Девятый (сборник)
Долго всматривался Николай в рельеф противоположного берега, отображенного на фотоснимках, долго искал лежку снайпера, которого необходимо было «погасить» в самые короткие сроки. Ему и самому было странно, но никогда он не говорил даже самому себе: «Я убил снайпера», «Я застрелил снайпера». Нет, только «погасил». Откуда пошло это, майор не знал. Может, из нежелания произносить слово «убил» по отношению к человеку. Все же: убил человека! А может быть, исходя из внутреннего уважения к равному себе противнику, человеку такого же ремесла, тоже мастеру своего дела – хитрому, искусному профессионалу. Так охотники-промысловики Севера и Сибири никогда не скажут: «Я убил медведя», – не станут этим бравировать, а только тихонько промолвят: «Было дело, положил я его». Или: «Добыл зверя», но не «убил».
Когда Николай изучал местность и разыскивал место огневой позиции противника, он обязательно прислушивался к самому себе: а где бы я сам расположился? И это всегда облегчало задачу, потому что все снайперы мыслят примерно одинаково.
Вот они на фотографиях – участки противоположного берега, откуда велась стрельба. Ни там ни тут ничего примечательного, везде примерно одинаковый пейзаж: невысокий отлогий берег, редкие деревья, чахлый кустарник, торчащий, словно пучки волос на лысине.
Где может укрываться снайпер?
Вопрос этот наисложнейший, так как он может укрываться везде – за любым бугорком, кустом и деревом. Казалось бы, все просто: спрятался за каким-нибудь объектом и, когда цель появилась, – выдвинулся, прицелился и выстрелил. Но опытные снайперы знают: так могут себя вести только школяры-первогодки. Появиться из-за укрытия снайпер может только когда вокруг идет бой, когда пальба со всех сторон и на тебя не обращают точечного внимания. В условиях охоты на людей в мирное время любому снайперу известна железная логика: как только ты создал новую выпуклость над земельным контуром – в эту выпуклость, то есть между глаз стрелка, немедленно прилетит пуля. Каждый стреляющий по противнику и уже засветившийся трупами снайпер знает: за ним идет охота! Поэтому, если он хочет остаться в живых, не должен торчать над землей ни своей башкой, ни ушами, ни задницей. Надо уметь слиться с землей, травой, кустами и деревьями, подчас буквально быть внутри их. Во время многочасовых лежек на боевой позиции надо иметь силы и такую подготовку, чтобы не сделать ни одного неосторожного движения, чтобы не уснуть от усталости, совладать с естественным волнением, даже предусмотреть, как по малой нужде ходить под себя неподвижно и не создавая сырости…
Николай Гайдамаков, исходя из собственного опыта и, наверное, интуиции, определил на фотографиях места, где мог прятаться «солдат удачи». В первом случае, это, скорее всего, была небольшая свалка старых автомобильных шин, валявшихся бесформенной кучей на противоположном берегу. Почти наверняка, эту свалку создал сам стрелок, натаскав в одну кучу с десяток покрышек, валявшихся по разным городским канавам.
Вторая лежка могла прятаться за небольшим, но довольно густым можжевеловым кустом, торчащим на покатой вершинке небольшого холмика. Скрываться за такими кусточками Николай любил сам. Сзади куста – наверняка короткая траншейка, вырытая ночью саперной лопаткой, чтобы можно было незаметно подползать, а в случае необходимости и уползать за пригорок.
Над третьей возможной стрелковой позицией Гайдамаков гадал долго, но к окончательным выводам так и не пришел. Это был почти голый кусок местности на чужой стороне перед мостом через реку. В самом деле, где тут мог укрыться снайпер? Узкий сектор обстрела, территория вся хорошо просматривается. Мало кустов, почти нет деревьев, чахлая трава. На земле кучки песка, бруски да доски, мусор, оставленный весенним половодьем. На поверхности выделяется только невесть кем брошенное метровое бетонное кольцо. Из таких составляют колодцы. Может, уж полста лет стоит тут всеми забытое. Прятаться внутри – это бред! Только младенец там спрячется с игрушечной винтовочкой.
Но откуда-то отсюда снайпер убил двух человек. В общем, третью позицию, даже сугубо приблизительно, Николай так и не определил…
А ночью, точнее рано утром, «Румын» (так Николай сам для себя почему-то обозвал чужого снайпера) вновь убил человека. Житель Крайска пошел спозаранку погулять с собакой и домой не вернулся. Был он пенсионером, поэтому и вышел в самую рань. Известно ведь – пенсионеры встают рано. Убитый лежал рядом с прибрежной дорожкой, головой к воде. К губе прилипла потухшая сигарета. А рядом сидела и скулила собака – ирландский сеттер. Из пробитой головы вытекло совсем мало крови, так как сердце остановилось мгновенно, смерть наступила сразу.
Начштаба дивизии Самохвалов по телефону выругал Гайдамакова самыми скверными словами. Сказал, что у него делегация от населения. Люди скандалят – армия бросила гражданское население на произвол судьбы, ему звонят из штаба армии, грозят карами и тэдэ. Дал два дня сроку. Даже пригрозил:
– Если не разберёшься с этим ублюдком, то я с тобой самим разберусь! Ты, майор, совсем мышей ловить перестал. На хрена такие прикомандированные?! Всю картину мне портишь! Чего молчишь?
– Не знаю, чего и сказать, товарищ подполковник. Виноват…
– Два дня!
И бросил трубку.
Подполковнику надо получать очередную, третью звезду, а Николай, получается, тормозит этот процесс. Что тут поделаешь? Армия она и есть армия…
Где гарантия, что «Румын» вновь выйдет на охоту в эти два дня? Может, с девушкой загуляет, или в запой уйдет, или в бане засидится. А может быть, как раз в эти два дня у него проснется совесть, и он перестанет убивать людей.
Хотя вряд ли. Наемным снайперам тоже ведь отчетность необходима правильная. У них тоже кто-то над душой стоит и тоже нудит: давай трупы, давай! Зря мы тебе деньги такие платим!
Прямо посреди этого же дня Николай взял напарника – молоденького лейтенанта из дивизионной разведки Виталия Нефедова и пошел с ним к гастроному. Там они купили четыре бутылки пива и пару рыбин копчёной скумбрии. На заднем дворе прихватили три пустых деревянных ящика из-под каких-то консервов, и пошли примерно туда, где недавно снайпером с противоположного берега были застрелены три человека. Напротив, на другом берегу, на пригорке, чуть виднелся можжевеловый куст, из-за которого, скорее всего, и велась стрельба.
Логика у Гайдамакова была проще некуда: «Румын» должен поменять позицию. А их у него еще две – у куста и там где-то рядом с мостом, в месте, пока что точно не установленном.
Выбора особого и не было. Николай решил сделать засидку здесь.
Они расставили ящики на открытом берегу, на небольшом пригорке, совсем рядом с водой. Два ящика, как стулья, один – посреди – как стол. Потихоньку разделали рыбу, разлили по пластиковым стаканам пивко и долго сидели, судача о том, о сем.
Николай изучал обстановку.
От этого вот ящика, что расположен повыше, идет пологий спуск к противоположной от берега стороне – здесь можно прорыть к ящику короткую канавку. За ящиком заляжет напарник и будет изображать из себя снайпера, будет приманкой.
Где же залечь ему?
Ага, вот. Метрах в тридцати на берегу стоит толстая сосна. Рядом со стволом травка – мятлик да клевер. Теперь понятно, чем маскировать самого себя и винтовку. Хотя Гайдамаков сильно не любил делать позиции за деревьями и пнями. Его любимые места – почти ровные, совсем неприметные, неожиданные, где глазу зацепиться не за что.
Того, что «Румын» будит стрелять по ним сейчас, Николай не боялся. Тот «солдат удачи» охотился, как показала практика, только вечером, в начале сумерек или ранним утром. То есть когда на берегу гарантированно нет посторонних людей, а есть лишь одиночные мишени.
Гайдамаков хотел сейчас лишь одного – чтобы «Румын» все же увидел, откуда появились ящики на противоположном берегу.
Когда они уходили, Николая озаботила еще одна мысль: лишь бы ящики кто-нибудь не спер…
В городе, на травянистом дворе, он нарвал мятлика и клевера, завернул их в бумагу, дома уже вечером аккуратно закрепил траву и цветы на масхалате, а вдоль ствола и цевья своей СВД примотал их зеленой простой ниткой: капроновые при луне дают легкие блестки и слегка отсвечивают.
В начале ночи, когда на реку и ее берега упала плотная темень, они с Нефедовым выдвинулись к выбранной позиции.
Гайдамаков помог напарнику подготовить ложную огневую точку. При почти абсолютной тишине они вырыли саперными лопатками окопчик, в котором лейтенант смог бы лежать, растянувшись во весь рост и надежно спрятав тело. Землю накладывали в плащ-палатку и высыпали поодаль. У ящика, расположенного в торце окопчика и лежащего вверх дном, Николай аккуратно выломал нижнюю дощечку и в проем просунул винтовку Нефедова. Снайперский прицел специально выдвинул слегка вперед, чтобы его ничего не заслоняло. Задача Нефедова – лежать на дне окопчика, не высовываться и лишь по команде, держа винтовку за ремень, слегка колебать прицел, создавая блики от оптики. Со стороны полная иллюзия, что снайпер хорошо замаскировался за ящиком и его сложно обнаружить. И в то же время опытный стрелок с того берега его разглядит сразу. Чего и требуется.
Сам Николай лег за сосной. Так же вырыл траншейку, надежно укрыл в траве свою старую, верную СВД. Проверил, достаточно ли выдвинута бленда у прицела – это чтобы передняя линза не мерцала в утреннем свете. Затвор передернут еще до выхода на позицию, и патрон дослан в патронник. Ближе к утру, когда запоют первые птицы, он снимет предохранитель, и этот негромкий металлический звук затеряется в шуме воды, ветра и птиц. Каждый металлический щелчок на боевой позиции может привести к гибели: с недавнего времени снайперы, воюя друг с другом, стали применять звукоулавливатели – черные тарелки, похожие на репродукторы военных времен. Сидит ночью снайпер, готовясь к утренней охоте, и, надев наушники, изучает все звуки перед собой. Метрах в двухстах слышно, как мышка с мышкой пересвистываются в своей норке. Неосторожный металлический звук означает, что напротив засел враг и готовит винтовку к стрельбе…
Гайдамаков снабдил Нефедова переговорным устройством системы «Конверс». Очень удобная штука: легкий приемник в кармане, на ухе наушник, перед ртом маленький микрофон. Прекрасно ловится разговор шёпотом.
Залегли они конечно же слишком рано. Гайдамаков почти не сомневался, что «Румын», если он вообще сегодня придет, появится только перед рассветом. Все просто: у него все давно готово, к позиции он привык, хорошо знает местность, и он удачлив, у него нет ни одного сбоя.
А у Гайдамакова все наоборот – он здесь первый раз.
Пять часов полудремы, полубодрствования. Короткие, контрольные переговоры с Нефедовым, напутствия: «Не высовывайся», «Действуй только по команде».
Он лежит сзади Нефедова, чуть сбоку, в тридцати метрах, его лежка метра на два выше окопчика лейтенанта.
Вот и засерело утро. Где-то ниже по течению отдаленно, но четко завыговаривал свою длинную песню первый петух. На том берегу защебетала проснувшаяся от утренней прохлады птаха. Долго еще стояли сумерки, и солнце пока и не думало подниматься, но на востоке, со стороны темнеющего города, уже выползало на белый свет и разливалось по небу по всей его ширине раннее утро. Над рекой поплыли белесые комья тумана.
Противоположный берег просматривался с трудом. Можжевелового куста долго не было видно. Но вот сквозь утреннею сырость стали проглядываться его очертания.
Гайдамаков легким шёпотом дал команду:
– Пошевели прицелом.
И Нефедов послушно поводил винтовку за ремень из стороны в сторону.
Николай внимательно вглядывался сквозь цейссовские стекла в очертания куста. Все в нем было, как и накануне – никаких изменений, никаких неестественно торчащих веточек. Куст как куст!
– Замри, – приказал Николай.
Лейтенант приказ исполнил.
Никаких движений на той стороне. Минут через десять еще команда:
– Пошевели…
Прицел Нефедова опять стал шевелиться, будто на берегу он искал цель – типичные действия снайпера, вроде бы хорошо замаскированного, но не знающего ничего о своем объекте.
Вдруг с левой стороны куста, в самом его начале, будто бы тронулись веточки. И замерли. Потом медленно-медленно поплыл целый пучок веточек и показался маленький кружок с пустотой внутри. Прицел!
Гайдамаков мгновенно поймал прицел «Румына» в перекрестие своего прицела. Но где голова, голова где? Виден только прицел… И тут на другой стороне кружочка поползло что-то серо-зеленое и круглое.
«Вот и голова», – подумал Николай и нажал на спусковой крючок. Все он делал автоматически: и упреждение сделал ниже (марево реки поднимает изображение) и на два сантиметра правее линзы прицелился. Пуля его попала в переносицу «Румына».
Уже нажимая спусковой крючок, Николай отследил вспышку винтовки «Румына». Тот выстрелил на сотые доли секунды раньше. И пуля его ударила прямо в линзу прицела лейтенанта Нефедова. Благо тот лежал на дне окопчика, и свинец пролетел над его телом. «Румын» был прекрасным стрелком. Силой удара пули винтовку лейтенанта отбросило назад.
В Крайске не было события, о котором не трещали бы торговки на городском рынке. Для них никаких тайн не существовало.
В этот же день специально отправленные на рынок жены офицеров принесли весть: на той стороне убит какой-то снайпер, и руководство недавно ставшей независимой республики будет оправлять его труп на родину в Румынию.
Николай потом удивлялся: надо же, как он угадал его национальность!
А начштаба Самохвалов потащил Гайдамакова к командиру дивизии, и тот в присутствии своих заместителей и начальника особого отдела Шрамко объявил Николаю благодарность и обещал представить к правительственной награде, сказал: «За выполнение серии ответственных заданий».
– Наконец-то, – радовался он, – наша дивизия разобралась с еще одним опаснейшим врагом.
Лейтенант Нефедов по просьбе Николая также был поощрен.
2
Крайский рынок в период после развала Союза представлял собой форменный балаган. В шумном многоголосье, висящем над этим центральным городским районом, слышалось вавилонское разноязычье. Толпы горожан и приезжих бродили вдоль сбитых из чего попало торговых рядов, и продавцы – торгаши и торговки на ломаном русском языке с молдавским, украинским, прибалтийским, белорусским, еврейским акцентом кричали им о несомненных прелестях и достоинствах своего товара. Здесь можно было купить все, начиная от зубочистки и кончая современной американской фугасной бомбой. Вовсю процветала почти нескрываемая торговля наркотиками и стрелковым оружием. Особенно в ходу были пистолеты ТТ и автоматы Калашникова. Это оружие оголтело растаскивалось со складов российской армии. Было бы странно, если б складывалось по-другому: военным почти не платили жалованье, а семьям надо было на что-то жить…
Николаю Гайдамакову нравилось бывать здесь. Почти всегда, получив свободную минуту, он шел сюда, на рынок. Здесь, в этой шумной разноголосице, как-то по особому ощущался дух времени, жизненный пульс целых регионов, окружающих эти места. В своих разговорах люди судачили о непростой нынешней жизни, и Гайдамаков узнавал, как живется на Украине, в Прибалтике, в Молдове, в разных концах недавно ещё необъятного Советского Союза. Там, где царит торговля, как правило, нет национальной вражды, там владычествует интернационал и веселый вкус наживы и обмана…
Глаза у подростка были вытаращены, в них сверкал ужас, рот был скособоченно распахнут. Он летел среди толпы, запинаясь, натыкаясь на людей. Летел прямо на Гайдамакова. Рубашка на плече разодрана, в левой руке кусок говядины с торчащей сбоку костью. Правой рукой, как мог на бегу, мальчишка расчищал себе путь в людском потоке. Сзади в метрах сорока бежал мужик восточного вида, полный, тяжело дышащий, с кровяными пятнами на грязном фартуке и, размахивая мясорубочным топором, нечленораздельно, визгливо выкрикивал проклятья в адрес воришки.
Николай резко ушел в сторону, подросток и визжащий мужик с топором пронеслись мимо.
– Его надо было остановить! Почему вы не остановили его? – женский голос прозвучал совсем рядом.
Это была торговка шерстяными изделиями. Белокурая и довольно стройная, она осуждающе, почти с возмущением глядела на Гайдамакова.
– Эта шантрапа все время чего-то у нас ворует. Их надо наказывать!
Николай ничего не стал ей доказывать, чего-то разъяснять: мол, пожалел оборванца, голодный ведь… Да и этот мужик с топором, зарубит еще…
Уже на обратном пути вспомнил: надо купить свитер из хорошей шерсти – ночью бывает прохладно лежать на голой земле. Как-то так получилось, что опять попал к той же блондинистой торговке.
Невольно подумалось: вот сейчас опять начнет выговаривать, укорять за того парнишку, но та промолчала, даже, как показалось, слегка улыбнулась ему краешками губ.
Она помогла ему выбрать свитер.
– По-моему, – сказала женщина, – вам подойдут эти цвета. – И протянула ему свитер бело-синих тонов. – Это толстая, но очень качественная ручная вязка. Зимой вам будет тепло.
В интонациях ее речи явно звучал прибалтийский акцент – она очень мягко произносила букву «л». А в голосе звучала женская, именно женская забота.
Николай, после того как от него пару лет ушла жена, совсем позабыл, как звучит она – женская забота.
Он купил у торговки свитер и теплые носки и ушел к себе в офицерское общежитие во вполне хорошем настроении.
А через два дня вернулся на рынок. Нашел нужный торговый ряд и тот прилавок.
– Здравствуйте, – обрадованно сказал Николай. – Вот я к вам и вернулся.
Странно, но она его узнала.
– И это очень хорошо, что вы ко мне решили вернуться. Я рада. – И улыбнулась настоящей улыбкой. – Мне нравится, когда мужчина возвращается.
В конце рабочего дня Николай зашел за ней, и потом они долго-долго бродили по набережной, по тенистым аллеям прибрежного парка и долго-долго говорили.
У них оказалось много общих тем…
3
Снайпер шел к своей огневой позиции, к своей засидке. Шел он уверенно, спокойно, мурлыча глупую песенку. Ничем он не выделялся от остального населения: обычная, не праздничная и не грязная одежда, через плечо легкая сумочка, в глазах ни тревоги, ни суеты.
Случись сейчас на улице драка, или скандал, или несчастье у кого-нибудь – он бы прошел мимо. Снайперу, работающему днем, нельзя ни во что встревать, нельзя мелькать и хоть чем-то запоминаться в глазах прохожих. Потом его никто не должен вспомнить. Прошел и исчез, нет его и не было.
Перед тем как зайти в подъезд, снайпер вышел на площадь, сбоку которой и стоял нужный ему дом. Вот так вот снайперы и выискивают места для стрельбы по мирным жителям – они выходят в город, в места скопления людей и прямо из этих мест, из людской гущи вглядываются в окружающие дома, в крыши, в чердачные окна и продушины, форточки, голубятни… Смотрят, откуда можно наиболее неожиданно и незаметно выстрелить, а потом также незаметно скрыться, уйти от человеческого глаза.
Он здесь еще не работал, поэтому не надо опасаться встречного огня из дома, что напротив его засидки. Здесь все спокойно.
Только откуда-то из-за города доносятся глухие удары артиллерийских взрывов, а в самом городе то ближе, то дальше хлестким барабанным боем трещат автоматные очереди, щелкают отдельные винтовочные выстрелы. Это идут уличные перестрелки с пробравшимися с правого берега боевиками и провокаторами из местного населения.
На площади в клумбах растут цветы, вдоль двух аллей шелестят листвой каштаны. Народу совсем мало: бабушка медленно бредет с коляской – выгуливает подрастающее поколение, снуют редкие прохожие, около проезжей части солдатик стоит у служебного уазика и, склонившись над мотором, что-то в нем ковыряет.
«Вот и мишень», – подумал снайпер и пошел к своей засидке.
Этот снайпер работал в Крайске уже несколько месяцев, с самого начала всей этой заварухи, и неплохо знал город. Ему даже нравился этот, весь покрытый деревьями и садами, вишнево-каштановый, сиренево-грушевый душистый город с его сугубо мирным, добродушным, совсем не предрасположенным к войне населением.
Снайпер и сам бы хотел когда-нибудь пожить в таком уютном, южном, винном городе среди неагрессивных людей, напоминающих добрых персонажей глуповатых детских сказок. Но это когда-нибудь потом.
А сейчас у него совсем другая работа.
Снайпер любил многоподъездные дома. И всегда работал там, где подъездов не меньше трех. Уж совсем в крайнем случае – не меньше двух. В один заходишь и стреляешь, в другой уходишь. Нельзя заходить в подъезд и уходить из него же: очень высока вероятность, что на входе или на выходе тебя запомнят и потом приметы разойдутся по всем отделам милиции.
Кроме того, окно, из которого стреляет снайпер, почти всегда засекается кем-то из прохожих. Потом, естественно, весь подъезд будет поквартирно опрошен: может быть, кто-нибудь чего-нибудь заметил и запомнил.
Он сначала зашел в подъезд, из которого собирался уходить, поднялся на последний этаж, проверил, не повесил ли кто замок на чердачный люк. Нет, все было нормально.
«Обыкновенный советский бардак, – подумал снайпер. – Но это и хорошо. Это так облегчает мою жизнь…»
Он спустился вниз, прошел вдоль дома и поднялся наверх.
В Крайске еще не изжилась привычка послевоенных советских городов – держать голубей. И они живут на многих чердаках. Для него это было всегда большой проблемой. Во-первых, от этих птиц на чердаке ужасно грязно, обязательно измажешься в свежем помете; во-вторых, за голубями, как правило, присматривает какой-нибудь сердобольный чудак. И этот чудак может неожиданно нагрянуть. Его тоже придется застрелить, а это уж совсем лишние хлопоты… В-третьих, когда ведется прицельный огонь, голуби пугаются хлопков выстрелов и создают страшную суматоху. Сразу видно, где, в каком месте работает снайпер.
На этом чердаке голубей не было.
Снайпер пошел в торцевую часть чердака. Там, в углу, он отодвинул от стены пару старых пыльных горбылей, отогнул край примыкающего к стене рубероида и достал спрятанную позавчера ночью винтовку.
С винтовки и прицела он снял мягкой тряпочкой пыль. Ну, славный мой «Сваровский», поработай!
Он отогнул ржавые гвозди на чердачной раме, вынул стекло и в образовавшийся проем просунул винтовку, после чего вгляделся в прицел, выискивая цель. Снайпер решил для себя, что убьет сегодня трех человек – вполне хватит, чтобы неплохо заработать, поддержать свою репутацию у вербовщика стрелков и создать шум в городе, возбудить панику, чтобы народ свободно не разгуливал по бульвару. Война ведь, чего они разгулялись…
Ну, где же вы, мишени?
Вот он солдатик… Все ковыряется в своей нескладухе. Сейчас, подожди немножко и отдохнешь. Бабушка гуляет… А может, того, кто в коляске? Почему бы и нет, бабушка уже отжила свое…
Вот еще цель! Вот она – парочка милуется на скамеечке. Как ты к нему прижалась, девочка… Долюбите друг друга на том свете…
Солдатик сначала уткнулся прострелянной головой в мотор, потом медленно сполз на асфальт.
Когда молодой человек дернулся и вскрикнул, девушка не сразу поняла, что произошло, и нежно погладила то место на груди у него, откуда вдруг потекла красная жидкость. Она подняла руку к лицу и уже начала кричать, как ей в голову ударила пуля.
Она уронила свое лицо прямо на то место, откуда из груди парня хлестала кровь.
«Хорошая работа!» – подумал снайпер и спокойно пошел на выход. Через два подъезда.
А бабушка, проходя мимо влюбленной парочки, слегка отвернула голову, ей не хотелось нарушать покой влюбленных. Она ведь и сама была когда-то молодой…
4
Тихим летним утром в штаб армии, находящийся в городе Крайске, вошел батальон десантников, прибывший с аэродрома Чкаловский, что под Москвой, и рассредоточился по всему зданию. Десантники оттеснили часовых и сами стали контролировать вход и выход военных. Вся операция очень напоминала военный захват штаба армии боевой десантной группой…
В 14 часов того же дня был собран весь руководящий состав армии: заместители командующего, начальники родов войск, служб, самостоятельных управлений и отделов.
Вдоль стен через два-три метра стояли десантники в голубых беретах и с оружием. Собравшиеся офицеры и генералы смотрели на все это с тревогой и удивлением.
Все сидели, а по большому кабинету вышагивал высокий полковник в полевой десантной форме и выкуривал сигарету за сигаретой, нещадно дымя во все стороны.
В кабинете командующего курить категорически запрещалось – Ткаченко болезненно не любил табачного дыма. Сейчас он сидел в своем кресле бледный, потухший и с трудом скрывал, как ему все это не нравится.
В зале висело молчание и ожидание неизвестно чего.
– Здесь есть какая-нибудь пепельница? Неудобно ведь пепел на пол встряхивать. Мы же культурные люди, – сказал вдруг полковник слегка раздраженно. Сказал спокойно, но таким неожиданно густым басом, будто над притихшей землей прогремел раскатистый гром.