Полгода наедине с котом

Пролог

Кипенно-белый потолок и видеостена по периметру. До боли знакомый зал, в который просто так не входят. На полу замысловатые символы, значение которых мне неизвестно. Скорее всего, для красоты нарисовано, особой философии в узорах не усматриваю. Высокая, метра два, фигура с тёмно-серыми крыльями. Тщетно пытающийся выглядеть смиренно взгляд из-под густых ухоженных бровей. Сколько смотрю на эти сомнительные брови, столько думаю – гелем он их, что ли, укладывает, нарцисс самовлюбленный? Длинная холщовая рубаха из русских-народных былин, расшитая по вороту бисером, и… обычные, затёртые до дыр джинсы добавляют образу мифического существа трагикомизма. Выглядит, как будто домашнего гуся для цирка приодели. Так и кажется, что опущу глаза и увижу гусиные лапки. Ан нет. Красные мокасины. Шеф у нас модник.

– Ты отправляешь меня к ней? Снова?

– Она не справится. Нужна твоя помощь.

– Какой-то ты неправильный Ангел-Хранитель. Такое ощущение, что ты убить её хочешь, а не спасти. Сам каштаны в костёр подкидываешь, а мне опять золу разгребать.

– Я пытался её остановить и остановил! Не смей критиковать руководителя.

– Я с ума с тобой сойду, руководитель.

– Но-но! Соблюдай субординацию.

Да, я всего лишь помощник Ангела-Хранителя, мелкая сошка. Мнение таких, как я, никому неинтересно.

По экрану пробежали мелкие помехи, и через пару мгновений высветилась цветная картинка: симпатичная рыжеволосая девушка лежала на больничной койке под белой простынёй и, вероятнее всего, спала. Я бросил беглый, будто бы случайный взгляд, на бледное, слегка осунувшееся лицо, тщетно стараясь не выдать некстати нахлынувших эмоций. Красавица. Моя подопечная. Полина. Только бы Серокрылый недвусмысленных чувств не заметил – накажет. Здесь не любят соплей и сентиментальных сцен. Не по уставу. Вот когда спустят на Землю, там неудобные чувства и пригодятся, а тут ни-ни – слушай и экранируй.

Ещё недавно я был человеком. Ну, как недавно? Лет четыреста назад. Я здорово накосячил тогда, потому неизбежно регрессировал и отодвинулся на самые ранние ступени эволюции. Я отставал в развитии на долгие тысячелетия, начиная с одноклеточной инфузории, погибая и возрождаясь, а потом снова умирая. Адовый круг, которому не было конца и края. И сегодня появился шанс. Благодаря ей. Поленьке. Моей незадачливой хозяйке. Да-да! Я был цыплёнком, когда ей было пять, аквариумной рыбкой, когда ей исполнилось двенадцать, хомячком в день её совершеннолетия и даже тараканом в роковые двадцать шесть, когда моя девочка выходила замуж за морального урода, а я ни на шутку сцепился из-за этого с упрямым начальником. Ангел жёстко взгрел меня тогда за нарушение корпоративной этики и попытку увернуться от Божьей благодати. Подозреваю, что мой шеф – один из братьев Люцифера. Слишком выслуживается.

Полина заботилась обо мне искренне, как умела, но… средняя продолжительность жизни хомяка 1,5-3 года, гуппи не дружат с золотыми рыбками, а цыплята… вы и сами понимаете… однажды из меня просто приготовили плов. О таракане без комментариев. В последнем случае у меня не было иной установки, кроме размножения, чем и приходилось вынужденно заниматься несколько долгих месяцев. И да, я был самочкой. Я рожал. А всё потому, что начальник – сущий изверг и самодур. Хуже всего, что напоследок мне пришлось залезть бедной Поле в ухо, чтобы открыть ослеплённые любовью глаза. А как ещё прикажете юную особу из дурных объятий вызволять? Она тогда в ЛОР-отделение попала, а муж… Какая разница, если он теперь бывший? Я справился. Ценой жизни.

Неужели я стану человеком? Сколько ей сейчас? Тридцать? Сорок? При сегодняшнем уровне медицины и сорок не срок. Лишь бы репродуктивная система исправно функционировала. Да хоть как-нибудь функционировала, медики помогут. ЭКО там всякое, кювезы для новорожденных, фолиевая кислота. Господи, сделай так, чтобы Полина стала моей мамой! Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Она будет лучшей мамой на свете. А я стану её непутёвым сыном. Или дочерью. Разницы нет. В России сейчас равноправие, я точно знаю! Я не какой-нибудь недотёпа – Конституцию РФ на досуге почитываю.

– Что с ней? Почему такая бледная? Куда ты опять её засунул? – Краем глаза я заметил, как хмурая и суровая медсестра в розовой медицинской шапочке ставит Поле капельницу. Может быть, моя невезучая девочка уже беременна? Господи-господи, сделай так, чтобы Полина оказалась беременной!

– Авария. Дорожно-транспортное происшествие.

– Как ты мог? Ты отправил в ДТП беременную женщину? Какой же ты Ангел после этого? Бес ты бессовестный.

– Во-первых, не обзывайся, а то опять в таракана превращу! Во-вторых, она не беременна. Всего-то маленькое сотрясение, ей не привыкать.

– Не имеешь права! Я давно вышел на уровень млекопитающего! Произвол! Я напишу на тебя докладную, – неприятная догадка окатила меня ледяным холодом от макушки до пяток: человеком мне не быть. Да, превращать меня в насекомое не за что – я давно остепенился и больше притихшее лихо не бужу. Но, поскольку Полина не беременна, значит… опять домашний питомец? Кто на этот раз? Попугайчиков и ящерок с меня хватит. Может быть, собака? Собака – самое выгодное предложение, но всё равно не то, – Я хочу быть человеком! Человеком! – заорал я, что было сил, но Ангел лишь рассмеялся. Два его тёмно-серых крыла затрепетали в такт хриплого гомерического хохота. По залу пронеслось раскатистое эхо.

– Ты отъявленный злодей, сжигавший невинных женщин на костре, не имеешь права на сочувствие!

– Но они были ведьмами!

– В тебе нет ни капли раскаяния! Несколько веков я пытаюсь сделать из тебя человека!

– Так сделай, наконец! Чего ты ждёшь?

– Ты не достоин! Будь моя воля, ты бы навечно остался жалким слизняком. Но Бог милосерден.

– Слушай, хватит демагогии. Я понял. Кем я буду?

– Решено! Ты будешь… будешь…

– Не тяни кота за хвост!

– Решено! Ты будешь котом! Огромным чёрным котом. И люди станут плеваться тебе вслед, а дети кидаться камнями!

– Не ври! Люди любят котов. Это не Средневековье. Я регулярно захожу на Пикабу, – я улыбнулся одними уголками губ в предвкушении вольготной и сытой кошачьей жизни. Кот – это даже лучше, чем собака. Люди боготворят котов. А Полина, тем более, не даст меня в обиду, она добрая, – Ты сделаешь меня Мейн-куном?

– Я сделаю тебя обычным блохастиком.

– Большое тебе спасибо! А те женщины… Ты прекрасно знаешь, что у меня не было выбора! Я не мог им помочь. Они были колдуньями и поплатились!

– Не все, а лишь одна: твоя мать! Ты в курсе, почему приставлен к Полине?

– Догадываюсь. Она одна из невинных?

– Не совсем.

– Она… моя мать?!

– Теперь я твоя мама, маленький. Не родная, конечно, – хрипло рассмеялась Полина, – Приёмная, – и заботливо потрепала меня по пушистой чёрной холке, тут же вскрикнув от острой, пронзившей руку, от кисти до лопатки, простреливающей боли, – Ох, повернулась неловко. Тише-тише. Ничего, до свадьбы заживёт! Вот и прозвище для малыша нашлось: Тишенька-Тихон.

Я доверчиво замурлыкал в знак согласия. Моя Поля – невеста, хоть куда: статная и красивая. Просто болеет сильно, но до свадьбы заживёт! А я котёнок двух месяцев от роду, чёрный, как квадрат Казимира Малевича. Мяу!

Глава 1. Никто не пишет

Минздрав предупреждает: одиночество опасно для Вашего психического здоровья!

Конец мая, но солнце уже беснуется: жарит с беспощадной ненавистью. Расстроенная Полина устало вздохнула и достала из почти пустой пачки изогнутую дугой сигаретку. Во второй половине дня находиться на лоджии невозможно – щёки плавятся и ладони потеют, но курить-то хочется! И верить хочется, что напишет… Тот, который живёт отсюда через два дома, напишет!

Как же он нужен ей сейчас, как нужен! Не для того даже, чтобы заботиться, заботиться о ней не надо, да и ухаживать ни к чему, проку в том нету. Просто написать несусветную чушь про погоду, пресловутое «как настроение?», а всё остальное фантазия дорисует. У Полины отменная фантазия, нереальная фантазия!

– Ну, почему?! – закричала Поля беспощадному солнышку, но тому дела до неё не было, – Мне же ничего от него не надо! Ни замужества, ни денег.

– Кар! – совершенно искренне удивилась ворона с соседнего дерева – не так часто встретишь среди людей подобное бескорыстие.

– Вот тебе и кар! – разозлилась молодая женщина и по раскрасневшимся щекам потекли блестящие, как бусинки, слёзы, – Почему, ворона, а? Ну, чего я такого сделала? Почему? Зачем я о нём плачу?

Сигарета оказалась невкусной и вонючей, и во рту остался неприятный привкус. Курить Полина бросила вроде, но сегодня смалодушничала. Зря. Так и знала, что изжогой дело закончится, придётся зубы чистить мятной пастой, а от мяты тошнит.

Раздался телефонный звонок. Неужели он? Нет. Мама.

– Поля, как здоровье?

Худший вопрос из тысячи каверзных, потому что нет на него ответа. Сказать «хорошо» не получится, а «плохо» – бывало и хуже. И так, и эдак – ложь.

– Живая, да и ладно.

– Нужно что-нибудь?

– Да сама я, мам.

– Ну, ты говори, не стесняйся.

Мама обращается с ней, как с немощной, бережёт, как вазу из хрупкого стекла. Знала бы, чем её дочка нездоровая ещё пару недель назад занималась, руки бы не подала и прокляла на веки вечные. Зато теперь всё складно да ладно. Не напишет больше Ваня и греха не случится. Это надо ж надо так умудриться – в сорок лет настолько к случайному мужику прикипеть? Слёзы вроде бы высохли, но боль в груди осталась. Пустота на половину туловища, а дальше только хуже. Даже, когда вдовой пару лет назад сделалась, так не печалилась. Не любила своего Колю, не берегла, за то Бог и наказал.

Молодая женщина обвела придирчивым взглядом комнату. Прибраться бы! Диван стоит разобранный, простыня на пол сползла, плед в узел замысловатый завёрнут, как будто стадо кошаков по нему елозило. Кстати, о кошках. Соседка снизу котят раздаёт. Чёрненький очень Полине понравился, смотрел на неё как-то по-особенному, мурлыкал, когда она его на руки взяла. Нужно с дочерью посоветоваться. Рыжий тоже хороший. Поля давно о рыжем коте мечтала.

– Мам! – легка на помине, – Я переодеться и к Светке с ночёвкой. Угу?

– Угу, – опять в одиночестве ночевать, под стёганым одеялом спрятавшись. В одеяле жарко и совсем не по сезону, но безопаснее. Последние несколько месяцев Полине упрямо казалось, что вернулся Коля, погибший пару лет в жуткой аварии, и хочет забраться на своё законное место с краю дивана, к неверной вдове под бочок. С тяжёлым одеялом усопший не справится – руки слабые, от ожогов пострадали, а простынку легко сдёрнет. Понятно, что игра воображения, но в темноте Поле разное мерещилось. Видимо, побочка от психотропных таблеток.

– Даш, а Даш! У нас соседка котят раздаёт. Двое осталось. Какого котёнка выбрать? Чёрного или рыжего?

– Чёрного, конечно. Ты ведьма, тебе чёрный подойдёт.

– Рыжий красивый, пушистый. Может, лучше рыжего?

– Давай рыжего.

– Тебе всё равно, что ли?

– А тебе какой больше понравился?

– Чёрный.

– Так и бери чёрного.

– Но я о рыжем всегда мечтала.

– Мам!

– Что?

– Давай двоих возьмём.

– Не-е, двоих жирно, мне б с одним справиться. Ты правда меня ведьмой считаешь?

– Ну, это же к тебе покойники по ночам приходят, не ко мне.

– Галлюцинации, наверное. В общем, решила я: пойду к соседке, а там, кто из котят первый подойдёт, того и заберу.

– Ты мозг!

Рыжий выбежал к Полине первым. Но та лишь равнодушно прошла мимо.

– Теперь я твоя мама, маленький Тиша.

Телефон в кармане едва слышно пискнул и ощутимо завибрировал. Видимо, пришло сообщение, но прижавшаяся к тёплому пушистику Полина сигнал проигнорировала. Впервые за последние две недели, когда Ваня перестал писать, ей стало всё равно. Жила же она как-то до него? Жила. Весело жила, не тужила. И теперь не пропадёт. Тем более, с таким поклонником. Чёрный, как сажа из дымохода, лапы крупные, массивные, с острыми когтями, а глазёнки смышленые, оранжевые с переливами, будто и не глаза вовсе, а янтарь из Эрмитажа. Хорош! Вырастет красавцем, сомнений быть не может. Хорош, как же хорош! Женщина и котёнок нашли друг друга.

Глава 2. Коля. 2 года назад

Поля лежала на спине, вглядываясь в шныряющие по потолку в поисках приюта тени. Надо бы уснуть, но… Храпит! Как же он храпит, жирный боров, носом булькает и зубами скрипит. Уже которую ночь Полина не спала, обдумывая попытку побега. Родители не поймут, друзья тоже. Коля добрый, хороший, на повышение пошёл, но… Как же опостылел он со своим храпом, дурно пахнущими подмышками и слюной на подушке.

О чём она думала только, когда замуж за нелюбимого выходила? Что стерпится? Дашка у неё от первого брака, но отцом Полининой дочери Николай стал. Подарками девчонку задаривал, на карусели катал, материнское сердце щедростью и добродушием покорил, а женскую потребность в мужской ласке удовлетворить так и не сумел.

Как же хочется горячо целовать мужа на закате, прижиматься к нему всю ночь тесно и пламенно, будить на рассвете нежными поцелуями, но… Это ж Коля! Изо рта у Коли салом воняет, даже если зубы почистит. Воздух портит, не стесняясь и не таясь, и смеётся потом, будто анекдот рассказал. Как же можно так, при женщине-то? Чудак. Ничего ему не стыдно. И весь он не такой, не эдакий. Несуразный, неловкий, лезет со своими опостылевшими объятиями невпопад, будто не видит, что жену от его прикосновений воротит.

Но вроде и привыкла к нему уже. Главное – зажмуриться покрепче и кого-нибудь симпатичного представлять. А ещё кино для взрослых немного помогает. Но была б Полинина воля, она бы Николая Петровича и за километр к себе не подпустила.

Вот и сегодня согласилась. Зачем? Он храпит довольный, а у Полины всё тело саднит, будто наждачной бумагой тёрли, а в душе такое… Сказать неловко. И надо же – нравится ему над ней измываться и всё время хочется ещё, как назло. Ничего, эгоист, не замечает. Или замечать не хочет? А Полину тошнит. Тошнит уже от всего этого! Месяц назад эрозию лечила, отдохнула от супруга немного, как же хорошо тогда было. Никогда не думала, что подобная оказия с ней, темпераментной и страстной, случится, что от интима настолько отвернёт и даже мысль об этом противна станет. С первым мужем каждую ночь хотелось. Может, климакс уже? Рановато что-то.

Поля вздохнула и присела на кровати, вглядываясь в темноту злыми глазами. Завтра рано утром на работу, а тут… Пореветь, может? Толку-то. Только хуже станет. Лицо от слёз опухнет, покраснеет, пятнами пойдёт, не восемнадцать уже, ночами в подушку реветь. Она опустила ноги на пол, отыскала тапочки. Тихо в комнате, тени по потолку и по стенам бегают, видно, буря за окном разыгралась, но завываний ветра не слышно. Коля у неё хозяйственный на редкость, окна добротные поставил, деревянные, дорогие. Тройной стеклопакет. И занавески собственноручно повесил. У Поли вечно то руки болят, то голова кружится, всё не слава богу. Может, и зря она на мужа взъелась? Главное в семейной жизни не оргазм, а поддержка и забота. Но как же хочется любви!

В тяжких думах женщина поднялась с постели, машинально накинула короткий, кокетливый халатик и сама не поняла, как оказалась на кухне перед холодильником. Холодильников у Чухниных два. Один высокий, под самый потолок, с огромной морозильной камерой. Другой поменьше, обычный. Муж – заядлый рыбак и охотник. Мясо и рыба в доме никогда не переводятся. А в этот раз ещё и овощей в зиму наморозили.

Поля открыла дверцу холодильника и уставилась на заставленные кастрюльками и баночками полки. Суп она вчера варила с грибами, но суп – еда на раз, надо с пылу с жару хлебать. Это муж непривередливый – ест всё, что дадут, а Поля любит вкусненькое. Николай вечером мясо запекал в пакете со специями. Мясо и холодное хорошо. Поля невольно сглотнула слюну и вытащила ароматное и румяное мясо, предвкушая вкусную полуночную трапезу, отрезала себе кусок белого домашнего хлеба. В голодном желудке заурчало. Несмотря на зверский аппетит и прожитые годы, Полина оставалась всё такой же стройной и подтянутой, как в восемнадцать, безумно привлекательной и хорошенькой, подружкам на зависть. Обмен веществ. Ведьма.

– Ты чего не спишь? Чего в темноте сидишь? – в абсолютной тишине громко щёлкнул выключатель, и застигнутая врасплох женщина инстинктивно зажмурилась, поперхнувшись. Холодная и безжалостная ненависть накрыла её с головой. Нигде от него покоя нет! На кухне в темноте, и то не даст посидеть. Всюду лезет, контролирует!

– А что, нельзя? – Полинины зеленовато-жёлтые, округлившиеся, как у взбесившейся кошки, глаза метнули в сторону опостылевшего супруга агрессивные пылкие молнии. Спокойный, уверенный голос с металлическими нотками прозвучал угрожающе, но глупый Коля намёков не понимал.

– Хлеб опять на столе резала. Нужно на доске. Столешницу испортишь. Крошки кругом. Убери потом, не забудь.

– Слушай, Коля, тебе делать нечего? Что ты шляешься тут? Какого хрена тебе тут нужно, а? Спишь и спи.

– После тебя всегда на кухне тарарам. Не могу привыкнуть, – да за кого он её принимает? Девочка она ему, что ли? Учит её вечно. Слово-то какое детское «тарарам», смешное. Крошки, говорит, после неё? Крошки, мать его? Полина воинственно отбросила огненно-рыжие локоны за спину. Ну, всё. Сил терпеть нет, дождался ты, Коля!

– Да пошёл ты… пошёл в жопу!!! – она вложила в эту фразу всю силу своей, копившейся годами, неприязни.

– Поль, ты чего? Я же как лучше хочу, – крупный, страдающий лишним весом Коля побледнел и даже испуганно попятился, упираясь затылком в настенный шкафчик. Шкафы он выбирал лично, под цвет подаренного бабушкой на свадьбу чайного сервиза. И кронштейны прикручивал, и много чего сам мастерил. Умелец. А Полина так – вещь бесполезная, для красоты только, ещё и больная вся: то тут колет, то там ноет. От собственной неполноценности Полю последние месяцы неистово накрывало. Ещё и муж обходится с ней, как с ребёнком.

– Что как лучше? Кому? Тебе? Видеть тебя не могу, понял? Надоел ты мне до чертей! Чтоб ты сдох, дурак! Пошёл ты! Хороший ты весь, да? Такой весь из себя умелый, да? Герой? А я? Я? Ты знаешь хоть, что мне нужно?! – она захлебнулась собственным гневом и на пару секунд запнулась.

– Поль. Ну, я же всё для тебя! Всё, как ты скажешь!

– Всё? Единственное, чего я хочу – рожу твою не видеть, понял?

– Что? Почему?

– Не люблю я тебя и никогда не любила, – опрометчивые злые слова слетели с губ взбесившейся жены и больно ударили Николая в грудь, как будто здоровенный кулачище. Губы у Полины нежные, вкусные, но ругаются так неистово и жёстко, что сердце от ужаса замирает. Так и кажется, что плюнет ему любимая супруга в скуластое лицо и уйдёт из дома прочь, растворившись в ночной темноте. Особенно последнее время лютует. Болеет, наверное, нервничает.

– Ты просто устала. Прости меня.

Господи, да за что ж ей это? Она его посылает прямым текстом, наглеет, а он робеет и извиняется, как слюнтяй. Тряпка, а не мужик! Горе. Даже поскандалить не с кем.

Униженная и сгорбленная, ставшая немного ниже фигура обиженного Коли безмолвно растворилась в дверном проёме. Ушёл. Наконец-то. Наконец-то, Поля одна осталась, как и мечталось. Только кусок теперь в горло не лезет. Погорячилась. Из себя вышла. И жалко мужа. Ох, жалко. Неплохой же мужик, терпит её выходки и истерики. Чтоб его! Поля с силой швырнула фаянсовую тарелку из-под мяса в раковину и горько расплакалась. Тарелка треснула пополам, как и их с Колей счастливая семейная жизнь.

Глава 3. Будни

Полина совершенно неожиданно проснулась среди ночи и уставилась ясными глазами в потолок, будто и не засыпала. На удивление, спокойный Тишка дрых у неё под бочком, уютно свернувшись тёплым калачиком. На антресолях кто-то сопел и ворочался. Тёмная тяжёлая тень отделилась от угла, пугая размытыми очертаниями. Коля шалит? Или домовой активизировался?

Поля выдохнула. Если кот спит, значит мерещится. В привидения Полина не то, чтобы верила, скорее не верила, а просто знала, что они есть. К ней с детства странные сущности по ночам приходили. Кто знает? Может, и правда ведьма она потомственная, как Дашка говорит? Прабабушка по папиной линии оккультизмом занималась, вот и передалось. Или шизофрения. В их роду шизофреники тоже случались. А вот заболеваний системных ни у кого из ближайших родственников не зафиксировано, одна она какая-то невезучая. Стало грустно.

Машина под окнами фарами светит, тень от компьютерного кресла на стену упала. Вот и разгадка. Соседи в подъезде дверьми стучат, отношения выясняют, а кажется, что звук с антресолей доносится. Женщина вздохнула, повернулась на правый бок и погладила маленького Тишку. Сообщение вроде вечером приходило, посмотреть надо – может, серьёзное что. Она потянулась рукой к прикроватной тумбочке, нащупывая сотовый.

«Привет, как жизнь? Когда встретимся?»

Вот сволочь! Всё делает так, как ему удобно. Две недели отчаявшаяся Полина ждала его и на скорую встречу надеялась, а теперь, когда кое-как обвыклась с гнетущей тишиной и оскорбительным игнором, нарисовался. Не будет она ему писать. Ни за что и никогда.

«Привет, на выходные свободна»

Нет в ней гордости ни капли. Разве можно так? Хотела к чёрту послать на веки вечные, а сама…

Вспомнились Ванины руки, сильные, смелые, и горячие губы, ласковые, чувственные. Редко, когда мужики целоваться умеют, тем более ТАК. Скучающее без любви тело наполнилось сладкой и приятной негой. Наркоманка дофаминовая. Ну, и пусть! Гордость. Гордость. Кому она нужна эта хвалёная гордость в сорок-то с хвостиком? Скоро вообще ничего хотеться не будет. Хоть пару дней до долгожданной встречи пожить в предвкушении. Ванька не обманывает. Сказал встретимся – значит будет свидание.

А познакомились они как? Смех, да и только. Он подумал, что она девчонка-ровесница, на танец в ресторане пригласил. А она решила, что сорок ему, просто выглядит хорошо, и пригласить себя позволила. А у них разница в десять лет, как глубокая пропасть. Уже когда в кровати обнявшись лежали, спросил, она и выпалила, не задумываясь. А Ваня о себе поделился. Ужаснулась Полина немного. Только поздно было из тёплой постели убегать, так до утра и осталась. Странно. Возможно, зря она призналась, немногие мужчины женщин старше себя любят, но врать о возрасте – саму себя стыдиться. Возраст – это лишь цифры в паспорте, как имя или фамилия, это не о стыде, а о персональных данных. Что есть, то и есть. Подумаешь? Тем более, что и сама она не в восторге от Ванькиной молодости. Но бульон из своего случайного любовника варить Поля не собирается, а замуж её и на татарском аркане не затащишь! Плавала – знает.

Таинственная машина, свет от фар которой так причудливо и странно расписал полуночные стены, уехала, и комната погрузилась во тьму. Опять фонари не горят, что за напасть? Когда с ныне покойным Колькой в этот район переехали, ни одного фонаря во дворе не было, вот уж темень так темень. Вечером домой возвращаться – страх божий, особенно в ненастную погоду. Ещё и яма на яме, только ноги ломать. Это сейчас цивилизация, по сравнению-то…

Нет, кто-то определённо на антресолях завёлся! Но пока она с котом, этот таинственный «кто-то» в кровать не полезет, не рискнёт! И обгоревший Коля больше не придёт. Спасибо Тишеньке. Полина не заметила, как погрузилась в спокойный, полный чудесных сновидений, здоровый сон. Как же всё-таки мало человеку для счастья надо: знать, что нужен ты кому-то, что ждут тебя, ну, и выспаться…

Жуткие, искажённые до неузнаваемости женские силуэты, объятые увечащим огнём. Нечеловеческие, ужасающие, разрывающие барабанные перепонки, дикие вопли, переходящие в полные боли и тихих страданий стоны. Запах горящего мяса, дым и копоть. Жарко. Невыносимо жарко. Обугленные головы и волосы рыжие, белые, чёрные… Почему волосы не сгорели? Кто все эти женщины?

Полина подпрыгнула и проснулась. Вся в липком поту, пылает. И приснится же такое! Неужели простудилась, заболела? Не хватало ещё вирус подхватить! Ей беречься надо, ремиссия нестойкая. А то начнётся всё заново опять. Да и на свидание нужно в субботу попасть. Необходимо и точка.

Кто-то тихонько и неуверенно скрёбся в углу. Котёнок? Ну, конечно, Тишка, кто ещё? Э, милый засранец, так он всю квартиру загадит! Надо будет малого к лотку приучать, не было печали. Но для начала покормить, выпить чашку кофе и на работу собраться. К сожалению, за красивые глаза Полине зарплату не выписывали – коллектив женский, сплошь все красавицы, выделить некого. Бухгалтерия. Да ещё в поликлинике детской. Из мужиков только вечно пьяный слесарь. А, забыла совсем – айтишники, две штуки, но те настолько странные, что казались Полине некими антропоморфными существами, а не парнями. Разговаривали на каком-то своём, потустороннем, и девушками не интересовались. Подруга давно Полю в частную медицинскую клинику звала, там и жизнь корпоративная, и премии, но… Вдруг опять обострение? Кому нездоровый работник нужен? Лучше уж в болоте государственном, да и к бесплатной медицине поближе.