Игры забытых богов

Глава 4. Помнить о смерти

Мужчина стоял на балконе в своей комнате, молча наблюдая за золотоволосой девушкой, что общалась с Кириллом. Кто же она такая? Его подруга или знакомая, может, любовница? Но Кира никогда не рассказывал о ней, значит, просто подруга и не настолько близкая, чтобы говорить о ней кому-то. Хотя, зная Соколова, предположить можно все, что угодно. А эта спутница друга симпатичная: большие голубые глаза, в которых можно прочитать все, о чем девушка думала, совершенно не умея прятать свои мысли и эмоции. Светлые волосы оттенка желтого песка, что можно увидеть днем на берегу моря, собраны в высокий пучок на голове. Интересно, какой они длины? По плечи или ниже? У нее приятный мягкий голос, который удивительно звучал в ночной тишине сада.

Рука непроизвольно потянулась к лицу, дотронувшись холодными пальцами до шрама на щеке – яркого белого следа, проходящего от левого виска до подбородка, от которого расходились в разные стороны, словно ветви у дерева, еще десятки прожилок, схватывающих кожу, стягивающих ее в одну уродливую массу. Вся левая сторона была обезображена в неравной схватке с близким человеком, о которой не любил вспоминать мужчина. Эта схватка и отняла большую часть светлой кожи, превратив ее в белую маску – неестественную, словно сделанную из воска и пропитанную коктейлем из тоски, разочарования и обиды.

Сейчас шрам горел огнем, превращая маленькую, пульсирующую боль, сосредоточенную где-то глубоко в подкорке мозга, в невыносимую агонию, расползающуюся колючими отростками по лицу, спускаясь к шее, груди, продираясь, проползая, прорывая себе путь к животу, бедрам и ногам. Мука, привносящая в душу настоящую бурю, от которой хотелось кричать, лезть на стенку, рвать на части свое тело, которое было настолько слабым, что не могло самостоятельно справляться с болезнью.

Он медленно, словно нехотя, поднял голову, всматриваясь в черное небо, которое затянули тучи, пряча бледное светило от его глаз. Ничего, как и в жизни – одна беспросветная тьма, никакого шанса на спасительный лучик солнца, в котором он так сильно и отчаянно нуждался. Что делать? Поддаться острому чувству уязвимости и тоске, либо постараться, в который уже раз, справиться с этой дрянью, что засела в нем, словно раковая опухоль, пожирающая все мысли и эмоции?

– Тош?

В комнату вошел молодой человек, оглядываясь, стараясь разглядеть хоть что-то во мраке помещения, в котором оно тонуло, освещаемое лишь слабыми отблесками фонарей из сада. Но этого было явно мало, и поэтому приходилось напрягать зрение.

– Я здесь, – раздалось со стороны балкона, и мужчина направился туда. К нему.

Широкая спина, напряженные руки, пальцы, с силой впившиеся в балконные перила и мрачный, обреченный взгляд. Легкий ветерок взъерошил короткие светлые волосы, отбрасывая челку набок, а прохлада этого порыва остудила разгоряченное лицо.

– Ты в порядке? – участливый вопрос, для них он стал уже подобен ритуалу.

– Да, – и Антон позволил себе выдавить вымученную улыбку, которая, однако же, была больше похожа на болезненный оскал. – Саш, как там все проходит?

– Пока отлично, – удовлетворенно кивнул тот головой. – Кирилл сейчас речь толкнет и можно всех пинками выпроваживать, а то уже сожрали все наши припасы на год! Они специально неделю голодают, что ли, чтобы потом у нас нажраться?

– Возможно, – на одну секунду на губах промелькнула улыбка – только грустная, напряженная, и веселья в ней было ровно столько, сколько в пустом стакане воды – ни капли. Брат умел поднять ему настроение, знал ведь, засранец, что и как произнести! Однако, как появилось, так и пропало – одна из неприятных особенностей его болезни, с которой брат старался справляться в меру своих возможностей и позволения врачей.

Самая большая и страшная тайна этой небольшой семьи, развалившейся из-за ряда трагических и ужасных событий. Плотная дымка загадочности и мистики, которой окутало всех жильцов этого особняка – заслуга главы семейства, который безвременно почил год назад, оставив после себя баснословное состояние и разрушенные жизни. Никто из обитателей этого поместья никогда не говорил на эту тему, даже подумать боялись, стараясь так же глубоко похоронить ее, как и тело бывшего хозяина.

Самый близкий и единственный родной человек, оставшийся у Антона – старший брат, которого он почти боготворил, любил до умопомрачения, жадно впитывая каждое произнесенное им слово, ловил взглядом каждое движение. Объект подражания и слепого обожания – Александр, всегда рядом и всегда готов помочь, утешить, вернуть в реальность уплывающее сознание.

Внешний вид, как и характеры – полные противоположности друг другу. Любой непосвященный мог бы сказать, что они не родные, что невозможно настолько сильно отличаться и быть при этом единокровными родственниками. Старший – живой, подвижный, любящий внимание общественности, но при этом умело контролирующий любую информацию, которая попадала в руки к прессе. Младший – обычно тихий, спокойный, любящий одиночество и тишину. Обычно. Но не всегда.

Саша был выше на голову, от чего постоянно подкалывал младшего, называя того «мелким», и это несмотря на то, что рост у Антона был не таким уж и маленьким – метр восемьдесят. Волосы брата абсолютно противоположного цвета – иссиня-черные, как говорится, «воронова крыла», коротко стриженные, отлично контрастирующие с карими глазами – живыми, добрыми, излучающими доброту, мягкость и открытость. Вот только эти качества были известны лишь близким людям и хорошим друзьям, а остальные видели холодность, решительность, острый ум и деловую хватку.

Братья с самого детства были близки, ставя семью на первое место. Никакого соперничества между ними не возникало, разве что в шутку, за внимание какой-либо девчонки в школе или в борьбе за обладание десертом. Нет, они готовы были драться до кровавых мозолей на руках, защищая друг друга, помогая в любых сложных и трудных ситуациях. Брат за брата – не просто фраза, а смысл жизни для двоих мужчин, повзрослевших, но не потерявших веры в семью и свои ценности.

Поэтому, когда случилась эта трагедия с Антоном, старший брат был рядом, поддерживая и оберегая. Жаль, что невозможно уберечь от душевных мук – порой, более сильных обидчиков, чем любой человек.

– Больно… – поморщился Антон, яростно потирая шрам.

– Не нужно, прошу, – мягко произнес Саша, протянув руку и отстраняя ладонь мужчины от лица. – Пожалуйста, не делай этого.

Всегда так – стоит «мелкому» расстроиться или разозлиться, он тер шрам. Старая рана начинала болеть, причиняя страшные муки, как физические, так и моральные. Ведь это было лишним напоминанием о тех событиях, «благодаря» которым Антон стал таким.

– Не могу, – проскулил мужчина, поворачиваясь к брату, облокотившись на мраморные перила спиной и закрыв лицо руками, словно прячась от всего мира.

– Знаю, – Саша крепко обнял брата, прижав к себе, стараясь облегчить боль хоть немного. – Прошу, просто постарайся, ладно? Забудь, отпусти…

Бледная луна выглянула из-за туч, символично протягивая свои «руки» к балкону, на котором стояли братья, и, казалось, что это и был тот самый луч надежды, тот знак, которого так ждали. Отойдя на пару шагов, младший брат встретился со взглядом карих глаз, с неудовольствием и страхом, замечая в них страдания, боль, тоску.

– Моя вина, – покачал головой мужчина, – ты постоянно переживаешь из-за меня, волнуешься. Было бы лучше… – он оборвал себя на полуслове, поняв, что чуть было не сморозил глупость, из-за которой всегда страдал близкий человек.

– Что? – но, похоже, Саша не собирался просто так спускать это молчание с рук. – Что ты хотел сказать? Продолжай! – в голосе слышался страх, смешанный с гневом. Он и так понял. Эти мысли в голове брата сильно пугали старшего, ведь это означало, что болезнь вновь раззявила свою пасть, обнажая острые и очень опасные клыки, которые вот-вот были готовы вонзиться в мягкую плоть. Каждый раз, когда наступала эта фаза в поведении «мелкого», сердце оплетала паутина липкого страха, и уже в ней оно билось до тех пор, пока все не заканчивалось.

– Прости, – Антон виновато потупился, отворачиваясь. – Я проявил слабость.

– Не сдавайся. Слышишь?! Мы справимся со всем! Справимся вместе! – горячо заговорил мужчина, кладя руку на плечо брата. – Просто верь, не позволяй этой болезни брать над тобой верх!

– Я постараюсь, – он вернулся в свою комнату и тяжело опустился в кресло, закрывая глаза, прислушиваясь к шагам Саши. – Просто всем было бы легче, если бы я умер тогда.

– Нет! – воскликнул старший, быстро подходя к нему и стараясь вглядеться в лицо брата, прочитать, о чем тот сейчас думал. Постараться увидеть в этих зеленых кошачьих глазах хоть искорку надежды. – Как может быть лучше, если близкий тебе человек умирает?! Ответь мне! – Глаза гневно сверкнули в темноте. – А если бы я такое сказал?

– Я бы придушил тебя! – без колебаний ответил Антон.

– Вот! – Саша поднял вверх указательный палец, хоть этого и не было видно. – Поэтому давай без самобичевания, лады? Просто отдохни, а завтра будет новый день, и ты на все посмотришь по-другому.

– Хорошо.

Голос прозвучал как-то уж слишком равнодушно, но этого следовало ожидать. Очередная перемена. Очередная фаза. И вроде пора бы уже привыкнуть, начать распознавать подобные признаки, но все равно тяжело. Все равно невозможно. Усталость исказила красивое лицо старшего Сергеева, и он быстро сжал кулаки, глубоко вдохнув.

– Я пойду, прием уже заканчивается, – Александр подошел к двери и взялся за ручку, – я позже загляну к тебе, ок? Все ведь будет нормально?

– Да, не беспокойся.

Что-то в его тоне не особо убедило мужчину, но пришлось поверить на слово. Тяжело вздохнув, он открыл дверь и вышел.

Блондин смотрел в потолок, размышляя над словами брата. Да, он не имеет права так малодушничать, не может пустить все псу под хвост только из-за того, что его лицо…

Кого он обманывает? Дело ведь не только в его шраме, навек изуродовавшем тело и душу, была и еще одна причина. Та девушка, что он видел сегодня в саду, пробудила в нем старые, давно забытые чувства. Этот взгляд, голос, золотые волосы, стройная фигурка. Прекрасная, словно богиня.

Но одновременно с положительными эмоциями появились и другие, те, о которых было больно вспоминать, которые он старательно гнал от себя прочь.

Пусть они умрут, канут в небытие, растворятся в той пустоте, что была внутри него. Захлебнутся в море разочарования, невыносимой тоски и страданий. Навсегда забыть, похоронить под толстым слоем земли, поставить крест на прошлом… и… и на ней, на той, которая умерла от его руки.

Глава 5. Болезнь

Белые, ватные облака лениво проплывали по голубому небу отбрасывая тени на землю, создавая маленькие оазисы легкой, едва уловимой прохлады в жаркий и душный день. Солнце нещадно палило, обжигая своими лучами все живое, до чего только могло дотянуться своими огненными «щупальцами», словно специально стараясь опалить, изжарить, и спрятаться от которого не представлялось возможным. Сейчас, в полдень, когда небесное светило достигло своего апогея, невозможно было найти сколько-нибудь длинную тень, чтобы укрыться там, и приходилось вдыхать удушливый, тяжелый, прожигающий легкие воздух.

Но было одно место, скрытое от посторонних глаз, за высоким забором и под надежной охраной, в котором еще господствовала тень. Там, где не слышны звуки города, куда не доносились все мирские проблемы и заботы, там, где можно отдохнуть не только телом, но и душой.

В саду, сочетающем в себе, казалось, все цветы и деревья мира, царила прохлада, и гулял легкий ветерок. Мужчина, стоящий посреди всего этого великолепия, смотрел в одну точку перед собой – на небольшой фонтанчик, изображающий женскую фигуру с кувшином в руках.

У этого произведения искусства была своя история, свой сюжет повествования, достойный того, чтобы о нем рассказывать отдельно.

Когда-то, лет двадцать назад, его отец заказал одному неизвестному, но безумно талантливому мастеру эту работу, чтобы навечно запечатлеть один-единственный образ – своей жены, которую он безумно любил. Эта любовь была настолько сильна, что после ее кончины, сразу после рождения Антона, отец семейства чуть с ума не сошел, стараясь пережить эту утрату. Затяжной запой, из которого он только чудом вышел живым, сказался на его здоровье, и это заставило его взяться за себя, подниматься с колен и ставить на ноги семейный бизнес.

Спустя примерно полгода после смерти любимой жены он и создал этот сад, в центре которого поставил фонтан – как дань своей любви, и как память.

Вот теперь и Антон с благоговением стоял на этом пятачке посреди пышных кустов и деревьев, вдыхая сладкий аромат цветов, слушая трели птиц, и смотрел на четкие линии фигуры в белой тоге, прочерченные до мельчайших деталей, на идеальную обработку камня, из которого сделали яркий образ, почти живой и запоминающийся, отлично воспроизводящий лицо матери.

– Привет!

Антон обернулся и встретился взглядом с братом, который стоял под тенью яблони и внимательно изучал его. «Ну вот, начинается», – подумал со стоном парень.

– Салют! – весело ответил блондин, махнув рукой и очень при этом надеясь, что сейчас не начнется лекция на тему: «Ты должен беречь себя. Ты должен всегда говорить мне, куда идешь». Ах, да! И самое любимое: «Я волнуюсь за тебя!» Чрезмерная опека тоже могла надоесть, но брат просто не понимал этого, продолжая следить за каждым его шагом.

– Ты в порядке? – осторожно спросил Саша, подходя к нему и вставая рядом. Проследив за взглядом мелкого, тяжело вздохнул – блеклые, присыпанные легким налетом пыли воспоминания о матери до сих пор причиняли боль, хоть и приглушенную годами. В такие моменты он задумывался над тем, что с разницей в возрасте 4 года он хоть что-то помнил о ней, а вот мелкому не так повезло. Именно по этой причине находиться здесь старшему брату было невыносимее.

– Все прекрасно! – довольно произнес Антон, улыбаясь во все тридцать два зуба. – Слушай, хочу прогуляться по городу, как ты на это смотришь? Составишь мне компанию?

– Хм… – задумался брат, потирая подбородок рукой. – Неплохая идея. А ты опять в своей маске собираешься разгуливать по улицам?

– Ну да, – удивился мужчина с таким видом, словно его собеседник сморозил несусветную глупость. – Не пугать же людей таким видом! – и он многозначительно указал на свое обезображенное лицо.

– Ты больше пугаешь их своей маской! – лаконично заметил Александр, вспоминая всю «драгоценную» коллекцию масок своего чудного братца. – Особенно той, в которой ты в прошлый раз выходил!

– Хей! – притворно возмутился младший, театрально всплеснув руками и закатив глаза. – А чем это не угодила та маска?! Я в ней выглядел вполне безобидно и даже весело!

– Ты шутишь, мелкий? – поразился Саша, упирая руки в бока и вставая в позу «да ты ничего не смыслишь в этой жизни». – Маска кролика, вид у которого такой, словно его только что выпотрошили, а затем надели тебе на голову? Действительно, чем же она была странной?

– Ты преувеличиваешь! – фыркнул Антон и разразился громким смехом, пожалуй, чересчур веселым. – Симпатичная такая масочка: серые обломанные ушки, красные глазки, черные зубки…

– Кролик-маньяк. А чего стоит твоя маска Тора?

– Нет, а эта-то чем не угодила? – искренне удивился парень, вглядываясь в темные глаза напротив. – Это же бог! Он и должен быть устрашающим.

– Устрашающим был тот десятикилограммовый молот, который ты прихватил с собой на прогулку в паре к маске, – парировал Саша и многозначительно посмотрел на него. – Не стоило размахивать им во все стороны и орать «не бойтесь!», – передразнил он протяжный вой брата в тот момент, – «если я его кину в кого-нибудь, то он все равно вернется ко мне, а вы все останетесь жить в Асгарде!» Ну что за бред, мелкий?

– Ладно, сегодня одену венецианскую… – быстро согласился Антон, мечтательно причмокнув губами, словно вспомнил о любимом блюде и захотел его тотчас съесть.

– Может, стоит зайти к доктору Харрисону? – осторожно спросил Саша, резко меняя тему разговора и наблюдая за реакцией брата.

– А чем он сможет мне помочь? – весело отозвался тот, и его глаза озорно сверкнули. Теплые лучи солнца мягко ласкали кожу на лице, заставляя губы непроизвольно растягиваться в улыбке. – Я и так знаю, что он скажет: «вам стоит пройти полное обследование, сдать необходимые анализы, мы все проверим и тогда сможем узнать, какая операция и сколько стоит…» – передразнил он доктора.

– Послушай, – начал свою любимую песню старший. – Он самый лучший пластический хирург в стране, он сможет…

– Нет! – отмахнулся мужчина, отворачиваясь и вновь всматриваясь в дивные цветы на клумбе. – Я уже с десятком консультировался. И они все хором заявляли, что невозможно полностью убрать шрам, поскольку он затрагивает участки кожи, которые нельзя оперировать.

– Какие же? Глаза? Уши? Губы? – начал раздражаться брат. – Тебе не кажется, что это бред? Сейчас такие операции делают, что человек выходит абсолютно новеньким! И уж с твоей-то проблемой легко справиться!

– Посмотрим, – неопределенно ответил блондин, затем посмотрел за его спину и широко улыбнулся, разводя руки в стороны, словно собираясь крепко кого-то обнять: – О! Кирилыч! Здорово!

По маленькой тропинке шел его друг, с несколько задумчивым видом, словно его мысли были где-то очень далеко, а тело осталось на этой земле.

– О чем задумался, приятель? – воскликнул Антон, хлопнув того по плечу, возвращая в мир, из которого Кирилл опрометчиво решил улететь.

– Привет! – пожал протянутую руку мужчина, а затем повторил сей ритуал и с Александром. – Сегодня у него отличное настроение? – вопрос он адресовал старшему брату.

– Хей! Я вообще-то здесь! – притворно возмутился Антон, скрещивая на груди руки, но не удержался и расхохотался над своим же серьезным видом. – Вашу мать! Представляю, как я сейчас выглядел! Ладно, общайтесь, друзья мои, а я пока погуляю, цветочки понюхаю и все такое.

– Да, – кивнул Саша, глядя на то, как брат подбегает чуть ли не вприпрыжку к скамейке, стоящей возле большого дерева, названия которого он не знал. – Опять резкая перемена, – вздохнул он, – но сегодня он хотя бы не хочет умереть, чтобы избавить всех от своего присутствия.

– Ясно, – понимающе кивнул Кирилл, внимательно следя взглядом за другом, который, усевшись на лавочку, откинулся на спинку и с довольным видом нежился на солнышке. – Что говорит психиатр?

– Чтобы он почаще таблетки принимал, – скривился Саша. – Ты ведь знаешь этих докторов – ничего сделать не могут, кроме как пичкать его колесами!

– Ну да.

– Эта болезнь… – мужчина защелкал пальцами, стараясь вспомнить название. – Ну, ты должен помнить название… как же оно…

– БАР, кажется…

– Да! Точно. – Саша печально улыбнулся. – Она просто так не проходит, необходимо долгое и муторное лечение, покой, положительные эмоции, соблюдение режима. Но ты ведь знаешь его, какой тут покой? Какие положительные эмоции, когда он в зеркало смотреть не может?

– Да, верно, – Кирилл посмотрел на друга. Эта болезнь началась после того случая с Оксаной, о котором все договорились не вспоминать.

Доктор медленно прошелся по просторному кабинету, подходя к своему рабочему месту – огромному деревянному столу из красного дерева, заваленному многочисленными папками и документами. Среди всего этого вороха макулатуры ютился компьютер, который в настоящий момент был выключен. На противоположном конце – подставка для ручек и карандашей, а еще штук семь или десять блокнотов для записи.

Доктор Вейнс – пожилой мужчина, лет шестидесяти, с добродушным морщинистым лицом, с маленькими водянистыми глазами и редкой бородкой – присел на стул и внимательно посмотрел на человека, стоящего по ту сторону стола. Напряженная поза, пронзительный и взволнованный взгляд. Вот только на лице не отражалось ни единой эмоции, ничего, кроме полного равнодушия. Эту способность врач всегда про себя называл «эффектом маски». Тот, кто примерял ее на себя, становился похож на безымянную куклу, и именно с такими людьми было тяжелее всего общаться: никогда не знаешь, чего от них ожидать и что у них на уме.

Даже учитывая многолетний опыт работы с пациентами, страдающими различными психическими заболеваниями, доктор так и не смог научиться распознавать эмоции под этой «маской». Вот и сейчас было довольно тяжело смотреть в темные глаза посетителя и не иметь возможности, что называется, «прочитать его мысли».

– Вы хотите сказать, что его снова надо упечь в психушку? – прищурился гость, и его поза стала более напряженной, а на скулах заходили желваки. – Да он недавно только из нее вышел! Я не могу вновь его упрятать туда. Это будет чудовищным поступком с моей стороны!

– Это будет более человечным, чем держать его взаперти в доме, не находите? – посмотрел доктор на мужчину из-под очков. – За ним там будет прекрасный уход, постоянное наблюдение профессиональных врачей, и там он будет принимать лекарства, необходимые, чтобы справиться с болезнью.

– Я не понимаю, – вот теперь на лице проскользнуло недоумение, смешанное с раздражением. – Чем он может быть опасен? Антон никогда и никому ничего не сделал.

– Это опасно не для кого-то, а прежде всего для него самого, – тяжело вздохнув, Вейнс уже знал, что убедить старшего брата его пациента не представлялось возможным. Оставалось идти по пути наименьшего сопротивления. – Я могу объяснить вам в общих чертах кое-что о болезни вашего брата…

– Будьте любезны, – холодная сталь полыхнула в темных глубинах этих странных глаз, и доктор слегка поежился.

– У вашего брата болезнь, которая называется «Биполярное Аффективное Расстройство», а если коротко, то просто «БАР». Понимаете, Александр Дмитриевич, все не так легко, как вам могло показаться. Лечение БАР представляет собой сложную задачу, так как требует детального понимания психофармакологии. Пациенты с биполярным расстройством принимают, как правило, множество сильнодействующих препаратов (многие из них – по шесть различных лекарств), что создает трудности в учете лекарственного взаимодействия и в предотвращении побочных эффектов.

– И что это значит? – нахмурился Саша.

– А то, – пояснил врач, протягивая маленький листик, исписанный какими-то закорючками, судя по всему – рецепт или список лекарств, – что, если он останется вне больницы, то симптомы станут более яркими и активными. Ему необходимо находиться в лечебнице.

Врач оказался прав. Несмотря на все старания старшего брата, облегчить состояние «мелкого» не получалось. Протекало заболевание довольно сложно. Перепады настроения – от необузданного веселья, постоянного громкого смеха над любой, даже совершенно несмешной шуткой и скакания по крыше их особняка (благо, что была ровной), до меланхолии и жуткой депрессии. Особенно часто проявлялась именно «депрессивная фаза», как говорил его лечащий врач. В таком состоянии Антон был медлительным, почти не выходил из своей комнаты, туго соображал. Но хуже становилось, когда эта фаза переживала обострение – переходила в анестетическую депрессию: тогда у него пропадал интерес к жизни, он постоянно говорил, что никого не способен любить, и его любить никто не может, что является жутким моральным уродом и не заслуживает ходить по этой земле.

Да, непростой период не только в жизни Антона, но и всех, кто его окружал – ведь Саше и Кириллу приходилось успокаивать и поддерживать мужчину в такие дни. А иногда и из петли вылавливать, когда обострение протекало в особо тяжелых формах. Слава Богу, проходила такая депрессия довольно быстро, всего за пару дней, иногда даже быстрее.

Сегодня, судя по прогнозам психиатра, у «мелкого» наблюдалась «маниакальная фаза», сопровождающаяся повышенным настроением и двигательным возбуждением, когда мужчина не мог усидеть на месте, постоянно что-то делая, бегая вокруг и попутно сводя всех с ума из-за своей неуемной возбудимости.