Золовка. Повесть

– Если человек может выкачать из чужого банка миллионы долларов, зачем ему жалкая одна тысяча, стоит ли так мелочиться? – усмехнулся Владимир Иванович.

Михаил сконфузился и замолк. Действительно, как он сам до этого не додумался?

В комнате стало шумно и душно, я направился к веранде – глотнуть свежего воздуха. Дверь была открытой, там слышались женские голоса и я остановился в нерешительности.

– Ну, подруга, поздравляю, теперь у тебя новая родственница, золовка, – хрипел знакомый прокуренный голос. – Обрати внимание, слово-то какое колючее, злое, не зря в народе говорят: золовка зловка, золовка колотовка. И внешностью твоя родственница похожа на это неприятное слово: маленькая, тощая, сморщенная. Прими мои соболезнования.

– Прорвемся, – самоуверенно ответила жена. – Ведь ей купили отдельную квартиру. Правда, там еще нужен ремонт, но это дело времени. Да, деньги за нее золовка нам еще не отдала, в аэропорту было некогда, а тут, видишь, застолье, тоже не до того, поэтому приезжай завтра, как договаривались, мы вернем тебе долг. Спасибо тебе за доброе дело.

– О'кей, до завтра время терпит. Кстати, про доброе дело на рынке услышала хорошую поговорку: «Не делай людям добра, не получишь зла». Но это я сказала не в обиду вам, просто понравилась фраза.

– Чрезвычайно мудрый афоризм, – ответила жена. – Все, Галя, бросай сигарету, вот блюдце вместо пепельницы, пойдем в зал, а то неудобно.

Чтобы остаться незамеченным, я на цыпочках быстро вернулся к гостям и услышал окончание рассказа сестры:

– …там даже днем вскрывают квартиры и грабят. Люди совсем тронулись умом от жадности. Все им денег мало!

Упрек она произнесла слишком страстно, видимо, поэтому гости начали отодвигаться от нее, затевая между собой веселые беседы. А мне стало обидно, что виновница торжества оказалась одна-одинешенька, будто вытолкнутая из праздника. Захотелось подбодрить ее, привлечь к ней внимание, поэтому я попросил гостей наполнить бокалы и сказал:

– Желаю тебе, сестра, быстрее прижиться на российской земле, и скорее угостить нас твоим замечательно узбекским пловом. А все родные, все наши знакомые пусть полюбят тебя так же, как люблю я!

– Чрезмерно гуманный тост, – ядовито шепнула жена. – Долго сочинял?

К счастью, никто ее не услышал. Все шумно переговаривались, дружно чокались.

3

Но следить за выполнением этого пожелания было некогда. Как иностранка, прибывшая из зарубежья, сестра обязана в течение трех суток зарегистрироваться по месту жительства, а поскольку она законопослушная и беспокойная, то назавтра поднялась ни свет ни заря – стала теребить меня: как найти паспортно-визовую службу?

Вид у нее утомленный, болезненный. Я потрогал губами ее лоб.

– Эй, да у тебя температура, тебе б полежать денечек-другой, оклематься.

– Действительно, как-то нехорошо себя чувствую, но это, видимо, с дороги. Пожалуйста, попроси у жены жаропонижающую таблетку, я выпью и пойду. Уж закончу все паспортные формальности, тогда долечусь. Мне болеть нельзя, я гражданка другого государства.

Я обратился к жене за консультацией и лекарством.

– Вот-вот, подруга это и предсказывала: старушка не успела приехать, а уже требует за собой уход. Только зря она рассчитывает на мою помощь, у меня и без нее проблем чрезвычайно много. Сам лечи.

– Тихо, – я прижал палец к губам. – А то услышит. Она очень мнительная.

– Пусть слышит, – нарочно прибавила голос раздраженная жена. – Лекарства в шкафу, в коробке. Сам бери какое надо.

А какое надо? Там их множество. Всю коробку принес сестре, она выбрала нужную таблетку, сбили температуру и поехали в паспортно-визовую службу, где с горем пополам оформили разрешение на трехмесячное проживание. Входя в кабинет к чиновникам, сестра как-то уменьшалась ростом, вжимала голову в плечи, при этом раболепно-угодливо улыбалась, неприятно морщиня дряблую пергаментную кожу лица, изнуренного тяготами переезда. Зрелище жалкое, а я нервничал, злился:

– Что с тобой? Чиновники не съедят тебя.

– Кто их ведает? Сейчас я чувствую себя беззащитной и бесправной, как никогда. А вдруг отыщут какой-нибудь предлог и не разрешат проживание в России? Значит, тогда я должна вернуться? Но куда? Ведь там уже нет квартиры, нет родственников и вообще – ничего.

– Ты приехала на свою Родину, к родному брату. На твоей стороне закон.

– Чиновникам сложно что-либо доказать. На этот счет есть мудрая пословица: «Законы святы, да законники супостаты».

Убедить ее не удалось, она вела себя так же приниженно, когда начали собирать документы на российское гражданство.

Первым кругом ада было получение медицинских справок, иные из которых явно анекдотические, например, – анализ на венерические болезни и ВИЧ-инфекцию. Это семидесятилетней-то старушке! А в кабинете флюорографии, проверив легкие, выдали шаблонное заключение: «Заботина Тамара Васильевна не стоит на учете в туберкулезном кабинете». Цирк! Подумали бы, как, живя в Узбекистане, человек мог состоять здесь на учете?

Только сестра безропотно и серьезно выполняла все требования чиновников, да еще и меня успокаивала:

– Придется терпеть. Наша жизнь в полоску, быстрее бы прошла эта черная полоса, да наступила светлая.

В конце недели, после оплаты всех медосмотров и анализов, ей выдали справку, что она здорова, следовательно, проживание в России разрешается. Среди этой круговерти некогда было испугаться, что у нее отыщут какой-нибудь недуг и выдворят из России. А куда? Назад, где уже ни квартиры, ни вещей?

Справки с положительным заключением врачей приложили к привезенным сестрой документам и понесли в паспортно-визовую службу. Но там ее бумаги забраковали, поскольку текст русский, а заверен узбекскими печатями, то есть, нужна их расшифровка. Узбекского переводчика в нашем городке нет, пришлось ехать в областной центр, а это добрых сто километров в один конец.

Женщина азиатской наружности с золотыми сережками и толсто крашенными сурьмой бровями долго разглядывала в сильную лупу расплывчатые фиолетовые кружочки, выискивая в них буквы и слова, а когда закончила переводить, сказала утешительно:

– Я тоже оттуда, из Ташкента, поэтому с земляков возьму подешевле. Теперь езжайте в нотариальную контору, там заверят мою подпись.