Жжение. Женские рассказы
Возле виллы за высоким забором он берёт сумку за обе ручки, словно её саму за руки.
– Ты придешь завтра утром пить кофе?
– Утром придет маникюрша, потом массажист.
– А потом?
– Потом у меня этюды, я буду занята.
– Ты художница? Здорово! А в каком стиле ты пишешь?
– По настроению.
– А мне нравятся французские импрессионисты. Впечатление – это ведь единственное, что остается, верно?
– Они всем нравятся. Просто поголовно – любимый художник Моне, ну, или Мане, писатель – Достоевский, и композитор – Бетховен.
– А ты в России на Рублевке, наверно, живешь? – Он отводит глаза с отражённым в них серым забором.
– Нет, не на Рублевке. Спасибо, что проводил! – Она забирает сумку и уходит, не обернувшись, туда, где дверь с кодовым замком преграждает путь остывшему асфальту.
В сумраке пурпур педикюра превращается в капли запекшейся крови, разлетающиеся от её шагов по дорожке из розового туфа.
Да! Пинк! Глупый, женственный розовый, столь привлекательный для мужчин в трусах «Армани»… – окончательно решает она вопрос о цвете завтрашнего педикюра.
Ваша Эльмира
Здравствуйте!
Восхищена искренне Вашими произведениями.. У вас наверно соответствующее образование? Если Вы все пишете с натуры, когда и где успели набрать столько опыта и материала?
Я прочитала всё… Классно… И нашла в соцсетях Ваши фото… Из одного сделала картинку для Вас… Исходник взяла, чтобы ракурс совпал. Ваше на картинке только лицо. Я бы хотела Вас видеть так… Вы, в красном платье сидите у зеркала. Надеюсь, Вам нравится…
Я работаю вебдизайнером, а фотошоп― это хобби. Если есть желание, сделаю еще, но не спеша… Мне бы понравилось Вас одевать в красивые платья… Не в фотошопе, а в жизни, руками…
Вы, наверное, подумали, что я ненормальная лесби?
Возможно… Но определение «лесби» мне не нравится… слишком однозначно ―сразу кобла какая-нибудь видится… мужеподобная тетка в телогрейке, а я дюймовочка… Свои фото я тоже приложила, чтобы Вы видели, какая я…
Хочу Вам рассказать о себе немного…
В детстве я была предоставлена самой себе целыми днями… Лет в 12 начала нравиться себе… наряжалась в мамины наряды, туфли и любовалась собой в зеркале… Потом открыла, что можно не только любоваться, но и делать себе приятное… это стало потребностью, до сих пор это для меня сильнее секса… Сейчас мне стали нравится красивые женщины… и появилось желание доставлять удовольствие не только себе… Я еще не делала этого ни разу, но отчетливо себе это представляю… Не делала потому, что не было объекта вожделения… Мало таких женщин, которые поймут меня… Вы ―поймете, я это вижу… И мне важно, что Вы именно старше… Мои сверстницы мне вообще никак…
Предвосхищая Ваши возможные вопросы, отвечу, что я девственна.
С мужчиной у меня не было секса… но отношения были. Он меня понимал… он был красивый, образованный, состоявшийся мужчина 40 лет… эрудит, спортсмен, автолюбитель… Ему нравилось лизать мне, а мне сосать ему… правда, не сразу… мне было сначала неприятно брать член в рот… но потом понравилось… он делал все тактично, не торопил, тем более, не заставлял меня… Я смотрела порно в инете и училась.
У нас был не только оральный секс, ему нравилось, когда я дрочила ему… перед самым извержением надо было уловить момент и сжать член рукой… а потом резко разжать пальцы, чтобы сперма брызнула вверх… и тут же подставить рот и слизывать… Я была готова на всё, чтобы он испытал наслаждение…
Я не знала о нем почти ничего… был ли он женат… думаю, не был… но на улице мы с ним встречались только когда темно… из машины он редко выходил… Я не интересовалась, я хотела, чтобы эта эйфория длилась вечно… я боялась… один вопрос ― и все рухнет…
Он любил снимать меня на камеру… а мне нравилось позировать…
Я Вам прислала некоторые из этих фоток тоже. Я там голая. Я хочу, чтобы Вам было приятно меня рассматривать… У меня много таких фотографий. Некоторые я сама снимала на его камеру… он меня за это хвалил… Ему нравилось, чтобы я засовывала всякую фигню себе в анус и принимала развратные позы… Ещё он любил, чтобы я выглядела как школьница… или как юная проститутка… чтобы я детским голосом просила его дать мне пососать его необыкновенный, великолепный член.....
Его член ― моя любимая игрушка… была… Вообще, хуи как люди… бывают до того пиздопротивные, а бывают такие, что изо рта не вынимала бы… Я их много видела в порно… Правда, в жизни ― только один…Его…
Он не лишал меня девственности, мусульманская женщина должна быть непорочной, невинность должна хранить для мужа… Я татарка наполовину. Вообще-то татары исповедуют ислам. Но это не так важно и, на мой взгляд, мало чем отличается от мусульманства....
Все изменилось, когда на Новый год к нему пришла его давняя знакомая… красивая, стройная, умная… а когда выпили достаточно, она танцевала со мной… и мне было классно, от её близости у меня замирало все внутри… Потом лежали втроем, он с ней целовался… потом это перешло в трах… а я лежала и смотрела… и мне до жути хотелось взять в рот его член после того, как он кончил… да, именно, когда вынул… Наверно, если бы он притянул меня за голову или просто показал глазами, я бы взяла… и сосала бы ему, и одновременно целовала её губы, из которых сочилась бы его сперма…
Но я этого не сделала… и потихоньку ушла…
После этого он не звонил…
Вы скажете, он меня использовал? Конечно, использовал… Я это сама понимаю… А мне нравилось с каким-то отвратительным наслаждением подчиняться ему… А потом уже с удовольствием…
У меня вряд ли скоро кто-то появится… Я же буду сравнивать с ним, примерять… Мне пока самой себя хватает…
Вот с Вами бы так не поступили… Вы сильная… А я… сижу как мышь в уголочке и слезки вытираю… Я скучаю по нему… Но все проходит, и бессмысленно пилить опилки, как говорит мой папа…
Если женщина ―сосуд зла, то в моем случае зло ещё не выпущено на волю… Я порочна до кончиков ногтей… до кончиков волос…я такое вытворяю, когда остаюсь одна дома…Рассказать Вам, где я ублажала себя, так не поверите… Хотя, Вас не удивить… только после прочтения Ваших книг, я поняла, как я непорочна… а ведь считала себя самой отъявленной дрочилкой во всем мире…
Я люблю делать это на крыше, летом… 15-ти этажка… огни внизу, весь город в огнях… такое ощущение, что летишь высоко в черном небе… паришь над городом… и дрочишь этот клитор быстро-быстро…чтобы быстрее наступил оргазм… потому что, он не кончается, а превращается в маленькие мыльные пузыри, которые поднимаются и лопаются один за другим… ну Вы меня понимаете..
На крышу ведет дверь… кто-то сорвал замок, я купила новый и теперь хожу туда незаметно… Лестница прямо на моей площадке… мне одной там хорошо… это чувство нереальности… когда края крыши не видно… и ощущение, что ты на небе… не знаю, как это Вам передать… это надо ощутить самой......
А днём я там иногда загораю… на одеялке… а выше моего домов рядом нет… рядом только 9-ти этажки… Вдалеке новый район, там и по 25 этажей есть дома, и выше… но они очень далеко… хотя, я бы хотела, чтобы кто-то за мной подглядывал…
И я бы хотела целовать Вас… Я владею языком в совершенстве. В том самом смысле, в котором Вы сейчас подумали… Я знаю, что Вы это подумали…
Моя мама преподает русский язык и литературу, и ещё поэтому Ваши произведения так близки мне. Словно я давно-давно Вас знаю и чувствую…
«Морская прогулка» и «Однажды весной в Италии» и «Все люди – враги»… все это я прочитала лет в 12… Последнее ―тяжеловато… но там были эротические сцены… И мне нравилось читать и ласкать себя…
А Вы? Вы запираетесь в туалете, чтобы выкурить сигаретку и доставить себе несколько приятных минут? Класс… вижу Вас во время этого занятия как наяву… А если бы я была Ваша соседка, по подъезду хотя бы, Вы бы забегали ко мне на минутку… и я бы Вам помогала это делать… пока Вы курите в кресле, полузакрыв глаза… Это было бы цинично и порочно… без всяких там соплей про женскую дружбу и любовь… Я бы заменяла Вам все вибраторы и другие штучки…Классно было бы слушать, как Вы в разговоре употребляли бы матерные слова… я обожаю про себя ругаться матом…
Это было бы наше сокровенное, интимное… Вы бы доверяли мне… и я бы видела, как Вы это делаете....
Открыть Вам тайну? Та картинка, где я Вас сделала в красном… сидящей у зеркала… я делала себе приятное, представляя, что Вы сидите и смотрите на меня…
А Вы зашли бы ко мне в гости по-соседски? Я бы наверно сначала смущалась Вас… Вы хотели бы, чтобы я вот так, без лишних слов запустила руку Вам между ног…? Наверняка Вы бы пришли уже возбужденная… и сказали бы: «Подрочи мне, Эльмирчик…» У Вас и в жизни такая манера общаться… вести себя… «Подрочить Вам на крыше?» ― это прямая речь из моих уст, севшим от волнения голосом…
Я усложняю сокровенные желания? А знаете, как бы я повела себя на крыше? Наверно, вы все-таки разрешили бы мне довести Вас до оргазма… но тут же воскликнули бы: «Я так писать хочу, ужас…!»
Знаете, меня преследует навязчивая идея… я хочу, чтобы Вы сделали это в… чтобы я Вам помогла… У меня сумасшедшее желание… я хочу прижаться губами к Вашим губам… опуститься на колени и прижаться…
Я это видела в порно… но у меня осознанное желание это сделать… я уже опустилась на колени перед Вами… чувствую Ваш запах… Вы только что испытали оргазм… и колени у Вас чуть дрожат… а может, это от моей близости…?
Я низко пала в Ваших глазах? Я дурочка?
Интересно, как бы Вы написали про внезапное желание пописать....
Идете по улице поздно ночью, и вдруг накрыло… можно только в подъезд или на стройку… Представляете, поднимаетесь на третий этаж по лестнице недостроенного дома, в проеме окна ночной город, ни души вокруг… Я даже слышу шорох стягиваемых колготок вместе с трусами и журчание мочи… Лужа растекается по цементному полу… и вдруг Вы замечаете, что за Вами пристально наблюдают… это сторож… а Вы не можете остановиться, потому что только начали… и смысл метаться – все равно он уже смотрит…Опасности Вы не ощущаете и спокойно заканчиваете процесс, и с наглой улыбкой обесчещенной медленно встаёте и натягиваете колготки с трусами… одергиваете юбку… и вдруг его голос:
― У вас закурить не найдется, женщина?
И тут Вы замечаете, когда он подходит, что это нестарый еще мужчина, хэмингуэйевской внешности… и не бомж вовсе, а опрятного вида и не пахнет ничем, кроме алкоголя....
― Я не курю. ― Сухо, сдержанно, никакого металла в голосе, чтобы не разозлить, но и никакой доброжелательности, не дать почувствовать страх и растерянность, главное прошмыгнуть между ним и стенкой, а там улица, свобода, фонари и можно заорать, если кинется догонять…
― Женщина, да вы не бойтесь. ―До Эрнеста уже пара шагов, но мимо никак не проскочить, слева куча кирпичей, на каблуках ―пустая затея, справа― доски какие-то, строительный мусор…
― Ну, всё, пиздец… ― проносится в голове. Сейчас схватит за горло, прижмет в углу и… Убьет? Нагнет и изнасилует? Поставит на колени, вынет нож и будет трахать в рот пока не спустит? А потом? Чиркнет по горлу, вытрет о дорогое кашемировое пальто лезвие и пойдет, насвистывая и застегивая на ходу ширинку?
― Такая красивая и одна на стройке ночью… ― В его голосе слышится сочувственная нотка. ― Если вы не возражаете, я воспользуюсь случаем… Он не спеша расстегивает штаны, закуривает сигарету и достает из ширинки член. ―Не волнуйтесь, я только подрочу на вас. Вы такая красивая, нарядная. Полгода женщину не видел вблизи…
Он почти вплотную подходит к Вам, касается пальцами вашей щеки… Вы даже не пытаетесь отстраниться, Вы ―жертва, он ―неотвратимый и восхитительный, как удав… Ваши ноги становятся ватными, колени дрожат… Его рука скользит по Вашему бедру, проникает под пальто, прижимается к животу. Пальцы уже задрали юбку и гладят обтянутое тонким шелком лоно. Обжигающая струйка мочи вытекает в трусы, это происходит непроизвольно, его пальцы замирают и забираются внутрь, отодвинув полоску трусов…
Вы переступаете с ноги на ногу, расставляете их пошире, чтобы ему было удобнее проникнуть внутрь. Пальцы как живые существа, как щупальца диковинного моллюска шевелятся внутри Вас… Глубже, ещё глубже… И ещё… И, кажется, что дальше уже нельзя, и все-таки ещё чуть-чуть… Вы сильно сжимаете губы и, уже не в силах сдержаться, расслабляетесь и мочитесь на его руку… Он замирает и только быстро-быстро дрочит…
И я тоже… Как наяву вижу эту сцену… мне хочется, чтобы у меня был член… чтобы дрочить на Вас....
Не судите строго за ошибки… Я хотела только нарисовать сцену, концептуально… я практически не правила предложения… вот Вы написали бы здорово… А я текла за двоих, пока писала…
Вы ведь не сердитесь…?
У меня в голове еще сцена с Вами в осеннем лесу… Вы одна, паутинки летают, желтые листья мягко ложатся на землю… Вы в том же красивом пальто… и тот самый момент, когда накрывает… вы прислоняетесь спиной к дереву… вокруг ни души… рука под юбкой, гладкая кожа внизу живота под пальцами… мягкие податливые губы… обжигающая глубина, поглощающая пальцы… а дальше ―так, как только Вы умеете, Вашим слогом…
Откуда люди мудрость черпают?
Наверно из сайтов, где демотиваторы публикуют…
Я иногда хожу посмеяться на демотиваторы… один раз хохотала до икоты, наверно смешинка попала в рот… остановиться не могла…
Вот и сейчас не могу…
Не отвечайте мне… «Мысль, выраженная словом, есть ложь…» – не помню, где прочла… Правда в желаниях, ―дополнила бы я от себя…
Люблю Вас…
Ваша Эльмира
Маринка
Синие бока стюардессы огибали тележку с напитками как отмороженные щёки. Щёки же, напротив, были рыхлыми и белыми, словно полупопия работающих в помещении женщин.
―Яблочный, апельсиновый, томатный, – монотонно перечисляла стюардесса, даже не пытаясь растянуть щёки в улыбке.
―Томатный! – заказал сосед и, когда тележка откатилась, оскорблённо покачал головой: – Раньше Аэрофлот не позволял себе брать вот таких. Все девчонки были как на подбор!
До этого мы с этим соседом обсудили расположение наших сумок в багажном отсеке, задержку вылета на двадцать минут, которая «не должна сказаться на времени прилёта, потому что они обычно нагоняют время», познакомились и стали почти родственниками, приговорёнными «чувствовать локоть друг друга» ещё как минимум три часа, если «они нагонят время». Его зовут Артём, и он вызывал желание составить второе впечатление.
– Откуда вы знаете? Летаете часто? – спросила я.
– Да нет, не сказал бы.
– Значит, вам везло, попадались сплошь модели!
– Нет, – засмеялся он. – Я точно знаю. У меня сестра десять лет отлетала стюардессой. Знаю, какой был строгий отбор и какие требования. Она и ушла потому, что стали брать всех подряд. Раньше это была элита, так сказать, а сейчас всякий сброд. Вон, видели? – он кивнул в сторону уехавшей стюардессы с тележкой. – Ей за прилавком стоять, а не летать. А это изначально – конфликтная ситуация в коллективе.
– Согласна.
– Да это же очевидно, – вздохнул сосед и поёрзал в кресле.
Он не выглядел перелётным болтуном, которому только покажи пристегнутые уши – и приступ словоохотливости не остановить. Умный взгляд, продуманная щетина, красивый нос. С такой внешностью наблюдают и помалкивают. Но ему явно хотелось продолжить разговор. Да и мне тоже. Впрочем, что ещё делать от разноса напитков до судьбоносного выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.
– Работать здесь это ведь так тяжело, мне кажется, – сказала я. – Постоянно в тесном, замкнутом пространстве. Не говоря уже о том, что люди разные бывают, и ситуации.
– Не знаю, сестре нравилось. Она очень хотела летать, такой конкурс прошла! Работала сначала на внутренних рейсах, потом на международных, потом даже на вип-рейсы ее ставили! – с гордостью сказал сосед.
– Что значит вип-рейсы?
– Это когда летит кто-то важный. Он может один быть в самолёте или небольшая группа. На такие рейсы ставят лучших из лучших!
– А вам приходилось летать с сестрой?
– Ой, с ней невозможно! – заулыбался он. – Еду она не ест, говорит, что лучше не знать, как её готовят, ошибки все замечает, возмущается! Принципиальная она у меня…
– Красивая? Вы, наверно, похожи?
– Нет, я на маму похож, а она на отца больше. У нас отец армянин, а мама русская. Мы из Армении сами. Она – да, красивая. А у меня фото есть. Сейчас… – Артём полистал и протянул мне смартфон. – Вот она, сестричка моя.
На фото – милая темноволосая стюардесса стоит возле кресла единственного в самолёте пассажира в белом одеянии религиозного служителя. Он пожилой, седой, но лицо загорелое и глаза светятся. Девушка держит его ладонь обеими руками, сверху и снизу. Её глаза закрыты и лицо такое, словно она молится, прикоснувшись к святыне.
– Это она перевозила Папу Римского Иоанна Павла Второго, – прокомментировал Артём. – Он сказал девчонкам – вы все можете подойти ко мне, сфотографироваться и поцеловать мне руку. Все сказали – вот ещё, будем мы старому пердуну руку целовать, а сестра сказала – а я поцелую… Она поцеловала и держала его руку. В этот момент фото сделано. Папа этот через два года умер, а фото осталось.
– Интересный снимок… – сказала я, засмотревшись на просветлённую девушку, держащую ладонь старца как святыню. – От него как будто свет идёт…
– Да, отец его у себя на столе держит, проходит каждый раз мимо, говорит – храни её там, на небесах…
– О господи! – испугалась я. – Что с ней случилось? Она жива?
– Ну как сказать, жива… – нахмурился Артём. – У нас мама умерла, когда сестре было шестнадцать. Рак. Сестру как подменили, она такое стала вытворять! Однажды с подружкой решили умереть, наглотались каких-то таблеток, сели в автобус, который у нас в городе по самому длинному маршруту ходил, и поехали. Думали заснуть в дороге и не проснуться. Несколько кругов промотали, но то ли доза неправильная, то ли организмы молодые – их, косых, сняли в автобусном парке и отправили домой.
– А с чего вдруг решили умереть?
– Любовь несчастная у сестры была, а подруга с парнем поругалась. И плюс мама. Ну и решили: давай умрём? Давай! Я был дома один, отец в больнице лежал с язвой после смерти мамы, потом парень пришёл этой дуры-подруги. Мы намешали им банку воды с марганцовкой, сказали – пейте при нас, чтобы мы видели. Они – нам надо в туалет. Ну ладно. Закрылись. И тишина. Хорошо, пошли проверить – и хорошо, что у нас между туалетом и ванной перегородка не до потолка, зазор есть. Глянули туда, и парень как закричит – твою мать! А они там обе в кровавой ванне плавают. Оказывается, разломили бритву пополам, – раньше, помните, такие были, – залезли в ванну и полоснули друг друга по венам. Вытащили, отправили в больницу. Зашивали их без наркоза. Врач сказал – чтобы хоть боль запомнили, дуры! Сестра орала так! Потом вроде успокоилась. Отец вышел из больницы. Сестра замуж вышла. Ей девятнадцать и ему девятнадцать. Его родственники её в штыки. Он в Америку собирался уезжать. Тогда все уезжали. Она забеременела. Сказала ему. Он – ну что, сука, добилась своего? Хочешь связать меня по рукам и ногам! Иди, избавляйся от ребенка, не нужен этот ребенок сейчас. И мамаша его тут же – Мариночка, я уже договорилась о консультации, врач моя знакомая, всё сделает быстренько, иди. Она должна была завтра идти на консультацию к врачу, но не пошла. И пропала. Просто пропала. Никто не знал, где она. Через три дня объявили в розыск. И два следователя как в кино – один плохой, другой хороший. Плохой сразу мне – признавайся, гад, как сестру убил и где закопал! А добрый стал выяснять, были ли у неё дневники, записные книжки, телефоны, с кем общалась и т.д. Мы целый ворох её бумаг принесли ему, отдали. Он сел, стал все пересматривать, смотрит и откладывает, бумажку в одну кучку, бумажку в другую. Из маленькой кучки стал звонить. Вышел на жену полевого командира. Где муж? – Уехал три дня назад. Он – ага, три дня назад. А он один уехал? – Нет, с девушкой. – Такая и вот такая? – Да. Ну так и выяснили, что она на войну уехала. Война тогда шла за Карабах. Она, значит, никому ничего не говоря, собралась – и на границу. Тогда приехать в Карабах было легче лёгкого. Приезжаешь, тебе сразу форму, автомат и вперёд. Всех брали, пушечное мясо нужно было. Уехать с войны было невозможно. Только в виде посылки. Везли оттуда пачками. У нас в районе, в моём, где я вырос, где в школу ходил, каждый день по несколько похорон. Знакомых много. С этим в казаки-разбойники играл, этого просто знал, с тем в одной школе учился. Привозят родителям цинковый гроб и бумажку: «Спасибо за сына, погиб, выполняя долг». И сопровождающий с гробом, военный. Вот уж работа – не позавидуешь. Он должен родителям передать героя. Как их не разрывали родственники, не знаю… Мы все это видели каждый день, а она туда поехала!
– Так она же беременная! Не видели они там что ли? – возмутилась я.
– Да кто там будет смотреть! Отец тогда побежал, раздобыл справку, что Маринка беременна и поехал в министерство обороны. Зашёл, там люди, туда-сюда бегают, кто с бумагами, кто с чем, к кому обращаться – не понятно. Постоял, поозирался, подошёл к тому, у кого звёздочек на погонах больше. Спросил – как мне дочь свою найти? От него отмахнулись – да какая дочь, не до тебя, отец. А рядом группа военных – вонючие, костром, потом, на сапогах глина. Вдруг один из них к отцу обращается – как зовут дочку? – Марина. – Такая, такая? – Да. – Знаю я твою дочку, у нас она. Я из этой части, за провизией приехал, завтра утром назад. Отец на колени упал перед ним – она беременна, ради всего святого, выгоните её оттуда! – Как беременна!? – крикнул военный. А она ничего не сказала! – Конечно, не сказала, она же сбежала из дома! Погибать поехала! «Не волнуйся, отец, – военный сказал, – иди домой, встречай дочь, как приеду, я её в три секунды выкину!» Ну, Маринка и правда вернулась на следующий день. Ни царапины! Вот так, ничего её не взяло, ни таблетки, ни бритва, ни война… Через пять месяцев родила мальчика. Муж пришёл. Муж все-таки. Она как увидела его, только чуть головой повела, сказала «пшёл вон!».
Артём отпил кровавого томатного сока и вздохнул.
– Ну, потом муж её стал ходить, прощения просить, даже жить приехал к нам. У нас квартира большая была, комнат много. Вроде чего-то помогать пытался… Однажды Маринка на кухне разоралась – я больше видеть его не могу! Скажи отцу, пусть выгоняет его из квартиры, не нужен он мне! А он в это время за дверью стоял. Вошёл. Она – ты все слышал? Вот и проваливай! Такая вот она, сестричка моя… А жили так… Союз развалился, в квартирах света нет, газа нет, тепла нет. На улице теплей, чем дома. Отец на работе сварил печь, поставили дома, трубу сунули в вытяжку, так и грелись. Тогда многие так делали. Но печку ж топить надо. Так у нас рядом с домом был ботанический сад. И как стемнеет, народ туда – за дровами. Все деревья попилили, все лавочки, – от лавочек железные остовы одни остались. Ловили, конечно, штрафовали. Но всё равно ходили. А что делать? Все уезжали тогда из Армении – кто в Россию, кто в Америку… Я в Москву уехал, потом Маринка ко мне приехала, замуж вышла второй раз.
– Так он с сыном больше не виделся? Отец в смысле.
– Нет. Но сейчас уже видятся, общаются. Парню двадцать уже. Копия отца. Просто копия. И безвольный такой же…
– А второй муж какой? Повезло Маринке на нормального мужика?
– Я бы не сказал. Внешне – брутальный, лысый, во всех горячих точках побывал, ножи метает, здоровый лось, высокий. Зарабатывает тридцать пять тысяч и даже не парится, а двадцать пять они за квартиру отдают. На что живут – не знаю. Покупка ботинок – событие в семье! У Маринки у самой три заштопанные кофты и джинсы – вся одежда. Так она ботинки купит сыну, этот обижается, из дома уходит. Приходит вечером с тремя сумками одежды. Себе. Типа – ему купили, почему мне не купили! Такой вот он. Она носится сейчас с дочкой, с подработками какими-то. Вот сделает гражданство российское сейчас, с работой легче будет. Скучает она, конечно, по полётам, но что делать, надо выживать. Я как могу помогаю. У меня все более-менее в Москве сложилось, жаловаться грех…
Артём допил сок и забил в лунку стаканчик с кровавыми подтеками по пластиковым стенкам.
Синие бока и белые щёки стюардессы подкатили тележку и необходимость выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.
– Курица! – заказал, словно обозвал стюардессу сосед и по-родственному подмигнул мне.
Пьеса для двух оргазмов
Сайт практикующего психолога Марины В.
Сообщение от гостя «Светлана»:
Здравствуйте, уважаемая Марина!