Собрание творений. Молитва

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

ИС Р15-405-3068

ИС Р15-532-3507

Печатается по: Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина: В 8 т. Серг. П., 1895–1914.

От редакции

Издательство «Сибирская Благозвонница» подготовило издание собрания сочинений одного из величайших учителей Церкви, знаменитого сирийского подвижника, христианского богослова и поэта преподобного Ефрема Сирина. Преподобный Ефрем – необыкновенно плодовитый писатель, число его творений достигало тысячи, и это даже если исключить из них составленные им молитвы, отчасти получившие богослужебное употребление. Еще при жизни преподобного Ефрема его слова и беседы были переведены на греческий язык и читались в церквях наравне со Священным Писанием.

Говоря о творениях своего сирийского современника, святитель Григорий Нисский в своем «Похвальном слове преподобному отцу нашему Ефрему Сирину» сравнивает его с мысленным Евфратом Церкви, который орошает множество христианских душ, взращивая в них семя веры, а также с виноградной лозой, которая, как сладкими гроздами, изобилует плодами учения и услаждает всех членов Церкви полнотой Божественной любви.

До сих пор звучит голос этого сирийского подвижника в его творениях, призывая нас к покаянию, к борьбе со своими страстями, в возделыванию добродетелей и одновременно ободряя нас великой Божией любовью и милосердием к людям.

Мы разделили все творения преподобного Ефрема по темам. Темой этой книги является молитва. Ею объединены вошедшие в нее слова и беседы. Здесь же мы публикуем также составленные преподобным молитвы к Господу и Пресвятой Богородице, в которых излилась его боглюбивая душа, а также «Надгробные песнопения», в которых автор призывает к молитвам за умерших в непоколебимом уповании на милость Искупителя всех Господа нашего Иисуса Христа.

Предисловие к первому изданию творений преподобного Ефрема Сирина на русском языке

Этот очерк[1] принадлежит А. К. Соколову, бакалавру Московской духовной академии, скончавшемуся в 1881 году в сане протоиерея московской Свято-Троицкой церкви, иже на Грязех. Он был помещен в первом издании творений святого преподобного Ефрема Сирина, вышедшем в 1818 году.

Сведения о жизни преподобного Ефрема заимствованы автором, во-первых, из сочинений, в которых сам святой Ефрем повествует о некоторых происшествиях своей жизни: «Обличение самому себе и исповедь»; во-вторых, из «Похвального слова преподобному Ефрему», автором которого является святитель Григорий Нисский, а также из рассказов некоторых других греческих писателей; в-третьих, из сирийских жизнеописаний святого Ефрема – краткого и двух пространных, которые имеют некоторые отличия друг от друга.

Очерк приводится с малозначительными изменениями. Для удобства восприятия он разбит нами на два раздела: Жизнь святого преподобного Ефрема Сирина и Творения святого преподобного Ефрема Сирина.

Жизнь святого преподобного Ефрема Сирина

Преподобный Ефрем Сирин родился, вероятно, в первых годах IV столетия, в Низибии, главном городе северо-восточной части Месопотамии, или в окрестностях его. Предки его, как сам он свидетельствует, были нищими, которые питались милостыней; деды уже стали земледельцами и жили в достатке; родители также были земледельцами и находились в родстве с незнатными городскими жителями. Но незнатность рода вознаграждалась христианскими добродетелями и попечительностью родителей о воспитании своего сына в страхе Божием. Сам преподобный Ефрем так говорит о летах своей юности: «Я был уже причастником благодати – от отцов получил наставление о Христе. Родившие меня по плоти внушили мне страх Господень. Видел я соседей, живущих в благочестии, слышал о многих, пострадавших за Христа; отцы при мне исповедали Его перед судьей, я родственник мученикам»[2].

Еще в первые годы жизни Ефрема Бог показал будущее величие дитяти в знаменательном видении или сне, вследствие которого, может быть, он и назван был Ефремом, то есть «плодоносным». Было открыто, что на языке дитяти выросло виноградное дерево, которое так, наконец, разрослось, что ветвями своими покрыло всю землю, и было так плодоносно, что чем более птицы питались плодами его, тем более умножались плоды.

Но лета юности не прошли для Ефрема без некоторых преткновений. От природы пламенный, он был раздражителен, а в юной плоти по временам возбуждались нечистые желания. В таких чертах представлял впоследствии сам Ефрем первые годы своей юности, хотя, без сомнения, в его изображении нельзя не заметить того глубокого смирения, которое составляло отличительную черту его характера в иночестве. «Еще в молодых летах, – говорит он в своем «Обличении», – произнес я обет; однако же в краткие эти годы был я злоязычен, бил, ссорил других, препирался с соседями, завидовал, к странным был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, из-за маловажных дел входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям, даже и не во время плотского возбуждения». А пытливость молодого, еще незрелого ума, усиливающегося постигнуть то, что выше его сил, или легкомыслие молодости вовлекли его в некоторые сомнения относительно Промысла Божия». «В юности, – говорит он в «Обличении самому себе», – когда жил я еще в миру, нападал на меня враг; и в это время юность моя едва не уверила меня, что совершающееся с нами в жизни случайно. Как корабль без руля, хотя кормчий и стоит на корме, идет назад или вовсе не трогается с места, а иногда и опрокидывается, если не придет к нему на помощь или ангел, или человек, – так было и со мной».

Но Промысл Божий не оставил без вразумления колеблющегося юношу, и следующие события, рассказанные самим Ефремом далее в том же слове с глубоким сокрушением, послужили ему вразумительным уроком о Промысле и переходом к новому образу жизни. Однажды, по приказанию родителей отправившись за город, Ефрем запоздал и остановился ночевать в лесу вместе с пастухом овец. Ночью напали на стадо волки и растерзали овец. Когда пастух объявил об этом хозяевам стада, те не поверили и обвинили Ефрема в том, что он привел воров, которые расхитили овец. Ефрем был представлен судье. «Я оправдывался, – говорит он, – рассказывая, как было дело. Вслед за мной был приведен некто, пойманный в прелюбодеянии с одной женщиной, которая убежала и скрылась. Судья, отложив исследование дела, обоих нас вместе отослал в тюрьму. В заключении нашли мы одного земледельца, приведенного туда за убийство. Но и приведенный со мной не был прелюбодеем, и земледелец – убийцей, равно как и я – похитителем овец. Между тем взяты под сохранение по делу земледельца – мертвое тело, по моему делу – пастух, а по делу прелюбодея – муж виновной женщины, поэтому их и стерегли в другом доме.

Проведя там семь дней, на восьмой вижу во сне, что кто-то говорит мне: “Будь благочестив – и уразумеешь Промысл; перебери в мыслях, о чем ты думал и что делал, и по себе познаешь, что эти люди страждут не несправедливо; но не избегнут наказания и виновные”. Итак, пробудившись, стал я размышлять о видении и, отыскивая свой проступок, вспомнил, что однажды, будучи в этом же селении, на поле, среди ночи, со злым намерением выгнал я из загона корову одного бедного странника. Она обессилела от холода и оттого, что была непраздна; ее настиг там зверь и растерзал. Как только я рассказал заключенным со мной этот сон и свою вину, они, возбужденные моим примером, начали рассказывать о своих: поселянин – что видел человека, тонувшего в реке, и мог ему помочь, однако же не помог, а городской житель – о том, что присоединился к обвинителям одной женщины, оклеветанной в прелюбодеянии. “Она, – говорил он, – была вдова; братья ее, возведя на нее вину эту, лишили ее отцовского наследства, дав из него часть мне, по условию”. При этих рассказах начал я приходить в сокрушение, потому что в этом было некоторое явное воздаяние. И если бы все это произошло только со мной, можно было бы сказать, что все это случилось со мной по человеческим причинам. Но нас троих постигла одна и та же участь. И значит, есть некто четвертый, отмститель, который не в родстве с терпящими напрасную обиду и незнаком нам, потому что ни я, ни они никогда не видели его, – так как я описал им наружность того, кто явился мне во сне. Заснул я в другой раз и вижу, что тот же говорит мне: “Завтра увидите и тех, из-за кого терпите вы обиду, и освобождение от возведенной на вас клеветы”».

На другой день действительно представлены были градоначальнику вместе с Ефремом и другими товарищами его по заключению еще пять человек, обвиняемых в разных преступлениях. Из них двое были братьями оклеветанной вдовы и взяты в темницу за другие, действительно ими совершенные преступления, а трое остальных были невиновны в том, за что были посажены в темницу, но, как сами они открылись Ефрему, были виновны в лжесвидетельстве. Исследование всех этих дел не могло быть скоро закончено. Между тем был назначен другой судья. Новый судья был знаком с родителями Ефрема и с ним самим, но Ефрем не сразу узнал его. Накануне того дня, когда всем заключенным надлежало предстать перед ним на суде, Ефрем снова увидел во сне говорящего: «На следующий день будешь ты освобожден, а прочие подпадут справедливому суду; будь же верующим и возвещай Промысл Божий». Действительно, на другой день судья рассмотрел дела обвиняемых, признал невинными посаженных в темницу по ошибке или злонамеренности и предал на съедение зверям уличенных или сознавшихся в злодеяниях.

«Судья, – говорит Ефрем, – велит также и меня вывести на середину. Хотя и сближала его со мной единоплеменность, однако же стал он осведомляться о деле по порядку и пытался выспросить у меня, как было дело об овцах. Я сказал правду, как все происходило. Узнав меня по голосу и по имени, он приказал высечь пастуха для дознания истины, а потом освободил меня от обвинения, по прошествии без малого семидесяти дней. Знакомство же мое с судьей происходило оттого, что родители мои жили за городом с воспитавшими этого человека, да и я, по временам, имел у него жительство…

После этого, в ту же ночь, вижу прежнего мужа, и он говорит мне: “Возвратись в место свое и покайся в неправде, убедившись, что есть Око, над всем назирающее”. И, сделав мне сильные угрозы, он удалился; с тех пор и доныне не видал я его».

Ефрем был верен наставлению явившегося. Еще в темнице дав обет посвятить всю свою жизнь покаянию, он вскоре оставил мир и удалился в окрестные горы к отшельникам. Между тем и в поздние годы он не переставал каяться в грехе юности и просить у других молитв перед Господом о прощении.

Жизнь отшельническая рано стала известна между христианами низибийскими. В окрестных горах, ныне называемых Синджар, пещеры служили жилищем подвижникам; растения и плоды, свободно произращаемые землей, доставляли им пищу; молитва и богомыслие, не прерываемые шумом и суетой мирской, составляли их постоянное упражнение. Ученик преподобного Антония Великого Аон, или Антоний, принес первый пример жизни отшельнической из пустынь Египетских на крайний восток Римской империи и вскоре нашел здесь множество подражателей своему образу жизни. К числу их принадлежал и святой Иаков, епископ Низибийский, столь же известный своими отшельническими подвигами и чудесами, сколь и ревностью в распространении и защите правой христианской веры[3]. Для утверждения христианства в Персии он отправляется в эту страну, смежную с Низибией, а для ограждения православных от нечестивого учения ариан пишет на него опровержения, на которые ссылался святой Афанасий Александрийский в своем послании к епископам Египетским и Ливийским. Преподобный Ефрем вскоре стал учеником святого Иакова и строгим исполнителем правил жизни пустыннической, которые святитель свято соблюдал и среди многолюдного города.

Несчастный случай заключения в темницу произвел большую перемену в Ефреме. Вместо пламенного, но гневливого, любознательного, но колеблемого сомнениями юноши Ефрем становится смиренным и сокрушенным пустынником, день и ночь оплакивающим свои грехи и с благоговением поучающимся в законе Господнем. Пример святого Иакова довершил духовное образование его достойного ученика: уже в это время мы видим в Ефреме совершенную покорность путям Промысла и истинно подвижническую твердость в перенесении искушений.

В клире Церкви Низибийской был один человек, также по имени Ефрем. В некоторых источниках он называется экономом церковным. Опасаясь обличения своей преступной связи с дочерью одного из важных граждан низибийских, он научил соучастницу в грехе, чтобы она, когда сделаются явными следы ее преступления, возложила вину на соименного ему Ефрема, ученика епископа, который за свое благочестие уже приобрел себе любовь и уважение других. Наученная девица так и поступила. Когда ей нельзя было более скрывать свой позор, она указала своим родителям, как на виновника, на преподобного Ефрема. Скоро молва об этом распространилась по городу, и родители девицы вместе со многими другими обратились к епископу с обвинением на ученика его. Святой старец, убежденный в непритворном благочестии ученика, не хотел верить обвинению, не получив признания от самого Ефрема. Ефрем, уже опытом наученный не прекословить судьбам Промысла, наводящего искушения, пал к ногам епископа и сокрушенным голосом сказал: «Действительно, отец мой, я согрешил!» Вскоре после этого отец девицы принес к епископу младенца и при полном собрании клира отдал его Ефрему, сказав: «Вот твой сын, воспитывай его!» Тот, как бы действительно виновный, с горькими слезами взял младенца и перед лицом всех сказал: «Поистине, отцы мои, я согрешил!»

Но Господь, испытав покорность и твердость Ефрема в перенесении искушения, дал ему и средства выйти из испытания со славой, достойной его смирения. Он внушил беспрекословному страдальцу, что его добродетель не должна остаться помраченной в глазах людей, поношением порока, и Сам содействовал обличению виновного. Однажды, когда народ собрался в храм для богослужения, пришел и Ефрем с младенцем и, испросив у епископа позволения взойти на амвон, поднял вверх младенца и сказал ему: «Заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа, открой истину, скажи: кто твой отец?» Младенец отвечал: «Ефрем, эконом церковный». Три раза сказав это, младенец умер. Тогда со слезами просили прощения у преподобного Ефрема все обвинявшие его, и с этого времени слава о его святости еще более распространилась.

Святой Иаков, более всех знавший о высоких достоинствах своего ученика, в 325 году взял его с собой в Никею на Первый Вселенский Собор, богомудрое изложение веры которого суждено было защищать Ефрему против лжеучителей[4]. Еще около двенадцати или тринадцати лет он пользовался наставлениями своего епископа. Упражняясь под его руководством в подвигах иноческих, строгим постом и молитвами очищая дух свой, он в то же время прилежно изучал слово Божие, приготовляемый и сам Духом Божиим к высокому служению Церкви в качестве учителя. Как глубоко сознавал он связь между жизнью христианской и знанием слова Божия, передает одно из его поучений: «Природа, – говорит он в «Слове подвижническом», – это земля, нами возделываемая, произволение – земледелатель, а Божественные Писания – советники и учителя, научающие нашего земледелателя, какие худые навыки ему искоренять и какие благие добродетели насаждать. Сколь бы ни был наш земледелатель трезвен и ревностен, однако же без учения Божественных Писаний он и не силен и не сведущ, потому что законоположение Божественных Писаний дает ему разумение и силу, а вместе с тем от собственных ветвей своих и благие добродетели, чтобы привить их к древу природы: веру – к неверию, надежду – к безнадежности, любовь – к ненависти, знание – к неведению, прилежание – к нерадению, славу и похвалу – к бесславию, бессмертие – к смертности, Божество – к человечеству».

Преподобный Ефрем оставил своего наставника только тогда, когда тот оставил мир. Последнее благодеяние пастыря низибийского своему городу, оказанное во время нашествия царя персидского Сапора II, памятью народной так же приписывается и Ефрему, ученику святого Иакова. В 337 году персидский царь, услышав о кончине императора Константина и рассчитывая на слабость преемников его, вздумал овладеть пограничным укрепленным городом Низибией. Около двух месяцев продолжалась осада; жители начали терять надежду сохранить город. Святой Иаков воодушевлял всех своими молитвами и своими распоряжениями. А ученик его Ефрем, взяв благословение у епископа, взошел на городскую стену и молитвой своей навел на войско персидское множество насекомых. В персидском стане все пришло в беспорядок. И животные, и люди не знали, чем защищаться от мучительного действия многочисленных врагов. Сапор принужден был немедленно снять осаду и без успеха возвратиться в свою землю.

После кончины святого Иакова, последовавшей в 338 году, Ефрем посетил родину матери своей, город Амиду, находившийся также в Месопотамии, и после кратковременного пребывания здесь предпринял путешествие в Эдессу. «Влекло его туда, – говорит святитель Григорий Нисский, – желание поклониться тамошней святыне, но прежде всего – желание найти ученого мужа, от которого он мог бы получить или ему сообщить плод ведения»[5].

Город Эдесса, славный в летописях христианства усердием своего владетеля Авгаря принять к себе Господа Иисуса Христа, гонимого иудеями, имел что представить благочестивому и любознательному поклоннику. Там хранилось ответное послание Христа Спасителя к Авгарю[6]. Оттуда сделался известным Нерукотворенный Образ Христов. Там был погребен сам благовестник, просветивший Авгаря верой, – апостол Фаддей. Христианская вера имела здесь больше своих последователей, нежели во многих других городах Римской империи[7], и во время последнего гонения на христиан при Диоклетиане они искали себе убежища в Эдессе, так как в прочих областях империи их преследовали. Славу благочестия этого города составляло и то, что в окрестностях Эдессы процветала жизнь иноческая.

Эдесса славилась между городами Месопотамии и своим просвещением. Не знаем, какого именно ученого мужа желал видеть здесь преподобный Ефрем и нашел ли он его, но он мог встретить здесь людей, знакомых и со Священным Писанием, и с разными науками. Незадолго до того как он пришел в Эдессу, отсюда выбыл некто Евсевий, славившийся своей образованностью и впоследствии возведенный на кафедру Эдесскую. Евсевий происходил из благородного эдесского семейства; в молодых годах, по обычаю отечественному, как пишет Созомен, он изучал Священное Писание, а после того и науки, преподаваемые у эллинов, посещая тамошних учителей. Преподобный Ефрем не имел желания знакомиться с эллинской – языческой – мудростью, но изучение слова Божия было постоянной целью его духовных занятий.

Приближаясь к городу, Ефрем просил Бога, чтобы Он послал ему навстречу человека, с которым бы он для пользы души своей мог побеседовать на темы Священного Писания. Но в городских воротах он встретил женщину, наружный вид которой достаточно обличал ее недобрую жизнь и зазорное поведение. Смущенный такой встречей Ефрем подумал, что Господь не внял его молению. Между тем женщина, шедшая ему навстречу, остановилась и пристально смотрела на него. Это заставило его обратиться к ней с такими укоризненными словами: «Зачем ты, забыв стыд, смотришь не в землю, как следовало бы стыдливой женщине?» Женщина отвечала, что она должна смотреть на него, потому что жена от мужа взята, а вот ему надлежало бы смотреть не на нее, а в землю, потому что он, как муж, от земли взят. Ефрем удивился ответу женщины и прославил Бога, Который устами грешной жены сделал ему наставление и вразумил, что не должно пренебрегать и грешниками. «Если женщины этого города столь мудры, – подумал он, – то каковы же должны быть мужчины, населяющие его!»

Ефрем остановился в городе. Бедный странник вскоре должен был испытать неудобства своего положения среди разнородной толпы, но он умел извлекать для себя пользу из всего и все обращать во благо других. Принужденный трудами рук своих снискивать себе пропитание, он не почел для себя уничижением наняться в работники к содержателю бани. По соседству с домом, в котором он поселился, жила одна женщина бесчестного поведения, которая один раз вступила с Ефремом в непристойный разговор, желая склонить его ко греху. Суровые слова, сказанные им на первое покушение женщины, только усилили ее бесстыдную наглость. Но Ефрем, предложив совершить грех посреди города, у всех на виду, тем самым искусно заставил ее сказать, что она стыдится людей, и воспользовался ее ответом, чтобы обратить ее на путь добродетели, и сильными словами сумел возбудить в ее сердце стыд и страх Божий. «Если мы, – сказал он, – стыдимся людей, то не более ли должны стыдиться и бояться Бога, Которому известны самые сокровенные мысли людей и Который некогда приидет судить всех и воздать каждому по делам?» Тронутая этими словами, женщина молила преподобного наставить ее на путь добродетели и, по совету Ефрема, удалилась в один из ближних монастырей. Так же действовал Ефрем и на других. В городе еще были язычники. Все свободное время после молитвы и занятий по должности он употреблял на беседы с язычниками, заботясь об обращении их на путь спасения.

Среди таких трудов однажды встретил Ефрема какой-то благочестивый старец из соседнего с городом монастыря. Услышав беседу его с язычниками, инок удивился, найдя в таком месте и с такими людьми истинно христианского мудреца, и с некоторым огорчением спросил Ефрема: «Откуда ты, сын?» – как бы показывая, что ему надлежало бы быть не среди толпы порочных и неверных. Ефрем рассказал ему историю своей жизни. «Для чего же, – говорит ему инок, – будучи христианином, позволяешь себе оставаться в толпе язычников? Или ты намерен жить в миру?» Ефрем отвечал отрицательно, и тогда инок посоветовал ему вступить в один из монастырей в окрестностях Эдессы и начать жить под руководством какого-либо мудрого старца. Ефрем объявил, что жизнь иноческая есть единственное его желание, и последовал за иноком в гору, где обитали иноки[8].

Эдесса, так же как и Низибия, имела своих великих подвижников, главное занятие которых состояло в молитвах, псалмопении и славословии Бога, которые не имели другого убежища, кроме пещер, не употребляли и обыкновенной пищи, а питались единственно растениями. С такими людьми скоро могла сблизиться душа пустыннолюбивого Ефрема. Он нашел себе друга в одном из таких подвижников, Иулиана, близкого ему и по келье, а еще более по духу, столь же сокрушенному, как и у Ефрема, и столь же неослабному в подвигах. Умилительно благоговейное сокрушение, с которым читал слово Божие этот старец, с пути погибели обращенный благодатью Божией. «Однажды, – говорит преподобный Ефрем, – придя к Иулиану, я увидел, что книги его не только мокры, но там, где встречаются слова “Бог”, “Господь”, “Иисус Христос” и “Спаситель”, буквы почти изглажены. Я спросил его: “Кто так испортил книги?” – “Не скрою от тебя ничего, – отвечал Иулиан. – Когда грешная жена приблизилась к Спасителю, она омыла ноги Его своими слезами и власами главы своей отерла их; так и я, где нахожу написанным имя Бога моего, орошаю его слезами, чтобы получить от Него прощение грехов моих”. – “Бог благ и милосерд, – сказал я ему, – Он примет твое благое расположение, но, – прибавил я дружески, – прошу поберечь книги”»[9].

Ефрем и сам в уединении пещеры не переставал заниматься словом Божиим, черпая из него умиление и мудрость. Но сокровища его познания по большей части оставались сокрытыми от других, по смирению Ефрема. Вскоре тот же прозорливый старец, который привел Ефрема к инокам одесским, открыл в нем богопросвещенного наставника. Старец поведал братии, что однажды ночью, выйдя из своей пещеры, он увидел лик ангелов, блистающих небесным светом. Один из них держал в руках большую книгу или свиток, снаружи и внутри исписанный, и, обращаясь к другим, говорил: «Кому, думаете, я отдам эту книгу?» И когда одни указывали на Иулиана, вероятно, того подвижника месопотамского, который во время господства арианского был опорой православных в Антиохии[10], другие на других, ангел сказал: «В настоящее время никто столь не достоин этой книги, как Ефрем Сирин», – и тут же вложил в уста его таинственную книгу. Это видение, напоминающее собой в некоторых чертах видение, бывшее пророку Иезекиилю (см.: Иез. 2, 8–3, 3), может быть, и дало Ефрему наименование пророка сирийского. Оно вызвало Ефрема на труды для общественной пользы.