Пророк смерти
У него из-под ног словно выбили почву. Ко всему тому, что разыгрывалось здесь, в полицейском управлении, он еще и так по-идиотски профукал встречу с дочерью.
– И все это лишь потому, что я потерял сотовый в квартире женщины, которую убивают в ту же ночь, – пробормотал он.
– Что вы сказали? – спросил Хартман.
Бен вздохнул и поднял брови:
– Не оставь я свой мобильник в квартире Тамары, я бы даже не поехал туда. Тогда я пришел бы вовремя на встречу с дочерью, а не сидел бы сейчас здесь.
Бен подумал, что в этом случае маленькому Тиму, наверное, пришлось бы еще несколько часов провести в темной ванной комнате со своей мертвой матерью, и устыдился, что все равно предпочел бы, чтобы кто-нибудь другой, а не он, вляпался в эту историю.
Хартман шмыгнул носом:
– Вы бы оказались здесь в любом случае. Из-за одной только вашей газетной статьи. Правда, не так быстро. И вам для информации: мы перевернули квартиру жертвы вверх дном. Но вашего сотового телефона при этом не нашли.
Бен закрыл глаза, потер лоб и задумался. Сначала провал в памяти, который он не может объяснить, Арнульф Шиллинг, отрицающий, что говорил с ним, а теперь еще и тот факт, что его сотовый вовсе не у Тамары? Но где тогда? Он даже не осмеливался додумать до конца мысль, которая напрашивалась: возможно ли, что он действительно утопил Тамару в ее собственной ванне? Насколько он бывает сам не свой во время припадков? Все в Бене противилось такой идее. Нет, это невозможно. Пока он соображал и массировал виски, туман в его голове постепенно рассеивался. И на ум пришли другие варианты развития событий.
– Статья еще проходит корректуру, прежде чем попадает в печать. Кто-то мог увидеть дату в моей статье и использовать ее, чтобы повесить на меня убийство, – выдавил из себя Бен.
– Это маловероятно, но мы, конечно, проверим и выясним, кто после вас мог видеть этот текст. Но почему кто-то должен хотеть повесить на вас что-нибудь? – спросил Хартман.
Бен пожал плечами. На это он ничего не мог ответить. Даже семья Кевина Маршалла никогда не пыталась привлечь его к ответственности или хотя бы вступить с ним в контакт. Из прессы он знал, что брат Маршалла солдат и ни в чем не упрекал Бена. «В такой экстремальной ситуации любой поступил бы так же», – заявил он. И вдова Кевина Маршалла, кому он выразил свои соболезнования и сожаление, не упрекала его в смерти мужа и отказалась давать прессе какие-либо комментарии. В первые два месяца после возвращения Бен получал множество писем, в которых люди выказывали ему глубокое сочувствие. Но было и несколько неприятных анонимных посланий с оскорблениями и даже угрозами. Но никто ведь не станет убивать невинную мать лишь для того, чтобы обвинить его в этом. Нет, за этим должно стоять что-то другое.
– Если это был не господин Шиллинг, с которым я встречался в его доме, то кто тогда? Значит, туда проник посторонний. Он выдал себя за Шиллинга и назвал мне дату, чтобы скомпрометировать меня. Этот мужчина и есть убийца.
Бен точно описал пожилого мужчину. Но у него было впечатление, что Хартман и его коллега, главный комиссар уголовной полиции Сара Винтер, совсем его не слушают.
– Вы сами подумайте, будь я убийцей, разве стал бы оставлять на месте преступления эти дату и время, о которых писал в статье, и тем самым компрометировать себя самого? – спросил Бен срывающимся голосом.
Хартман уставился на него и задумчиво сложил губы трубочкой.
– Это действительно странно. Возможно, вы хотели привлечь к себе внимание, чтобы вас схватили до того, как вы еще кого-нибудь прикончите.
– Мне кажется, это слишком притянуто за уши. А что с бывшим мужем Тамары Энгель? Она рассказала мне, что он агрессивен и следит за ней.
Хартман кивнул:
– Мы собираемся это проверить. Тамара Энгель действительно подала несколько заявлений на бывшего мужа, обвиняя его в сталкинге[2]. Она чувствовала, что ей угрожают. Но доказательств преследования или слежки до сих пор не было. Восемьдесят пять процентов убийц – люди из близкого окружения жертвы. Поэтому мы тщательно прорабатываем и эту версию. Но все равно возникает вопрос, откуда бывшему мужу фрау Энгель знать дату и время из вашей статьи.
Наступило короткое молчание.
– Возможно, все это просто совпадение, – сказал затем Бен.
– Вряд ли, – отрезал Хартман.
Он поднялся, подошел к коллеге и зашептал ей что-то на ухо. Та несколько раз кивнула. Потом он вернулся и встал перед столом.
– Это все? Я могу идти? – спросил Бен.
– Нет, – ответил Хартман.
Бен растерянно посмотрел на него:
– Почему – нет?
– Прежде нам нужно поговорить с прокурором. Он решит, будет ли против вас возбуждаться уголовное дело и нужно ли привлекать судью по делам содержания в предварительном заключении. А еще мы попытаемся получить ордер на обыск вашей квартиры.
– Но это просто немыслимо! Вы не можете держать меня здесь все это время!
– Можем! Теоретически у нас есть право оставить вас здесь до завтра, до полуночи, безо всякого судебного решения.
Хартман и его коллега вышли из комнаты для допроса. Слова руководителя комиссии по расследованию убийств еще звучали в голове Бена, когда к нему вошли два полицейских и вывели его. Затем у него сняли отпечатки пальцев, его ладони были тщательно проверены на предмет каких-либо иных следов. Бен должен был отдать верхнюю одежду и обувь для криминалистического исследования. После того как ему снова разрешили одеться, его отвели в маленькую холодную одиночную камеру, которая находилась в здании Управления уголовной полиции на Кайтштрассе.
Еще сегодня утром Бен поверил, что его пикирование в пропасть позади, когда Николь сообщила ему, что Лиза хочет, чтобы он пошел с ними в зоопарк. А сейчас, всего несколько часов спустя, сотрудники уголовной полиции подозревают в нем убийцу женщины. Он даже боялся себе представить, что случится, если Лиза и ее школьные друзья об этом узнают. Достаточно будет одного подозрения, чтобы заклеймить его раз и навсегда. И как только его имя просочится в прессу, он потеряет Лизу уже, наверное, навсегда. В общем, одно было очевидно: надежда, что его жизнь снова наладится, оказалась обманом. Он в стремительном падении и без парашюта продолжал нестись навстречу земле.
Глава 9
Через три часа пришли полицейские, которые до этого заперли Бена в камере, и сообщили, что он может идти. После того как главный комиссар Хартман дал понять, что улик достаточно даже для предварительного заключения и что они могут держать Бена все следующие сутки, неожиданное освобождение граничило почти с чудом.
По просьбе Бена полицейские на входе вызвали для него такси и позволили сделать телефонный звонок, которым Бен воспользовался, чтобы связаться с Виктором. Сегодня вечером ему нужен друг, с которым он мог бы поговорить. Виктор ответил после второго гудка. Выяснилось, что быстрое освобождение Бена его рук дело. В ходе вопросов полиции в редакции своей газеты он узнал о ситуации Бена. Затем позвонил Николь, с которой уже связался сотрудник Управления уголовной полиции и задавал странные вопросы о ее муже. После этого Виктор выяснил по собственным каналам, что именно за всем этим стоит. Своим типичным снобистским тоном Виктор объяснил Бену в двух словах, как организовал освобождение.
– Мы с главным прокурором иногда играем в гольф. Я уже несколько лет поддерживаю его политические амбиции пожертвованиями и взносами, где только могу. Скажем так: за ним уже давно числится должок, и поэтому он с радостью рассмотрел твой случай. Ему удалось убедить прокурора повлиять на твое освобождение и отказаться от возбуждения уголовного дела, ходатайства о предварительном заключении и получении ордера на обыск твоей квартиры.
Бен поблагодарил.
– Мы можем встретиться чуть позже? – спросил он в конце.
– Нет, сожалею, через несколько минут у меня важный деловой ужин, который займет весь оставшийся вечер.
– Тогда в другой раз.
– Да, возможно, завтра, – ответил Виктор.
Когда после телефонного разговора Бен вышел за двери Управления уголовной полиции и ступил на широкий тротуар, было около восьми. Он глубоко вдохнул. И в отличие от спертого воздуха в здании городской воздух показался ему таким свежим, как морской бриз.
Неожиданно на улицу вышел Хартман и остановился прямо перед ним. С красным от ярости лицом он сквозь зубы процедил Бену:
– Возможно, у вас влиятельные друзья, Вайднер. Но это не значит, что вы легко отделались. – Затем повернулся и зашел в здание Управления уголовной полиции.
Когда через две минуты подъехало вызванное такси и остановилось перед Беном, он сел на заднее сиденье и задумался, какой адрес назвать водителю. Он все еще сомневался, ехать ли в свою квартиру или к Николь. Конечно, она вряд ли обрадуется его визиту без предупреждения в субботу вечером, да и натыкаться на ее нового партнера Бену тоже не очень хотелось. Но он чувствовал себя изможденным, физически и душевно, и боялся возвращаться в свою тесную квартиру. К тому же он надеялся увидеть дочь и коротко поговорить с ней. Он хотел извиниться и мечтал обнять свою маленькую девочку. Кроме того, Николь понравились его статьи о ясновидении. Возможно, у него еще есть шанс вернуть ее. Из-за очередного провала памяти прошлой ночью и неведения, что же он делал в это время, Бен даже подумывал о том, чтобы отбросить все сомнения и все же обратиться за медицинской помощью и начать курс психотерапии. В конце концов, именно этого от него всегда требовала Николь, и он покажет ей, что готов заняться этим.
Таксист уже нетерпеливо постукивал пальцами по рулю. – Ну, и куда поедем? Через полчаса у меня заканчивается смена.
Бен помедлил еще немного, потом набрался храбрости и назвал водителю адрес в Пренцлауэр-Берг. Водитель пробормотал что-то недружелюбное в свою неухоженную бороду. Закончить работу вовремя у него сегодня не получится. Он включил счетчик, с негодованием взглянул в зеркало заднего вида и тронул машину с места.
Николь, узнав о беременности, захотела обязательно переехать в этот район Берлина. Прежде они два с половиной года жили в маленькой двухкомнатной квартире Бена в Целендорфе. Так как оба целыми днями работали, а по вечерам обычно выходили в город, квартира, в которой они почти не бывали, полностью их устраивала. Но вскоре стало известно о грядущем пополнении, и они должны были переехать в квартиру побольше. Пренцлауэр-Берг был первым и единственным выбором Николь. Ей нравились суета и движение, в основном молодые, любящие детей жители, что выражалось в том числе и в количестве игровых площадок и детских садов – столько предложений не было ни в одном другом районе Берлина. Можно было назвать настоящим везением, что незадолго до рождения Лизы им удалось снять просторную квартиру с высокими потолками в доме старой постройки после капитального ремонта недалеко от Кольвицплац. Арендная плата была высокой, но с зарплатой Бена, как главного редактора, они могли позволить себе эту квартиру. Николь была вне себя от радости. Четырехкомнатная, почти стометровая квартира на первом этаже. С террасой и даже небольшим садиком. Бен улыбался, вспоминая то счастливое время. Когда он решил стать для своей семьи скалой, настоящей опорой.
Спустя несколько минут такси доехало до круга у Колонны победы, свернуло направо и направилось на восток, по улице 17 Июня к Бранденбургским воротам. Солнце все еще светило, хотя был девятый час вечера. На небе ни облачка. Из окна Бен видел отдельных бегунов и прохожих, которые с разной скоростью передвигались по Тиргартену[3]. Снова его начали одолевать сомнения о правильности своего решения. В последние месяцы ему наверняка не пришло бы в голову нагрянуть к Николь, не уведомив ее заранее. А что такого изменилось между ними, раз он посчитал нормальным поехать к ней без предупреждения? То, что он обнаружил труп женщины и сейчас находился под подозрением у полиции, нисколько не сближало его с семьей. Скорее наоборот. Он также спрашивал себя, какую отговорку выдумала Николь, чтобы объяснить Лизе, почему он не явился в зоопарк на долгожданную встречу с ней. Конечно, Николь не сказала ей правду: правда лишь осложнила бы и без того непростые отношения между Беном и Лизой.
Вскоре такси уже ехало вверх по Пренцлауэр-аллее. Бен смотрел в окно машины, но почти не воспринимал того, что видел вокруг. Его мысли продолжали вертеться вокруг одних и тех же вопросов, которые он задавал себе все время, пока находился в одиночной камере. Как и раньше, у него не было ответа на вопрос, что же произошло, и тем более никакого понятия, как ему выбраться из всего этого. Он чувствовал себя жалким и уставшим. Как после недосыпа, к тому же в состоянии непроходящего похмелья.
В машине играл гангстерский рэп на немецкие тексты. Такую музыку Бен не понимал. Почти каждый рэпер любил побравировать тем, что сам когда-то был частью криминального мира. Это должно придавать музыке и текстам больше аутентичности. Водителю музыкальное сопровождение, похоже, нравилось. Он покачивал головой в такт. В сфере развлечений любая форма насилия приветствовалась, в реальности же сталкиваться с ней никто не хотел.
Каждый год в Берлине совершалось свыше ста преднамеренных убийств. Благодаря семи комиссиям по расследованию убийств со штатом до десяти полицейских в каждой, уровень раскрываемости достигал девяноста процентов. Это были факты, которые Бен знал от своего любимого коллеги, криминального репортера Фредди Фэрбера – тот с удовольствием выдавал эти данные, повторяя как попугай, даже когда его не спрашивали. Но то, что убийцы оказывались за решеткой, уже не помогало мертвым и не могло уменьшить горе родственников.
Еще месяц назад появился очередной специальный выпуск «Берлинского бульварного листка» с годовой статистикой по теме «Убийства и тяжкие преступления в Берлине». Как всегда, номер стал хитом продаж. По необъяснимым причинам реальная жестокость и вездесущий ужас вызывали у людей интерес. Наверное, по той же причине вечерний телевизионный эфир был посвящен исключительно катастрофам.
Бен и сам – под предлогом того, что люди нуждаются в информации – удовлетворял свою страсть к сенсациям, делая репортажи из кризисных районов. В Эфиопии ему пришлось застрелить человека, чтобы самому остаться в живых. И вот он уже снова стал главным героем насильственных действий. Опять в глазах других он преступник. Какой абсурд!
В Берлине происходило много преступлений, но все равно он чувствовал себя здесь хорошо. Неужели он сейчас примкнул к темной стороне своего любимого родного города?
Прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как он повернулся спиной к Берлину и перешел в «Гамбургскую ежедневную газету». Тогда он просто сбежал. В него влюбилась одна женщина, и он тоже начал испытывать к ней чувства. Но все, вероятно, закончилось бы катастрофой, не дерни он стоп-кран. Но на Эльбе он выдержал всего два года. Когда же вернулся на Шпрее, та женщина уже и сама куда-то переехала, а через шесть месяцев он по уши влюбился в Николь. Лишь когда такси заехало в жилую зону – вокруг блока домов старой постройки, – мысли Бена вернулись в настоящее. Через мгновение такси завернуло направо на Хуземанштрассе, где Бен прожил восемь лет с Николь и Лизой.
Бен слегка отклонился в сторону и посмотрел через просвет между передними сиденьями на широкую, на расстоянии ста метров, входную дверь пятиэтажного жилого дома.
В первый момент он решил, что ему померещилось. Он знал мужчину, который стоял под деревом посередине широкого тротуара и разговаривал по телефону. Он заметил и заднюю часть кузова черного «порше-панамера», принадлежавшего его другу.
– Немедленно остановитесь! – приказал он таксисту, который вздрогнул, но быстро среагировал, подъехал к тротуару и остановил машину.
Этого не может быть, пронеслось в голове у Бена. Что Виктору здесь делать? У него же якобы деловой ужин, который никак нельзя перенести. Бен спрятался за передним сиденьем пассажира. Каждая клеточка его организма напряглась.
– Вы хотите здесь выйти? – спросил таксист, которого смутило странное поведение Бена. – Как я уже сказал, через несколько минут у меня заканчивается смена.
Было видно, что он как можно скорее хочет избавиться от своего последнего в этот день пассажира.
– Пожалуйста, еще минутку, – прошептал Бен, словно Виктор мог его услышать.
Входная дверь открылась, и на улицу вышла Николь в сопровождении Лизы. Все, что происходило затем, Бен воспринимал как в замедленной съемке. Николь обняла Виктора. Бену на мгновение стало нехорошо. Рядом с Николь стояла Лиза. Она смеялась. Виктор погладил ее по голове, и они перебросились несколькими словами. Потом все вместе сели в «порше» Виктора и уехали. Значит, это Виктор новый воздыхатель Николь. Иначе как объяснить, что друг обманул Бена и вместо того, чтобы сидеть на деловом ужине, проводит время с его женой и дочерью? И теперь стало ясно, почему Николь не хотела называть Бену имя своего нового друга.
Глава 10
Водитель такси закатил глаза – он был явно недоволен, что Бен не вышел из машины, а вместо этого захотел поехать к себе домой в район Кройцберг. Однако он без возражений включил поворотник и тронул машину с места. Вероятно, догадался, что у пассажира здесь все пошло не по плану, и не хотел создавать ему дополнительных проблем, отказываясь везти домой.
Бену хотелось кричать. Поездка напоминала передержанную пленку: с нечетким и ослепляющим изображением. С каждым километром изначальная злость на Виктора и Николь остывала, оставляя после себя грусть и разочарование. Из уголков глаз против воли катились слезы.
Примерно через двадцать минут такси доехало до Блюхерштрассе. Рядом с входной дверью многоквартирного дома находилась ликерная лавка «У Ханси». Как в любой выходной вечером, кучка людей стояла перед магазином, который был такой крошечный, что внутри едва помещались два покупателя, сам владелец и маленький прилавок. Все остальное место занимали две холодильные витрины, где охлаждались различные сорта пива и безалкогольных напитков, были также регалы с крепкими напитками. Бен задумался, не стоит ли захватить с собой в квартиру бутылку водки, но потом отказался от этой идеи.
Войдя на автопилоте в квартиру, он даже не потрудился включить свет или снять куртку. Сел в кресло и уставился пустым взглядом в стену. Желтый свет уличного фонаря перед домом проникал внутрь через незанавешенное окно. Сумеречного света было достаточно, чтобы разглядеть очертания комнаты и обстановки. Где-то вдали раздавался вой перекрывающих друг друга сирен. За исключением работающего телевизора соседа этажом ниже и клацающих каблуков соседки сверху в его квартире было тихо. Он пребывал в том странном состоянии, когда ни о чем конкретном не думал. В его голове царила пустота. Затем перед глазами возникла картинка спокойного, отступающего моря перед очередным ударом цунами. Он чувствовал себя так подавленно и безнадежно, что даже не попытался бы убежать от стихии. Он встал бы на берег и ждал, пока волны накроют его.
Неожиданно квартиру наполнил вибрирующий звук электронной музыки. Когда Владимир из соседней квартиры просыпался, он первым делом врубал громкую музыку. Русский, видимо, снова проспал весь день, чтобы прийти в форму для своего ночного тура по клубам города. Бен вздохнул. У него не было сил ни встать, ни постучать в стену, чтобы просигнализировать Владимиру, что он дома и хочет тишины.
Николь и Виктор! Очевидно, что друг воспользовался его ситуацией и расставанием с Николь, чтобы расположить ее к себе. В присутствии Виктора она выглядела счастливой. Подсознание Бена высвобождало все больше самых разных мыслей.
Какую роль играет ясновидящий? Почему он лжет? Или кто выдавал себя за Арнульфа Шиллинга? Мужчина, назвавший ему зловещие дату и время, скорее всего, имеет какое-то отношение и к смерти Тамары. От следующей мысли у него перехватило дыхание: доказательства его собственной невиновности не существует. Он был у Тамары незадолго перед ее смертью и не имел алиби на момент совершения преступления. Что еще хуже – в то время, когда Тамару утопили, сам он был в отключке и не помнит ни как покинул квартиру при живой хозяйке, ни как оказался в своей кровати. Вместе со вспыхивающими воспоминаниями, которые регулярно катапультировали его в дом, где их с Кевином Маршаллом заставили целиться друг в друга, все это представляло собой такую мешанину, что Бен, честно говоря, уже не мог поручиться за свою вменяемость.
Неужели он настолько больной, что, сам того не замечая, утопил женщину и заставил ее сына смотреть на это? Сейчас Бен очень сожалел, что не согласился на психотерапевтическое лечение, как советовали ему Николь, врач скорой помощи и даже работодатель.
В любом случае предсказание Шиллинга не могло быть совпадением. Самым очевидным для Бена был вариант, что Тамару убил ее бывший муж. У нее единоличное право опеки над общим сыном, а отцу суд разрешил лишь видеться с ним раз в две недели. Но опять же, откуда ему знать о предсказании Шиллинга? И зачем заставлять собственного сына смотреть на убийство матери? Нет, убедительного объяснения, ведущего к убийце, в настоящий момент не было.
Бен решил как можно скорее переговорить с Арнульфом Шиллингом. Пока он размышлял, его веки становились все тяжелее, и Бен в конце концов задремал. Отрывки допроса Хартманом перемешались с телефонными разговорами с Николь. Фигура Виктора перед квартирой Николь сменялась образом мертвой Тамары Энгель в ванне. Потом он снова оказывался в том доме, целился в Кевина Маршалла, видел свой дрожащий указательный палец, нажимающий на спусковой крючок, и пулю, которая попала Кевину в лоб. На этом месте Бен вздрогнул от ужаса и проснулся. Он по-прежнему сидел в своем кресле. На лбу выступила испарина. Он потрогал ноющий шрам над виском, там, где пуля Кевина задела его голову. Наручные часы показывали половину двенадцатого. Значит, он проспал больше часа. Сейчас в квартире стояла полная тишина. Значит, Владимир уже ушел. Пока Бен пытался справиться с паникой, вызванной сновидениями, в голове снова зазвучал голос Арнульфа Шиллинга: «24 июня. 2 часа 41 минута». Это через пару часов. И тут Бена осенила идея, заставившая его немедленно действовать. Он упустил один момент, который наверняка учла полиция. Дата и время на кафеле в Тамариной ванной могут означать следующее убийство. И время его совершения через несколько часов, в 2:41.
И если у Бена на это время не будет алиби, потому что он находился один в своей квартире, Хартман обязательно попытается повесить на него и это преступление. За Беном наверняка следят, чтобы лишний раз не рисковать. Но тем не менее лучше подстраховаться и пойти туда, где как можно больше людей, которые позже могли бы подтвердить, что видели его в это время, а значит, он не мог убить какую-нибудь женщину в полтретьего ночи. Бен резко вскочил. Сначала подумал о дискотеке или баре. Но можно ли быть уверенным, что посетители точно вспомнят его на следующий день? Потом Бену в голову пришла другая идея, которая понравилась больше. Если убийца действительно совершит ночью еще одно преступление, то на следующий день станет ясно, что это не мог быть Бен, потому что он вернулся туда, откуда лишь сегодня вышел. Он добровольно проведет ночь в здании Первого управления уголовной полиции на Кайтштрассе.
Бен вышел из квартиры и нажал на выключатель этажного освещения. Тут же над дверью холодным светом замигала энергосберегающая лампочка. Так продолжалось уже несколько недель. Но по таким пустякам ни один жилец дома не утруждался и не обращался в домоуправление, чтобы те исправили ситуацию. Бена эта неисправная лампочка беспокоила так же мало, как разноцветная мазня на стенах подъезда и тот факт, что его квартира – вместе со всем лестничным маршем – остро нуждалась в ремонте. Зато аренда низкая, что было важно, так как Бен частично платил и за квартиру в Пренцлауэр-Берг. Он не хотел, чтобы Николь и Лиза переезжали в другое место. Конечно, с этим была связана и надежда, что когда-нибудь он снова будет жить там с ними. Но сейчас, когда выяснилось, что Николь вместе с Виктором, эта надежда тоже была уничтожена.
Со связкой ключей в руке Бен повернулся к двери, чтобы запереть ее. Нашел замочную скважину в один из моментов свечения лампы. В тот же миг каждая клеточка его организма судорожно сжалась. Голова резко откинулась назад, словно кто-то рванул его за волосы. Бен почувствовал, как клацнули его зубы и, подкосившись, ударились друг о друга ноги. Боль, за доли секунды распространившаяся вниз от затылка по всему телу, была очень сильной. Он раскрыл рот, чтобы закричать, но ничего не вышло. Не получилось и поднять руку, чтобы потрогать место на затылке, откуда, казалось, и шла вся боль. У Бена перехватило дыхание, голова закружилась, внутри все горело от жара. Перед глазами мелькали вспышки, и на мгновение окаменевшее тело замерло в напряжении. Все ощущения были словно заблокированы. Сквозь болевую волну он чувствовал только одно: что не может больше дышать. На его голову было натянуто нечто, лишавшее Бена кислорода. Он провалился в темноту. Но надеялся остаться в сознании. В последней попытке сопротивления Бен пробовал пинаться, опереться на что-нибудь, за что-то схватиться. Но чувствовал в конечностях лишь бесконтрольную и бессильную дрожь. У Бена было ощущение, что он падает вперед, в пустоту. Где же входная дверь? И тут на него обрушился удар.