Опилки

наевшись буковсковского хлеба с ветчиной, я надеюсь, что бумага

(и не только) на самом деле всё стерпит и не сгорит.

всем недетям,

а также родной,

хоть и не биологической маме

посвящается

Спасибо Мармеладине за то, что такая.

Спасибо Д. П. / Д. М. за то, что вдарил.

Благодарю Д.Д. за самую положительную дотошность.

мини-предисловие

Всё это можно было бы назвать жалобой или отчаянным криком. Но уже не сейчас. Мне захотелось создать антибиографичность по своей сути, ведь такой жизни, хоть она и была у миллионов детишек раньше – и в наше время тоже есть, – не хочется желать никому. Бывало, конечно, и хуже. А ведь ничего подобного не должно быть вообще, досточтимая госпожа Психология гласит, что если брать в расчёт недостатки человека в период взрослости, то всему виной так или иначе может быть детство, непокорённое, рано закончившееся или не так сбывшееся, заглушённое воплем взрослых. За всё ответственны родители или хотя бы один из них, иначе – коллапс. Произведение достаточно винегретно и может содержать знакомые образы, также угадываются ярко выдающиеся прототипы. Однако стоит огласить непременно: герои выдуманы. Их невысказанность и смыслообразуемость разухабисто и неумело постараются осесть в чьём-то понимании хотя бы на секунду. Этого хватит. В конце концов, следуйте самому известному правилу: автор – не герой, а совпаденьица случайны. Приятного.

На чём это мы там остановились, а?

Точно: до его рождения происходило немало презамечательных и даже замечтательных событий и историй, которые, вероятно, уже могли бы чему-то научить. А зачем учить? И кого? Тьфу ты, учебник какой-то! Пособие по самообразованию Создайсебясамначужихошибкахиблаблабла. Кто автор? Ладно, следует постараться все факты и происшествия расформировать в голове по удобным папкам с почти перфекционистскими названиями. Без этого никуда на ноутбуке фирмы Zhizn ®. Этому научился в своё время он сам.

Что же такое память? Это великая вещь. Из чего она состоит? В джулианобарнсовском понимании это всего лишь жизненные нагромождения, которые тем и хороши, что являются документальным источником. Пожалуй, можно с таким согласиться. А что думал обо всём этом он? Наверно, такое свойство человеческого мозга – это вываленные и отчасти нужные опилки на пилораме жизни. Как хорошо, что по частичкам каждую из щепочек можно разложить почти компьютерно в виде маленьких и не очень рассказов, поместить в запаянные мультифоры. Вроде и части целой древесины, а вроде и смешанная временная шелуха, которая сможет намокнуть под дождями рябиновой ночи или развеяться от гранд-каньонных ветров. Что же получится?

когда о нём ещё и не вспоминали.zip

В голову никому не придёт в настоящее время думать о своих ближайших и недоближайших родственниках хотя бы – подчёркиваю: хотя бы – до десятого колена, как это следовало бы делать в незапамятно-незапятнанные времена. Вспомнил бы сейчас кто и скомпоновал хотя бы три. Даже четвёртое немного запомнилось. Ему эти упражнения в генеалогии как нельзя лучше удавались. Вот это сам он, свежий и молодой росток неизвестного древа из многомиллиардной рощи человечества. Имя его до непозволительности простое и вместе с тем имеет что-то величаво-раскрепощённое: Павел. Все в основном зовут его Пашей, а его любимая форма обращения – Паш. Дальше уже идут его колени: отец Владимир, чаще всего улыбчивый, хоть и немного странный. После его нагоняет дедушка, тоже Владимир (немного банально, соглашусь), человек уже храброго, высокопарно говоря, ума и потрясающей силы воли. А уж совсем отдаляющимся пятном памяти остаётся на асфальте времени прадедушка Антон, о котором, по сути, мало что можно сказать.

Наверно, только то, что он был поляком.

Всех людей, не совсем имеющих даже косвенное отношение к рождению и жизни Паши, было бы бесконечно грешно не упомянуть. А вот добрым или недобрым словом – дело уже немного другое.

Дед Володя и бабушка Маша создали такую наисплочённейшую и уникальнейшую семью, какую только был в состоянии вообразить Паша. Очень запоминающимся выскакивает из чёрного омута, конечно, то, что дед был самым что ни на есть бабником. Дедником. Дедовником: прицепится так прицепится! Здесь уже не стоит упражняться в каком-то выдумывании более смешного названия для ближнего родственника: всё давно сделали сами люди. Осуждать тем более не нужно. Только вот в сознательном возрасте Пашеньке уже было страшно от неизвестности: вокруг могли сновать его неизвестные части пазла: братики, сестрички, тёти, дяди, – но в упор никто из них не заметил бы мальчугана Павлика. Да и зачем? От этого вряд ли родился бы какой-то смысл. Бабушка всегда будет помниться тихой и уравновешенной женщиной, примером терпеливости в воспоминаниях мальчика, юноши, мужчины. Вспомнить хотя бы такую историю.

потому шо ты хозяйка.msi

Бабушка следовала такому правилу: тебе, хозяюшка моя, вызывать мою ревность никоим образом нельзя. Установка деда откладывалась в под/сознании бабы Маши с помощью грубой силы слововбивавших и убеждавших кулаков. Стоило какому-то мужику зайти домой насчёт одного дела, а деревня уже чихнула и будьздоровкнула о том, что Машка, поди, ужо Володьке изменяет. Полуседой и вожделеющий явно не любви вихрь с лающим чувством собственника нёсся в двóру. Хорошо, что тогда ещё Паша даже не планировался ни в каких списках новорождённых, а то его мигом снесло бы в местную прыткую речушку. Вот тогда и поняла ещё раз женщина суровую правду о мужниных изменах и возбранительности потех в отношении своей женской сущности. Хватит, мол, Марька, накрасовалась, получи ишо тумака и смотри за детьми, пока я буду периодически выпивать и побивать тебя, такую многодетную! Иногда ложки и тарелки в лоб запускать.

Вот это была любовь…

построение опьяняющего счастья.accdb

До невозможности больно представлять Паше летящую в лоб тогда уже немолодой женщины тарелку, которую пустила в уфологический пляс авторитарная рука деда. Перечить ему нельзя. Слово было за ним и только, даже если он приходил домой пьяным вусмерть и начинал гонять домочадцев. Какое к чёрту спокойствие? Лучше всего для жены и детей перед сном, в его полушатком понимании, было перемещение из дома под покровом ночи куда придётся. Обычно такое великолепное путешествие сопровождалось слезами и дрожанием из-за стыдливо подбиравшегося на цыпочках холода. Паша и это познает, но позже.

Нельзя сказать, что дед слыл и плохим хозяином. Все механизмы, рождённые от его рук, были налажены до предельности продуманно; каждый знал своё дело и не хотел стать испорченным винтиком, навлекая на себя бескрайний гнев отца. Именно дед Володя построил и крепкий кирпичный дом на берегу плотинного недоморя, который вроде по наследству и мог достаться потом одному из его внуков, но не судьба-судьбинушка. Настоящая база данных. Каждый вложился в эту двухэтажную громадину, любой имел право на кусочек этого нескончаемого Молоха. Однако бабушка и впоследствии вдова, подождав несколько лет, распорядилась иначе: полученные от проданного жилища деньги, вероятно, мысленно скрепили суперклейно детские содранные ногти Пашиных дядей и тёть, восполнили утраты их устрашённых душонок и привели мысли в чудесное спокойствие. Как хорошо, если всем вместе.

в нетесноте и полуобиде.rar

Все вместе компактно и жили, хватало места формирующимся анклавным семьям. Зарождающаяся экономика ещё не могла обеспечить всё население кирпичного царства отдельными землями с удобными жилплощадями, но к семейной автономности время неумолимо вело. Каждый был до боли доволен: немного суровый дядя Анатоля с тётей Нонной, чуточку чеховский дядя Ваня и его несравненная тётя Аня, полный тёзка дядя Паша, тётя Аля, ещё одна тётя Аня (окажется несравненней!) и Павликовы папа с мамой Виолеттой.

Много ли, дружно ли, но разрасталось древо-то, раскоренивалось! Чего же только на листьях и ветвях не происходило! Нужно было бы упомянуть и растущий в самом углу участка могущественный и немного войно-мировский дуб, нежели только древо этой стандартной по постсоветским меркам семьи.

угловой наблюдатель.bmp

Не сожгла этот дуб пугавшая Пашу по ночам молния. Мальчик боялся проглотить слюну, лежал полностью под непременно защищавшим от всех бед-монстров одеялом, а гигант знай себе впитывал нескончаемую влагу плакавшего неба-девицы. Если бы этого великана задумали спилить, даже самая маленькая опилочка в глазу вызвала бы точно такие же запятые дождинок-слёз и у этого подвижного черноволосого парнишки, одетого иногда кое-как и беспредельно замурзанного. Но пока что он не кривился от плача, а был рад играться с желудями около наполненного здоровьем дерева, рассматривать замысловатой красоты листочки и не раздумывать над тем, на каком круге дантовского ада остановились в росте корни коричневоствольного богатыря.

Всё плайдёт, а дуп долга ищо будит тут, – думал мальчик. Неправильной формы, мощнейший, неохватный дуб согласно кивал мыслям, воплощая собой мировое спокойствие и безмятежность, не выползая за границы забора Пашкиного дома, что было бы не по правилам. Только маленьким человеческим ребяткам и его деткам-желудям можно немножко нарушать правила.

свардьба (VHS)

Какие ещё правила можно было нарушить на свадьбе будущих родителей Паши? Наверно, первое нарушение состояло в том, что бракосочетание вообще состоялось. Кто как не все твердили скоро-уже-папе Володе, что с этой девкой ему счастья не будет. Она была грубоговорившей и наипугавшей, уже носила в брюхе главногероя, маленький зародыш уже неподъёмным грузом тянул вниз всё светлое существование своего создателя. Тут, конечно, любой аппарат УЗИ с этим не согласился бы: на снимках отчётливо виделся безобидный плод, но именно он, грядущий Павлик, совершенно безвинно топил своего папку в водах испорченной болотной жизни. Неосчастливившая инфернальная женщина, вероятнее всего, была из категории НБ. Такие расшифровываются как неисправимое быдло с самого начала.

Началась бы видеозапись старых времён с того, что обнаружилось бы отсутствие всяческих материальных средств для проведения мероприятия-соединения каких-то там любящих сердец. Паника, замешательство, страх. От чего, казалось бы? Денег и так раньше водилось мало, а свадьбу надо было провести не абы как. Вот и уехали машинные накопления той самой тёти Ани, которая была несравненней.

Только один крик мог бы, пожалуй, разорвать старую видеоплёнку:

Папочка, ну зачем?! Я не стóю твоей заранее загубленной жизни. Пусть аборты не так широко распространены в девяностых, лупцани эту Виолетту пару раз, чтоб я выпал недосформированным комком, надоедливым беспомощно-мощным котёнком, которого ты швырнул когда-то на пол, чтобы он не визжал. Я прошу! Хочу так же развалиться тушкой и немного опростаться на прощание.

Чуда не произошло, хорошая папина подруга медленно и песочно уплывала, а вместе с ней сникали и вероятные детишки, которые при скрещивании более благоприятных генов принесли бы миру что-то полезнее.

Ладно, к чёрту евгенику.

На место идеальной, казалось бы, женщины вставала непьедестальная биологическая мать Паши, которая только потом и заслужит вечный и не смываемый никакой грязью титул. В кадры ностальгической видеокамеры попадает невероятно тёплый снимок папки и белокурой красавицы. Фото угодило в засаду – ему остаётся только покрыться брюнетной пылью.

Не суждено было накопляться пыли и на желаемой машине, которая могла бы возить Пашину тётю Аню, ведь все деньги были сметены, сожраны покупками для свадьбы. Голытьба будущих родителей приободрилась и заметно посвежела на камере. Понеслось веселье. Пили-пели-плясали все. Какое-то верховодье, запечатлённое на видео. Но без приключений никак. Вот и мамка захотела показать себя. Если бы Паша был не зачатком, а повзрослее, то палитры красного не хватило бы для наполнения его лица из-за стыда. Да и мулета не в счёт. Белое платье запачкано невидимой грязью нескончаемой и неизлечимой пошлости, оно не идёт этому грубому проявлению неженственности. Глупые заигрывания с каким-то мужчиной наконец-то вознаграждены: мини-Паша ощущает сотрясения: лупят его начинающуюся мать, избивают нещадно, насколько это можно делать в торжественном случае. Но и она не отстаёт: размашистая высота её каблуков настигает с матерщиной уже-мужа в разных частях тела. Кровь, стоны, нетрадиционная в понимании всех потасовка – потому и всё мероприятие испорчено. Плёнка и окученные мелодии обрываются, но не жизнедеятельность маленького человека. Он ничего не чувствует. Наверно. Потом почувствует. А пока пусть на любой гулянке будет родительская драка.

Что ж, с врагосочетанием вас.

тётя-мама.exe

Маленькая жизнь часто лягает по определённой программе: как к ребёнку отнесутся родители, мягким или колючим покрывалом его укутают в этом беспрекословном детстве, – таким он и останется, возможно, навсегда. Какие-то единицы будут исключениями.

Чернявенький комок Паша за внимание не боролся, не так уж и много его получал. Не хватало только ему захлебнуться в ванночке или, наоборот, заболеть чем-то из-за антисанитарии. Тётя Аня взяла на себя ответственность, не позволив относиться к пухленькому малышу как к собачонке, которая сама догадается, где еда, а где место для сна. Такое происходило ещё во времена нераспущения всех семей из большого кирпичного дома, кое-как держалась коллективная самоотдача, но швы понемногу лопались. Родившая мать не осознавала свалившегося на неё и кричащего порой цветка жизни и просто игнорировала его в любом случае, выпив водки или другой бормотухи и забывшись в кошмарном угаре.

Чаще всего всех всё устраивало.

Что сказать об осознании счастья отцом? Наверно, мальчик этого никогда не узнает, ранние этапы слишком туманны, папа Володя был занят своей работой с более-менее достойным доходом. А откуда вообще у Пашки порезик на запястьевой венке?

такой аккуратный. с чего бы это, тётя Аня?

Аня. Вот это слово нужно было бы произнести первым, когда голову Паши придерживала женщина при умывании, когда за ним яростно следили её цепкие и бодрствовавшие глаза, когда они слезились из-за собственной беспомощности и отъезда: операбельная опухоль долго не могла ждать, пока её вышвырнут из доброй тёти. Миллионы наказов недосемье по поводу мальчишки следовали до самого порога, ласково-состраданьевая душа частью проникла в самого несмышлёныша и сама нашла там путь. Он же не кукла, в конце-то концов, родители, мать вашу!

эта страшная кукольность.png

У дяди Толи непременно каждый год в декабре выставлялась под ёлкой пугавшая Пашу кукла. Что только она там забыла, такая картинно-страшная! Черноглазая, каждый год с какими-то бесформенными причёсками и рядом с мнимыми подарками, словно его мать, она внушала желание уползти в другую комнату или хотя бы в другой мир.

жутковато-о-о-о-о-о.

Несомненно, это и могло повлиять подсознательно на отношение мальчика к такому вроде как великолепнейшему новогоднему торжеству и ёлке вообще. Другая комната в доме дяди и его жены Нонны мало чем отличалась от остальных: удушающее спокойствие, запах, который пропитал всю одежду домочадцев, вещи приклеены к своим местам и вряд ли когда-то оттуда сдвинутся. Только дядин сын, такой же полуспокойно-суровый Антон, позволял себе игры по сбиванию телевизорных уток из пистолета и странный делёж фишек с неотстававшим от него Пашкой, косившимся на куклу. Вторая Нонна в этой семье, двоюродная сестра Паши, пропадала в своём апартаменте, в который можно было попасть только совсем уж избранным. Всё это измеримое благонравие завершали вишнёвый компот после бани и гипнотически тихо играющее радио-круг в темени на стене кухни.

До чего же неизъяснимая и спокойная тоска!

Если бы когда-нибудь захотелось тишины, в такое жилище точно можно было бы отправиться и умереть от поглощавшего контроля. Так решил четырёхлетний мальчуган, устраивая всем смеховой праздник при инсценировке приёмов карате.

Ки-и-и-ия-а-а-а-а!

вспышки с четырёх.7z

Большое застолье случалось редко и не по любому поводу. В этот раз должно было произойти что-то юбилейное. Эти фотоаппаратные вспышки на праздниках и закладывали нечто до боли невыцарапываемое из короткой памяти в архив-ячейку.

Юбилей дяди Миши, мужа той самой несравненной головодержавшей тёти, был смелым событием, на котором втопталось запечатлевание первого воспоминания Паши: группового фотоснимка. Казалось, неважные происшествия становятся важными после. Вертеться бы в этих колёсах времени и заглядывать в чудные уголки своего разума. Папины сильные руки, неуёмная беготня по комнате до этого, много родных людей, подобие счастья – всё это составило лучшую архивацию кусочка жизни. Так и появился где-то след во Вселенной, на котором розовощёкий, удивлённый и спортивноодетый паренёк смотрит в призрачно сияющее будущее с пластмассовым отчеством. Вспышка, взрыв, некинговское сияние – папа-галактика отпускает сыночка-планетку в очередное баловство. Пусть играет, озорник.

Пусть смеётся, переползая от рук папы к рукам мамы. Удивительно, как они вообще нашли время так сочетаться в бесполезной на вид игре? Паша и не думал, что жизнь так же будет его перебрасывать, как баскетбольный мяч, от сияющего улыбкой отца к угрюмой в своей повседневности матери. А пока был только пол, было залитое закатом окно, переливавшиеся уходившими красками предметы быта и легковерно-краткосрочное счастье, панибратски дзынькавший полусмех, частичка радости и тепла от временно спаявшихся, а не спившихся родителей. Бойни ещё, казалось бы, не было в этом кирпичном замке.

И вроде бы сейчас семья не была уже образцово-порказательной.

февральская поездка.txt

Пора бы уж съездить за сестрой спустя примерно пять лет после своего рождения! – подумал Паша. Видимо, по истечении определённого срока в семье должна появиться ещё и девочка, сестрёнка. Мальчик не знал, надо ли её любить. Наверно, надо, раз ей уделяется такое внимание, даже когда её пелёночек ещё и в помине нет. Мысленный блокнотик Пашки фиксировал такое значимое событие в любых неуловимых мелочах. Крыльцо, на котором часто поскальзываешься, выносит сына и отца прочь из дома за хватанием новой души; машина друга папы, дяди Владика, этакого кучера госпожи расцветающей даже зимой Жизни, несёт в лихое пространство.

В изнеженном обстоятельствами блокнотике растут пунктики: дорога, холод, свежее звенящее утро, ветер… Снежинки. Уже упавшие, словно васнецовские древние воины, они только и успевали возрождаться в блеске, притворяясь розовыми, когда всё вокруг было одурявше-синим. Снежок оголтело синеет, соревнуется с небом. Глупый. Запотевшие стёкла мчавшихся жигулей прятали от маленького путешественника всю красоту, на которую была способна зима конца двадцатого столетия. Пути же были ему знакомы своими ямками, которые так, видимо, в Пашкиной жизни и не изменятся в своём ностальгическом упрямстве. Снежиночный ветерок в темноте до сих пор будто хочет внушить Пашке, что его существование – это только обволакивающее покрывало, из-под которого ему никогда не вылезти.

А ведь где-то снега на дорогах навалило высотой с человека – и ничего.

Вот он, последний пунктик. Полуобшарпанная зеленобокая больница, разное множество ступеней, больших одежд, заполонивших родильное отделение, розовая, как сборище снежинок-притворщиц за окном, ленточка его сестрички, а дальше будет что-то важнее.

до отвратительности лживая глава.dll

Как относятся к наивной детской лживости? Наверно, с некоторой до́лей умиления. А некоторые без всяких доле́й могут и нещадно побивать своих отпрысков, надеясь таким образом напрочь отбить и желание врать. Что бы вы делали со своей правдой без наивно-детской лжи? Крики детей кажутся вам неимоверной симфонией, где вы великий композитор? Дирижёрская палочка-плеть взрастит поколение неидиотов и немаменькиных сыночков и дочечек?

Паша не мог, как любой нормальный и вроде бы здоровый ребёнок, не врать. Необходимость заставляла его как обманывать, так и открываться. Второму способствовал отцовский ремень или прут, сорванный собственными руками парнишки для сатрапно-профилактического избиения.

политика открытости местного масштаба

Маленькие шрамы выгоняли прочь из головы Павлика мысли о ремонте часов – их он отремонтировал столько, сколько нашёл.

Лис бы стлелка пасла.

Подзатыльники не позволяли больше подумать о том, чтобы спрятать немножко денег и купить много жевательных резинок, сжевать их все сразу, а дома сказать, что столько сдачи и дали. Насилие отменяло желание бросать спички на дрова, что было лучшим противопожарным воспитанием дошкольника. Лучше, чем слёзы соседа, выбегавшего из задымлённости своего дома. Пашка, поел из собачьей миски немного вареной фасоли? Получи тумака в бок. Из интереса надел каблуки матери и прошёлся по залу? Что ж, лишь бы никто не видел, маленький проказник. Товар – какой-то интересный предмет, цена – разной степени тягучая боль в частичках тела. Тут качелькой в лицо даже было бы гуманнее, как однажды в детском садике. Стрелочки часов так и не пошли, хоть была сделана дырочка в стёклышке. Конструкторские навыки терпели крах в зародыше. Вероятные профессии погибали под мощным натиском отцовских оплеух. Сколько их таких было? Паша-экономист, Паша-дизайнер, Паша-человек. Всё ложилось прахом под давлением рефлексов: сделаешь это – будет больно. Но рисковать стоило.

уже недетский сад.iso

Риск начинался уже рядом с детским садиком. Паша ненавидел спать днём, любил ночью и дома, когда его хоть иногда, но берут на руки и переносят на кровать. Но игрозальные забавы в саду были ему по душе. Так и сформировывался образ, подобие начинающегося гражданинчика. Зверёчки на шкафчиках и на стёклах, запах зубной пасты в туалете упрямо цементировали в душонке мальчика светлые многодетские моменты, к которым невольно захочется потом вернуться и качелиться, если что-то похожее опять увидишь или унюхаешь. Детсад имел свой запах недомытого туалета и картофельного пюре. Подоконники, стены и даже полы здесь пахли по-особенному, по-общественному. Витали здесь ароматы и пришедшего за тобой родителя, наслюнивавшего ткань, чтоб стереть грязь на твоём лице, и спешки в собирании, и фломастеров, и шарфика с варежками, а ещё – светло-зелёных санок на выходе. Ошмётки звуков таяли под ногами приходившего за Павликом отца, воспитательницы игриво хихикали и больше подначивали сильного работягу на такие проделки. Здесь взрослые становятся немного детьми, пока не выйдут за порог.

Но и детки не дремлют. Павликов двухъярусный сонный корабль соседствовал в коричневокрасочном море с фрегатом девочки на самом верху. Быть беде, капитан несонного царства!

Неужели такие незамысловатые разговоры ведут и взрослые? Таким пытливым мыслям ещё рано было приходить в голову не очень упитанного скучавшего паренька. Пусть они побудут на пороге, возле санок. Может, уже тогда Паша и стал мужчинкой-победителем, когда девчушка нетонущего судна решила показать кое-что. Одеяло-парус распахнуто, пусто-голо, а ветра в душе никакого. Штиль. Даже штилёнок. Зато теперь Пашка знал, что же там у противоположного пола под одеяльцем.

Чем отличаются туалеты для девочек и мальчиков? Паша не знал и проверил совершенно случайно, когда до невозможности приспичило, а одногруппные товарищи что-то рассматривали в уборной без половой на первый взгляд принадлежности. Раз они там были, то использовать по назначению можно. Никакой разницы. Да и в чём? Только потом хихиканье выдало новость самых невероятных масштабов: а Пашка-то в женский тубзик ходил! Хи-хи-хи.

– Ну и что? Ничего страшного! – Хитрая улыбочка воспитательницы заручилась поддержкой детского подначивавшего коллектива.

Кто-то из шутников вскоре поплатился, хоть и случайно. Камешек-птичка, спонтанно вылетевший из рук Павла, угодил одному наглому парнишке в лоб. Кровь и слёзы с одной стороны. Рыдания с соплями – с другой.

Череп не проломлен, жить будет этот нахал… – шептала Пашкина совесть не во всеуслышанье, когда паренёк не гнушался ещё раз поплакать.