В окрестностях Рая

Личный пример – это главное

Удивительно много открывалось в наших девчонках с каждым днем. Не хватит времени и терпения, чтобы все записать. Но кое-что нельзя не вспомнить.

В тот прохладный летний день, задувал сильный ветер, а низкие тучи грозили пролиться неожиданным дождем. При наступившем ненастье даже не хочется выходить на улицу, настолько там неуютно.

Однако, неотложные дела заставляют нас преодолевать эти неудобства, а проще говоря, выполнять все необходимое по дому, по работе или исполнять какие-то другие обязательные дела.

И вот в такой летний, но прохладный и ненастный день, Валя вместе с Никой и Ирой пошла полоскать белье. Она направилась к артезианскому источнику, который возник на месте пробуренной скважины. Этот родник изливался уже несколько лет. Воды он давал так много, что вокруг него даже появилось небольшое болотце.

Чтобы преодолеть рукотворную топь и добраться до источника, то есть до трубы, из которой била довольно сильная и холодная струя, были проложены мостки-кладки. По ним желающие могли преодолеть грязь, чтобы набрать довольно вкусной и холодной воды, выполоскать белье и просто полюбопытствовать, то есть подойти поближе к местной достопримечательности.

На узких досках у колонки места не так уж много. Валя поставила девочек неподалеку, велела стоять спокойно, и никуда не двигаться, пока она будет полоскать белье. Она принялась за дело, и все время прислушивалась к разговору девчонок.

Звучал, главным образом, голосок Ирочки Шумовой. Та втолковывала Нике об опасности упасть с мостков, если сестра вздумает по ним ходить без спроса. Ира очень живописно перечислила все страшные последствия ее неосторожного поведения.

Ты, мол, упадешь, а вода холодная и тут глубоко. Ты испачкаешься, и даже можешь утонуть, так как Валик (так Ира называла Валю) не сможет сразу тебя вытащить из воды. А как будет расстраиваться бабушка, когда узнает, что ты не послушалась Валю, упала и утонула, невзирая на предупреждения.

Эти поучения продолжались все время, пока вдруг неожиданно не оборвались. Валя обрадовалась – Ира, наконец, поняла, что полоскание подходит к концу. Она собралась, было, похвалить Иру за то, что хорошо «инструктировала» Нику и повернулась к девочкам.

К своему ужасу, она увидела, что Ира перешла к практическим занятиям, и показывала собственным примером, как не надо себя вести на мостках среди болота. Короче, торчали ноги «инструктора» у мостков и пускал он пузыри.

Как Валя рванула племянницу из болотной пучины, теперь мы уже не узнаем. По рассказам можно установить, что мокрая и захлебывающаяся Иринка стояла на мостках и таращила глаза на болото, из которого ее только что вытащили. Белье пришлось оставить на месте, а Иру тащить домой, чтобы отмыть, обогреть и успокоить.

С тех пор все поняли, что личный пример, действительно, производит очень сильное впечатление, а практика важнее теории.

Впрочем, и в потом Иринкины перлы и поучения нас удивляли.

Так, однажды я зашел в комнату, где наши малышки собирали вещи для похода на пляж. Только я открыл дверь, как тотчас получил замечание от Иры. Она возмущенно произнесла: «Дядя Валера, почему вы входите без спроса, ведь здесь женщины переодеваются!».

Да и чуть раньше этого события на год – другой Ира уже любила выговаривать нотации нарушителям морали.

Так однажды она «играла в дом» – гладила игрушечным утюжком кукольное белье. Неожиданно, ее отец, сидевший рядом, громко чихнул. Ира тут же произнесла обиженно: «Папа, я гадю – гадю (в смысле, глажу – глажу), а ты «чихуешь!».

И так почти каждый раз в ее устах рождалось, что-то настолько смешное, что до сих пор с улыбкой вспоминаем эти почти афоризмы девчонок.

Обмен

Наш народ, действительно, сильно испорчен квартирным вопросом. Все время он стремится улучшить условия своей жизни. То ему кухня мала, то нет места для детской, то хочется выделить комнатку для любимой тещи, то просто вдруг перестает нравиться размер жилплощади. Короче, на нашего обывателя трудно угодить.

Наша однокомнатная квартира давно была тесна для нас – четырех человек. Поэтому нас поставили в городскую очередь на улучшение (то есть на разрешение того самого квартирного вопроса).

Слово «поставили» очень хорошо отражает скорость продвижения очереди. По ее торжественному темпу продвижения к долгожданному счастливому финалу мы понимали, что в ближайшие десять-пятнадцать лет нам ничего не светит. То есть скорость продвижения очереди оказалась приблизительно равной прыти похоронной процессии. Другими словами, мы достигнем финала лишь к концу жизни.

В академическом институте, где работала Валя, тоже имелась своя очередь нуждающихся в разрешении того же самого вопроса, но и в ней обнаружились свои сложности.

Все, что строила Академия в Ленинграде, распределялось между всеми ее институтами. А это тоже тысячи претендентов и получить какое-то жилье можно, но не легче и не быстрее, чем в городской очереди.

И вдруг помогло нам совершенно случайное стечение обстоятельств. Произошло это, когда в институте, наконец, очередь сдвинулась – одному заслуженному сотруднику и ветерану института дали трехкомнатную квартиру в новом доме. Все, конечно, радовались этому событию, и каждый прикидывал, когда же и для него наступит подобное продвижение к финалу.

Через день или два после этого сокращения институтской очереди «к заветной цели» в кабинете директора случайно оказался наш хороший знакомый – Ю.К.. В тот раз он обсудил с директором какие-то рабочие вопросы и уже собирался уходить.

Но вдруг раздался телефонный звонок в дирекцию, из Управления Академии настоятельно сообщили, что истекает срок передачи освободившейся квартиры следующему очереднику из институтской очереди. Если эта двухкомнатная квартира не будет востребована, то ее придется передать в городскую очередь.

Вот тут и стеклись те самые обстоятельства. Ю.К. знал о нашей тесной однокомнатной квартире и тут же сообщил об этом директору. Директор усомнился в том, что Валя как давняя сотрудница института и член семьи из четырех человек, согласится на переезд в двухкомнатную квартиру. Он представлял, что по «нормам» такой семье полагается трехкомнатная квартира.

И все-таки позвонили Вале, и она, почти задыхаясь от счастья и от предчувствия осуществления нашей мечты, ответила, что готова «выручить» институт из столь трудной ситуации.

Валюша поступила мудро. Ведь лучше синица в руке, чем журавль в небе.

Уже через месяц мы жили в этой двухкомнатной квартире. Счастье от кажущегося просторным жилья длилось и длилось. Но через несколько лет, когда дети подросли, и эта квартира стала для нас тесноватой.

Мы решили произвести обмен на большую по площади квартиру. В поисках возможных вариантов мы побывали в разных частях города, но как-то все увиденное жилье нас чем-то не устраивало.

То район как-то не смотрится, то комнаты или кухня не очень удобны. Наконец, приглянулась нам квартира около Финляндского вокзала, на улице Комсомола. Решили попытать счастья. Предложили хозяйке посмотреть наше жилье и назначили время встречи.

Хозяйка пришла и осмотрела наши «хоромы», и мы уже почти решили, что будем меняться. Осталось пустяки, можно сказать, мелочи. Хозяйка из той желанной квартиры стала спрашивать о соседях – не шумные ли, о крыше – не протекает ли. Мы успокаивали ее и говорили истинную правду.

Но тут опять стечение обстоятельств! Вместе с нами ходил, слушал и смотрел наш Егорушка. И вот на последнее наше сообщение Егорка перебил нас, вскрикнув: «Да, вы забыли что ли, ведь тут же, помните, как текло!».

И что тут скажешь! Да было такое, но не крыша текла, а был случайный прорыв трубы на чердаке, но разве передашь это на словах испуганной хозяйке той, другой квартиры.

Короче, обмен не состоялся. А может быть, и к лучшему. Мы привыкли к нашему жилью. Потом разные печальные жизненные обстоятельства привели к тому, что нам квартира стала не тесна – уменьшилась наша семья.

Так что все, что с нами приключается, долго остается непонятным – к лучшему оно или к худшему, как и с тем же обменом. Поэтому надо иметь терпение и философский подход, а время покажет.

Видусово. Разведка боем

Первый раз я побывал в Видусове почти случайно. Меня пригласила туда Лариса Николаевна, предложив порыбачить на озере.

Однако в тот раз я не познал прелести этого места. Возможно, все объясняется необыкновенной свирепостью видусовских комаров. Дело было в июне, когда численность этих кровопийц очень велика, а желающих их кормить, естественно, мало. Но об этом соотношении «вооруженных сил» я не знал, пока не выбрался на озеро.

Лодку мне дал местный хороший человек – Коля Коптелов. Конечно, такого доброго и безотказного человека и почти знаменитость – Колю – я нашел тоже не сам, а по совету Ларисы Николаевны.

Владелец лодки показал мне свое судно и посоветовал, куда лучше направиться, чтобы найти рыбные места. Меня заинтриговало необычное местное название – «налля» – заросли водных растений, едва видимые на поверхности воды.

Добрался я до ближней «налли» довольно быстро, и поначалу мне там понравилось – рядом высокие тростники, изредка играет рыба, тихо, да и погода располагала к хорошему клеву. Закинул я свою удочку и почти сразу вытащил пару красноперок.

Но вдруг мое появление на озере обнаружила разведка комаров. Хотя у меня уже был опыт общения с ними – три года службы в комарином царстве – в Ханты-Мансийском национальном округе, но такой оперативности и злобности от местных двукрылых я никак не ожидал.

Уже минут через десять после прибытия на первую стоянку меня начали атаковать передовые отряды комарья. Такой кровожадности я не видал даже на Севере. Я уже писал, что там из-за обилия и активности комаров весной и в начале лета даже команды подавались быстро, без всякой паузы между ними. Потому что стоять неподвижно по команде «Смирно!» никто не мог – ни командиры, ни мы – солдаты.

Но видусовские комары оказались не менее сноровисты, чем северные. Они навалились на меня оживленной гурьбой и начали пир. Я же совсем не был готов к такому обороту, так как в Невеле в 30 километрах от этого села, мы даже не замечали тех немногих комариков, которые изредка там появлялись. А тут я оказался весь облеплен этими вампирами.

Клев был неплохой, но даже червя насадить на крючок из-за комарья становилось серьезным испытанием. Как только я поймал штук двадцать плотвичек и окуней, то тут же решил – дальнейший героизм просто-напросто лишен смысла, и быть бесплатным донором – не в моих планах. С озера я мчался, как настеганный.

Удивительно, что стоило мне подняться на высокий берег озера, как комары в раз отступили. Они вдруг исчезли все и сразу.

Может быть, они на службе у рыбинспекторов и охраняют озеро от браконьеров? Поразило меня и то, что уже в доме Ларисы Николаевны их не было вовсе. А это всего-то в какой-нибудь сотне метров от озера. Такие вот странные существа тамошние комары, что им озера, что ли жалко.

Много позднее понял, что их отсутствие на берегу объясняется низкой влажностью воздуха уже сотне метров от озера. А тогда это резкое исчезновение комаров удивило

Эти впечатления о Видусове и тамошних комарах немного настораживали нас, когда пришлось искать там новое пристанище на лето. Но попытка – не пытка. Решили – надо ехать, а дальше будем смотреть по обстановке.

Видусово. Вторая попытка

После полученного урока в Видусове, я как-то осторожничал, но печальные обстоятельства вынуждали нас на лето искать новое пристанище, вместо обитания в уютном доме умершей Серафимы Николаевны. Вот уж в чем я ошибался, так в том, что нам там не понравится. Оказалось, все наоборот – мы там открыли новую страну, ну, если не целую страну, то ее райский уголок.

Мы отправились в Видусово в конце июня. Это время начала наших отпусков, когда можно всей семьей ринуться на природу, чтобы забыть суетные хлопоты городской жизни и вкусить многие радости отпускной благодати.

Нас пригласила в Видусово еще одна сестра Марии Николаевны – Лариса, тоже, естественно, Николаевна. Приехали мы большой компанией, в которой были представители трех поколений: Мария Николаевна, дочери ее – Валя и Нина, а также внучки – Вероника и Ирочка, да еще внучок Егор. А я был как отряд МЧС нашего семейного коллектива, – единственный мужчина, и муж, и отец, и зять в придачу.

Для удобства и для пущего удовольствия перво-наперво мы оборудовали сеновал-спальню. Ах, как там сладко спалось.

Укладываясь спать, мы делились впечатлениями дня или рассказывали интересные истории, а потом засыпали. Иногда детишки, и особенно, Егорка, не хотели засыпать, а пытались вытянуть из нас еще какую-нибудь интересную байку.

Однажды, Егорка начал упрашивать Нину Ш. рассказать что-нибудь «за жизнь». Но время было уже позднее – шел уже одиннадцатый час ночи, поэтому Нина полушутя, полувсерьез сказала Егору: «Спать пора, а не будешь спать, дам шлепка по попе, у меня не заржавеет».

Егор затих, и мы уже начали засыпать, наступила, наконец, полная тишина и вдруг, раздался совершенно ясный голос Егора: «Кока, а что такое „жаржавеет“?»

Тут мы, конечно, поняли, что Егор не спит, а раздумывает о новом слове, и от всей души, расхохотались.

Потом договаривались о времени отбоя, а истории тех мест рассказывали детям небольшими порциями. Тем более, что много о чем самим хотелось рассказать.

Наше новое пристанище – Видусово – это довольно большая деревня. Главное украшение ее – это Видусовское озеро – большое, красивое, богатое рыбой, птицей – утками, чайками и цаплями и даже зверями – несколькими бобрами.

Через деревню проходит дорога из Невеля в Белоруссию. Видусово расположилось как бы поперек этой дороги. Основные дома деревни стояли в улочках в стороне от шумного тракта.

Дом Ларисы Николаевны находился как раз в центре Видусова, и даже автолавка останавливалась рядом с ним. Это и хорошо и плохо.

Ночью на сеновале, бывало, мешал шум от машин, одолевающих долгий подъем от озера. Опять же поздние гуляки частенько собирались на остановке автобуса, почти у нас под окнами.

Зато приезд и отъезд для нас был удобен. Автобус останавливался прямо напротив дома, и наше появление сразу замечала Лариса Николаевна, она встречала нас объятиями и поцелуями.

В деревне, как и во всей округе, еще сохранились многочисленные следы войны. Почти напротив дома Ларисы Николаевны на другой стороне дороги до сих пор видна глубокая воронка. Местные ее называли «бонба», и скидывали в нее всякий совсем уж никуда не годный хлам – битое стекло, бутылки, которые не принимают в магазине и другой мусор. Так что, может быть, теперь уже эта «бонба» засыпана усилиями местных жителей.

На улицах, да и на полях и огородах встречалось много осколков и стреляных гильз. Их попадалось так много, что после сильного дождя ручеек, протекающий от дороги вдоль нашей изгороди, издавал легкий звон – это позвякивали старые гильзы, уже поржавевшие и раздавленные ногами и техникой. Мы с Егором поблизости от дома даже нашли пару монет – одну русскую 1882 года, а другую немецкую, но сильно деформированную.

Примечательными следами войны оказались немецкие каски. Из одной из них – эсесовской – один местный умелец сразу после войны изготовил черпак для бани. Хороший получился черпак, до сих пор служит.

Этот же умелец изготовил и еще один черпак из немецкой каски, правда, пехотной. Он использовался для выгребной ямы. Но прослужил черпак недолго – видать, слаба оказалась крупповская сталь. Так он и валялся бы без дела. Но я этот черпак случайно нашел, узнал у Л.Н. его военную историю, удивился ее поворотами и отремонтировал инвентарь. И теперь черпак снова служит исправно, а каждый раз пользование им приносило что-то вроде удовлетворения.

Потом увидел, что во многих домах, где мне приходилось бывать, имелись подобные следы войны. Ведь в тех краях долго шли сильные бои и не только каски и патроны остались, как напоминание о той поре.

Так обычный футляр зингеровской швейной машинки хранил след от гусеницы танка – заметную вмятину. Сельчане от разора и пожара более-менее ценные вещи при подходе немцев закопали в ямы во дворе дома. И правильно сделали – многие дома потом раскатали на бревна, чтобы соорудить мост через реку. В ямах же почти все сохранилось, только вот чей-то танк проехался по яме и след от трака гусеницы пришелся на тот футляр. Но машинка-то шьет по-прежнему отлично.

Когда мы появились в тех местах, то последствий войны в самой деревне уже осталось немного – за тридцать лет многое изменилось, а об основных приметах я уже упоминал.

Дома в деревне отличались по размерам и достатку, но в те времена эти различия еще не очень бросались в глаза и не вызывали зависти соседей.

Нам понравились некоторые дома тем, что из их окон открывался такой красивый вид на озеро и его дальний берег, что дух захватывало. Этим замечательным свойством отличались дома Марфутки, что стоял по-над озером, и учителя-пенсионера на другом конце деревни.

Дом нашей Ларисы Николаевны невелик, но там имелось все, что необходимо человеку для жизни и для ведения хозяйства, И все это содержалось в исправности и использовалось по мере необходимости. Это подтверждало, например, наличие действующего самогонного аппарата.

В деревне он нужен позарез, ведь только наличие его позволяет «печатать» валюту или, если хотите, «отливать» свою монету. Она необходима для оплаты «услуг» тракториста, электрика, «осеменатора» коровы, забойщика скота и многих-многих других нужных «специалистов».

В хозяйстве Ларисы Николаевны всегда имелось много разной живности. Главная среди всех, конечно, корова Зорька. С весны до нового года весело хрюкал поросенок и старательно рос в толщину и длину. Курицы тоже были всегда, да и как в деревне можно представить жизнь без них.

Для полного счастья в доме собака и кошка просто необходимы. В тот год, когда мы впервые появились там всем табором, кошка и собака были одной масти – ярко рыжими.

Как-то раз утром, еще до нашего приезда, Лариса Николаевна собралась в магазин за хлебом и еще за какой-то нужной снедью. В то время у хозяйки на все случаи жизни, кроме жары, верой и правдой служила красно-рыжая куртка, а может, вовсе и не куртка, а что-то вроде ветровки или утепленного плаща. Вот она ее и надела в тот поход.

А путь предстоял не близкий – как-никак надо пройти полтора километра до Туркина Перевоза – деревни, где имелся магазин. Хозяйка тронулась в путь, за ней побежала собака, а следом и кошка пошла. И вот идут они по пустынной дороге.

Вдруг попутная машина бежит. Лариса Николаевна посмотрела – нет, незнакомая машина, точнее, шофер, и дальше пошла. Но вдруг машина останавливается, и шофер приглашает в кабину – садись, мол, подвезу, больно уж необычная у вас компания – трое рыжих.

Так и доехали до магазина с разговорами – хозяйка, собака и кошка. Вот что значит униформа – сразу вызывает уважение.

Вся живность у Ларисы Николаевны пользовалась большой любовью и в то же время малейшее неповиновение строго пресекалось.

Однажды у нее в хозяйстве появился необыкновенно агрессивный петух. Он, как истинный кавалер своих наложниц, видимо, считал, что все присутствующие так и норовят покуситься на их честь.

При случайном появлении кого-либо из нас на дворе, петух, как ниндзя какой-то, возникал из воздуха и набрасывался на врага. Клевал пребольно, драл нас когтями-шпорами, бил крыльями и тут же исчезал, как его и не было.

Лариса Николаевна недолго терпела такое безобразие и после нападения на нее, поручила мне казнить хулигана.

Не скажу, что я большой любитель экзекуций, но после нападения этого петуха и на меня, быстро перестал быть щепетильным, и тоже жаждал отмщения. Петух, надо признать, оказался довольно вкусен, но в памяти осталась его страсть и ревность, а не вкус.

Корова Зорька – надежда и опора всего хозяйства. Но недаром говорят, что любовь – это всегда испытание. Так Зорька ощущала безмерную любовь хозяйки, но только до тех пор, пока исполняла ее приказы. Стоило ослушаться, как тут же корова получала таких «люлей», что потом долго заглаживала свою вину. Чего стоил монолог Ларисы Николаевны при встрече любимой Зорьки:

– Ах, ты – милая моя! Проходи скорее на двор, Зоря, ты моя хорошая!»

Зорька почему-то часто упрямилась и не спешила идти в стойло. И тут хозяйка это упрямство пресекала решительно и быстро меняла милость на гнев.

– Ах, ты падла, чтоб тебя волки съели. Какого …. тебе надо? А ну, шагай, стерва, побыстрей, а то огрею тебя сейчас так, что небу жарко будет!

После некоторого размышления, но, не теряя достоинства, Зорька выполняла приказы хозяйки.

Эта удивительная любовь длилась долго. Когда же Лариса Николаевна заболела и не смогла содержать корову, то ничего не оставалось, кроме как сдать ее на мясо.

Сама хозяйка при этом рыдала, но и Зорька потянулась к ней, лизнула в лицо, тяжело вздохнула …и тоже заплакала. Но мы этой драматической сцены не видели, и узнали о ней только по рассказам очевидцев.

Однажды, вскоре после нашего первого приезда в Видусово, Лариса Николаевна доверила мне встретить Зорьку из стада. Казалось бы, чего уж проще, надо выйти примерно в шесть вечера к возвращающемуся стаду и пригнать корову к дому. Ну, я и вышел на задание.

Корову быстро нашел и погнал ее домой. Но не идет она в нашу сторону и все тут. Я и прут выломал, а ей моя ветка – не угроза – не хочет идти, хоть ты тресни.

Я решил действовать, как ее хозяйка, поначалу говорить корове ласковые слова о моей любви, но она и ухом не ведет. И тут девчушка, что шла рядом тоже, вроде бы, со своей коровой, вдруг говорит мне: «Да, не Зорька же это вовсе. Вон ваша Зорька на лугу болтается. Это наша Милка».

И я понял, что хотел умыкнуть из стада чужую корову! А все потому, что все они «на одно лицо», если не знать каких-то характерных черт. Ну, так же как все негры или китайцы поначалу кажутся совершенно одинаковыми, и только потом ты начинаешь различать их индивидуальные особенности.

В тот раз осознание, что надо найти эти самые индивидуальные особенности Зорьки, мне помогли мало – не успел я с ней близко пообщаться. Вот и пришлось стоять близ трех-четырех оставшихся бесхозных коров, пока хозяева не разобрали своих. Оставшаяся, стало быть, наша Зорька и есть.

Доставил ее до места и понял, что с коровами труднее, чем с девушкой, когда после короткого знакомства, юноша забыл ее имя. Многие в таких случаях применяют разных «зайчиков» и «малышек», а у коровы это не пройдет – нужны гарантии более прочных отношений и намерений.

Начала и концы

Начала и концы отпуска, и переезды из Ленинграда в Видусово и обратно – это всегда событие и испытание. Наверное, только у нас, в СССР, летом из года в год возникал дефицит билетов на пассажирские поезда. При довольно устойчивом спросе на билеты в период отпусков, всю свою сознательную жизнь я видел стойкое нежелание государства, в лице МПС, пойти навстречу народу и создать соответствующее предложение. И это притом, что у нас декларировалась плановая экономика.

Но и народишко приспосабливался – не роптал, стоял в длинных унылых очередях, давал взятки, имел блат у кого надо и осваивал прочие пути добычи билетов на нужный поезд.

Я обычно брал билеты за 45 дней до срока выезда, что более-менее гарантировало отъезд из Ленинграда в нужное время. Но обратные билеты добыть из раза в раз становилось все сложнее.

Через Невель проходило не так уж мало поездов, поэтому какие-то крохи билетов удавалось найти в продаже. Билеты покупались после долгих бдений в очередях на вокзале. Но чтобы уже в шесть-семь часов утра стоять у кассы, приходилось выезжать вечером из Видусово и ночевать в доме Вали Р. – дочки Ларисы Николаевны.

Под самый конец наших поездок вдруг образовался не совсем удобный поезд Ленинград-Невель. Он долго и медленно ехал через Великие Луки, Осташково и Бологое, а прибывал в Ленинград в 5.30 утра, когда еще даже метро не открыто. Но возможность уехать вовремя немного, но повысилась.

Поезд этот шел через такие глухие леса, что за окнами вагона иногда деревьев было меньше, чем отличных грибов между ними. По дороге мы делали остановку в Осташково, и затем пересекали Волгу, еще не очень широкую, но чистую и красивую.