Время собирать камни

Сегодня его доме собрались гости: приехал старый кунак Тошо Заитов из Гельдыгена, а так же зашёл проведать мулла аульной мечети Амир.

В ожидании шу, завязалась интересная беседа. Тошо продемонстрировал кинжал, который он недавно приобрёл. Юсап взял его и чтобы лучше рассмотреть подошёл к окну.

– Этот кинжал выковал мастер Телхиг их Малых Атагов, – рассказывал Тошо, – двух баранов за него отдал. Телхиг куёт клинки из английских иголок. Посмотри Юсап, они видны в лезвии.

– Как тонко сработано, – зацокал тот языком, возвращая кинжал.

– Люблю хорошее оружие, – Тошо вложил кинжал в ножны.

Он был ровесник Юсапа. Худощавый, высокого роста, с огромным крючковатым носом, Тошо льстил себя надеждой, что похож на орла. К сожалению, так думал только он. За глаза его презрительно звали: попугаем.

А всё из-за одной глупой истории: три года назад, он со своими кунаками Вахой Гайнаевым и Али-Магомедом Бецоевым, был в гостях у казацкого полковника Добродеева, в станице Червлёной. В горнице у того висела клетка с попугаем. Тошо и Ваху поразила яркая, доселе невиданная птица. Ваха подобострастно сказал, что оперение у неё такое же красивое, как и одежда у Тошо, на том была ярко-красная черкеска и зелёный хардон.

«Такая роскошная птица должно быть очень умна, как и ты Тошо!» – заявил Ваха.

Добродеев ни слова не уразумел из речи Вахи, потому как не говорил по-чеченски, однако понял, что речь идёт о попугае. Кивнув на птицу, казацкий полковник сказал:

«Ужасно пёстрое перо у этой птицы, из-за этого, у нас говорят о глупых людях, которые ярко одеваются: « вырядился как попугай»».

Птица, наклонив голову на бок, и закрыв один глаз, уставилась на Тошо.

Ваха густо покраснел, а на губах Али-Магомеда заиграла улыбка. Заметив её, Заитов побагровел от злости. С тех пор злые языки и дали Тошо обидную кличку, а дружбе с Вахой пришёл конец.

– Уважаемый Тошо, – сказал мулла Амир, благообразный старичок с седой бородой, – ты много ездишь, немало новостей узнаёшь. Расскажи нам, что творится в мире.

Тошо отхлебнув чай из пиалы, ответил:

– Недавно мне довелось по делам побывать в Темирхан – Шуре. Там один знакомый тавхли поведал что, Ибрагим, сын египетского паши Мухаммеда Али, переслал нам послание. В послании том, он сообщает, что этой весной отберёт у гяуров Кавказ. Он требует нас, своих единоверцев поддержать его в борьбе с неверными.

– Что вы об этом думаете, досточтимый мулла? – спросил Юсап.

– Ибрагим наш единоверец, – погладив ладонью реденькую бороду, ответил Амир, – и если он придёт сюда со своей армией, наш долг поддержать правоверного. Не правда ли многоуважаемый Тошо?

– Не совсем так мудрейший Амир, – покачал головой тот, – единая вера не помешала Ибрагиму напасть на своего господина, турецкого султана. Нам от Ибрагима ничего хорошего ждать не стоит. К тому же турецкий султан не раз воевал с русскими и всегда был бит ими. Почему вы решили, что Ибрагиму повезёт больше?

– Ты Тошо высказываешь мудрые мысли! – воскликнул Юсап.

– Согласен, – закивал головой мула Амир.

– С гяурами жить можно, – продолжал Тошо, – есть у меня кунак, Моздокский пристав Нечаев. Я пригнал ему лошадей для армии, и он заплатил мне звонкой монетой. Табун оставил у себя, дожидаться оказии. Потом, Нечаев дал мне сигнал, и я этих лошадей благополучно угнал. Пристав объяснил мне, как обойти русские дозоры. Спустя несколько недель, я ему опять продал этот же табун, и так несколько раз. Нечаев в накладе тоже не остался.

Тошо заразительно захохотал, Юсап и Амир засмеялись следом. Тем временим, дочка хозяина принесла угощение: жареную баранину с галушками. Кушанье это зовётся у чеченцев жижик-галуш. Глядя на девушку, Тошо сказал:

– Как быстро летит время Юсап, твоя дочь стала настоящей красавицей.

– Она к тому же умна, – самодовольно ответил хозяин, – брат моей покойной жены Умар, энгенойский мулла, души в ней не чает. Аллах не дал ему своих детей, и Кхокху его любимая племянница. Дочке тоже нравиться гостить у него. Умар научил её многим вещам. Кхокху знает наизусть все суры Корана.

– Подтверждаю всё сказанное Юсапом, – закивал головой мулла Амир.

Кхокху, поставив блюда с угощениями, и вышла.

– За такую дочь тебе просто необходимо просить с жениха богатый калым, – сказал Тошо, – её красота и учёность много стоит. Но здесь в округе, вряд ли кто даст тебе хороший калым. Я уже давно подумываю над тем, что бы взять себе вторую жену, и согласен заплатить за твою Кхокху любую цену.

Мулла, благодушно глянув на хозяина, сказал:

– Уважаемый Юсап, в словах Тошо есть резон. Ведь недаром пророк Мохаммед говорил:

«Возьмите в жёны тех,

Которые любимы вами,

Будь то одна, иль две иль три,

Или четыре».

– Твоё предложение Тошо, лестно для меня, но неожиданно. Мне нужно время, что бы подумать, – ответил Юсап.

– Конечно, – согласился тот. – Дай мне знать о своём решение. Теперь уважаемый хозяин разреши мне на время отлучиться.

Встав, Тошо направился во двор. Когда он вышел на крыльцо, его догнал сын Юсапа, красивый, двадцатипятилетний парень по имени Лечи.

– Отличный кинжал у тебя Тошо, – сказал он.

– Нравиться? Я подарю тебе его.

– Благодарю тебя Тошо.

Тем временем два друга добрались до сакли Хазболата. Ворота им открыл коренастый богатырь с бычьей шеей. Это был Баха, старший брат Хазболата. Кулаки у него такие огромные, что казались размером с голову взрослого человека. О его чудовищной силе ходили легенды. Поговаривали, что ударом кулака, он мог убить быка. Баха колол дрова, воткнув топор в полено, он спросил:

– Всё сделали, как я сказал?

– Да, – кивнул Абу, – отдали просо и баранов кузнецу Али в Чиркее. Он просил передать тебе, что твой кунак из станицы Горячеводская ждёт тебя.

– Добрые вести, – кивнул Баха. – Проголодались? Пошли есть.

В небольшой комнате с маленьким окошком, из всей мебели было два грубо сколоченных топчана, на которых спали братья, пол, застелен ковром. Все стены у братьев увешаны оружием. Впрочем, так было в доме каждого горца.

Троица уселась на ковре, и тётушка Аманат, которая вела хозяйство братьев, внесла блюдо с тиог берам , лепёшки из проса, кувшин молока. Абу с Хазболатом изрядно проголодались, и потому с жадностью набросились на еду. Баха быстро поел и с улыбкой смотрел, на друзей. Когда те насытились, он спросил:

– Абу, когда же ты собираешься просить Юсапа отдать за тебя Кхокху?

Тот неопределенно пожал плечами.

– Чего медлишь? Гляди дождёшься, уведут у тебя девушку. Она хоть знает, что ты сохнешь по ней.

– Он только издали смотрит на неё, да вздыхает, – ответил Хазболат, – я давно ему предлагал, признаться Кхокху в своей любви, а он всё медлит.

– Раз он не спешит, то, пожалуй, я посватаю её за себя. На калым, я наскребу. Нужно будет спросить у Юсапа, сколько он просит за дочь.

Хазболат вскочил на ноги и закричал:

– Баха как ты можешь так говорить?! Ты же знаешь, что Абу любит Кхокху, и собираешься так подло поступить! Если ты это сделаешь, то знай, ты мне больше не брат!

– Отцу следовало бы назвать тебя: «Терс моймал», а не Хазболат , – рассмеялся Баха. – Ты ревёшь как обезьяна. Но это хорошо, что ты так горячо вступился за Абу. Значит у вас настоящая дружба, а раз так, вам необходимо побрататься. Как вы на это смотрите?

– Я согласен, – ответил Абу.

– Вот и хорошо, – сказал Баху.

Он взял кувшин и налил в глиняную кружку молока, достал из кармана золотое кольцо, протянул Хазболату и сказал:

– Держи брат.

Тот взял кружку, бросил в неё кольцо, и отпил половину молока, потом передал её Абу, который допил молоко, взял кольцо, положил себе в карман. После чего снял с пояса с кинжал и передал его Хазболату, а тот отдал свой Абу.

– Ну, вот и побратались, – улыбнулся Баха.

– Да благословит вас Аллах братья, – сказал Абу. – Мне же пора идти домой.

Аманат убрала посуду, а Баха и Хазболат вышли во двор проводить Абу. Когда они остались одни, Хазболат спросил:

– Скажи Баха, а почему ты не женишься?

– Обязательно женюсь, – пообещал тот. Подумав, он продолжил: – Как только найду женщину похожую на нашу мать. Если б ты знал жиманиг, как любил её отец!

Баха в задумчивости посмотрел на чернеющий в дали Кавказский хребет. Двадцать один год минуло с тех пор как погибли их родители, а он помнит тот сентябрьский день, как будто было это вчера.

Проснувшись в то далёкое утро, маленький Баха услышал разговор родителей:

«Пойми Зайнап, мы не можем, как трусливые овцы бежать со своей земли, – горячился отец, – генерал Сысоев требует, что б мы, бросив свои жилища, ушли за Сунжу».

«Что же нам делать? У гяуров сила», – спокойно отвечала мать.

«Мы встанем на защиту нашего аула, и гяуры не посмеют войти сюда, – рубанул рукой отец, – каждый двор у нас в Дады Юрте, крепость. На сходе, люди решили защищать аул. Я так же буду драться за свою саклю до последнего. Ты с детьми сейчас же уедешь, пока есть такая возможность».

«Послушай Абубакар, если тебе суждено сегодня встретить свой последний час в битве с гяурами, я хочу быть рядом, и умереть вместе с тобой».

«Милая моя Зайнап, – погладил её по голове отец, – я счастливейший из мужчин, ведь у меня такая жена. Но нам нужно думать о наших сыновьях. Что с ними станет, если мы с тобой умрём? Нет, ты с детьми должна уйти».

«Согласна милый, – поцеловала его мать, – ты мой господин. Как я могу ослушаться тебя?»

Потом мать велела Бахе собираться, а сама разбудила и стала одевать Хазболата, который недовольно хныкал. Она положила в узелок просяные лепёшки и несколько кусков мяса, кувшин молока. Взяла Хазболата на руки, велела Бахе идти за ней. Отец проводил их до ворот, поцеловал сыновей и жену.

«Да храни вас Аллах милые мои! – сказал он. – Ну, идите».

И не оглядываясь, пошёл в саклю. Зайнап с детьми дошла до кладбища, которое было далеко за аулом. Спустившись в овраг, мама велела Бахе взять братишку на руки и сказала: «Послушай сынок, ты уже большой и должен заботиться о Хазболате. Пока будут слышны выстрелы, сидите здесь, а когда всё стихнет, идите по этой дороге. Ты помнишь, мы по ней ездили в гости к дяде Хасану и тёте Аманат в Иласхан Юрт? Пойдёте туда, дядя приютит вас. И помни сынок, тебя зовут Баха , поэтому ты должен жить и помочь жить Хазболату. А теперь прощай, мне нужно идти к отцу».

Она поцеловала сыновей и побежала в аул, а там уже слышны были ружейные выстрелы и пушечная пальба.

Больше Баха не видел своих родителей. Весь день в Дады Юрте шёл бой, и ребята сидели в овраге. Там же они провели ночь. Едва рассвело, отправились в Иласхан Юрт, куда добирались несколько дней. Бахе тогда было десять лет, а Хазболату два.

Это уже потом стало известно, что войска атамана Сысоева целый день не могли взять Дады Юрт. Каждая сакля стала крепостью, гяуры потеряли в этом бою много людей. Сам атаман Сысоев был ранен. В конце концов, селение было стёрто с лица земли. Все защитники Дады Юрта: мужчины, женщины и дети, погибли. Баха с Хазболатом, оказались единственными, кому удалось уцелеть.

Пока Баха предавался воспоминаниям, Абу ведя коня под уздцы, шёл домой. Он думал о Кхокху, девушке, которую любил. Баха разбередил ему душу своими разговорами. Абу знал, что любовь его безнадёжна. Он небогат и вряд ли сможет уплатить калым, который попросит за девушку её отец. Конечно, можно набраться мужества и признаться Кхокху в любви. Но как?! В её присутствии Абу лишь потел и терял способность связно говорить. С какой стороны не взглянешь, ситуация безвыходная.

И брёл уныло Абу по дороге, не глядя по сторонам, от того вздрогнул он, услышав звонкий девичий голосок.

– Вассала валейкум Абу, идёшь и совсем не смотришь на дорогу.

– Валейкум вассалам Петимат, немного задумался, а когда мысли далеко отсюда, мало смотришь вокруг, – грустно улыбнулся Абу.

– Какими же думами полна голова твоя?

– Разными, – пожал плечами парень.

Петимат восемнадцать лет, все её подруги давно уже были замужем. Полная, некрасивая, с круглым одутловатым лицом, она всё же была очень привлекательна для потенциальных женихов. Её отец Мансур, богатый и уважаемый человек, души не чаял в единственной дочери.

– Мысли твои как сокол высоко летают, и не обращаешь ты внимание, на тех, кто по земле ходит, а зря Абу, поверь мне, зря.

– Не пойму я тебя Петимат.

– Эх, глупый! Не видишь своего счастья. Посмотри внимательней, оно перед тобой. Отец для меня ничего не пожалеет. Выдаст за того, кого я выберу. Ты Абу по сердцу мне! Вот видишь, я нарушила обычай, сама заговорила с тобой о замужестве.

– Спасибо Петимат за доверие, но сердцу не прикажешь. Я люблю другую девушку.

– Смотри Абу, упустишь своё счастье.

– Может быть и так, – кивнул Абу и пошёл своей дорогой.

Петимат смотрела ему в след, пока он не скрылся из виду.

– Что стоишь одна Петимат? – раздался за спиной хрипловатый голос, не оборачиваясь, девушка сказала:

– Опять это ты Магомед весь день за мной по пятам ходишь.

– Я не хотел доставить тебе неудобства. Шёл мимо, случайно увидел, как вы мило воркуете с Абу.

–Тебе-то что за дело? – ответила Петимат и пошла к своему дому,

Магомед шел следом.

– Нехорошо девушке в одиночестве разговаривать с парнем. Постыдилась бы, – сказал он.

– Ты не мой родственник, что б следить за мной. Какое тебе дело?

– Мне есть до этого дело. Я не раз говорил тебе, что ты мне нравишься. Мне как кинжал в сердце, видеть, как ты милуешься с другим.

– Оставь меня Магомед и больше не ходи за мной! – Петимат прибавила ходу, а парень остался на месте.

Постояв немного, Магомед выругался и пошёл в другую сторону. Эх, и зол он был! Абу нравился Петимат, а это нарушает планы Магомеда. Был он сыном джиггера. Со своим большим семейством его отец осел в Иласхан Юрте лет пятнадцать назад. Ему выделили надел, но недостаточный для такого количества едоков. Магомед пошёл служить к мехкам да Бейбулату Таймазову . Было это десять лет назад. Семнадцатилетний Магомед участвовал в нескольких набегах на земли гяуров, но однажды попал в такую передрягу, что еле ноги унёс. После чего решил, что такая жизнь не для него. К тому же, вскоре Таймазов был убит кровниками, а его джигиты разбрелись кто куда.

Несколько лет Магомед тихо жил в Иласхан Юрте только грезя о богатстве, а потом понял, вот она, твоя мечта, совсем рядом. Подросла Петимат, дочь богача Мансура. Завоевать сердце восемнадцатилетней толстушки, для красавца Магомеда казалось делом пустяковым. Но не тут, то было! На пути встал этот верзила Абу. Почесав бороду, Магомед направился к своему другу Лечи. Тот стоял возле сакли.

– К отцу приехал кунак из Гельдыгена, – сказал он, – потому в саклю нельзя.

– Не беда, – ответил Магомед, – пойдём к Мечику.

– Ты что такой злой? – спросил Лечи, внимательно посмотрев на друга.

– А это заметно?

– Ещё как.

– Проклятый Абу, вертится у меня под ногами. Он дождётся, что я зарежу его как барана.

– Не вздумай! Тебя изгонят из аула. Кроме того, у тебя появиться кровник, Хазболат. Они с Абу дружат с детства. Хазболата поддержит Баха, его старший брат. Враждовать с ними я тебе очень даже не советую.

Лечи был на два года младше, но гораздо умнее, Магомед в этом неоднократно убеждался.

– Я хочу поквитаться с Абу, – упрямо заявил он.

– Умение ждать своего часа, великий дар, данный Аллахом. Поверь мне, твоё терпение вознаградиться. Не зря же говориться: «Несдержанность – глупость, терпение – мудрость».

– Тебе легко так говорить.

– Вот потому я советую тебе, не спеши!

***

Огромный белый пёс лежал около своей будки и с надеждой смотрел на свою хозяйку, маленькую, худенькую, женщину лет сорока пяти. Женщина пекла просяные лепёшки в каменной печи стоящей здесь же во дворе, и разделывала мясо. Изредка она подбрасывала псу бараньи кости, этого момента и ждал пёс. Внезапно пёс посмотрел на дорогу и вскочил на ноги, он увидел знакомую фигуру Абу. Пёс бросился ему навстречу. Подбежав, он встал на задние лапы, а передние положил на плечи своему хозяину.

– Соскучился? – Абу трепал пса за загривок. – Ну, пойдём.

–Проголодался Абу? – спросила женщина, как только он вошёл во двор. – Обед готов, сейчас я покормлю тебя.

–Я не голоден мама, – ответил он, – поел у Бахи.

– Почему ты ешь у чужих людей, как будто ты бездомный бродяга?!

– Баха и Хазболат мне не чужие, – улыбнулся Абу, – к тому же я побратался с Хазболатом.

Он распряг своего жеребца, привязал его к коновязи.

– Вассала валейкум Абу, да продлятся неисчислимо твои дни Хеди.

У каменного забора стояли их соседи: Умар со своим младшим сыном Вацу.

– Валейкум вассалам Умар. Да прибудут все блага этого мира за добрые слова твои.

– Абу, мы же договорились с тобой, что б вы держали своего пса на привязи.

– Да, мы выполняем этот уговор.

– Я только что видел, как он бегает по улице!

– Послушай Умар, пёс бежал ко мне. Он не был без присмотра.

– Не болтай ерунды Абу! – повысил голос Умар. – В прошлый раз твоя собака загрызла мою курицу, а у Халила собака задушила ягнёнка. Наверняка, это тоже был твой пёс.

– Послушай сосед, я заплатил тебе за курицу. Ягнёнка Халила загрыз не мой пёс, он был тогда на привязи. И почему ты орёшь на меня?!

– Тебе раз уже сказали, держать собаку на привязи, а ты не послушал! Как после этого с тобой разговаривать?! – вслед за отцом заорал Вацу.

– А ты заткнись, когда старшие разговаривают – процедил сквозь зубы Абу, не удостоив Вацу даже взглядом. – Или отец не учил тебя законам адата?

– Кто ты такой, что б указывать мне что можно, а чего нельзя?! – взвизгнул Вацу.

– Придётся мне тебя поучить, раз больше не кому, – усмехнулся Абу.

– Заткнись или я надаю тебе по морде! – орал Вацу.

– Если дотянешься, – рассмеялся Абу, – недаром тебя зовут Вацу.

Парень был низкого роста, почти карлик, а тут ещё и имя у него неподходящее: Вацу, от того он болезненно воспринимал намёки на свой рост. Сжав кулаки, коротышка, перепрыгнул невысокий забор, отделявший их двор от двора Абу, и бросился на своего обидчика. Получив удар в грудь, Вацу рухнул на землю.

– Что ты делаешь Абу?! – закричал Умар.

Он так же перебрался через забор, наклонился к сыну, помог ему подняться.

– Я пожалуюсь на тебя старшине, – сказал Умар, – пойдём мой мальчик.

У своей сакли Вацу крикнул:

– Клянусь Аллахом, я зарежу тебя как барана!

За всё время ссоры Хеди не проронила ни слова. Она стояла в стороне. Когда Вацу с отцом ушли, сказала сыну:

– Зачем ты затеял эту драку сынок? Если аульный старшина подумает, что это ты виноват?

– Старшина Иласхан мудрый человек, он всё поймёт и решит по справедливости.

– Хорошо если это будет так сынок.

Ворон доклевав мясо, которое утащил со двора Юсапа, взмыл вверх. Он облетел по кругу весь Иласхан Юрт и вернулся к роднику. Сел на свое любимое дерево. Только мальчика Кунты там уже не было, он ушёл домой.

Глава 3

Мокрый снег сыпал как из решета, ветер стонал и выл в печной трубе. В такую погоду, матушка, Пелагея Ильинична Аносова любила говаривать: «До чего же я люблю осеннюю распутицу. Хорошо смотреть в окошко, как с неба водица льёт и снег падает, да радоваться, что ты сидишь под крышей и у тебя тепло и сухо».

Сегодня Владимир как раз получил письмо от маменьки. Она сообщала о казанских новостях: кто венчался, родился или помер: «В Ильин день была в гостях у твоей тётушки Анны Ильиничны. После обеда, она гадала на тебя. Карты показали, что ожидает тебя сыночек, большая любовь. Отпиши родимый, нет ли у тебя на сердце зазнобушки. Хорошо бы тебе уйти в отставку со службы и ожениться, порадовать старуху – мать, внучатами…» – писала она.

«Эх, всё врут карты, милая матушка», – грустно усмехнулся Владимир.

Графиня Скобаньская, увлеклась Одинцовым и совершенно не обращала внимания на Аносова. Владимир пытался объясниться с ней, однако графиня, оборвав его любовные излияния, потребовала оставить её в покое. Владимир помчался к Одинцову, с полчаса высказывал ему своё возмущение, обвиняя в коварстве.

– Послушай Владимир, ты всё слишком близко принимаешь к сердцу, – сказал тот, выслушав сумбурные речи корнета, – поверь мне, графиня испорчена светом, ей чужды и незнакомы искренние чувства. Она просто смеётся над тобой. Так не позволяй же выставлять себя посмешищем.

– А как ты относишься к графине? – спросил Аносов.

– Этой особе вздумалось развлечься в нашей глухомани, и тут подвернулся я. Ни к чему не обязывающий роман.

– Я как другу тебе рассказывал о своей любви, и после этого ты говоришь мне такое! – закричал Владимир.

Выскочив от Одинцова, он помчался к Лежину, уж кто-кто, а друг то поймёт его, но Сашка поддержал Одинцова:

– Выбрось ты эту кокотку из головы. Ну не получилось с ней помахаться, не беда. Ты слишком серьёзно всё воспринимаешь, это до добра не доведёт. Поверь мне.

Нет, ни кто решительно не хотел понимать его. А он страдал, как он страдал!

– Ты что тут сумерничаешь, друг любезный? – услышал он за спиной голос Лежина.

Тот стоял у порога, из-за спины испугано выглядывал Ванька.

– Дрыхнешь братец?! – обернулся к нему Лежин. – Прими шинель.

Ванька с шинелью быстренько удалился. Сашка по диагонали прошелся по комнате, развернувшись на каблуках, подошёл к зеркалу.

– Хватит сидеть как сыч в темноте, пора выйти в свет. Одевайся, пойдём к Федякину. Посидим, развеемся.

– Пойдём, – согласился Владимир, гоня прочь печаль-тоску, – Ванька, мундир!

***

« 25 октября 1840 года.

Так уж повелось, что я доверяю свои сокровенные мысли этой тетради, а не другу. Нет никого в Кречевицах, кому мог бы я открыть своё сердце.

Служу здесь уже третий год, но так и не обзавёлся друзьями. Право даже не знаю в чём причина. Может всему виной мой скрытный характер или ещё что, но факт остаётся фактом, я одинок. Хотя в приятельских отношениях с некоторыми офицерами, но нет друга. Как сторонний наблюдатель созерцаю я за маленькими драмами, кои изредка происходят в Кречевицах. Впрочем, велика вероятность, что в одной из них центральным персонажем буду я. А что это будет комедия или фарс покажет время.

Примерно с неделю назад, у нас в Кречевицах объявились некто господин Бошняков с очаровательной спутницей, графиней Скобаньской. Внешность у Павла Афанасьевича примерзейшая, впрочем, возможно у него много добродетелей компенсирующих его внешнюю неприглядность. Мне это не ведомо, поскольку не имел чести близко сойтись с месьё Бошняковым.

У нас все ломают головы, в каком качестве приехала с ним графиня.

Впрочем, вскоре, всё это отошло на второй план. У графини нашлось немало поклонников, Бошняков же относится к её воздыхателям лояльно. По этой причине, все сделали вывод, что отношения между графиней и Бошняковым чисто дружеские.

Наибольшим любовным пылом к светской красавице воспылал драгунский корнет Аносов. На балу в офицерском собрании он весь вечер танцевал с ней, а потом явился ко мне, и заявил, что влюблён в графиню. Мальчишка совсем опьянел от этой страсти и возомнил, что и Скобаньская отвечает ему взаимностью.

Горьким было похмелье бедного корнета: графиня дал понять Аносову, что он ей безразличен. Оно и понятно, Скобаньской вряд ли интересен наивный юнец, но что совсем уж занятно, своё внимание графиня направила на меня. Двусмысленную роль, сыграл при этом месьё Бошняков. Встретив меня на улице, он чуть ли не силой затащил к себе на обед. Там и осчастливила нас своим присутствием госпожа Скобаньская.

Как выяснилось, графиня оказалась особой преоригинальной.

На следующий день я был приглашён госпожой Скобаньской на чай. Мы мило беседовали с ней о пустяках, вспоминали общих знакомых. Разговор коснулся Петра, моего старшего братца. Графиня как выяснилось, знакома с ним, она живо интересовалась его судьбой. Я уверил её, что Петя ведёт размеренную жизнь помещика, и ничем не интересуется кроме как видами на будущий урожай.

Графиня припомнила о вольнодумствах Петра, но я уверил её, что это всё в прошлом. Скобаньская к моему удивлению стала высказывать бунтарские мысли, намекая на свои связи с польскими конфедератами. Я же напомнил ей, что являюсь офицером и своим долгом считаю служение государю императору.

Однако вскоре заумные разговоры наскучили графине, и мы перешли на темы более безопасные.

Интересно, чем я мог приглянуться этой светской львице? Вокруг неё немало ухажёров на много красивее меня, но графиня благосклоннее всего отнеслась к моей скромной персоне. Так или иначе, но наш адюльтер продолжался, и дело шло к логическому концу, мы стали любовниками.

Надо сказать, что любовный пыл графини в постели, выше всяких похвал.