. И только после этого она оказалась у дома местного милиционера. Из её слов Павел понял, что два ящика водки – это ещё не всё, ради этого трубы не разбирают. Скорее всего, из магазина исчезло что-нибудь ценное, надо всё проверить, всё как следует пересчитать.

В тот же день Павлу Егоровичу позвонил главный следователь районной прокуратуры и осведомился о принятых мерах по случаю воровства. Большетрубный ответил, что осмотрел место преступления внимательно, можно сказать досконально, соседей опросил, магазин, как положено, опечатал, но пока ничего определённого о преступниках сказать не может. Потому что улик на месте не нашел никаких… Следователь посоветовал приниматься за дело без раскачки, ибо позарез результаты нужны. Во всем Красновятском районе неуклонно падает процент раскрываемости преступлений. По этой причине районное начальство на прокурора давит, прокурор – на милицию. Только успевай поворачиваться.

– Так что выручай. Сейчас на тебя вся надежда.

– Я постараюсь, – ответил Большетрубный.

– Не подведи, – попросил старший следователь…

После этого разговора Павел прошелся ещё раз по Кооперативной улице с грозным видом. Зашел к Михаилу Смагину, который вернулся из колонии месяц назад. Михаил, как ни странно, был трезв и с веселым азартом колол дрова у престарелой соседки, которая иногда выручала его деньгами. Он держался свободно, вполне независимо и не давал повода для каких-либо подозрений. А его бывшей сожительницы на этот раз дома не оказалось. Конечно, Мишка мог припрятать спиртное до поры до времени, он калач тертый, но в его глазах и улыбке не было никакой двусмысленности, не было даже намека на хитрость. А Юлька, его сожительница, могла упалить в район к своему одноногому ухажеру – инвалиду афганской войны. Инвалиды сейчас получают большие пенсии, поэтому у пьющих женщин такие люди в цене.