Царь без царства

– Их можно снять. Просто выйди к народу. Вот увидишь, как…

– Да кто меня пустит? – всплеснул руками юноша. – Кто? Ты хоть знаешь, чего мне стоил этот разговор? Меня повсюду сопровождают восемь воинов. Четверо валятся в ноги: лучезарный, умоляем вас не идти. А еще четверо – загораживают проход. Лучезарный, режьте, казните, четвертуйте нас, но только мы не пустим!

Воцарилось молчание.

– Если со мной что случится, – уже спокойнее заговорил Ианад, – золотую маску наденут на дядю. Я даже гадал, почему не случилось-то, как они дотянули? Думаю, это потому, что их трое, а такой… поворот… разрушит их понимание напрочь…

Царь Царей вздохнул.

– Ну и вельможи тоже… они бы не проглотили. Ты пойми: все знают, что страной правит эта троица, за меня никто пальцем не шевельнет! К этому все привыкли. Но если один еще и станет царем, это будет через край. На месте советников я бы боялся перегнуть палку.

Самер молчал, не зная, что возразить.

– Не будь это глупо, я решил бы, что меня втягивают в заговор, – проговорил маг.

– А вербует заговорщиков сам Царь Царей, – юноша невесело рассмеялся.

– И ты решил, что можно верить мне?

– Старик… скажем, лестно о тебе отзывался, – Ианад пожал плечами. – Да, это было давно, а люди меняются, но у меня нет выбора. Да будь я проклят, ничего ведь не теряю!

– И что мне мешает отправиться к дядюшке?

– Попробуй, – владыка нехорошо усмехнулся. – Например, Мизрах ненавидит магов еще сильней отца.

Сквозь дождь пробился голос гонга в святилище Ата́мы, бога времени. Ианад скрестил на груди руки.

– Мое время кончается, мне нужно знать определенно. Да или нет?

– Из меня… выйдет плохой союзник, – решился на откровенность Самер. – Мой Дар силен, старик говорил, сильнейший за несколько поколений. Но Дар – еще не все. Высшие чародеи сошлись на маге без сторонников, чтобы не рисковать, а выдающийся Дар – всего лишь повод объяснить свой выбор. Мы в равном положении.

– У Первого-в-Круге развязаны руки, – отрезал Ианад. – Да или нет?

Чтобы потянуть время, Самер пригубил позабытый чай. В наступившей тишине пиала негромко звякнула о чеканный серебряный поднос.

Предложение было жестом отчаяния, а не западней – единственное, в чем маг не сомневался. В остальном же… Подставит он под удар весь Круг или найдет друга в так и так надвигающейся схватке? Насколько способен юноша, в свои-то годы: жизнь потрепала его и кое-чему научила, но выплывет он или потянет за собой на дно всех?

А главное, что это значит для него: не Верховного и не чародея, а Самера из рода Алаев, перевалившего за тридцать, из-за Дара лишенного всего, что он мог унаследовать?

– Ну так что, да или нет? – в третий раз спросил владыка.

На сей раз маг ответил.

– Ндафа? – глухо позвал Верховный. В свете факелов на шторки паланкина легла угловатая тень капитана. – Долго там еще?

– Квартала три-четыре, мудрый.

Самер сжал зубы, не давая стону сорваться с губ. Голова раскалывалась. Мерное покачивание носилок растревожило боль, пульсирующую по ту сторону глазных яблок. Над шпилями обители повисло невидимое, но оттого не менее зловонное облако выплеснутой на город силы – подобно монстру, вздернутому на пики.

Этого-то Самер и боялся.

Он догадывался, что чем ближе к месту преступления, тем хуже будет, в самом же обиталище магов боль грозила стать невыносимой. Но он должен видеть собственными глазами! Сегодня. Несмотря на поздний час. От расследования будет мало проку, если он не поторопится и о происшествии начнут судачить на каждой площади.

Глава обители ждала Верховного на ступенях своей вотчины. Едва Первый-в-Круге ступил наземь, она опустилась на колени и коснулась лбом каменных плит.

– Боги воплотились… – пробубнила чародейка сухим надтреснутым голосом, не то мостовой, не то пыли, но точно не Самеру. Она была седой и согбенной, будто бремя власти склонило ее к земле, и, когда она говорила, казалось, кто-то водит клинком по старому трухлявому дереву.

Маг понимал, что на самом деле это не приветствие и не знак почтения – скорее, покаяние, но виски ныли так, что впору завыть, и Самер не сдержался:

– Простирания ниц вышли из моды, Хора́н. Вместе с ас-Джаркалами, – ну вот, он начал с резкости. Верховный постарался сгладить тон: – Прошу тебя, вставай! Я, может, и стал Первым-в-Круге, но всего две луны назад. Я не привык, что мне кланяются старшие.

Она медленно поднялась, опираясь на протянутые руки.

– Когда мы узнали, что ритуальные убийства совершались здесь, прямо в нашем доме, все были не в себе. Наговорили друг другу глупостей. Я вас понимаю, Первый. Пойдемте же.

По широкой лестнице они вскарабкались в молчании. Лишь когда двери обители сомкнулись за ними, Самер спросил:

– Есть что новое? Что-то, что мне нужно знать?

Хоран посмотрела на него печальными выцветшими глазами.

– Должно быть, нет. Разве что ложа торговцев начала выпытывать, что происходит.

– Это я уже знаю. Очень не вовремя!

– Обитель не страшится торгашей.

– Боюсь, их не интересует, чего мы боимся, а чего нет.

После душной ночи в обители было зябко. Просторные коридоры и проходы пустовали, в нишах скрывались статуи царей и завоевателей, которых успели позабыть везде, кроме этих стен.

– В последние годы нас совсем немного, – проговорила Хоран, заметив любопытство Верховного. – Все больше магов стремятся попасть в столицу. Первое время там было безопаснее: мы боялись, что в провинции повторится резня. А после смерти Черного Азаса заговорили, будто юный наследник и царь Мауз благоволят Кругу. Молодые и способные едут туда, где больше надежд и краше будущность… Я помню, как здесь звенели голоса, Первый! Главой обители в те годы сидел брат самого лучезарного. Я была молода, много смеялась, а по ночам мы бродили вдоль набережных. Огни фонарей отражались в воде, как цветные бусы.

Морщины на ее лице стали глубже, и чародейка шумно вздохнула.

– Прошу меня простить, мудрый. Я уже не та бойкая женщина и все чаще живу минувшим. Наверное, преступники воспользовались тем, что нас мало. Столько помещений пустует, уследить за всеми невозможно. А вот мы и пришли.

Они добрались до просторной комнаты с окнами на реку. Низкий столик на гнутых ножках подобострастно присел меж креслами, свет колдовских огней играл на корешках книг в кожаных, парчовых и деревянных переплетах.

– Расскажи все, от начала и до конца, – попросил Верховный, устраиваясь в кресле. – Не забудь и то, о чем не сказала во время Зова.

– Я ничего не укрывала, – Хоран потянула за старый шелковый шнурок, призывая слуг, – хотя подробности могла запамятовать. Но я готова говорить часами, если это поможет, мудрый! Для нас это был такой удар…

Утомленный ее размеренной речью, Первый невольно нахмурился. Чародейка это заметила и сразу перешла к делу.

– То, что делали преступники, называется «кормлением кровью». Или нечто близкое, я не скажу наверняка. Все знают, что в миг смерти происходит выброс силы, и вовсе лишенный сердца маг мог бы ее использовать. Говорят, за морем, в закатных землях, древние колдуны пили силу и кровь своих жертв. Не знаю… в хрониках пишут, в годы Царя Царей Версива́ра Царство пришло на Благодатные берега, и тогда там были запрещены древние и кровавые ритуалы. Что именно умели варварские чародеи, сейчас уже никто не знает. Старое Царство рухнуло, провинции потеряны, а хроники похожи на легенды.

Хоран умолкла, стоило в кабинете появиться слугам. Двое юношей с мягкими движениями подложили под спины собеседников подушки и расставили фаянсовые чаши, кувшин с вином и сласти.

– Я перечитал, что нашел про кормление, и кое-что мне рассказывал наставник, – едва слуги скрылись, Самер кивнул. – Если убить человека, ты поймаешь слабую тень силы, большая часть просто рассеется.

– Потому я и говорю, что не уверена. Если под рукой нет загона рабов… – Старуха повела плечами, не закончив.

– Как это произошло?

– Совершенно случайно, – Хоран уставилась в пространство. – Я сама просила о помощи старших чародеев, нужно было очистить с полдюжины помещений. Им не пристало заниматься грязной работой, но на молодежь в таких делах лучше не рассчитывать, все сделают спустя рукава. Мы застали их за убийством, здесь не осталось сомнений. С ними был резервуар силы, который они… наполняли… тем, что взяли из жертв. Должно быть, они поняли, что это никак не объяснишь. Завязалась схватка. Один из моих людей вовремя заметил резервуар и разрушил его. Нас всех встряхнуло, а в небо выплеснулось облако силы. Когда старшие чародеи пришли в себя, один убийца уже погиб, сила выжгла его изнутри, а двое других в беспамятстве. Если желаете, наши маги расскажут все сами. Вы можете войти в их сознание и увидеть их глазами.

– Желаю, но позже, – Самер коснулся ноющего виска. – Ты говоришь, преступников было трое? Кто они, откуда? Сколько лет?

– Один постарше, около сорока, еще двое совсем мальчики, не больше тридцати лет, – вспомнив, что Первый-в-Круге сам едва перевалил за тридцать, чародейка совсем тихо, чуть ли не шепотом добавила: – Простите, мудрый. Все трое не отсюда, их привели Путники. Наши Путники выискивают детей с Даром от Та́бры до Мера́йи, а на север до предгорий. Один из крестьян, другой из семьи бродяг. Третий родился у шлюхи. Родичей в Джамайе у них нет. Все трое держались особняком.

– С кем общались из города?

Хоран разгладила на коленях складки белой ко́ввы.

– В этом-то и дело, что ни с кем. В последние две-три луны вовсе не покидали обители, а может, и дольше.

– Вас часто посещают горожане? В обители много простых смертных?

– Такое бывает, но изредка. Те, у кого родные в Джамайе, предпочитают бывать в городе, а не наоборот. У нас семеро слуг, все прочие – неофиты, как во время Азасова пленения, когда мы не могли покидать обитель. Я верю, что работа благотворно действует на учеников.

Опустив локти на подлокотники, Первый сложил руки домиком и коснулся губ кончиками пальцев.

– Видишь ли, Хоран, здесь у нас что-то не сходится. Преступники должны были с кем-то видеться, не сами же они все выдумали. За убийствами кто-то стоит.

– Кто-то стоит? – медленно повторила чародейка.

– Конечно. Есть обычное кормление кровью, знание, которое бездну лет считают запретным. Мы думаем, это омерзительно, это похоже на людоедство. Круг, во всяком случае, его знает, а самые сведущие могут кормление исполнить. Но ты сама признаешь: здесь нечто новое. Новое тоже можно открыть, в конце концов, мы маги. Но для этого нужны исследования, опыты… ведь не с первого раза получится. Этого не было. Или было, но где-то еще.

– Мы осмотрели их комнаты. Еще прежде, чем я послала Зов.

– И ничего не нашли, я помню. Хотя, конечно, я еще раз посмотрю сам.

На мгновение на лице старухи отразилось отчаяние. Впрочем, Верховный не поручился бы, искренне оно или всего лишь притворство.

– То, что вы говорите, ужасно, мудрый. Такое отвратительное колдовство!.. Кто может стоять за этим?

Вопрос был риторическим, но Самер ответил:

– Кто угодно, Хоран. Кто угодно. Если бы я знал, кого винить, я бы начал с него, а не с этой беседы.

Глава обители являла собой воплощенную скорбь. Впрочем, Самер и не надеялся прочесть ее лицо. Маг встал.

– Не стану утомлять тебя, Хоран. Час и так поздний. Позови кого-нибудь, кто проводит меня к пленникам, а потом покажет комнаты.

Глава обители протянула тонкую кисть к шнурку, когда Первый остановил ее.

– Последний вопрос, если позволишь. Я заметил, ты не пользуешься чарами и не страдаешь из-за облака силы…

– Мы второй день пьем настой ими́рры, он приглушает Дар, но с ним и чувствительность. Через несколько дней облако само собой рассеется.

– А это разумно? Может статься, есть еще преступники, с таким же резервуаром, и в нем заключена та же мощь. Вы же полностью лишились чар!

– Иначе нам пришлось бы покинуть дом, – развела руками чародейка. – Я очень долго размышляла. Но верней всего было закрыться от внешнего мира, хотя бы до вашего приезда. Может, торговцы потому и беспокоятся, что потеряли связь с родными.

«Торговцы беспокоятся, потому что знают – произошла неприятность». Мягко стелет, сказал бы Ндафа…

Провожатый появился через минуту: совсем юный, с бритой, как у жреца, головой и в бирюзовой ковве Зала Волн. Он провел Самера по гулким лестницам и бесчисленным пустым переходам, через внутренний двор, где в ночной тиши над бассейном шептались тополя.

– Мы поместили их в Али́д, – подал голос молодой маг, – там они не смогут применить Дар, даже если очнутся.

Самер кивнул на ходу.

– Алид, – замялся провожатый, – так мы зовем…

– Я знаю. В старом Царстве так звучало слово «забвение».

– Да, яма забвения. Раньше туда бросали пленников и забывали о них. Пока те не помрут от жажды или их не съедят крысы.

– Крысы все еще там? – усмехнулся Первый.

Мальчишка смутился и замотал головой.

– Все здание перестроили! Наверху теперь обитаем мы, маги-защитники, а внизу построили темницу. За звон выпьет кого угодно, – в голосе его звучало почти ребяческое хвастовство. – А если попробовать в ней колдовать – так вмиг!

Мы, маги-защитники? Верховный бросил на спутника короткий взгляд. Да, такие есть в любой обители – вернее, появились после смуты, в столице их было полторы сотни. Владеющие сильным Даром, тренированные, довольно часто они бывали молоды, но все же не желторотые юнцы, которым бы еще ходить учениками. Все, что делала Хоран, не переставало удивлять: назначить защитником мальчишку, отказаться от Дара после такого происшествия… Оставалось надеяться, что это безбрежная глупость, а не замысел. Он подумает об этом, когда останется один.

Пленники находились в здании из серого растрескавшегося гранита. Резьба на поддерживавших потолок колоннах изображала духов и языки пламени – должно быть, так зодчие представляли себе царство теней. Внутри уже ждал целитель. Он был стар, хотя еще не превратился в развалину, как Хоран.

– В каком они состоянии? – спросил Самер, пока они спускались в клетке, а цепи звучали визгливыми резкими голосами.

– Алид выпивает их силу, так что они слабы, – ответил целитель. – Но после разрушения резервуара оба пленника без сознания. Я этого не понимаю, мудрый. Одного убийцу сила выжгла насквозь и потрепала тех, кто их поймал. Почему беспамятство?

– Мы выясним. За два дня ничего не изменилось?

– Нет, они будто спят. Мы поим их со смоченной в воде тряпицы, но они не едят. Так недолго и помереть от истощения.

Наконец клетка остановилась, и свет факела выхватил из темноты распростертые на каменном полу тела. С первого взгляда они казались покойниками: щеки запали, глаза незряче уставились во мрак. Целитель закутал пленников в одеяла, а у стены стоял жестяной поднос с остатками еды.

Присев на корточки, Самер положил руку на грудь того, что постарше. Расширившиеся зрачки дрогнули, когда над ними мелькнула ладонь мага.

– Его зовут Аруса́й, мудрый. Из Зала Камня, – голос юнца звучал неуверенно. – Но, если по правде… у нас в Зале Камня семь человек. Так мало, что каждый сам по себе.

– А этот?

Мятущийся свет скрадывал черты второго пленника, на месте глаз и в складках губ залегли чернильно-черные тени.

– Де́йжи. Они были учителем и учеником. А третий, погибший, он как раз особняком ходил. Начал с ними водиться совсем недавно.

– Я попробую с младшим, – произнес Первый. – Пожалуй, его полегче расколоть.

Чародей закрыл глаза. Глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и мысленно коснулся символа своей власти, перстня в виде змеи, овившей палец.

Старый целитель охнул. Самер не обращал внимания: он потянулся к заключенному в кольце вместилищу силы и еще глубже нырнул в бездну, полную сияния и ярких зарниц. Начертанные на стенах символы полыхнули холодным злым светом. Здесь, на изнанке мира, Самер видел, как от него к знакам потянулись мерцающие щупальца – это его сила стремительно утекала, покидая телесную оболочку. Только то, что он одновременно «пил» из перстня Верховного, и поддерживало его.

Действовать предстояло быстро. Стоит чуть-чуть замешкаться и… Нет, некогда об этом думать!

Яма забвения славно поработала над Дейжи: дух его на Изнанке был не более чем зыбкой фигурой, подрагивавшей на невидимом ветру. Почти такой же прозрачной, как отражения неодушевленных предметов. Самер впился в призрачное тело пленника, обвил его своей силой, как удав жертву.

«Кто научил тебя кормлению? Кто еще замешан в убийствах?»

Дейжи всхлипнул и попробовал высвободиться.

«Отвечай своему Верховному! Кто научил тебя кормлению?»

Дух мага забился в его хватке, как птица в силках. Самер даже подумал, что долго тот не протянет, да и собственные силы уходили быстрее, чем он рассчитывал.

«Ну же. Отвечай! – Маг еще крепче сжал объятия. – Кто научил…»

И вдруг почувствовал, что обращается не к тому. Во тьме был еще кто-то, кроме Дейжи, ученика Арусая. Самер всего на миг ослабил хватку, и его тут же вытолкнуло обратно, к чаду одинокого факела, от которого слезились глаза, и сырому камню под коленями.

Несколько мгновений Первый сидел, тяжело хватая ртом воздух. Укладывая в голове услышанное… почувствованное – простые слова плохо подходят для Изнанки. Не померещилось ли?

– Что с ним? – прозвучал надтреснутый голос целителя. Первый поднялся на ноги и тут же пошатнулся. Перед глазами плясали цветные брызги.

– Это не беспамятство, – хрипло проговорил Самер. – Это магия, которая держит их… очень глубоко внутри.

– Магия? Здесь, в Алиде?

– Похоже на то. Я не могу объяснить лучше, – ему и говорить-то было трудно, не то что разъяснять. Должно быть, целитель догадался, каково ему:

– Пойдемте скорей, мудрый! В Алиде не стоит долго находиться, даже если не колдовать, а вы…

Самер позволил старику взять себя под руку и увлечь к клетке подъемника. Юнец-защитник поднял факел высоко над головой, напоследок вглядываясь в лица пленников.

– Попробуйте накормить их. Скажем, мясной похлебкой, – через силу говорил Первый, пока они устраивались в тесном зарешеченном пространстве.

– Конечно, мудрый! Я понимаю, что они вам нужны, – кивал целитель.

– И поите почаще. Можно поднять их в клетке на половину глубины. Там, повыше, знаки Алида не так сильны.

– Конечно, мудрый!

Старик дернул за канат, трое дюжих парней наверху налегли на лебедку – и цепи взвыли, увлекая их вверх: туда, где уже занимался рассвет.

Джамайя, лекарский квартал, 11-е месяца Пауни, ночь

Джен не знал, сколько времени прошло, он сам чувствовал себя покойником. Точнее, поначалу-то он ничего не чувствовал: ни циновки под собой, ни жара, ни холода, ни даже запаха похлебки, которая все еще доходила на очаге. Он смотрел на безжизненное тело и не мог поверить, что это отец. Знал, что старика уже нет, и не мог понять: как это – нет? Разве так бывает? И что это значит?

Диковинный звук, за которым щерится пустота.

Прошли часы или годы, когда он смог, наконец, оторвать взгляд от покойника и понял, что уже не в силах взглянуть в ту сторону. В открытые ставни заглядывала любопытная луна. Похлебка кипела и плевалась, негодуя, что о ней забыли.

Медленно, словно под действием черного дурмана, юноша встал.

Когда умирала мать, он был слишком мал, чтобы это понимать. Он до сих пор помнил ее тяжелый свинцовый взгляд. Еще мальчик, Джен тогда входил в ее комнату, потому что его приводил отец, и не знал, куда деваться. Почему-то мать не говорила с ним – это сейчас он понимал, что слова давались ей с трудом, она просто лежала и смотрела, и от ее взгляда становилось так тяжко! – а тогда Джен сбегал и не мог взять в толк, почему его раз за разом приводят в эту полутемную затхлую каморку.

Чего он не видел и не знал, так это как мать их покинула. Отец нарочно придумывал тысячи оправданий, почему доброй Ми́ри с ними нет. Она просто ушла – очень далеко и очень надолго. Даже когда Джен подрос достаточно, чтобы понять, что ушла она в странствие по миру теней, даже тогда он не знал пустоты, которая ухмыляется из полумрака – там, где только что лежал живой человек.

Встать-то он встал, но взгляд его остался бессмысленным, скользил по стенам. Еще пару минут ушло, пока в голову не закралась первая робкая мысль.

И эта мысль была о Сахре.

Нет, он не вспомнил, что сестра запропастилась, обещала прийти – и затерялась в Глиняном городе. Просто она оказалась единственным человеком, который для него существовал.

Джен испытал подлинное облегчение, вдруг очутившись на улице. Ночной воздух прянул в лицо. Скрип телеги и щелканье кнута казались музыкой. Пустота осталась за спиной, в доме. Он обязательно войдет туда опять, но… не сейчас. Сейчас он должен отыскать Сахру. Сказать ей.

Ему повезло: те, кто заступил бы ему дорогу ночью в Глиняном городе, никогда не остановят бегущего человека. Джену казалось, что улицы Джамайи пусты, только мыши и ящерицы бросались врассыпную. Харчевня была на том же месте, но юноша едва не проскочил ее. В пыли у дверей ползал горбун, вымаливая подаяние. В воздухе витал сладковатый запах отбросов. Сквозь закрытые ставни верхних этажей прорывался медный звон цимбал.

Юноша толкнул дверь и очутился в самой чадной из преисподних. Пока он шел меж лавками и столами, он словно продирался сквозь паутину разговоров. Никто не остановил его, любопытные взгляды скользили по парню и уходили в сторону. Что-то было в его лице, он и сам это знал, пробираясь через толпу к старику-разносчику.

– Сахра наверху? – спросил он, взяв того за локоть и рывком развернув к себе.

В прошлый раз дед опасался юнца в добротной одежде, но теперь уставился на Джена с ужасом. Отпустив старика, парень направился прямиком к лестнице. Крысеныш с бегающим взглядом, что вчера присматривал за шлюхами, попробовал преградить дорогу – его Джен просто оттолкнул.

Ночью, в самую горячую для «Лотоса» пору, наверху оказалось не в пример светлее. Толстые благовонные свечи выстроились вдоль стен, от ароматного дыма воздух стал тяжелым и вязким. В чересполосице света, тени и фимиама Джен не сразу разглядел матрону с белым от пудры лицом. Она выступила навстречу, подобно призраку.

– Господин желает отдохнуть? – спросила она мягким грудным голосом.

Если бы в ее словах проскользнул страх или она попыталась преградить дорогу – Джен и ее бы отбросил прочь. Однако голос словно надломил юношу. Он хотел объясниться, но слова застряли в горле, а воздух стал колючим и жестким. Джен судорожно глотал его и не мог отдышаться.

– Ты ведь… господин брат Сахры, – проговорила матрона.

На мгновение Джен зажмурился, переводя дыхание. Силы покинули его, в боку нестерпимо кололо, а колени тряслись от напряжения.

– Мне нужно ее увидеть! – сказал он и не услышал собственного голоса.

– Я… не могу, – казалось, женщина колеблется с ответом. Юноша схватил ее за руку и притянул к себе.

– Я заплачу! Сколько нужно, только скажи цену! Мне нужно ее видеть!

Взгляд ее метнулся за спину Джена, парень услышал, как громыхают по лестнице шаги.

– Отпусти, – тихо и твердо сказала она. Пальцы юноши разжались. Он привык подчиняться приказам, а от женщины исходила спокойная властность царицы, пусть даже царицы шлюх. – Все в порядке, – громко произнесла она, – этот человек пришел по делу.

Трое громил – быть может, те самые, что накостыляли ему вчера, когда он пытался забрать Сахру – уставились на них сальными взглядами.

– Я сказала, пришел по делу! – повторила женщина. – Ко мне, а не к девочкам.

– Но Фара́к… – начал было один. Матрона оборвала его:

– Ваш Фарак опять наделал в штаны. Убирайтесь! Вон!

Ругаясь и проклиная старую подстилку, громилы стали спускаться обратно.

– Мне нужно… – хотел сказать юноша, но женщина легонько шлепнула его по щеке.

– Если начнешь снова, я позову их обратно. Пошли.

Джен позволил увести себя в дымные глубины коридора. Он думал, что проститутка ведет его к сестре, но они прошли мимо комнаты Сахры, завернули за угол, минуя все новые двери. На юношу обрушилась какофония звуков: стоны, вскрики, смех, музыка.

– Садись, – приказала женщина, когда из полутьмы вынырнула оббитая парчой скамейка. – Только осторожно, эта рухлядь старше меня.

Джен сел, и перед ним оказалась эмалевая пиала с редким разбавленным вином, матрона присела перед ним на корточки.

– Сахры нет в «Лотосе». Даже если б я могла… нет, я не знаю, где она сейчас.

Понадобилось два глотка, пока до парня дошел смысл сказанного.

– Я понятия не имею, где она, – опередив вопрос, сказала женщина. – Ты можешь обойти все комнаты, но, боюсь, тебе не хватит денег.

Только сейчас Джен по-настоящему разглядел собеседницу. «Боги, а ведь она не так уж стара!» Она была худа и с годами утратила былую округлость, но это белила и резко подведенные глаза старили проститутку.