Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг
Где-то здесь
Избранные стихотворения из трёх книг
Андрей Драгунов
© Андрей Драгунов, 2018
ISBN 978-5-4490-2830-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Где-то здесь
«Пока ещё чернеет словом лист…»
Пока ещё чернеет словом листи лампочка горит, пыльцой наморщась —от мотылька – наивный оптимист,желающий согреться… Где-то площадьещё шумит и музыка без нотиз репродуктора моё терзает ухо —пока ещё… фонтан смывает потс брусчатки площади. Какая-то старухабутылки собирает из бачков,остатки пирожков себе на ужин —начало века… видимо таковудел того, кто никому не нужен,по крайней мере в данный день и час.Синоптик обещает потепленье —ещё… и мотылёк согреется как раз —последний раз, под утро в понедельник.октябрь 21. 2014 год.«Когда и листья закончились – голый лес…»
Когда и листья закончились – голый лесстал почти забором. «Ау» пропадает в ветках,не найдя адресата… кого-нибудь вообще,кто ещё различаем в древесных сухих отметках,как какой-нибудь, скомканный ветром, сушёный лист —разотрёшь в ладони – останется только мусор —ничего из того, что было – так пианистразбирает ноты в клавишах. Савик Шустерразбирает буквы, вдавленные в эфир,но слова стекают, как мальчик по белой простыне…не помогает, даже, тёплый в углу сортир —важная вещь, особенно, поздней осенью,а зимой – тем более. На сколько хватает рук —потянуть за ветку, чтоб, как пером, по лужерасписаться, комкая дрожащий, неровный звук,будто бы лужа, точно, как я – простужена…и не спешит согреться под коркой льда,чтобы дожить до первого потепления…Деревья, совсем пустые, сквозь облакапропускают небо в лужу – без сожаления.октябрь 22. 2014 год.«Как листва стекается с мусором в водосток …»
Как листва стекается с мусором в водосток —утекает прошлое, выжатое из камня —до последней капли – Создатель не слишком строгв выборе методов – всё убежит до каплииз последней струйки, что, как по щеке слеза —на рукава рубашки в большую клетку,смяв за собой ресницы, вообще глаза,как уже ненужную в пейзаже – вообще – отметку.И мокрые пальцы, сжимая в кулак листву,как холодные ветки, надеются не замёрзнутьс наступлением холода, что ближе всегда к концу,по крайней мере – года… тем паче к звёздам.Но терзает память, оставшаяся не у дел,потому что бумага терпит, но не погода —осень кончается, снег у подъезда сел,как с пирожками школьники – не удобнодля проживающих, как на траве дрова,смяв под собой оставшуюся природу,т.е. тычинки, пестики, чьи праваи без того нарушены огородом,что как последняя радость для этих мест,тем более осенью, когда урожай в подвалах…если останется что-то, что мышь не съест,то до весны сохранится под одеялом.октябрь 22. 2014 годВещь
Вот и ты состарилась рядом со мной,пепельница, купленная на распродаже,из какого-то старого дерева, с чешуёй,как у ящерицы, или у рыбы, даже.Но поскольку и ты состарилась, как и я —не имеет значения – что видишь перед собою —долгие годы ты выручаешь меня…Не представляю – как жил бы с такой другою.октябрь 24. 2014 год.«Выходя из дома, теряешь опору. Стенку…»
Выходя из дома, теряешь опору. Стенку,так как не знаешь когда случится обратно…Термометр бьётся в минусовую отметку,отмеряя уже не градусы – срок, вероятно.И слова замерзают на выдохе, как при испуге,точно зная количество смёрзшихся капель —до последней, поскольку никто в округене способен вычислить… да и зачем им, кстати,все эти вычислы, теряя в чернилах время —вспомнишь однажды – считай выходной потерян…глянешь в окно, где листья в следах старенья —это единственное, в чём можешь быть точно уверен —и прошло пол жизни, как будто бы время года,смяв за собой пейзаж, как ночные простыни —от греха подальше, чтобы в момент уходаничего не портило картину цветастой осени,или зимы, тем паче, с её безличием,что, как пустое зеркало – выцветаетс наступлением сумерек… и мается безразличиемк происходящему, к тому, что вот-вот растаети сольётся с облаком, что, как и ты – из дома,в птичье пространство, что, как всегда – на убыль —за горизонт, где в звучных раскатах громапроисходит всё то, что позже пойдёт на уголь.октябрь 25. 2014 годПамятка
У комнаты есть граница, за которой ничто. Пустырь,то есть почти что облако, трущееся о небо,как о штанину боком, вытертым, поводырь,переходя дорогу туда, где ни разу не был.Но покидая комнату, без веских на то причин,переходя предел, к которому был приколот —находишь, увы, не облако, а несколько крепких мужчин,что объяснят доходчиво, как был этот мир расколот —с помощью крепких рук, с уликами и примером…и никого вокруг – ты оказался первым.И, оставляя комнату, не оставляй следов,чтобы никто из нынешних не перешёл границу,надеясь в чужом пространстве на выгоду и улов —а это всего лишь только – исписанные страницы.октябрь 27. 2014 год.Из записок путешественника
…и лодка ткнулась в камень мостовой,поскольку та переходила в водуот дома у воды. Я сам не свойступил на берег и обрёл свободу,по крайней мере – землю под ногой.Погода, как всегда в морских краях —не лучше и не хуже – ровно сыро,но лучше, чем в исхоженных морях,когда за бортом скомкано полмира —в остатках рыбы или в якорях.Число строений здесь, на берегу —не спорящих с величием канала —пять или шесть, включая ту трубу,что подаёт тепло под одеяло…и прочую земную ерунду.Кантора, что зарплату выдаётза сельдь из банки, пряного посола,стена к стене стоит – за ней завод,где рыбка та, не избежав улова,становится закуской в Новый год.Хорошая дорога, почта склад,откуда расплываются товары:шелка; посуда; рыба – всё подряд —лишь бы остаться с выгодным навароми, по возможности – был покупатель рад.За складом, сразу, автомагазин,хотя здесь – ни дорог, ни направлений —кругом вода, а в лампах керосин…Велосипед, от непременной лени —весь транспорт, но не требует бензини смены масла… Почта и сбербанкна площади – ещё из прошлой жизни —с колоннами, с гербами разных стран —но вытерлись и собственностью пылис годами стали. И еще фонтан.Конечно церковь с нищим у дверей —он в прошлом, как сказали, был матросом,но судно сгинуло и он с тех самых дней«стреляет» у прохожих папиросыи сторожит… оставленных детей.Велосипед скучает у кафе…Сюда не забредают офицерыв просоленных, измятых галифе…У барышень другие кавалерыи помыслы… конечно, под шафэ —майор ещё не значит – генерал —что толку в переездах и скандалах…Сбежать от сюда – каждый бы желал,чтоб не искать трубу под одеялом —но не на столько, чтоб идти в подвал…куда-нибудь ешё, где сладок хлеб,но не единым… Без любви – увольте!И здесь найдётся женщине ночлег —без выкрутасов – Можно ли, позвольте…Без шарканья подошвой о паркет.На почте из приезжих суета —открытка с адресом – вся радость очевидца,что посетил далёкие места —без конвоира и не, как убийца…И совесть тоже, в общем-то, чиста.Число людей – стремительно – к нулю —убрать приезжих – будет мёртвый город.Из местных – только нищий, что своютвердит молитву, поднимая воротч порывом ветра, резким к ноябрю.Когда сзывает с пристани гудок,толпа приезжих стайкой до причала…Открытки с видами, утоптанный песокна башмаках… тепло под одеялом —в каюте, где забыться на часок.Испить баклажку крепкого вина,забыть, что видел и домой вернуться…И только в небе полная луна,к которой никогда не прикоснуться,напоминает – жизнь не так длинна.октябрь 27. 2014 год.«Восточный ветер приглушает звук…»
Восточный ветер приглушает звук,спешащего последнего трамвая,звенящего на стыках – Тук-тук-тук,но нотный стан почти не различаем,засыпанный последнею листвой,как и положено в такое время года —развеется потом, сама собой —на то она, как сказано – природа.Останется немного до весны —на корм цветам газонным вдоль дороги.Ну а пока – размоченные сныпод коркой снега, что терзает ногисвоим присутствием, увы – не среди нот,а лишь под каблуком – и тем довольна —от маленьких, казалось бы щедрот —дожить до потепления достойно —не слиться с мусором в канаву до тепла,до срока, т.е. в тёплый понедельник.Трамвай спешит подальше со двора,от остановки, как простой бездельник,сбивая колесом с «железки» снегещё не прочный, но вполне липучийко всем предметам… Смех летит сквозь снег…На стыках – Тук-тук-тук – на всякий случай.октябрь 27. 2014 год.«…и вся вина твоя, что ты прожил…»
…и вся вина твоя, что ты прожилпол жизни на Чайковского, у «Дружбы» —теперь где ЗАГС. Лишь сквер остался жив,фонтан засох и никому не нужен.Ты слишком много помнишь из того,что помнят лишь деревья с фонарями,которые стоят без ламп давно,без мотыльков, но с белыми следамиот голубей, которым всё равно —вся эта жизнь, Чайковский и другие —вон старый вяз – обычное бревнопосле распила, как чужое имя,услышанное ранее тобой,когда ещё названья вспоминалина раз-два-три, как ноты под рукой…и песенку про дружбу напевали…и память длилась, как в реке вода,неспешная вода – из речки в море —доступная для зрения игра —воды, песка и ветра на просторе…И медленная музыка звучитпочти не слышно, будто ниоткуда…и только голова болит. Болит —что в жизни не случилось даже чуда.октябрь 28. 2014 год.«И вода всё та же, но сколько воды утекло…»
И вода всё та же, но сколько воды утекло,пока лодка стучалась в пристань и скрипело веслов уключине, будто перебивая волнус её тихим шёпотом, вторгшимся в тишину,как вторгается Мавр в спальню, шепча – Люблю,убивая потом в объятьях любовь свою,как ненужную вещь… Шевельнёшь волнупальцами – испугавшись, бежит в глубину,то есть туда, где потом и прячет свои мечты,в которых песок – обязательно, но никак не ты.октябрь 28. 2014 год.Только что… рядом
И Ангел знал всё с самого начала —чем всё кончается, но теребил перо,куда-то подгонял. В глухих подвалаххолодной осенью укутывал крылом,чтоб не замёрз до времени, до срокаи чтоб страница не была пуста,чтобы история не выходила боком —чернилами – не ягодкой с кустана мёрзлый чернозём, червям на радость,снежинкам на прокорм зимой в ночи…Когда и Ангел спит, и сердце сжалось —от холода – перо ещё скрипит.октябрь 28. 2014 год.«Театр многоярусный – есть Рай…»
Театр многоярусный – есть Рай,по крайней мере, точно, для поэтас построчной жизнью, где из края в крайслоняется душа, ища ответа…но находя лишь зыбкие чертыв исписанных листах, воспоминанья…и что-то, что не видно с высоты,а лишь вблизи, но тоже без названья,без имени… и лиц не разобрать,слоняясь за душой в пространстве Рая,среди других, таких же… и узнатького-то – времени – при жизни – не хватает.октябрь 29. 2014 год.Отъезд
Игорю Кучину
Переезд с каждым разом даётся трудней. Сложней.Выберешь место – его уже кто-то занял —опоздал с отъездом – всего на несколько дней —не то чтобы лень – так, завозился с вещами…а билет на поезд действителен только раз —не успел к отправке – вокзал тебя точно примети согреет скамейкой, сделанной на заказ —к юбилею города, чьё трижды менялось имя…и в другую сторону свезёт именной состав,куда есть билеты в наличие, без доплаты,предоставив купе на сутки, как батискафв мутной водичке, где лица всегда измятына конечной станции, где точно, никто не ждёт —разве что – погода очередную жертву,обозначив границы снегом, что не сойдёт,что вполне естественно – по местным меркам.Но приезжий топчет ботинком чужой ламинати цепляет взглядом балконы, колонны, арки,что обычно утром, тупо ещё, молчат,как разбитая чашка, с вечера, в мусорном баке,и тревожит, разве что, память того, кто спит…Ты же, своим ботинком втоптав окурокв мостовую столицы, как истинный индивид,мнишь себя победителем, как на Балканах турок.Но впиваясь ногой в чужой для тебя пейзаж,тыча пальцем в небо, где этажи построекподпирают облако, испытываешь куражот веселья – чувствуешь – не достоинархитектор, колонны чьи украшают пляж —нынче пляж, а ранее площадь града —не того, что портит теперь подъездной пейзаж,а того, что ближе к царю и с народом рядом…что не мучит глаз и облако не теребит —островерхой башней, цепляясь за небо крышей,что в холодной капле, как будто в слезе блестит —толи это солнце… толи еще что-то выше…И глядишь на это, как будто последний раз,собирая мелочь на пирожок с картошкой,на билет обратно, туда, где тепло сейчаси никто не скажет, что ты здесь чужой… немножко.октябрь 30. 2014 год.«Созревший виноград – для птиц награда…»
Созревший виноград – для птиц наградаза ожидание, за непомерный знойв июле, августе, когда из-за оградыторчит листва – замёрзшая зимой…и ягоды наполненные зреют,как в бочках старых новое вино,которое, увы, не постареети будет выпито гостями всё равно —на юбилей, на новый год, на праздниккакой-нибудь вообще… и просто так —в какой-то день пустой, однообразный,как раньше в автомате – за пятак.И ягоды ладони согреваютсвоим теплом, как птицам голоса,и капельки сквозь пальцы протекаютв траву, на землю, чтобы, как роса,остаться до утра… и новым утромпочти вином увидеть белый свет —последний раз, как будто бы. Как будтовесны не будет и спасенья нет.октябрь 30. 2014 год.«У осени ни времени, ни сил …»
У осени ни времени, ни сил —сбивать листву, оставшуюся, с вязов,сметать с дорожек лиственный настил,что никому до снега не обязанбыть убранным… и не дрожит рукав перечислении, и клетчатой не жалкобумаги, что не вытерлась покапод пятернёй, как камни на Сан-Марко,где голуби перебирают хлеб,накрошенный… и лев читает книгу,известную уже две тыщи лет,кроит словарь, как некую интригу…и всё пытается куда-то улететь…исчезнуть, сгинуть с мраморной колонны,чтоб на туристов больше не смотретьс косыми взглядами, что выглядят не скромносреди других, живущих тут людей.Откроешь рот, а вылетает птичка —фотограф деньги «рубит» без затей —быстрей, чем даже догорает спичка,или сметают с площади листву.Погода «шепчет» – наливай и выпей,чтоб не замёрзнуть – граппы – на ветру,у «Флориана» – вечная обительскитальцев всех… Уже немало летпрошло с тех пор, как я кормил пернатых,но осень, всё же, требует ответ —кто, всё-таки, остался виноватым —Отелло, или блудная жена? —лев точно знает, но его не спросишь.Водичка размывает имена…кто в чём повинен – ветерок относитподальше в гавань – к мёртвым – наугад —среди камней, назначенное имя —найдётся точно. Ветер без преградлиствой засыплет, обойдя другие,и будет точно знать – кто где лежитв объятиях водички чужеземной,под камушком, что точно сохранит —за мизерную плату – непременно,когда за смертью не кончается ничто…и голуби выклёвывают мякишстоличной булки, «птичье молоко»вываливая на руки смотрящих.октябрь 31. 2014 год.«Уходит время, будто в облака…»
Уходит время, будто в облакалуна уходит и оттуда светитнебрежным светом, как фонарь, покапогода позволяет… но в конвертеуже листок с назначенным числом —который год чернила «греют» дату —отсутствия. И мысли о былом —в перечислении – ни в чём не виноваты,как и чернильница в отсутствии чернил —бумага терпит, а перо пророчит…Наличие в окне цветных картин —бумаге добавляет лишних строчеки впечатлений, а уже ноябрь —должно быть холодно, но солнце пригреваети птичья стая метит календарьприсутствием… и облако не тает.ноябрь 1. 2014 год.«Взгляд на поверхности письменного стола…»
Взгляд на поверхности письменного стола,как в раскопах памяти, выискивает морщины —доказательства, то есть жизни, где все слована бумаге, по крайней мере, пока что живы.И в ложбинках дерева, как в вывертах из земли,что сравнима, разве что, только с водой забортной,что берёшь рукой, как многие не смогли —проступает кровь, отпущенная аортой…и бурлит, и пенится. Стол сохраняет виднепреступной крепости, хранит, как перо чернила,свои трещины… и, кажется, говорит,как чернила – буквами, что плоскость не сохранилаиз-за того, что строчки бегут. Бегут,сохраняясь, разве что, в памяти – не на долго…да ещё в испачканных пальцах, что берегут —в папиллярных линиях чувства – почти что долга.ноябрь 1. 2014 год.«С книжной полки, ладонью стирая пыль…»
С книжной полки, ладонью стирая пыль,перебираю названия в переплётах,как пустыми фарами утренний автомобильранних прохожих, знакомых, или кого там…Разыскать пытаюсь старый уже сюжет,или, хотя бы, автора – того, чьё имядолгие годы давало на всё ответ,но куда-то скрылось… записанное другими…и на книжной полке спрятано – в закромаи хранимо жизнью самой, как на всякий случай,под тяжёлой пылью, где медленные словаобрастают кожей, такой же, как смысл – тягучей,но вполне послушной под пальцами теплых рук…Пыль слетает с полок, теряясь в пустой квартире,среди редкой утвари, как солнечный зыбкий круг —в отражении, т.е. как автор – искомый – в пыли.ноябрь 1. 2014 год.«Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор…»
Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор,что сплошные сутки рассказывает про искусство,про любовь к природе под гимн очень рано утром,выжимая слезу, как из девочки ночью чувства,как что-то большее, пуговицу грея в пальцах…тихо вдруг, как будто палач секируприготовил… как бабушка нитки, чтоб шить на пяльцах,пока ещё кто-то не оживил квартирушарканьем тапок. Кот шепелявит «Мяу»,как заклинание, сбиваясь на рыбный завтрак —минтай или хек обрадуют вдруг слюнявымвкусом во рту – рано утром, как гимн – внезапно…но слова разбегаются, как из-под обоев мыши.Ноты, тем более, шумным неровным строем,разбредаются – всё выше, всё выше… Выше —даже если музыка кончилась и инструмент расстроен.И репродуктор хрипит, как больной в угаре —антибиотики лишь продлевают участь —ноты сыпятся вслед за словами – в паре,будто танцоры, что на паркете мучаются,разбивая в кровь невидимые мозоли…Репродуктор гимн выдаёт, не скупясь на радость.Слушаешь этот бред и твердишь – До коле…в календаре отмечая – сколько ещё осталось.ноябрь 2. 2014 год.«Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви …»
Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви —максиму – о погоде, или что ел на завтракстёсанными зубами – о чёрные сухари…вкус чей когда-то был непомерно сладок.«Хотя не имеет смысла – деревья ещё растут…» —глянешь в окно и видишь как умирает осень —высушенной листвою – по улице там и тут —мелкой монетой, что в шапку прохожий бросит…или отнимет собранное на пропой,ну и на хлеб, конечно, с кусочком сыра«городского» плавленого, с расплавленною слезой,где приглядеться – увидишь почти пол мира,или себя спустя девяносто лет…в рваных брюках с потерянными зубамив ящике тумбочки… с тем, чего больше нет…с узелками, завязанными на память,чтобы ничто не сгинуло просто такв наслоениях пыли, в дырявых, увы, карманах,как вчера, с листвой, потерянный «четвертак»…Долго хранился – а сгинул в помойной яме.ноябрь 2. 2014 год.Оставленная земля
«Пригород – это, где поворот с дороги…»
Пригород – это, где поворот с дорогиупирается в кладбище, где птицы живут, как дома,не смотря ни на что – вороны, стрижи, сорокии, даже, голуби, с кем по прошлой жизни еще знакомы.Пригород – это кусок земли, не заросший жизнью —только смотритель кладбища и собаки —те, что ушли из города и забыли —как это жить при доме, а не в овраге…Пригород – это земля от других – на память,чтобы доподлинно знали – откуда городи как это было раньше – двумя веками —еще без названия и, даже, еще без рода,то есть, когда дороги – сквозь пыль и камень —по направлению ветра… Трава – по пояс —тронешь её и кажется, что рукамитрогаешь жизнь – свою и… чужую, то есть.Пригород – это неспешная жизнь по кругу —точно шаг в сторону – и ты на другой планете…Где даже собаки знают в лицо друг друга —и их не боятся ни старики, ни дети.Эта земля ещё помнит и свист, и топот,или, как трактор последнюю снёс избушку,а тракторист обливался холодным потом,вспоминая свою деревню и мать старушку.Пригород – это бессрочная память детства,где никакая ржа – не разъест карманы,где только пыль, доставшаяся в наследство —всё сохраняет, прикрывшись сухим бурьяном.август 6. 2015 год.«Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня …»
Всё равно ты забудешь, когда я уеду, меня —так пусть остаётся листок пожелтевшей бумагив стандартном конверте, как памятка – после огня —в виде холодного пепла в бездонном оврагетам, где теряются мысли, слова и мечты…Там, где течение времени слишком условно —не как в стеклянных часах – так забудь про часыи пусть весь песок высыпается в воду покорно —прямо из колбы, в которой ни верха, ни дна —мелкие крошки еще не разбавленной сути —временем, как на бумаге – в конце – имена,изображения чьи – потерялись. Забудьте! —так как достаточно слов в почтальонском мешкедля отправления… да и для памяти – хватит,чтобы песок не растаял в горячей реке —вниз по течению, или под старой кроватью,ссыпавшись горкой, как будто бы пепел в концеперегорания дров и последней страницы —из неотправленных писем… С надеждой в лице —больше никто, никогда, никому – не приснится.август 6. 2015 год.«Много лет прошло с того времени, как переехал…»
Много лет прошло с того времени, как переехали остался жить на улице без названья —только номер дома, что для таксиста всегда помеха,когда ночью привозит кого-нибудь со свиданьяи пытается выяснить – где этот номер дома,по крайней мере – в какой стороне пейзажа,как он выглядит?.. Не находя искомойточки на карте, оставляет свою поклажув месте прибытия – дальше уже по звёздам,по завитушкам знакомых собак и кошек,что оставляют отметки, где только можно,или по птичьим следам, по хлебным крошкам…Место, где жизнь сложилась – ничуть не хужелюбого другого – деревья, река, дорога,даже памятник Ленину в центре огромной лужи —птицы его загадили понемногу,но перед праздником чист и блестит извёсткой,но не на долго – вода своё дело знаети размывает устои довольно жёсткои вместе с лужей медленно высыхает.Место – не хуже любого другого места —для проживания, а номер дома в награду…и ничего, что название улицы неизвестно —главное лес, река и дорога рядом.август 7. 2015 год.«Посажен в кресло для передвиженья…»
Посажен в кресло для передвиженьяпо комнате, хотя бы. До сортира.До зеркала, чтоб видеть отраженьесвоё в пределах маленького мира,под паутиной собственного страха —что жизнь так быстро поместилась в кресло —в обёртку на колёсах, как рубаха,что еле-еле прикрывает сердце —тем более хранит его – не долго —отправят в стирку и, считай, без кожи —болванчик – под стеклом – на книжной полке,с опухшей от волненья толстой рожей,с отвисшими до самых плеч ушами —ни больше и ни меньше – опахалои с тусклыми от долгих слёз глазами…Гляжу в окно, накрывшись покрывалом —хотя не холодно ещё – так по привычке.Смотрю – куда сегодня дует ветер,в какую сторону, чтоб позже на страничкеоб этом наблюдении отметить —пустяк, конечно – времяпровожденье —ещё одна возможность не остатьсяв пустой квартире только отраженьем,или, от пыли – тусклой иллюстрациейв своей же книге странных наблюдений —за ветром и погодой. Облаками,что добавляют новых впечатлений,когда над головой висят, как камни.Колёса медленно вытаптывают плоскостьквартирного пейзажа. Под ногаминемного воздуха – не пол уже, а возраст…Ни женский пол уже перед глазами,а только видимость – картинка над кроватью —без рамки – бабочка – иглой к шершавой стенке,чтоб помнить взгляд, движения, объятья…оставшиеся только на побелкецветным пятном. Как медленно проходяттакие дни! – в тележке для продуктов —в бесплодных мыслях о былой свободе,в воспоминаниях о радостных минутах.август 8. 2015 год.«Пробуждение – каждый раз возвращение к жизни …»
Пробуждение – каждый раз возвращение к жизни —маленьким птенчиком, растрёпанным желторотиком,ещё не знающим – как всё это будет выглядеть —так, как вчера, или по-новому – так, как сегодня?..Каждое утро жизнь начинается с новой строчки.Только деревья в окне не меняют листьяи покрывают асфальт расписным многоточьем —на том же месте, как будто бы с местом слилсяво веки вечные, как будто другой дороги —ни рядом, ни дальше… Подушка горчит слезамиот воспоминаний, что ночью особенно строги —в перечислении – тронешь её руками —не досчитаешься дней, что остались в прошлом —там – за чертой, досрочно прошедшей жизни…Каждое утро думаешь о хорошем,но постоянно лезут дурные мысли —те, что к полудню уже обрастают «мясом» —Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиАвторизация