– Поня – а—атно, – протянул он, выбрасывая огрызок за борт.
– Ну, а ты? Скучаешь?
– Нет. Мой дом здесь и мне нет нужды…
Договорить ему не удалось. «Жан! Жан, негодный мальчишка, ну где же он? Жан, чёрт тебя побери!» – донёсся зов капитана со шканцев (15). Мой собеседник мигом испарился, видимо, не желая испытывать терпеливость своего начальника. А я вновь углубился в свои размышления. Только свою последовательность они уже утратили. Ход их то и дело нарушался обликом «палубного мальчишки» (16). Его непринуждённое поведение, задор, живые и умные глаза – впечатление от всего этого не покидало меня на миг. У меня никогда не было младших братьев или сестёр, а детьми я ещё не успел обременить себя. Наверное, именно поэтому, не иначе, простой мальчишка произвёл на меня столь сильное впечатление. Или же нет? Странно, но что-то в этом было. Только вот в тот вечер я решил не задумываться об этом капитально. Возможно, зря. Если бы я вдумался чуть глубже и дошёл до сути, то это, наверняка, уберегло бы меня от иного потрясения, испытанного мною несколько позже.
К Барбадосу мы подошли ночью. Не зажигая фонарей, стали на якорь в условленном месте. Это был крохотный заливчик с трудно запоминающимся названием. Спустили шлюпку. Боцман построил на шканцах всю команду, а я своих ребят. Капитан, выйдя из своей каюты, устроил краткий инструктаж для офицеров, а затем, пожелав нам всем удачи, быстро спустился в лодку. Я, как старший абордажник, должен был сопровождать его. Мы с тремя лучшими парнями из моего отряда спустились в лодку вслед за капитаном. За нами последовал ещё один пассажир. Это был молодой человек невысокого роста. По белоснежному шейному платку я отметил, что он – один из старших офицеров. Капитан его никак не представил, а я его ранее не знал. Но удивляться времени у меня не было. Мы стали грести, а он сел к штурвалу. Лодка вскоре достигла берега и мы ступили на песок. Один из моих ребят остался в лодке, а мы все пошли по пляжу к ближайшей купе деревьев, где в тени нас ожидало несколько человек – наши покупатели. Проще говоря, перекупщики. Пока мы шли по освещённому серебристым лунным светом пляжу, меня, шедшего позади капитана и незнакомого мне ранее офицера, ни на секунду не покидала мысль о том, что где-то я уже встречал этого своего «коллегу», но где и когда именно, я так и не смог припомнить. Между тем, мы ступили под сень пальм, и нам навстречу вышел главарь скупщиков. Это был детина высокого, если не сказать огромного, роста, с гладковыбритой головой и сплошь татуированными руками. Гора мускулов, а не человек! «Доброй ночи, капитан!» – пробасил он. «Доброй!» – ответил тот.
– Что торгуешь?
– Кампеш и сандал.
– Хорош товар, но рабы нынче идут лучше.
– Их трудно достать и доставить. Так берёшь, что есть?
– Сколько?
– 300 000
– Идёт.
Они ударили по рукам. Перекупщик назвал нам место выгрузки и подозвал своего помощника. Положив ему на плечо руку, представил юношу: «Мой помощник – Гранд. Он примет у вас товар и всё оплатит».
«Будем знакомы, капитан», – произнёс Гранд, протянув руку. Пират пожал её, но в ту же секунду на его запястье ловко щёлкнули кандалы. «Будем знакомы, капитан!» – снова повторил Гранд, уж слишком весело скалясь. Мы схватились за оружие, но поздно – вышедшие из-за деревьев солдаты окружили нас. Это была засада. Со всех сторон на нас были направлены дула огнестрельного оружия… У нас был выбор – сдать оружие или умереть. Но мы хотели жить и под прицелами противника сдали своё оружие. Под конвоем нас повели в город.
Наш путь пролегал через джунгли, где каждый кустик, каждое деревце было за нас. Нам словно бы суждено было спастись. Небо затянули свинцовые тучи, а луна померкла. Подул сильный ветер – всё предвещало ненастье. Ведь в тропиках всегда так – налетит шквал, омоет листву ливень и вновь всё тихо, будто бы и не было шторма. Конвоиры заторопились, подгоняя нас изо всех сил – им, конечно же, не хотелось быть застигнутыми дождём. Но, как не торопили нас солдаты, как не подгоняли они нас самой отборной бранью и тычками пик, шли мы всё равно медленно – высматривая и надеясь на то, что вот-вот представится удобный случай к бегству. И, как оказалось, не напрасно. Случай и в самом деле представился. Абордажник, оставленный мною в лодке, видел, как нас схватили и увели. Сам он при этом остался незамеченным врагами, так как лодка была скрыта за скалами. Всю дорогу он скрытно следовал за нами и в решающий миг, когда с неба вдруг хлынул поток воды, перешёл в наступление. На наше счастье солдат было всего десятеро – по двое на брата – а в кандалы был закован лишь капитан. Остальным только связали руки. Не ожидавшие нападения со стороны, они растерялись, а Джеймс – так звали нашего спасителя – успел воспользоваться этим. Разрядив оба свои пистолета в головы шедших в авангарде, он выскочил из засады, как чёртик из шкатулки, и пошла потеха. Разрубив путы мне и ещё одному абордажнику, он принялся отбиваться от выживших патрульных. Мы же, тем временем, подхватили оружие убитых. Я ловко перерезал путы незнакомого офицера. Увы, капитану я помочь ничем не мог – у меня не было ключа. Но он не особо и расстроился, самостоятельно добыв ключ – стукнул кандалами по голове начальника патруля, вытащил у него из кармана ключ и, спустя несколько мгновений, вновь был свободен. Но я этого уже не видел – меня в тот момент больше занимали двое в солдатской форме, теснившие меня прочь от дороги. В конце – концов, мне пришлось, прижавшись спиной к скале, призвать на помощь свою счастливую звезду или распрощаться с жизнью. Бой был не особо продолжительным, но выматывающим. Так что вскоре я начал понимать, что если не подоспеет помощь, то он будет для меня последним. Но помощь не заставила себя ждать – она явилась в лице офицера, личность которого всё ещё оставалась загадкой для меня. Напав на солдат сзади, он изрядно облегчил мне задачу. Не прошло и получаса, как оба красных мундира (17) стали ещё алее из-за окрасившей их крови, а их хозяева менее тёплыми и разговорчивыми.
«Благодарю, сударь, что помогли мне!» – вежливо обратился я к своему спасителю.
«Пустяки! Мы же с Вами не чужие», – ответил он. В его голосе мне послышались знакомые нотки. Где-то я уже слышал его.
– Простите, сударь, мы знакомы?
– Скорее нет, чем да, но я много о Вас слышала, Эммануил.
– Что, простите?! – удивился я.
– Ах, дурацкий костюм, – с неудовольствием воскликнул мой собеседник, ловко сорвав с головы шляпу.
Лунный свет (а мы стояли на довольно большой полянке и, вышедшая после шквала (очень мимолётного, между прочим) луна хорошо освещала окружающий ландшафт) упал на лицо и кудри моего спасителя. И только тут я понял, что это вовсе не спаситель, а спасительница. Да-да, это была молодая женщина, ещё совсем девушка. С тонкими, правильными чертами лица, глубокими и чистыми глазами изумрудного цвета, золотистыми, чуть вьющимися волосами. Я буквально залюбовался ею, а потом вдруг спросил: «Вы сказали, что слышали обо мне, но от кого?»
– Верно. Я много слышала о Вас. От кого? От брата.
– От брата?
– Вас это удивляет?
– Н-нет, – чуть запнулся я. И тут меня осенило – ну, конечно же. Перед моим мысленным взором тут же предстала картинка из прошлого. Моя бедная каморка под самой крышей и ночной гость, назвавшийся Ганьеттом де Ферре… Он же ясно сказал тогда, что батюшка долг расплаты им двоим – ему и сестре. Теперь всё стало на свои места.
– Сударыня, простите меня, я не … – промямлил я.
– Оставьте. Здесь ни место. А по-поводу того, что Вы не узнали во мне женщину – так это просто комплимент. Брат специально заставляет меня носить этот костюм и даже грозится остричь мне волосы. Так что… лучше забудьте о том, кто я такая! – она вновь надела шляпу, спрятав под неё свои чудесные локоны.
– Простите ещё одну мою бестактность, но тогда, кто Вы?
– Во-первых, не «Вы», а «ты». Во-вторых, … – договорить она не успела.
Краем глаза я заметил, как один из «убитых» (а на самом деле тяжелораненый или оглушённый солдат) поднимает пистолет и целится в неё. «Странно, почему мы не обыскали трупы? – часто спрашивал я себя позднее – Почему не собрали оружие? Легкомыслие? Возможно». Но, так или иначе, но всё произошло именно так, как и должно было произойти. Возможно, отбери мы у них тогда оружие, и всё было бы иначе, и конец этой истории был бы совершенно иным, но, … ни о чём не жалею. Итак, он целился в неё, а она ни о чём не подозревала, стоя к нему спиной в опасной близости. Мой инстинкт защиты слабого сработал мгновенно. С криком: «Берегись!», я бросился к ней, закрывая её собой. Пуля просвистела в воздухе. Уже в полёте я услышал её свист, и только после этого почувствовал боль в левой половине груди и рухнул без памяти в траву… «Это конец!» – промелькнуло в моём мозгу, и наступила тьма…
Не знаю, сколько прошло времени, да это и неважно. Мне кажется, целая вечность. Меня окружали боль и огонь – они пытали меня, но я, казалось, не осознавал этого. Я, словно бы шёл, но под ногами и вокруг меня был только огонь, огонь, огонь… Реальность заменила бред слишком быстро и неожиданно – я вдруг почувствовал себя лежащим на постели, а весь окружающий мир раскачивался в неком ритмичном кружении – или мне это только казалось? Всё тело ломило, а левую руку словно бы оторвали от тела и пришили заново, спину и плечо жгло огнём, а голова раскалывалась. Во рту пересохло словно после хорошей попойки… В общем настроение и состояние были крайне паршивыми… Я едва приоткрыл глаза и прохрипел: «Воды». На мой лоб легла чья-то холодная рука, а губ коснулся металлический край кружки. Вода – жизнь. Она обожгла мои потроха, словно крепчайший ром, но зато отступила жажда. Я пил жадно, стремясь утолить жажду, но напиться мне не дали. Опустошив кружку, я вновь рухнул на постель, в объятия огня и боли… И тут я услышал голоса. Один явно принадлежал капитану (уж его-то голос я не спутал бы ни с чьим другим – таким он был особенным); другой – резкий и сухой – принадлежал, скорее всего, корабельному врачу. «Не выживет», – лаконично констатировал док. «И нет надежды?» – спросил капитан.
– Нет. После такого не выживают. След пули пролёг слишком близко к сердцу. Удивляюсь, как он вообще ещё жив! Обычно умирают быстро, в первые часы, от кровопотери, а этот уже третьи сутки мается! Но жилец из него уже никакой!
– Эх, чёрт! Не везёт мне с абордажниками, ну прям один за другим к Морскому Дьяволу отправляются…
– А ведь всё из-за бабы. И тот, и этот.
– Молчал бы лучше! Абу был дураком и я тут ни при чём, а этот… Он выживет! Назло всем вам! – эти слова были произнесены уже знакомым мне «мальчишеским голосом», принадлежавшим моей спасительнице. Значит и она здесь. Конец этого препирательства мне не суждено было услышать. Видимо, я, в самом деле, был на грани или почти за ней, т.к. снова провалился в забытьё.
Миры летят, года летят, а человек – лишь песчинка в огромном космосе жизни… Так было и со мной. Судьба играет с нами, а кто-то там, наверху передвигает фигурки на шахматной доске и этот кто-то решил тогда, что мне ещё рано… Я выжил. А, может быть, этот кто-то решил не огорчать прекрасную сестру капитана…
Солнечный зайчик скользнул по стене каюты, задержавшись на моём лице особенно долго. Наверное, он желал разбудить меня. Я проснулся. Открыл глаза и уже хотел сладко потянуться, но резкая боль в левом плече помешала… Резкая, острая, словно клинком прошлись. Я поморщился и, приподнявшись на локте, окинул взглядом каюту. Я находился в моей каюте на борту «Принцессы моря». На моём рабочем столе стояло несколько склянок и бутылок. На стуле лежала чистая одежда, на спинке висела портупея, а клинок лежал на полу, рядом с ним валялись мои сапоги. Сидя на полу и положив голову на постель, спала девушка. Та самая девушка, которая однажды уже спасла меня. Бедняжка. Она измучилась, уснув в столь неудобной позе. Я не хотел её будить, но так уж вышло. Во сне она держала меня за руку, и едва я попробовал освободиться, как она проснулась. Взглянув на меня, она вдруг заулыбалась, совсем по-детски и неподдельно радостно. Я тоже улыбнулся, но тут, же гримаса боли вновь исказила мои черты. «Очень больно?» – участливо спросила она, помогая мне вновь улечься. «Не очень», – солгал я.
– Лжёшь, – она снова улыбнулась, кажется, ещё очаровательнее.
– Лгу, – сознался я. – Совсем не болит.
– Шутишь?! Значит, тебе уже лучше.
– Это верно.
– А капитан боялся, что вновь лишился старшего абордажника.
– КАПИТАН боялся?
– Да, КАПИТАН боялся.
– Что ж, его страх оказался напрасен. У меня оказался слишком хороший спаситель…
– Ну, что ты такое говоришь?! Это ты меня спас тогда. Так что, спасибо тебе огромное!
– Не благодари. Жизнь, за жизнь…
– И всё равно, спасибо! – улыбнулась она.
«Принцесса моря» легко рассекала волны. Она держала курс на юг. На юг, к экватору. К берегам, где можно было переждать сезон дождей и штормов в порту. В родном порту, вход в который открыт ни для всех. Моё выздоровление шло своим чередом. Я был уже почти совсем здоров – назло корабельному замухрышке-доктору, как и пророчила мадемуазель де Ферре (кстати, на корабле её звали просто Жан). С каждым днём я всё больше и больше времени проводил на шкафуте, обучая своих парней неким премудростям дуэльного боя, а заодно и сам, учась у них. Итак, мы шли к экватору. Конечной нашей целью была крохотная бухточка – одна из многих – у берегов Санто-Доминго. Здесь, среди местных буканьеров, мы и собирались спокойно перезимовать. Но прежде нам предстояло ещё разок повеселиться. Мы ещё и не подозревали об этом, а Судьба уже решила всё наперёд и наш траверз должен был вскоре осветиться появлением того самого корабля, которому суждено было скорректировать ход моей истории в русле Истории…
Мы шли в фордевинд (18), когда раздался крик вахтенного: «Вижу вымпел!». Тут же было приказано доложить капитану, но он уже показался на шканцах. Через минуту вновь последовал доклад вахтенного: «На траверзе. Похоже, бриг (19). Не могу разобрать. Испанец. Идёт на нас…». «Ну, что же, сам напросился. Или читает мои мысли?! – промурлыкал капитан и тут же гаркнул – строго, сухо, по-военному. – Пушки к бою! Королевские паруса поставить!» Я подошёл к Ганьетту (между капитаном и офицерами на пиратском судне не было столь строгой субординации, и мы запросто обращались друг к другу по именам).
«Rage (20), ты уверен в исходе?» – обратился я к нему, используя его пиратское «имя».
«А ты нет?» – ответил он вопросом на вопрос.
– Я бы поостерёгся.
– Si vis pacem, para bellum! (21) А мы вскоре отомстим Испании за её несдержанность.
– Тогда тебе, наверняка, придётся сменить имя.
– ?
– Vengeur (22) подойдёт тебе больше.
Он не ответил. Лишь, неопределённо усмехнувшись, передёрнул плечами. Отдал ещё несколько команд канониру и боцману – я не прислушивался – всё моё внимание было привлечено приближающимся кораблём. Он был один, но отважен и величественен. Присмотревшись, я понял, что это был вовсе не бриг. Бриги не несут косых парусов. Это была бригантина (23). Несомненно, это была она. Величественная и красивая. Не знаю почему, но на меня вдруг нахлынуло такое чувство… желание владеть ею, желание назвать её своей. Тут я резко убрал трубу и подступил к капитану. «Кэп, – начал я, – прошу, отдайте приказ, стрелять картечью!» Он удивлённо взглянул на меня, сказав: «Теперь пришла моя очередь спрашивать тебя, в своём ли ты уме?!»
– Я захвачу её!
– Серьёзно?
– Верь мне! Она ДОЛЖНА стать моей. Прошу, отдай приказ.
– Хм,…
– Прошу, как друга, не отказывай…
Он ещё раз взглянул мне в лицо и, увидев в моих глазах неподдельную решимость и мольбу, кивнул. Его голос прозвучал особенно чётко: «Канониры! Подметите им палубу картечью, да поживее!». Помню, как волна великой радости захлестнула меня, и я чуть не кубарем скатился вниз, на шкафут, где принялся собирать своих людей. Отчётливо помню, что сказал им тогда, всего за несколько минут до того, как кошки (24) полетели в воздух и корабли сцепили. Моя речь была немногословна, а по сути такова: «Если захватим этот корабль, то, клянусь, на нём мы покорим весь мир! Двойной паёк и долю оставшимся в живых!» Они взревели. Едва корабли сцепили, как мы ринулись в бой. Мои люди были со мной, как и моё верное оружие. И бился я отчаянно, прокладывая себе дорогу, буквально по трупам. Смутно помню то сражение. Это был первый сумасшедший абордаж в моей жизни, и кажется, я провёл его блестяще. Как бы то ни было, но в четверть часа палуба была очищена от людей! Скользкая от крови, она не вызывала приятных ассоциаций. Вопреки моим ожиданиям, капитан и не подумал ступить на трофейный корабль. Мы лишь перегрузили содержимое трюма. Когда же я, забрызганный кровью и уставший вновь поднялся на шканцы, Ганьетт спросил меня: «Ты доволен?» «Да, бой был славный!» – откликнулся я, утирая лоб рукавом.
– Бой… Хм, груз тоже неплох. Теперь нам пора продолжить путь.
– А корабль?
– Будто ты не знаешь, что я делаю с ними со всеми!?
– Нет! Не нужно ТАК поступать с ЭТИМ!
– А ты что предлагаешь? Увеличить мне эскадру?
– Я не… не знаю, что и ответить. Но, по-крайней мере, не топи её.
– Хорошо. Отведём её в бухту. Там продадим кому-то из наших людей.
– И? Сколько ты попросишь за неё?
– Гроши, а что? Она едва на плаву. Думаю, тысяч пятнадцать в единовременном эквиваленте меня вполне устроят.
– А тринадцать тебя не смогут устроить?
– Хм, над этим стоит поразмыслить.
– Что ж, капитан, время есть.
– А ты смотрю, у меня корабль торгуешь.
– А что если и так?
– Хм, интересное дельце, но отложим его до тех пор, как прибудем в порт. А ты шёл бы умылся и рану перевязал…
Только сейчас я почувствовал, как по левой руке у меня течёт что-то тёплое – это была моя собственная кровь…
Лазурь над головой; лазурь под килем. Я сидел на краю пирса и по-мальчишески болтал ногами. Старший абордажник не должен был так себя вести, но я им уже не был. Вчера вечером, в присутствии всей команды, капитан Ганьетт де Ферре освободил меня от этой должности. Пожимая мне на прощанье руку, он сказал: «Что ж, друг, иди, верши свою историю, – и добавил уже тихо. – Теперь мы в расчёте!» На рассвете его шхуна ушла за горизонт. А я остался в порту. Но меня это ничуть не огорчало, скорее, напротив. Ведь в порту, на рейде, остался ещё кое-кто (для меня она уже стала «кем-то»! ). МОЯ бригантина. Та самая, что я отвоевал. Когда я предложил Ганьетту заветные пятнадцать тысяч, он, усмехнувшись, отклонил кошель, со словами: «Дарю, … но с условием, что оснастишь лучшим образом и покоришь на ней весь мир, как когда-то обещал своим ребятам!» Я был счастлив. И уже сегодня принялся за работу. Бригантину приводили в порядок. А ей ещё нужно было дать «имя». Его – то придумыванием я и занимался в то памятное утро. Все распространенные «имена» пиратских кораблей я сразу же отбросил, не желая повторяться. Иные не шли на ум… И я просто сидел и смотрел на горизонт, за которым скрылась то, что я берёг, в тайне от всех. Она и только она, сама того не зная, унесла частичку, да что частичку, всё моё сердце последовало за этой красоткой. И вновь её облик предстал передо мной. Тот миг, когда я впервые понял, кто она такая и полюбил её. Это я понял лишь сейчас, а жаль. «Жаннетта», – сорвалось с моих губ. Но мои проблемы вновь отпугнули мои заоблачные мечты. Но первостепенная из них уже была решена. Меня словно обухом по голове ударили. Ну, конечно! «Жаннетта» – вот, как я решил назвать свою бригантину. И, непременно, поставлю её под золотые паруса, как волосы той красотки, которая похитила моё сердце навеки. А на флаге я решил изобразить то самое сердце, сжимаемое костлявой рукой…
Прошло три недели и «Жаннетта» вышла в море. Золотые лучи солнца заставляли её паруса гореть, словно пиастры, а флаг реял гордым вымпелом. Мне не составило труда набрать команду – матросы шли ко мне охотно, балагуря: «Под золотыми парусами, в золоте не будет недостатка!» Любовь морских волков к разного рода символам затмила всё. Они даже не обращали внимания на молодость капитана, т.е. мою.
Итак «Жаннетта» вышла в море. Собственно говоря, с этого момента и начинается моя собственная история. Порой кровавая и полная слёз, а порой – тихая и однообразная. Словом, такая, какая есть…
ГЛАВА 2 – Мечта
размышления – «испанец» – Луис дель Норте Эль Морре – бунт – пожар – казнь пленных – друзья – новый курс.
«Взлетая в небеса птицей сизокрылой,
Качаясь на волнах и слушая прибой,
Мы жизнь свою меняем на золото и драки,
Мы жизнь свою меняем на красное вино!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
Вся наша жизнь проходит в боях и авантюрах,
Которые, порою, нам стоят головы,
А кровь пускай струится рекой по квартердеку,
О мёртвых не жалеют – ведь Бог нам запретил!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
Вот так идём по миру —
Бездомные, безродные —
Бродяги вне закона,
От податей свободные!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!»
– певец смолк, и наступила тишина. Многое же переменилось с тех пор, как … «А, впрочем, какая разница?» – подумал капитан. И тут же внутренний противный голосок возразил: «Ну, конечно, никакой! Подумаешь, стал на несколько лет старше! Ну, подумаешь, отпустил окладистую бороду и волосы до плеч, а лицо, … даже черты лица изменились, стали другими, а в глазах застыл лёд жестокости, пожалуй, уже навсегда…» «Нет, прошлого уже не вернёшь, а ошибки молодости не изменить!» – решил капитан, вставая. Но у двери каюты он задержался и подумал: «Хотя, всё невозможное – возможно, стоит лишь возжелать этого всем сердцем, а я уже столь долго жажду…» И он улыбнулся, может быть, впервые за несколько прошлых лет…
Раздавшийся окрик вахтенного прервал мои размышления: «Шхуна на траверзе!» – донеслось сверху.
«Доложить о флаге!» – последовала моя команда, в точности продублированная боцманом.
«Эскориал!» – последовал ответ в ту же секунду. Я потянулся, хрустнув пальцами рук. «Готовьте пушки!» – мой голос был столь спокоен, что я сам себе удивился. «Есть» – козырнул боцман, передавая команду канониру. Привычная беготня по палубе, грохот, шум… «Уменьшить площадь парусов!» – донёсся голос старпома со шканцев. В мгновенье ока «Жаннетта» была подготовлена к встрече с врагом, команда стояла на своих местах.
«Просигнальте им, что они имеют право на добровольную сдачу!» – сказал я боцману. Тот торопливо повиновался.
«Чего Вы возитесь с ними, Кэп?! Пристрелить их и вся недолга!» – фыркнул старпом, нервно теребя портупею.
– Мы и они всё же люди и должны…
– Простите, Кэп, но Вы ошиблись! Это ОНИ – люди! Мы – ПИРАТЫ! Проще обыскивать мёртвых людей!
– Вы правы, Луис. И упаси Вас Господь, поднять бунт. В таком случае, я первым обыщу Вас, с пулей промеж глаз!
Словно подтверждая мои слова пушка на носу выстрелила холостую, подавая испанцам сигнал, что они всё ещё могут добровольно спустить флаг и сдаться на милость победителя.
Луис дель Норте эль Морре – по кличке Fataliste (25) – презрительно фыркнул, передёрнув плечами. Временами я сожалел, что принял на борт этого человека. Он был сущим Дьяволом во плоти – пил, не просыхая, в каждом порту, где мы задерживались дольше, чем на час; курил горький кубинский табак, не выпуская трубку изо рта даже во время боя и во сне; он был кровожаден и в бою всегда первым ступал на борт захваченного судна; властолюбив и непомерно жесток. Пару раз я видел, КАК он восстанавливал порядок и дисциплину на борту, когда в трюме был «живой груз», решившийся на бунт… А ещё он был живуч. Однажды, увидев, как он избивает матроса за какую-то мелочь, я решил вмешаться. В порыве ярости, он несильно хлестнул меня девятихвосткой (26) по руке. Я в ответ вызвал его на дуэль. Помнится, это было на третий месяц нашего совместного плавания. К тому времени я уже прекрасно знал его – стрелял он без промаха, а тут пуля едва царапнула мне плечо. Оскорбленный этим ещё более, я всадил в него все четыре пули из своего пистолета. Другой бы не выжил, на что я и рассчитывал, но он не издох… Едва оправившись, он первым пришёл в мою каюту и искренне попросил прощения. С тех пор мы стали друзьями. Я не раз жалел, что не списал его на берег, но одумавшись, понимал, что без него будет сложно. Но никто, даже я, не знал его истинного прошлого. Кроме, пожалуй, одного эпизода – он был французом с испанским именем и чисто парижским выговором, кровожадным, озлобившимся на весь белый свет французским волком, верившем в неотвратимость и неизбежность судьбы. Я слышал, что он был работорговцем, но, попавшись, вынужден был бежать в Испанию, где попал в матросы. Вследствие того, что неплохо знал кастильский и морское дело. Попал в заварушку у берегов Англии и после разгрома «Непобедимой Армады» (27) бежал в Новый Свет, спасая свою шкуру. И вот теперь этот бравый парень был в моей команде. И каждый раз перед абордажем он говорил мне одно и то же: «Проще обыскивать мёртвых людей!» И каждый раз при этих его словах, я жалел, что не списал его на берег в прошлом порту; обещал себе непременно сделать это в следующем, прекрасно зная, что не сделаю. Прошёл уже год… Мы готовились ко второй экспедиции за океан – в дебри Конго (28) – и я прекрасно понимал, что без опытного работорговца – надсмотрщика мне не обойтись. Луис сплюнул на палубу и сунул себе за щеку очередную порцию спрессованного табака. Если он не курил трубку, так жевал табак – я уже привык к этому.