После того… Роман-демотиватор
Джин сделал магический пас руками, как показалось Гарику, и… и исчез!.. Через секунду джин появился дымным серным столбом перед Сандалетовым и, материализовавшись в собственном облике, рыкнул на него так, что Санька от страха шумно наложил себе в штаны весьма пахучие экскременты.
– Сейчас я тебе, кансамолец ты наш, голову оторву, но сначала заставлю съесть горячее блюдо в твоих штанах! – сказал с широкой ухмылкой Ха-Топа, обнажив клыки.
– Ззззза что? – еле вымолвил Сандалетов.
– Зззззза Гарика! – передразнил его Ха-Топа.
Сандалетов, сотрясаемый от страха позорной трясучкой, недостойной бравого комсорга, упал перед Ха-Топа на колени и взмолился:
– Ннннне надо, пожжжалуйссста, я никому никогда не скажу, честное комсомольское!
– Хорошо, гаденыш! На первый раз, несчастный, поверю. Но помни – я за тобой, засранцем, буду приглядывать! – сказал Ха-Топа и исчез, оставив трясущегося от страха комсорга наедине с мокрыми штанами.
…В этот момент Гарри Таратута проснулся. За окном было уже утро, и вовсю светило солнце. Гарри вспомнил свой сон и сладко потянулся. Ему снились три совершенно обнаженные девушки невиданной красоты и нежности, он целовал их ноги и называл богинями… Правда, потом в сон ворвалась жена и, размахивая скалкой, точно свирепый янычар своим ятаганом, разогнала всех богинь к едрене фене, заявив своим появлением торжество атеизма… Ну, если и не атеизма, то монотеизма точно – поклоняться иным богиням, кроме как своей жене, Гарри запрещалось категорически под страхом Семейной Инквизиции. Одна только отрада и была у Гарри – работа!..
Эх, все же хорошо, что тогда бес Ха-Топа открыл ему тайны человеческого разума, благодаря которым Гарри сделал секретное психиатрическое открытие и стал самым молодым профессором Медицинской Академии Наук. Правда, имя пришлось поменять – это уж в КГБ настояли: в те годы всем секретным академикам и профессорам имена меняли – не избежал этого и Гарри Севастьян, ставший Гарри Таратутой и заведующим Мамоновской психиатрической клиникой.
Мамоновский филиал секретного нейро-психиатрического НИИ после развала Союза сократили и ликвидировали, а Вагиз Арутюнович же пошел на повышение, возглавив краевую психиатрию. Все в жизни Гарри Таратуты было шикарно, за исключением одного «но» – Санька Сандалетов, по кличке Сандаль, бывший комсорг, который внезапно на гребне перестройки подавшись из мелких шантажистов в рэкетиры, со временем стал лимонистым боссом, как называли индюков преступного мира, не нюхавших баланду, но изображающих крестных отцов мафии. И хотя у Таратуты с Сандалем никаких взаимных проблем не было, все же, Гарри избегал встречаться с Сандалем на великосветских мамоновских раутах – мало ли… Слишком, уж, хорошо они знали друг друга…
****
Вывеска проходной завода «Серп и молот», была подпорчена неуклюжей корявой припиской от руки – «и Яйцо», вероятно, намекавшей, что на заводе занимались ещё и сельскохозяйственным машиностроением, а может, и просто дело рук местной шантрапы. Контора металлургического завода не имела внушительного вида своего пращура – видок, скажем прямо, был, скорее, обратным от противного – унылый и сиротский: всюду царило запустение, валялся различный мусор, а сквозь щели ограды территории завода виднелись полуразваленные цеха, в которых некогда бурлила жизнь, с зияющими глазницами выбитых окон.
Важного вида, явно уже опохмелившийся охранник, бессмысленными глазами глянув в предъявленное капитаном Мымриком служебное удостоверение, показал тому путь к заводскому музею: вход в здание музея находился чуть поодаль по прямой, а потом направо и еще три раза налево – «В общем, там сам увидишь».
Пантелеймон продрался через заросли крапивы, по пути пару раз наступив в то, что в приличном месте валяться не должно ни коим образом, и оказался у старинных, густо крашенных с подтеками масляной краской, высоких дверей заводского музея. Как оказалось, двери были заперты изнутри. Не найдя кнопки звонка, от которого болтался лишь обесточенный провод, капитан уверенно и громко забарабанил в дверь кулаком. Вскоре послышался шум отодвигаемого засова, двери распахнулись, и перед взором капитана предстала… Варвара!..
– Что – арестовать пришел? Вот же дал бог соседа… – проворчала Варвара, увидев капитана и инстинктивно – на всякий случай – застегивая верхнюю пуговичку блузки.
– Нет… – смутился было капитан, но затем строго сказал: – Я здесь в связи с совершенным преступлением, а потому требую от вас, гражданка Дородная, оказать всяческое содействие проводимому мной следствию!
– Поглядите на него! – возмутилась Варвара. – С утра он мне все мозги проел, посадить грозился, а теперь – помогите ему!.. – с этими словами Варвара развернулась и пошла внутрь музея.
Капитан, секунду потоптавшись на пороге, проследовал за Варварой, которая уже подошла к каким-то дверям, распахнула их и сказала, махнув в сторону раскрытых дверей:
– Вот…
– Что вот?.. – спросил Мымрик, разглядывая Варвару с ног до головы и со знанием дела оценивая ее природные достоинства, успев за пару секунд раз пять мысленно изменить жене с Варварой. Блин!.. Такого от Варвары он не ожидал!..
– Место преступления – вот, говорю. Только с утра уже была группа из РОВД с экспертом и пёсиком – все облазили и никаких следов не нашли.
– Знаю, – ответил капитан. – Потому я и здесь.
ГЛАВА 3
Колька Селезнев, только что закончивший шестой класс, слонялся с утра без дела. Его тощая, по-детски неуклюжая фигура маячила в разных уголках городка, так он полноценно тратил своё летнее время, свободное от учебы и внимания родителей. У него, как у других, не было бабушки в деревне, а родители купить путевку в летний лагерь не смогли. Колькина мать – Алиса Селезнева – получала мизерную зарплату, работая медсестрой в заводском фельдшерском пункте. А его вполне законный, хоть и гражданский, отец Валька Распутин, уж, полгода как сокращенный с завода, перебивался случайными заработками. Предоставленный саму себе, Колька Селезнев, в конце концов, приходил к реке и ожидал здесь своего закадычного друга Стаса Мымрика. Это было место их встречи, они вдоволь здесь купались и загорали…
Когда-то давно, зимой 1941 года, когда фашистская авиация разбомбила единственный в округе мост, по льду реки была проложена дорога, по которой в тыл вывозили раненых бойцов и эвакуированных жителей, а также вывозили заводское оборудование. Говорят, тогда под лед провалилась полуторка с чекистами, перевозившими какие-то ценности. После войны власти пытались отыскать затонувший грузовик – но без результата. Потом долго еще – вплоть до развала СССР – в том месте купаться было строго запрещено. Это уже потом все дно реки излазили черные копатели да нырятели, но, однако, ничего не нашли. Говорят, еще в 1950-е годы какая-то юродивая бабка несколько раз сбегала из местной психушки и прибегала на этот берег, плевалась в воду и называла это место чертовым омутом и бесовской ямой. Потом эту бабку не то перевезли куда, не то усыпили, чтобы она не будоражила умы местных жителей своей религиозной чертовщиной.
Колька Селезнев сидел на берегу протоки и кидал обломки кирпичей, наблюдая на расходившиеся по воде кругами и повторял слова из своей любимой сказки про дурачка Емелю:
– По щучьему велению, по моему хотению…
И вдруг, после очередного броска осколка кирпича, вода в протоке забурлила, словно откуда-то со дна вырвались клубы воздуха, и на поверхность всплыла огромная щука со старым, полусгнившим деревянным ящиком (длиной около полутора метров и толщиной примерно полтора десятка сантиметров) в пасти. Она подкинула ящик к берегу и, с силой ударив мощным хвостом по воде и окатив Кольку брызгами, исчезла обратно в пучине протоки.
– Ружье, наверно!.. – подумал обрадованный Колька. – А то и винтовка какая!.. Пацаны обзавидуются теперь!..
Колька мигом спрыгнул в воду и вытащил ящик на берег, после чего смыл с него ил. На заколоченной гвоздями крышке ящика была частично сохранившаяся, выполненная белой краской трафаретная надпись, которая, как смог разобрать Колька, гласила: «Соверше… о …ретно! Опасный груз! Не вскрывать! Соб… енность государства! Под охран… НКВД!» Под этой надписью той же белой краской от руки кистью было написано: «Ст… ший упол… че… й отдела секре… х ценно… и оккул… ых артефа… в майор НКВД Федор Куроч… ин».
Колька пнул ящик ногой, отчего тот рассыпался, и средь обломков ящика в остатках сгнившей мешковины показался – к глубочайшему Колькиному разочарованию – лом… Обыкновенный лом, а никакая не винтовка… Обычный лом, какой есть практически в каждом доме. У Колькиного отца в гараже два таких… Колька взял в руки лом и осмотрел его – так и есть! – обыкновенная говенная железяка, не имеющая никакой ценности. Правда, с каким-то странным значком…
Колька обеими руками раскрутил лом и выкинул его подальше в прибрежные кусты, после чего побрел домой: каникулы – каникулами, в обед по расписанию! Разочарованный Колька ушел с берега прочь и уже не видел того, как вода в протоке – в том самом месте, откуда всплыла щука с ящиком в зубах – булькнула еще раз, выплюнув на поверхность какой-то бумажный лист, пожелтевший от времени, который поплыл по течению вниз. Лишь пролетавшие над медленной рекой стрекозы могли с высоты своего стрекозиного полета увидать тот листок с изображением орла, сжимающего в своих когтистых лапах венок из дубовых листьев с многоизогнутум крестом в центре венка. А если бы те стрекозы умели еще и читать, то, наверняка, они прочли бы и напечатанный готическим германским шрифтом текст со странным словом Ahnenerbe…
****
Получив повестку, Варвара Петровна подчёркнуто громко запричитала. Она связала свой небольшой промысел – продажу самопальной водки – с появлением повестки, грозящей подорвать её небольшое благосостояние.
– Несчастная я женщина! – причитала пьяная Варвара, сидя на кухне, широко раздвинув ладные крутые бедра, хлопая по ним своими мягонькими ладошками, одновременно хладнокровно биясь головой об трубу отопления. Но Пантелеймона, как назло, не было дома и его сердце осталось нетронутым. Ментовская жена – Лизавета Мымрик, вернувшись с ночной смены в базарном ларьке, спала, как убитая непомерной жизнью лошадь. Мымрик-младший где-то слонялся без дела.
Гул доносился с пятого Варвариного этажа по стояку до подвала. На третьем этаже жили сумасшедшие Мосины – они могли подумать, что угодно. На втором обрадовались – решили, что идут ремонтные работы. На первом этаже никого не было – хозяин уж как полгода был не то в отъезде на заработках, не то в СИЗО… В подвале же произошло некоторое возмущение.
Местный воевода нечисти – подвальный бес Карл – в это неподходящее время принимал гостей: мелких бесов и бесенят подотчетного ему района: Ха-Топа, Ха-Пито, Ха-Пупо, Ха-Моно, Ха-Вишня… Средь них находился и Варварина отрада Ха-Куко – так себе бесишко. Сам же Карл, по собственной легенде, происходил из благородного рода замковых привидений. Но вся районная нечисть знала, что его произвели в бесы за то, что Карл в свою земную бытность, хотя это тоже вполне могло оказаться очередной ложью, преуспел в написании кляуз и доносов, благодаря которому сгинули многие несчастные людишки. Ха-Куко преданно делал вид, что верит россказням беса Карла, и даже сам придумал и распространял среди других бесов выдумку, будто высокая желчь Карла появилась в районе Бермудского треугольника от соития страха чёрных людей и жестокости работорговцев. Неуклюжая выдумка с человеческими грехами снискала у Карла симпатию.
Вообще-то, Ха-Куко слыл большим драчуном, довольно часто затевал драку с другими бесами, поэтому они его сторонились. Вроде бы был, на первый взгляд, спокойным, но, ни с того, ни с сего, из-за какой-либо мелочи, мог вспылить. У него был отломан один рог – награда за буйный нрав. Ко всему ещё, он был не столь волосат, вернее шерстист, как остальные бесы, и мог бы сойти по объему волосяного покрова за обычного уроженца южных регионов.
Сейчас бес Карл производил в учебно-показательных целях прилив желчи у валявшегося в подвале вечно пьяного сантехника Матроскина, которого погнала из хаты вон его родная жена. Матроскин сидел, бездумно вращая глазами, растопырив пальцы, будто приготовился вцепиться кому-то в горло.
За всем этим равнодушно наблюдая, поодаль лежал кот в клетчатых штанах с подтяжками – кот Васька был приёмным сыном сумасшедших Мосиных с третьего этажа. Васька любил сбегать от своих чудаковатых хозяев. Причем, сбегал непременно в подвал – понаблюдать за Карлом…
– Человек – есть паразит Земли! – важно сказал Карл, указав пальцем вверх, и в этот же самый момент вдруг раздался Варварин стук по трубе. Обычно бесы не обращали внимание на такие мелочи, но Карл подозрительно посмотрел на Ха-Куко, и в это время сантехник Матроскин вышел из анабиоза, в который ввел его Карл, и открыл глаза.
– Уаааа!.. – завопил Матроскин и кинул в Карла рабочим орудием труда сантехника – разводным газовым ключом. И, конечно же, промахнулся…
Тем временем Карл опять взял ситуация под контроль, и Матроскин снова захлопнул глаза и приумолк.
– Человек – есть живой механизм для производства дерьма, – продолжил урок Карл.
Но тут опять послышался металлический гул стояка. Карл намекающе посмотрел на Ха-Куко.
– Это, по-моему, тебя… – сказал он ему строго, указав на трубу.
Ха-Куко, елейно потупившись рылом, откланялся и извернулся в квартире своей ласковой хозяюшки, дымным серным столбом встав перед Варварой… Сквозь пелену слёзной влаги она не сразу рассмотрела свою последнюю отраду, а рассмотрев, не промахнулась – она бросилась на шерстистую, костлявую бесовскую грудь с криком:
– Ой, посодют меня одинокую!.. – и, выдвинув нежнокожую челюсть, разъяснила: – Менты, волчары позорные, дело шьют!..
Ха-Пупо нахмурился – он прекрасно знал о том, что в милиции очень хорошо умели шить дела. Там с этим справлялись даже лучше, нежели с поиском и ловлей опасных преступников. Иногда даже казалось, что сотрудников органов специально готовят в швейном техникуме. Ну, по крайней мере, практику они в нем проходят точно…
****
Три неразлучных еще со школы подружки, полуграции Вера, Надя и Люба решили заняться бизнесом. Они целых два битых часа усиленно мозговали, отчего даже очень устали с непривычки, но они так и не могли решить, чем бы им заняться. И, в конце концов, за неимением других талантов, решили, все-таки, заняться проституцией. На волне подъема кооперативного движения подружки зарегистрировали швейный кооператив и заняли некую площадь в подвале дома по улице Космонавтов, причем, с отдельным входом, а на улице к стене над дверью прибили вывеску, которая гласила, что здесь находится мастерская по пошиву одежды «Сосёнка». Оборудовали помещение для утех кроватями, на всякий случай принесли откуда-то некое подобие швейных машинок, расставив их по столам, подобранным возле свалки у столовой, развесили ковры и разные цветастые плакаты да картины, которые они утащили из ленкомнаты завода и из раздевалки местной бани, накупили спиртных напитков, сами приготовили закусочки… И всё у них пошло, как по маслу… И клиенты пошли… (Была в «Сосёнке» и своя «Книга жалоб и предложений». Буквально за месяц работы заведения, «Книга» наполнилась такими отзывами, что, воспитанному в духе семейных ценностей человеку, было откровенно стыдно читать ее. Впрочем, многие мамоновцы из числа тех, у кого наблюдался недостаток денежных средств, дабы оплатить услуги граций, приходили в «Сосенку», как в библиотеку, с одной лишь целью – почитать ту «Книгу». Через некоторое время «Книга» исчезла, а затем на прилавки книжных магазинов вышел новый эротический бестселлер анонимного автора Х.Т., в котором многие без труда узнали действующих лиц заведения и их клиентов.)
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги