Мыслитель Миров и другие рассказы
«Значит, он предпочитает ночной образ жизни».
«Он хочет, чтобы у него была вечная ночь. Когда мы выведем этот планетоид на окончательную орбиту, он не будет вращаться вокруг своей оси. Кленко намерен устраивать там довольно-таки необычные развлечения».
Марлé пожал плечами: «Если человек владеет миром, он устанавливает в нем свои законы».
«Таковы, по меньшей мере, представления Кленко».
«Ну хорошо. Как же, все-таки, вы решили проблему с притяжением? Никто еще не нашел способ создавать искусственную гравитацию».
«Верно», – кивнул Фарреро.
«Что ж – какова бы ни была ваша система, думаю, что фирма „Марлé и Ангкер“ тоже сможет ее применять».
«Могла бы применять, – сказал Фарреро. – Но фирма „Марлé и Ангкер“ опоздала, поезд ушел. Не то, чтобы я стремился обязательно довести вашу компанию до банкротства – скорее всего, я не смогу это сделать. Всегда найдутся осторожные и старомодные заказчики, желающие строить дома класса III на Земле. Но я еще долго буду снимать сливки на рынке сбыта частных миров».
Марлé покачал головой, в глубине его глаз снова появилась искорка: «Вы не совсем уяснили себе сущность дела, друг мой. Мы не намерены плестись в хвосте. У нас есть связи, оборудование, персонал. Мы можем перемещать астероиды с меньшими затратами и брать за работу меньше, переманивая ваших заказчиков всеми возможными способами. Мы готовы даже терпеть потери некоторое время. Независимо от того, как вы решили проблему с силой притяжения, наши инженеры смогут создать такие же условия».
«Дражайший господин Марлé, – отозвался Фарреро. – Неужели вы думаете, что я оставил бы лазейку для вас и других бандитов? Вам известен закон о заявках на космические разработки?»
«Разумеется. Он определяет порядок горной выработки астероидов и получения лицензий на производство таких работ».
«В соответствии с этим законом, я зарегистрировал заявки и права на разработку тысячи ста тридцати двух астероидов – весьма необычных астероидов, прошу заметить. Обратите внимание на черный камешек рядом с вашей правой ступней – блестящий, как кремень. Поднимите его».
Марлé нагнулся, взялся за камешек, напрягся. Его рот удивленно покривился. Он снова потянул к себе камешек – его тощие старые руки задрожали, суставы потрескивали. Взглянув на Фарреро, Марлé сказал: «Он приклеен!»
«Насколько мне известно, он весит несколько тонн, – объяснил Фарреро. – Это звездное вещество. Даже небольшой его кусочек обладает существенной силой притяжения. Так или иначе, тысяча сто тридцать два астероида, состоящих в основном из звездного вещества, оказались на орбите вокруг Солнца – и не так уж далеко от Земли. Это небольшие, темные космические тела, недостаточно массивные для того, чтобы вызывать заметные гравитационные возмущения. Но когда вы стоите на поверхности такого астероида, центр притяжения достаточно близок для того, чтобы ваш вес приближался к земному. Я зарегистрировал все эти обломки мертвых звезд – все до единого. Некоторые мне придется объединить, чтобы создать достаточную массу, в других случаях потребуется нарастить каменную кору, чтобы увеличить радиус и тем самым уменьшить силу притяжения». Фарреро открыл люк и жестом пригласил Марлé забраться в корабль: «Я знаю, где вы могли бы добыть сколько угодно такой сверхтяжелой материи».
Марлé молча залез в кабину корабля и взглянул на Фарреро горящими глазами: «Где?»
Фарреро закрыл люк, потянул на себя рычаг дросселя, и мир Деплэйна провалился в пространство за кормой: «На вашем месте я в первую очередь произвел бы разведку в системе Альфы Центавра. Не сомневаюсь, что там тоже летает всевозможный космический мусор. И вполне может быть – если вам повезет – что он достаточно остыл».
«Шутки в сторону! – сказал Марлé. – Вернемся на Землю. Мне предстоит долгий разговор с Ангкером. Надо полагать, вы не хотите снова работать на нас, даже если вам повысят заработную плату?»
«Нет»
«Я так и думал».
Через десять минут Марлé вынул чековую книжку, выписал чек и передал его Фарреро: «Предварительный взнос в размере пятисот тысяч – за один из ваших миров, примерно такой, как у Вестгеллера. Было бы глупо не занять место в поезде, который потом уже не догонишь».
ДЕСЯТЬ КНИГ
Они остались одни – настолько одни, насколько это возможно для живых людей посреди черной межзвездной пустоты. Далеко за кормой мерцали солнца околоземных миров, впереди – чужие звезды и тусклые призрачные облачка галактик.
В кабине было тихо. Бетти Велстед сидела, наблюдая за мужем. Ральф сгорбился над аналитическим столом, и она переживала за него. Когда шкала центрифуги показала наличие тяжелого металла, Велстед нагнулся еще ниже, и Бетти тоже наклонилась вперед, движимая бессознательной симпатией. Когда он поджег крошки руды в пробирной чашке спектроскопа, заметил, что самая яркая полоса спектра соответствовала свинцу, и закусил губу, Бетти, затаившая дыхание, выдохнула и откинулась на спинку сиденья.
Ральф Велстед встал – человек среднего роста, очевидно выносливый, привыкший много и тяжело работать; его волосы, кожа и глаза были одного и того же рыжевато-коричневого оттенка. Бетти следила за его движениями – он смахнул целую груду образцов руды в мусорный желоб.
«Если бы этот астероид был в Солнечной системе, – угрюмо произнес Велстед, – мы стали бы миллионерами. А здесь, если в нем нет жилы платины или урана, нет смысла его вырабатывать».
Бетти затронула тему, уже два месяца занимавшую ее мысли: «Может быть, пора повернуть назад?»
Велстед нахмурился и зашел под прозрачный смотровой купол. Бетти тревожно наблюдала за ним: она понимала, что их завел так далеко не столько поиск минералов, сколько исследовательский азарт.
Велстед вернулся в кабину. «Впереди звезда, – он ткнул пальцем в трехмерную карту, – вот эта. Проверим наскоро ее систему, а потом уже начнем возвращаться».
Бетти обрадованно кивнула: «Меня это устраивает». Она вскочила, и они вместе подошли к экрану. Ральф навел на звезду прицельный вортекс и отрегулировал его – смутная, быстро вращающаяся спираль стабилизировалась, и на экране загорелся, как раскаленная добела монета, диск неизвестного солнца. Звезду сопровождала единственная планета.
«Размером с Землю», – с любопытством заметил Велстед; у Бетти екнуло сердце. Ральф покрутил ручки тонкой настройки, увеличил изображение – и планета словно бросилась навстречу звездолету: «Взгляни на атмосферу! Она плотная!»
Ральф повернул сочлененный манипулятор с термопарой на конце, и они оба склонились над индикатором: «Девятнадцать градусов по шкале Цельсия. Примерно как на Земле. Проверим еще раз атмосферу. Знаешь ли, дорогая, вполне может быть, что мы нашли нечто потрясающее! Планета земного типа, температура в пределах земной нормы…» Его слова превратились в неразборчивое бормотание – он смотрел на экран спектроскопа, изучая один за другим результаты анализа отраженного планетой света. Снова поднявшись на ноги, он бросил на Бетти быстрый торжествующий взгляд, но вдруг о чем-то задумался и прищурился: «Прежде чем праздновать, нужно убедиться в том, что мы не ошиблись».
Бетти не чувствовала праздничного волнения. Она молчала, пока Ральф перелистывал страницы каталога.
«Ура! – закричал Велстед, радостно прыгая, как маленький мальчик. – Планета не зарегистрирована! Она наша!» И у Бетти душа ушла в пятки. Открытие означало бесконечные задержки – пройдут месяцы, прежде чем Ральф изучит планету, составит карты океанов и континентов, разберется в составе флоры и фауны. В то же время она в какой-то мере заразилась энтузиазмом мужа, в ее голове загорелась искра интереса, уже заставлявшая отступить сумрак уныния.
«Мы назовем ее „Велстед“… – говорил Ральф. – Нет-нет! Мы назовем ее „Элизабет“, в твою честь. У нас будет собственная планета! В один прекрасный день там будут города, там будут жить миллионы людей. И каждый раз, когда кто-нибудь будет писать письмо, когда там построят дом, когда там приземлится звездолет – все будут упоминать твое имя».
«Нет уж, дорогой! – возразила Бетти. – Не говори глупости. Мы назовем планету „Велстед“, в честь нас обоих».
Позже оба они почувствовали острый укол разочарования, когда обнаружили, что планета уже населена – и населена людьми.
Но оказанный им прием поразил их не меньше, чем само открытие планеты и ее обитателей. Можно было ожидать чего угодно – любопытства, враждебности…
Супруги Велстед не спешили приземляться, предпочитая оставаться на орбите чуть выше атмосферы, чтобы предварительно изучить этот мир и его население.
Мир выглядел приятным, даже радостным. Там были всевозможные леса, джунгли, саванны. Солнечные реки струились по зеленым лугам. Блестели тысячи голубых озер и три синих океана. На дальнем севере и на крайнем юге слепили белизной снежные просторы. Редкие города этой малонаселенной планеты было трудно найти – они почти неразличимо сливались с ландшафтом.
Просторные города без высотных домов, полускрытые под покровом зеленой листвы – совсем не такие, как скученные человеческие ульи Земли – выглядели с орбиты подобно резным орнаментам из алебастра или чудесным огромным снежинкам. Бетти, склонная к романтическим переживаниям, была очарована: «Они кажутся райскими селениями, порождениями мечты!»
«При этом их цивилизация очевидно не примитивна, – задумчиво сказал Ральф Велстед. – Видишь группу продолговатых серых зданий на окраине? Это фабрики».
Бетти сомневалась – и ее сомнения постепенно выразились в словах: «Ты думаешь, им может не понравиться, если мы там приземлимся? Если они приложили много усилий для того, чтобы об их планете – об их Утопии – никто не знал, может быть, они не хотят, чтобы их обнаружили?»
Ральф повернулся к жене и серьезно посмотрел ей в глаза: «Ты хочешь приземлиться или нет?»
«Конечно, хочу – если ты не против. Если ты не считаешь, что это опасно».
«Я не знаю, опасно ли это. Но возникает впечатление, что просвещенные люди, построившие такие города, вряд ли станут наносить вред чужеземцам».
Бетти разглядывала планету: «Думаю, ничего плохого с нами не случится».
Ральф рассмеялся: «Придется рискнуть! Все мы когда-нибудь умрем, так или иначе. Почему не сегодня и не здесь?»
Он бросился к пульту управления, и корабль стал опускаться к поверхности: «Сядем прямо у них перед носом, в центре большого города».
Бетти вопросительно взглянула на мужа.
«Какой смысл прятаться в дикой, безлюдной местности? – пояснил свои действия Ральф Велстед. – Если уж знакомиться, то лучше представиться во всей красе».
«А если они сочтут это непозволительной дерзостью и расстреляют нас на месте?»
«От судьбы не уйдешь».
Звездолет опустился в парке, точно в центре города. Наблюдая за происходящим из-под смотрового купола, Велстед заметил, что к кораблю спешили группы людей.
«Подойди к люку, Бетти. Приоткрой его чуть-чуть и покажись им. Я останусь у пульта управления. Как только тебе что-нибудь не понравится – даже если в корабль швырнут дохлую кошку – мы улетим обратно в космос так быстро, что они не успеют запомнить наш визит».
Звездолет окружили тысячи мужчин и женщин всех возрастов; все они возбужденно кричали, охваченные какими-то сильными чувствами.
«Они кидают цветы!» – ахнула Бетти. Она открыла люк и стояла в проеме, а люди внизу кричали, пели, рыдали. Смущенная эмоциональной реакцией толпы, Бетти улыбалась и приветственно помахивала рукой. Повернувшись к Ральфу, она сказала: «Не знаю, чем мы заслужили такой прием, но мы здесь – герои. Может быть, они нас с кем-то спутали».
Вытянув шею, Ральф Велстед рассматривал толпу из-под купола: «Они выглядят нормальными, здоровыми людьми».
«Тут все красивые, – заметила Бетти. – Все!»
Толпа расступилась – приближалась небольшая группа пожилых мужчин и женщин. Их предводитель выступил вперед – высокий, статный седой старик с лицом Иеговы на фреске Микеланджело.
«Добро пожаловать! – звучно воскликнул он. – Народ Приюта вас приветствует!»
Бетти удивленно уставилась на патриарха, Ральф спустился из-под купола и подошел к открытому люку. Слова приветствия отличались странным, архаическим выговором – но это был язык Земли.
Высокий седой человек продолжал говорить, не задумываясь – будто произносил давно заученную речь: «Двести семьдесят один год мы ждали вашего прибытия, ждали избавления!»
Избавления? Это слово заставило Велстеда задуматься. «Не вижу, от чего их нужно было бы избавлять? – пробормотал он на ухо жене. – Солнце светит, деревья цветут, все выглядят сытыми и довольными – и энтузиазма у них гораздо больше, чем у меня. От чего они хотят избавиться?»
Бетти уже спускалась по лестнице, и Ральф последовал за ней.
«Благодарим вас за приветствие! – сказал Велстед, стараясь не выглядеть, как напыщенный политический деятель. – Мы счастливы с вами встретиться. Это замечательное – и неожиданное – событие, мы не ожидали столь радушного приема на вашей планете».
Седой старик серьезно поклонился: «Вполне естественно, что вы испытываете любопытство – нас тоже интересует состояние цивилизации во Вселенной. Но в данный момент мы хотели бы услышать ответ на один вопрос. Как идут дела на Земле?»
Ральф нервно потирал подбородок – на него смотрели тысячи глаз; наступило гробовое молчание.
«На Земле, – сказал он, – дела идут примерно, как обычно. Времена года сменяют друг друга, в одних местах идут дожди, в других светит солнце, кое-где наступают морозы, дуют ветры». Обитатели Приюта благоговейно впитывали каждое слово – так, как если бы он декламировал величественную поэму. «Земля – все еще в центре скопления обитаемых систем, на ней живет больше людей, чем когда-либо. Стало больше шума, стало теснее…»
«Войны? Новые правительства? Насколько продвинулись научные достижения?»
Велстед задумался: «Войны? Никаких особенных войн не было с тех пор, как распалась Иератическая Лига. Правительство все еще управляет, пользуясь большим количеством статистического оборудования. Взятки, хищения, грабежи, бессмысленные затраты времени и денег – все это по-прежнему существует, если вас интересуют такие вещи.
Наука? Это сложный вопрос. Мы многое знаем, но не знаем еще больше – так было всегда. Принимая во внимание все обстоятельства, в общем и в целом дела на Земле идут так, как они шли испокон веков – есть много хорошего и много плохого».
Он помолчал – затаившие дыхание слушатели одновременно выдохнули. Седой старик снова кивнул – серьезно, трезво – хотя он очевидно тоже был охвачен возбуждением соплеменников: «Пока что этого достаточно! Вы, наверное, устали, и у нас еще будет время поговорить. Могу ли я предложить вам гостеприимство моего дома?»
Ральф неуверенно взглянул на Бетти. Инстинкт подсказывал не покидать корабль.
«Или, если вы предпочитаете оставаться на борту…» – предположил старейшина.
«Нет-нет, – сказал Ральф. – Мы с удовольствием у вас остановимся». Если местные жители намеревались нанести Велстедам ущерб – что представлялось исключительно маловероятным – пребывание на борту звездолета никак не могло бы предотвратить такой поворот событий. Вытянув шею, Ральф смотрел по сторонам, ожидая появления высокомерных и нахальных должностных лиц – на Земле таковые непременно заявили бы о себе: «Не должны ли мы перед кем-нибудь отчитаться? Надеюсь, мы не нарушили какой-нибудь закон, приземлившись в парке?»
Седой старик рассмеялся: «Что за вопрос! Меня зовут Александр Клэй, я – мэр города Митилены и Путеводитель. Мои полномочия и всеобщая воля населения позволяют вам безвозмездно пользоваться всем, что может предложить наша планета. Ваш звездолет никто не тронет».
Он отвел их к широкому экипажу – при этом Бетти чувствовала себя чрезвычайно неудобно в мятых шортах, выглядевших неопрятно по сравнению с разноцветными туниками окружающих женщин.
Ральф Велстед заинтересовался экипажем – он позволял оценить уровень технологии, достигнутый на Приюте. Изготовленная из блестящего серого металла, машина повисла сантиметрах в тридцати над землей – колес у нее не было. Ральф с удивлением взглянул на Клэя: «Антигравитация? Если так, земляне готовы будут заплатить сокровища за ваше изобретение».
Клэй добродушно покачал головой: «Магнитные поля, отталкивающие от металла в дорожном покрытии. Разве это не делается повсеместно на Земле?»
«Нет, – ответил Ральф. – Теоретически, конечно, эффект общеизвестен, но у нас, чтобы устроить такую систему, пришлось бы раскапывать слишком много дорог, а это вызвало бы бесконечные возражения. Мы все еще пользуемся колесами».
«Традиция – огромная сила, – задумчиво произнес Клэй. – Непрерывность, формирующая культуру рас. Поток, русло которого мы давно потеряли…»
Велстед покосился на старейшину. Клэй говорил совершенно серьезно.
Экипаж довольно быстро скользил над дорогой – с обеих сторон открывались мирные пейзажи чудесной красоты. В любом направлении можно было заметить ту или иную новую очаровательную достопримечательность: поляну, окруженную огромными деревьями, уютный деревянный дом, группу общественных зданий вокруг площади, вереницу разноцветных лавок на террасе, за деревьями, посаженными в шахматном порядке.
Время от времени попадались драматические виды – например, обелиск в конце широкого проспекта. Этот монумент из бетона, бронзы и черного металла возвышался на семьдесят метров; на его вершине стояла героическая статуя человека, протянувшего к небу руку таким жестом, словно он пытался поймать звезду.
Ральф Велстед вертел головой, как заправский турист: «Великолепно!»
Клэй согласился, но без энтузиазма: «Надо полагать, нашим достижениям можно отдать должное. Для вас, конечно, только что расставшихся с цивилизованными мирами…» Он не закончил фразу: «Прошу прощения, я позвоню домой». Старейшина приложил к уху телефон.
Бетти прошептала Ральфу на ухо: «Любой планировщик на Земле отдал бы душу дьяволу за возможность построить такой город».
Велстед хмыкнул. «Помнишь Халлека? – пробормотал он в ответ. – Он был городским планировщиком. Хотел снести в Ланчестере трущобы на участке площадью два с половиной квадратных километра – в основном восемнадцатиэтажные дома с душными трехкомнатными квартирами. Сначала на него накинулись торговцы недвижимостью, обзывая его „хаотистом“. Среди его приятелей и знакомых распустили слухи о его нравственном разложении. Несчастные арендаторы квартир хотели его линчевать, потому что им грозило выселение. Правоверные старообрядцы исключили его из партии – им принадлежало большинство голосов в округе. Так что трущобы остались на прежнем месте, а Халлек продает сельскохозяйственные инструменты на Пятой планете Арктура».
Бетти смотрела на мелькающие мимо деревья: «Может быть, Приют послужит примером для всех околоземных планет».
Ральф пожал плечами: «Может быть. А может быть и нет. Замкнутое мирное существование невозможно продемонстрировать миллионам людей – в таком случае, по определению, замкнутого мирного существования больше не будет».
Бетти слегка выпрямилась на сиденье: «Единственный способ убедить сомневающихся – продемонстрировать возможность. Если бы арендаторы квартир в Ланчестере увидели этот город, неужели они вернулись бы в трехкомнатные трущобы, никак не желая изменить условия своего существования?»
«Если бы они увидели этот город, – откликнулся Ральф, – они никогда не покинули бы Приют. Как-нибудь, правдами или неправдами, не мытьем так катаньем, они эмигрировали бы сюда».
«И я хотела бы оказаться в первой волне эмиграции!» – убежденно заявила Бетти.
Экипаж повернул в образованный кронами деревьев туннель, пересек аккуратно подстриженный ярко-зеленый газон и остановился у дома, построенного из темного плотного дерева. Под крышей с четырьмя высокими коньками тянулась терраса, а на террасе в естественном русле журчал ручей. Дом выглядел просторным и удобным – примерно так, как выглядели лучшие сельские виллы на Земле и на озелененных планетах – но не производил впечатления чего-то нарочно придуманного, натянутого, театрального.
«Вот мой дом», – сказал Клэй. Он отодвинул дверь из навощенного светлого дерева и пригласил гостей в прихожую, устланную циновкой из плетеного ротанга, с обшивкой стен из ткани, расцветка которой вторила окружающему лесному пейзажу. Под стеной с картиной в раме тянулась длинная скамья из блестящего темного дерева. Откуда-то, из незаметного источника, помещение озарялось потоком света, наполнявшего пространство, как скрытая подсветка – воду в аквариуме.
«Одну минуту! – с некоторым смущением пробормотал Клэй. – Мое скромное жилище достаточно убого и без того, чтобы показывать его в неприбранном виде». Старейшина говорил искренне, его слова не были условным самоуничижением, предписанным традицией.
Клэй повернулся было, чтобы уйти, но задержался и снова обратился к слегка недоумевающим Ральфу и Бетти: «Вынужден извиниться за нашу отсталость – у нас нет никаких особых помещений для почетных гостей, роскошных отелей, посольств или залов для торжественных приемов, придающих достоинство встречам на Земле. Гостеприимство в моем доме – все, что я могу предложить».
Супруги Велстед принялись одновременно протестовать: «Мы не заслуживаем даже того, что вы для нас делаете. В конце концов, мы – всего лишь пара пролетавших мимо старателей».
Клэй улыбнулся – заметно было, что их слова его в какой-то мере успокоили: «Вы – звено, связывающее Приют с цивилизацией, важнейшие гости из всех, кого нам приходилось принимать. Прошу прощения, я скоро вернусь». Он вышел.
Бетти подошла к картине, висевшей на стене – простому пейзажу, изображавшему склон холма, несколько деревьев и далекую горную гряду. Ральф, испытывавший интерес скорее к технике, нежели к живописи, искал источник освещения – но его поиски не увенчались успехом. Он присоединился к Бетти, продолжавшей разглядывать картину. Та прошептала: «Это, это… боюсь даже сказать! Это шедевр».
Ральф Велстед прищурился, стараясь понять, чем объяснялось трепетное почтение его супруги. Действительно, картина притягивала взор и словно окружала того, кто на нее смотрел, пейзажем, вызывавшим приятное волнение, ощущение теплоты и безмятежности.
Вернувшись, Клэй заметил интерес супругов: «Что вы думаете об этой картине?»
«Думаю, что она… мастерски исполнена», – Бетти не находила слов, позволявших выразить восхищение пейзажем и в то же время звучавших непритворно.
Клэй скорбно покачал головой и отвернулся: «Нет необходимости высказывать похвалы просто из вежливости, госпожа Велстед. Мы сознаем свои недостатки. Вы видели произведения Джотто, Рембрандта, Сезанна. По сравнению с ними эта картина, скорее всего, кажется вам безделицей».
Бетти начала было возражать, но остановилась. Ее слова очевидно не убедили бы Клэя – или, возможно, принятые на Приюте общественные условности побуждали его преуменьшать достоинства работ местных мастеров, а в таком случае энергичные протесты могли бы показаться невежливыми.
«Ваши комнаты скоро приготовят, – сказал Клэй. – Кроме того, я заказал для вас новую одежду, потому что вам, как я вижу, нечем было заменить ту, в которой вы провели долгий путь».
Бетти застенчиво покраснела и поправила голубые шорты. Ральф тоже слегка порозовел, взглянув на свою потертую куртку. Он вынул из кармана кусочек щебня: «С астероида, где я проводил разведку несколько недель тому назад». Он повертел камешек в пальцах: «Ничего я там не нашел, кроме гранита с включениями граната».
Клэй взял маленький обломок камня и рассмотрел его с необычным почтением: «Не могу ли я оставить этот образец у себя?»
«Разумеется, почему нет?»
Клэй положил камешек на серебряное блюдо: «Вам, наверное, не совсем понятно, чтó этот маленький камень символизирует для нас, людей Приюта. Межзвездные полеты были нашей целью, нашей мечтой в течение двухсот семидесяти одного года».
И снова Клэй упомянул о периоде продолжительностью в двести семьдесят один год! Ральф Велстед подсчитал в уме. По всей видимости, соплеменники Клэя прибыли на Приют в эпоху Великих Блужданий, вскоре после изобретения гиперпространственного двигателя, когда люди разлетелись по Галактике, как пчелы по усеянному цветами полю, и человеческая цивилизация разгорелась в пространстве, как сверхновая звезда.
Клэй провел их в большой зал – в целом простой, но искусно отделанный в деталях. Не обладая достаточными критическими навыками, с первого взгляда Ральф Велстед не сумел различить подробности. Он почувствовал лишь общую атмосферу рыжевато-коричневых, мягко-голубых и водянисто-зеленых тонов дерева, тканей, стекла и керамики – все эти оттенки чудесно сочетались с блеском навощенного темно-коричневого дерева. В конце продолговатого помещения на широком застекленном пюпитре стояли десять больших книг в черных кожаных переплетах. Пюпитр чем-то напоминал алтарь, а установленным на нем книгам, по-видимому, придавалось особое значение, как своего рода иконам.