Посвящение Челябинску
Земли любовь раздвинула здесь ногипытается меня поцеловать,объединить с тем Богом на пороге,который задолбался меня ждатьв своём резном окошке, что не влезлов понятье родины и всех её берёз,в понятное земле сопротивленье, и зло,что – непременно и моё.Разверзлась хлябь, Челяба с вкусом цинка,с плотвою звезд в потьме пурги иной,что отплывает где-то здесь, у цирка,за полой и китайскою луной,где я, пожалуй, жив ещё недолго,хотя и охлаждён, как мясо, здесьхотя и кожа, шитая упруго,ползет и расползается под трескидущего по льду, не по Миассу,дышащего не воздухом – виной,когда дождь исполняет водолаза —роль, там, где спит пчелиный рой,где снег, надрессированный до жути,несётся в псарню, будто в пьяный лес,порвать их лай на колдырей, чтоб мутныих очи были, и прекрасны, здесь,где плакал пёс любой любого рода,и чтобы, затекая в темный дождь,в руке у пьяницы великая природа,всё плавилась и плавилась на рот.(10/03/15)«Так свет обречен проливаться…»
Так свет обречен проливатьсяна плавный, как женщина, снегобрезанный по форзацу,который слабал человек[и, что вероятно, мужчинакоторый, наверно, любилвесь свет и его дармовщинуи это ответное свилгнездовье стрекозам и осам,которые в чёрных кустах,обугленных по морозу,лежат у мимозы в руках,которые свет заслоняют,как женщину в полой руке,и сами себя проливают,как дождь отзеркаленный в снег].Так ты, обречённый – на парус тоскою себя обрести —стоишь на брегах насекомыху женщины внятной реки.(10/03/15)«Пока прекрасный выдох…»
Пока прекрасный выдохпренебрегает мнойи ангельский утыроккружится, как пустой,надутый Богом шарик,в котором спят котыи точатся царапкив кругах сквозной воды,и, испытуя нежностьнесносную мою,вдыхает меня небо,как хвойную осу,и ангельский утырокскользит с той стороны,и в водомерок точкисплавляются коньки —держи, держи нас, воздухна нитке, как форель —пока не станет позднонам пренебрегнуть ей.(03/15)«В бессоннице лошади снится, что поле…»
В бессоннице лошади снится, что полепо краю свернулось, как старый палас,трагедией ворон пасётся на воле,[свободы чураясь] плывёт стилем брасспо снам лошадиным, где веки деревьевшипят от природы своей закипев,и пар переходит пустырник налево,сметая на свет удивлённую смерть,что снегом летит над слоённой пирогойприроды, что здесь – под сугробом – лежит,успев ощутить то, что Бог здесь потрогалеё и приял свой бессмысленный стыд.В бессоннице лошади, в черепе Блока,где ворон укрыл своей славы ключи,где отрок лицом отражает отлогимто женщину, то от полётов ручьи —лежит это поле, как март под Челябой,по краю свернувшись у крови своей[губой шевелит убогой, чебачьей] —как будто не зная, что делает с ней.(11/03/15)«Слоенный мартовский пирог…»
Алексею Александрову
Слоенный мартовский пирогпрозрачный, как в деревне голод,лежит дыханью поперёк —где свет на зрение наколот —окоченев внутри у рыб,он здесь прохожий запоздавший.Осенних птиц летят кругииз хора кабаков и пашнив пирог дыхания, в овалсиреневый, что твой Саратовнад в снег проваленной землёй —что тоже будет виноватой.И распрямляясь, как пескарь,здесь встанет ангел придорожный,чтобы бензин навзрыд листатьв снегах, теперь своих, подкожных.(16/03/15)Муму
Грядки обрастают чешуёйптичьей – после зимней, жженой драчки.приблудилась родина домой,тычется, как пёс, своей собачьеймордою – как ласточка кружиту неё в лице ненастоящемто ли пьянка, то ли чёрный стыд,как младенчик голый и незрячий.[Будто лошадь] Пушкин плачет здесьи обходит Гадес, в тьме обходит:то поднимет родину на вес,то, как окуня, в гряде воды утопит,где она русалочьим хвостомподмигнёт из почвы, как из будки,и затянет воздух узелкомв оспяной кадык у трясогузки.(18/03/15)Потрошение рыб
Рыбу потрошим ли сон липокитайский нам толкуют..глухари или поэтыс водочкой своей токуютпосредине пепелища,с букварём как буратины,носятся [почти стрекозы]на краях у драной льдины,у ворованного краяпо щелям, по водным порам,смысл впотьмы не различаяи почти что не готовык потрохам нерыбным, к водке,к лодке смертной у причала —и на утро вряд ли вспомнятчто им чайка прокричала,как их муза потрошилав мойке кухонной под краном,и лицо потом зашила,чтобы внутрь смотрела рана,чтобы этот покитайскийизучали и молчали,чтобы водочка и водырваной чайкою кивали.(19/03/15)Наташе
Не глаза и не платье,а только змеяразвернулась пращой,чтобы стать переводаотраженьем, причиной —когда соскользнули с тебяпростыня и простуда,что тоже от Бога.вот и ты вдоль скользишь,серебрится твоя[тьмы возможно] душаи две груди над неюи горит тёплый ангелсовсем не дышаи надеется, чтоэто я не сумею.И пространство, что мнесочинило черты,или время, что мнойзамолчит над тобою,смотрят, как у тебя —чуть пониже пупка —разделилась душаувеличившись вдвое.(20/03/2015)«хлебников спит на руинах своих…»
хлебников спит на руинах своихсветится куст [как вода] изнутрии затихает несбывшийся ангелпрежде чем в горле печей догоритэтот упругий [не твой] какбысондлится как ласточка то есть полётпосле её окончания – роту велимира растёт в будке кварцаможешь его не опасатьсяэто в пейзажи сии бутерброд(21/03/2015)«Мир [похожий на войну]…»
Мир [похожий на войну]гложет пальчик, как печеньеи [во всё нипочему]он растёт стихотвореньем.Милый, скромный мальчик мой,что лежит на потном блюде —изо всех своих стрекозон глядит, как эти люди[по весне набросив ликгумилёвского жирафа]вынимают из войныто, что ей отдать не жалко.И невинные еёсобираются осколкив небо с черною рекой,в лёд что дышит в её топке,в рыб, похожих на пшено,в теплой женщины затылокв жар, что капает смолойгде оса, как медь, застылав свой чужой Еманжелинсккак мужик ещё помятый —по дороге идёт свист:идиотом и не пятыммир, похожий на войнув саранче чужой бумагипринимает на губукрасной жидкости из флягии – пьянея не от слёз —кровоточит будто вишняизнутри родных берёзтак, что мальчику не видно.(22/03/15)Laus Stultitiae
И запаяв, как вдохновенье,свою осмысленную жуть —март опадает с диафрагмойтуда, где вовсе не заснуть,не отвертеться, и по фенене оглупеть, как Бог велит,и, что понятно, переменукак ящерку не уловить.Свою желтеющую кожумы наблюдаем будто в нассобрал немыслимый гербарийвесны – пустой пока – овал,перебирает будто пальцемон этот мертвенный альбом —и говорит за жесть звенящим,как лёд на ветках, языком.И мы звеним ему ответно,и, распадаясь в воробьёв,пьём никотин и курим девокхолодным [с горло] словарём.(23/03/15)«Негры-голуби в трубу…»
Негры-голуби в трубузавернут слепой свой блик —и смолой через губупроливают свет, как снайпер,умножая нервный тик,и гуляет ржавый пальчикбога в их больной груди.Как остаток от щекоткиспит их тёмный механизм,и скрипят в них шестерёнки,и гудят в них провода,и – втыкая в них иголки —рвётся небо их сюда.(24/03/15)«катая шарики погоды…»
катая шарики погодысреди готической породынебесный пёс дрожит как шкурапод ним стоит моя фигураи вопросительней полицийграч клювом рыщет себе лицанайдёт коль кожи – их склюётшахтёрский совершив здесь ходперегорает мёртвых столи удлиняет водный стволв смоле готической природыдыханию оставив соты(25/03/15)«он несёт киноплёнку в своём лице…»
он несёт киноплёнку в своём лицеудлиняется кадр, будто солнцестояньеудлиняется тень на ещё один деньудивляется мир на одно окликаньеи снимая с меня этот гипсовый мифон сминает стоп-кадры в густую тележкуи скользит мимо слайд изменяющий шрифтсловно был воскресенье(30/03/15)«Земля ещё кипит внутри себя…»
Земля ещё кипит внутри себя,и мухи снега в животе её шуршат,и изымаются наружу в пузырьках,и обращаются, как хлорофилл, в утят[точней в дыхание пернатое травы,в котором мы с женой моей голы,катаемся внутри у колесакоторое похоже на глаза,кипение водоворота], но,возможно, ровно все наоборот:кипение, водоворот, глаза,которые – похоже – колесакачение внутрь нашей наготы,которая взлетает из травы,где утки обратились в хлорофилл,и пузыри вовнутрь обращены,в живот мушиный снега – от себявнутри кипящая – лицом в золе земля.(01/04/15)Голубь
ножницы в гофрированном листе выдохарежут карту, топографа, на двоих«Предположим, что эта вода…»
Предположим, что эта водастанет мокрой и жуткой,как рождённый ребёнок,который не хочет из тьмывыходить в этот чёрныйстолетний людской промежуток,что возлёг словно ангелсреди всей своей пустоты.Предположим, что эта водабегуном быть устанети, почти испарясь,слепоту, как Гомер, изберёт,в акушера воткнётсяразмытыми оземь локтямии сама по себе за собойиз себя, будто глас, истечёт.И там станет солёною глиной,холодной Россией,и цветением полых садов,что напомнят ей райи настанет цветение яблоньи, что не просилаеё тминная плоть,заполнявшая небо по край.(12/04/15)Орфей
Орфей в котором женщина, в которойрастёт он сном и, протекая внутрьчетвёртой мглой, сочится через поры,чтобы её над светом развернуть.Спускаясь в женщину, он чувствует еёсмолу, что обжигает каплю кожи,которую он ей преподаёт,чтобы она вернула ему позжевот эту ночь морскую, как звездаи восьмеричную, как все пути обратно.Ты понимаешь это? – если да, тогдане двигайся, смотри – здесь всё не ладно:здесь женщина, в которой спит Орфей,не возвращается, поскольку не уходит,но вышивает лишь мужчину на себе,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги