Книга Школа фокусников - читать онлайн бесплатно, автор Сергей Кожушко. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Школа фокусников
Школа фокусников
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Школа фокусников

Сказав это, Брокколи вывалил из кармана своего пиджака на учительский стол рогатку, два ластика, потертую колоду игральных карт, увеличительное стекло, два несвежих носовых платка и поломанный карандаш.

–Все эти предметы еще пять минут назад находились в ваших карманах, – пояснил он.

После этих слов Маэстро мы начали обшаривать себя. Увы, карманы наших брюк и курток были безнадежно пусты.

–Как же так! – воскликнул Санька. – Вы даже не подходили к нам! Как вы все это смогли у нас вытащить?

–Это вам только показалось, что я к вам не приближался. На самом деле я внушил вашему сознанию, что стою на одном месте, а сам, тем временем, преспокойненько лишил вас этого богатства.

Санька щелкнул языком:

–Здорово! Вот нам бы так уметь! Да я бы… Да мы бы…

–Не спешите, друзья мои! – прервал его Брокколи. – Всему свое время. А сейчас пора перейти к другим секретам нашего удивительного и загадочного ремесла…


Глава 4

Маэстро Брокколи продолжает раскрывать свои секреты

По мнению маэстро Брокколи самыми простыми являлись фокусы с картами. Учитель настолько лихо перебрасывал их из одной руки в другую, тасовал, вытаскивал из рукавов, одним движением выстраивал из них замысловатые высокие башенки и длинные мосты, что у нас захватывало дух. Лощеные карточные квадратики мелькали в воздухе с такой невообразимой скоростью, что наши глаза не успевали отслеживать их порхание, напоминавшее, порой, резвящийся рой громадных бабочек.

Предложение Маэстро показать нам свое умение обращаться с картами, вызвало в наших умах и сердцах легкое смятение.

Безусловно, нельзя было сказать, что ни кто из нас ни разу в жизни не держал в руках карточную колоду. В тайне от воспитателей и педагогов мы долгими ночами под одеялами при свете карманных фонариков резались в безобидных «Дурака» или «Пьяницу», наставляя друг-другу шишки за проигранные партии. Старшие ребята чинно расписывали преферанс или «пульку». Конечно же наше детское увлечение картами находилось под большим запретом со стороны взрослых. В приюте даже ходила легенда о том, как однажды воспитатель заставил одного мальчишку, под подушкой у которого были обнаружены карты, съесть целую колоду, запивая ее сладким чаем. И, тем не менее, мы могли с уверенностью отличить трефовую масть от крестовой, умели навешивать «погоны» и весьма правдоподобно блефовать.

Первым показать свое мастерство карточного шулера вызвался Санька. Он важно взял в ладонь колоду, щелкнул картами и начал основательно, но медленно их тасовать. Затем раздал карты на пятерых игроков, и уже было хотел поднять лежавший перед ним карточный веер, как Пьетро Брокколи его остановил.

–Крестовый туз, дама червей, восьмерка пикей, шестерка червей, трефовый валет и козырной король! – сказал он, пристально глядя на обратную сторону карт.

Санька быстро раскрыл карты и от изумления округлил глаза:

–Точно!

–А что у меня? – встрял нетерпеливый Мотька.

Маэстро назвал карты, какие были розданы ему и всем остальным участникам партии.

–Крапленые! – разочарованно махнул рукой Димка, бросив карты перед собой на парту.

–Не без этого, – улыбнулся Маэстро. – Но ваша задача как фокусников, сделать так, чтобы ни кто из зрителей этого не заметил. А сейчас приступим к тренировке! Итак, первое упражнение!..

Брокколи положил перед каждым из нас по новенькой колоде карт, еще одну взял себе в руку и в считанные секунды разложил ее на шесть аккуратных кучек.

–Теперь вы, – сказал он, хрустнув длинными и тонкими пальцами…

После того, как мы научились относительно сносно раздавать карты, Маэстро предложил нам освоить второе упражнение, заключавшееся в том, чтобы, взяв колоду в руку, рассыпать карты по столу правильным полукругом. В качестве третьего упражнения нам следовало освоить метание карт на расстояние в несколько метров, что оказалось весьма непростым занятием, так как они норовили упасть прямо у нас перед носом. Затем были еще десятки упражнений, при помощи которых нам предстояло научиться перепрятывать карты из одной руки в другую, ловко подменять масти, незаметно скрывать их в рукаве или брючине, жонглировать картами таким образом, чтобы одна масть равномерно в воздухе сменяла другую…

Другой группой фокусов, с которыми нас стал знакомить Маэстро, были трюки со всевозможными веревками, канатами и узлами. Изучение этой категории фокусов началось с того, что Брокколи велел нам связать его толстой бельевой веревкой. Пыхтя и краснея от натуги, мы обмотали ею Маэстро с ног до головы, понаделав с десяток (если не больше) узлов самой невообразимой сложности. Димка даже выразил опасение в том, сможем ли мы освободить учителя без помощи ножа или ножниц. Однако Маэстро лишь подмигнул нам, его туловище сделало движение наподобие того, какое совершает змея, ползущая в траве, присел, повел плечами, и вдруг веревочные путы упали к его ногам!..

Очень важным для всякого иллюзиониста трюком Брокколи считал фокус с исчезновением какого-либо одушевленного или неодушевленного предмета. По словам Маэстро однажды в Берлине глазам многотысячной публики он продемонстрировал трюк с исчезновением самого настоящего паровоза, стоявшего на главном перроне вокзала. Однако этот фокус не был оценен по достоинству, и ему пришлось спасаться бегством от разъяренного пропажей локомотива железнодорожного начальства.

Маэстро поставил перед нами большую картонную коробку с широкой поперечной надписью «не кантовать» и попросил Мотьку, как самого маленького, в нее залезть. Сияющий от счастья Крюк помахал нам рукой, залез в коробку и прикрыл за собой крышку. Мы переглянулись, не имея возможности представить, что же будет происходить дальше. Мотька, тем временем, стал негромко насвистывать из коробки мотив песенки «Чижик-пыжик».

Брокколи вышел в соседнюю комнатку, служившую ему лабораторией, и уже через пару минут появился оттуда, с грохотом толкая впереди себя тяжеленный чугунный каток. У нас от недоброго предчувствия перехватило дыхание – каток надвигался прямиком на хрупкую картонную коробку. Мотька, видимо, тоже почувствовал неладное и прекратил свистеть.

–Эй! Вы чего там делаете? – послышался из коробки его глухой и задрожавший голос.

–Маэстро! А может не надо этого делать? – успел проговорить я, как в следующее мгновение чугунная болванка катка подмяла под себя податливый картон ящика.

Видя это, первым нашим желанием было кинуться на Брокколи, отобрать у него каток и тем самым спасти от неминуемой гибели своего друга. Но наши мысли оказались более медлительными, чем действия Маэстро. И вот уже нашим глазам предстал расплющенный картонный блин, из-под которого вот-вот должна была брызнуть кровь несчастного раскатанного Мотьки. Мы от ужаса закрыли глаза. Прошло несколько томительных секунд, как вдруг до наших ушей донеслось до боли знакомое сопение. Я приоткрыл один глаз и…

Перед открытой дверью комнаты-лаборатории стоял Мотька, отряхивая себя от пыли и паутины. Лицо его было бледно, но на губах сияла блаженная улыбка. Я бросился к Крюку, крепко обнял его дрожащее тело. Следом на воскресшего Мотьку накинулись Санька и Димка.

–Ты как? Тебе больно? Как ты себя чувствуешь?

–А что это было? – только и смог выговорить ошеломленный Мотька.

–Это был один из лучших моих фокусов, которому меня научил сам Гудини! – торжественно произнес Маэстро.

Я, впервые слышавший эту фамилию, повернул голову в сторону Брокколи:

–Гудини? Кто такой Гудини?

–Гудини – величайший итальянский иллюзионист, секреты которого до сих пор никому не удалось раскрыть.

–Даже вам?

Брокколи застенчиво потупил взгляд:

–Ну, положим, я-то их знаю все. А вот остальные – нет…

После трюка с раскатанным и воскресшим уже в другом месте Мотькой авторитет Пьетро Брокколи вырос в наших глазах до небывалых размеров. Теперь мы знали, что Маэстро – действительно самый великий фокусник мира.       А Брокколи продолжал раскрывать нам все новые и новые секреты. Так вскоре мы научились лихо распиливать человека. Имевший опыт подопытного кролика, Мотька с радостью согласился лечь под остро наточенные зубья огромной пилы. В то время, как я и Санька, ухватившись за ручки, двигали полотно пилы, погружая его все глубже в длинный пенал, в котором лежал Мотька, Крюк хохотал от щекотки и отчаянно болтал ногами, торчавшими снаружи.

Маэстро познакомил нас с устройством механического попугая, сидевшего в клетке. Эта весьма редкая вещица была изготовлена двести лет назад в Швейцарии и называлась «Птица счастья». Механический попугай своим гортанным голосом выкрикивал предсказания любому человеку, написавшему свой вопрос на бумажке и вложившему записку в клюв Птицы счастья.

Ужасное существо, плававшее в стеклянной колбе, также имело искусственное происхождение и было изготовлено самим Брокколи из особых материалов, которые он же и изобрел. Особенностью этого невиданного монстра, странно именовавшегося «Резинус Гомункулус», было то, что он мог приобретать облик самых разных живых существ. Так, если вынуть Резинуса Гомункулуса из колбы и брызнуть на него раствором марганцевого калия, то существо становилось похожим на большую и противную жабу. Если его намазывали йодом, Резинус Гомункулус превращался в кровожадную акулу. В случае же когда его поливали уксусной эссенцией, чешуйчатый монстр сморщивался в карликового с мелкой рыжеватой щетинкой поросенка, способного хрюкать и ковырять рыльцем землю…

Наши занятия в Школе фокусников Пьетро Брокколи проходили ежедневно по нескольку часов. Потому вскоре и мы и весьма довольный нашими успехами Маэстро поняли, что час нашего первого публичного выступления близок. Триумф и всемирная слава уже настойчиво стучались в двери наших таких серых и несчастных сиротских судеб!


Глава 5

Мы решаем школьные проблемы и готовимся к первому выступлению

А в приютской школе, тем временем, над нашими головами сгустились черные грозовые тучи. Неисправленные за неделю неудовлетворительные оценки по географии и родной речи грозили нам долгим заточением в приютских стенах. Матвей Петрович Сердюк всегда держал данное кому-нибудь слово. И на этот раз рассчитывать на его снисхождение к нам не приходилось. Следовательно, наш дебют – первое публичное выступление, которому мы даже подобрали оригинальное название «Аттракцион иллюзий», – отодвигался на неопределенное время.

Ранним утром понедельника, когда мы хмурые, стоя у рукомойников, старательно начищали свои зубы мятным порошком, Санька Свист торжественно сообщил нам, что он знает, каким образом мы можем получить хорошие оценки. Удивленные, мы застыли, и со щетками в руках и перемазанными порошком лицами уставились на друга. В то непродолжительное время, пока длилась эта немая сцена, в комнату вошел Фома Тузиков в широченных трусах и грязной майке. На пухлом лице его просияла злорадная улыбка.

–Что, голубчики, доигрались! – сказал он писклявым голоском. – Не видать вам свободы, как своих ушей, до самых летних каникул!

–С чего это ты взял? – брезгливо спросил Фому Димка.

–А я сегодня видел, как Матвей Петрович внес вас в свой черный список…

Надо сказать, что воспитанники приюта слышали о «Черном списке» Сердюка, в который попадали самые нерадивые из них. И горе тому, чья фамилия оказывалась в толстой, в кожаном черном переплете тетради Матвея Петровича!

–Ха! – громко воскликнул Санька. – А ну и что из того? Да мы сегодня же станем круглыми отличниками! Наши фотографии занесут на Доску почета, в нашу честь назовут приют и установят нам памятники в центре города! В полный рост! А Матвей Петрович будет приводить нас в пример всем остальным ребятам!

–Ну, ну, – покачал рыжей головой Тузиков. – Кроме того, что вы лгуны, вы еще, оказывается, и большие фантазеры!

–Кто это лгуны! – стал наступать на Тузикова Димка. – Да мы самые честные ребята в этом городе!

Фома попятился, но продолжал стоять на своем:

–Вы – лгуны! Вы всегда и всем врете! Зачем вы сказали, что занимаетесь в оркестре балалаечников в городском клубе?

–Ну да, занимаемся, – робко подтвердил Мотька, неделю назад первым выдвинувший эту версию, как уважительную причину наших постоянных отлучек из интерната.

–А вот и неправда! Я уже два месяца играю в этом оркестре, но вас там никогда не видел.

Мы переглянулись. Такого удара по нашей кристальной честности мы никак не ожидали.

–А еще, – продолжал осмелевший от нашей растерянности Фома, – я видел, как вы ходите на занятия в эту, как ее… Школу фокусников!

После этих слов Тузикова я вдруг догадался, что он вполне мог видеть нас, когда мы заходили первый раз в клуб с парадного входа, там, где занимались балалаечники, фотографы и хористы.

–Ты что, следил за нами! – Димка сжал кулаки.

–Не следил, а присматривал. Мало ли чего от вас ожидать можно. Вот вчера, к примеру, к Матвею Петровичу из милиции приходили и интересовались вашим Брокколи. А если он жулик? А если он преступник, которого милиция разыскивает, а вы ему помогаете?

–Лучше уходи отсюда, Фома, – замахнулся на него Димка. – Иначе сейчас как стукну!

–Попробуй только стукнуть! – вжав голову в плечи, Тузиков начал отступать к двери. – Я сразу же все Матвею Петровичу расскажу. Он-то вас в бараний рог скрутит! Он покажет вам, где раки зимуют! Он научит вас… Он…

Высокий голос Тузикова утонул в ребячьем гвалте, доносившемся из коридора, а мы, озадаченные известием о визите к директору приюта милиционера, продолжили утренний туалет.

За завтраком Гришка Захаров из соседнего отряда сообщил нам еще одну странную новость. Будто ребята несколько вечеров подряд видят, как рядом с приютом появляется всадник в длинном черном плаще на вороной лошади. Всадник всматривается в лица детей, входящих и выходящих из ворот приюта, словно ищет кого-то.

–Может это те самые злобные горные карлики? – осторожно спросил Гришку Мотька, памятуя о давнем разговоре водопроводчиков у водокачки.

–Нет! – отмахнулся Захаров. – Те должны быть маленькими, а этот – здоровый! Даже больше Матвея Петровича! А лошадь под ним, говорят, что твой слон!

Я вдруг представил себе лошадь с хоботом и большими ушами, и мне отчего-то стало весело.

–Зря смеешься, – сказал мне Гришка. – А вдруг это он тебя ищет!

–Я-то ему зачем понадобился?

Гришка лишь пожал плечами и принялся уплетать за обе щеки манную кашу с маленьким масляным глазком посредине…

Урок географии стоял в расписании наших занятий третьим по счету. Притихшие, мы вошли в класс и сели за парты, отражавшие своей зеркальной полированной поверхностью яркое солнце, бившее в высокие окна. Санька почему-то задерживался, и мы стали догадываться, что наш друг готовится к осуществлению своего, одному ему известного плана. Возможно таинственная Санькина задумка и могла спасти от краха нашу успеваемость, однако с каждой минутой в это верилось со все большим трудом.

В коридоре прозвенел звонок. С минуты на минуту в класс должна была войти географичка Глафира Серафимовна – рослая и властная пятидесятилетняя женщина с высокой седой шевелюрой, в узких золотистой оправы очках на мясистом носу, считавшая свой предмет самым главным в школе. Поговаривали, будто ее побаивался сам Матвей Петрович Сердюк, знавший географию немногим лучше нашего и искренне считавший, что Гибралтар находится там же, где и Байкал, а пустыня Сахара от того так называется, что в ней растет сахарный тростник.

В коридоре за дверью класса послышались торопливые шаги. Вот дверь распахнулась и в класс влетел Санька Свист, неся в одной руке портфель, а в другой длинную картонную коробку. Едва он занял свое место, как в класс вошла Глафира Серафимовна. Вернее она даже не вошла, а вплыла, едва не задев своей высокой прической за верхний край дверного проема. Оказавшись на середине класса, Глафира Серафимовна, словно большой океанский лайнер медленно развернулась к ученикам лицом, прикрыв своей спиной физическую карту мира, прикрепленную к доске, и свысока посмотрела на нас. Выражение ее бледного напудренного лица не предвещало нам ничего хорошего. А последовавший за этим ее монолог развеял последние крохи наших слабых надежд на благополучный исход урока.

–После долгих размышлений, я пришла к выводу, что вы, молодые люди, весьма слабо знаете мой предмет! – начала Глафира Серафимовна сильным стальным голосом. – А некоторые из вас, – взглянула она в мою сторону, – так вообще не имеют понятия, что такое география! Потому сегодня я проведу ревизию ваших знаний. И будьте уверены: некоторым из вас «двойка» за год обеспечена! – Глафира Серафимовна вновь многозначительно посмотрела на меня.

Сидевший сзади Димка обреченно вздохнул. Некоторые из учеников втянули головы в плечи – каждый из них (за исключением Фомы Тузикова) втайне думал, что в «двоечники» учительница записала именно его.

Глафира Серафимовна села за стол, раскрыла классный журнал и начала водить пальцем по списку учеников.

–А начнем мы, – произнесла она с расстановкой, не поднимая головы, – начнем мы с Даниила Кольцова.

Я вздрогнул и торопливо встал со своего места.

–Проходи к доске, Даниил Кольцов, – не отрывая взгляда от журнала, кивнула Глафира Серафимовна.

Вдруг Санька поднял руку:

–А можно я первый отвечу!

Глафира Серафимовна сдвинула очки на кончик своего выдающегося носа:

–Ты, Свист?

–Да! Я готовился всю прошедшую неделю!

Снисходительная улыбка коснулась тонких ярко накрашенных губ учительницы:

–Что ж, попробуй, Александр.

Санька схватил картонную коробку и с ней ринулся к доске. Тем временем я с чувством глубокого облегчения на сердце, сел за парту и с любопытством начал наблюдать за тем, что стало происходить дальше.

Санька вынул из коробки какой-то предмет и поставил его на край учительского стола. Тут только я увидел, что это был маятник, точно такой, какой Брокколи использовал при проведении гипнотического сеанса. Задумка хитрого Саньки мне стала понятна.

–Что это такое? – с тревогой в голосе спросила географичка Саньку, указывая на качающийся маятник. – Зачем это?

–Вы не волнуйтесь, Глафира Серафимовна! – Свист расплылся в улыбке. – Этот маятник поможет мне сосредоточиться на ответе. Вы же знаете, какой я рассеянный!

–Это уж точно – рассеянный! – согласилась Глафира Серафимовна. – Хорошо, пусть качается, а мы посмотрим, поможет этот маятник тебе, или нет. А сейчас, Александр, ты мне расскажешь о географическом устройстве африканского континента.

Димка обхватил голову руками – тема, которую должен был раскрыть наш друг, казалась нам самой сложной. Однако Санька уверенно подошел к карте, ткнул пальцем в Африку и сказал:

–Это Африка!

–Правильно, – кивнула Глафира Серафимовна, а Санька уверенно продолжил:

–Африка с востока омывается,.. один,.. Индийским океаном,.. два,.. с запада,.. три,..

–Что-что? Я что-то не расслышала, что ты сказал! – насторожилась Глафира Серафимовна.

–Я говорю, что с запада Африка омывается Атлантическим океаном,.. четыре…

В этот момент я вдруг понял, что Санька Свист решил применить метод гипноза, которому нас обучил Маэстро. И, как вскоре выяснилось, этот метод имел значительный успех! Географичка, уставившись отрешенным взглядом в качающийся маятник, начала блаженно улыбаться, словно ее уши, вместо бессвязного и монотонного бормотания ученика, слышали некую прекрасную мелодию. Когда Санька завершил свой гипнотический сеанс словами: «Ответ закончен», Глафира Серафимовна восторженно пробормотала:

–Молодец! Садись, отлично!

Следом за Санькой его примеру последовал я, а затем и Димка. В итоге уже через десять минут в журнале напротив наших фамилий стояли выведенные красными чернилами жирные «пятерки»…

После урока географии на перемене к нам подбежал разозленный Фома Тузиков. Зрачки его бесцветных глаз бешено вращались, а изо рта вылетала слюна.

–Вы… вы опять сжульничали! – кричал он, размахивая руками, словно ветряная мельница. – Это все ваш Брокколи! Это он научил вас какому-то трюку, какой-то хитрости! Я все равно разузнаю какому и расскажу директору! Я…

Димка крепким подзатыльником оборвал Тузикова. Тот ойкнул, и, сгорбившись, поплелся в класс…

В этот же день подобным образом мы исправили «кол» по родной речи у Мотьки на «пятерку», и тем самым вновь вернули себе свободу. Вечером, прибыв в Школу фокусников, мы начали активную подготовку к показу «Аттракциона иллюзий».

А работа нам предстояла весьма большая. Брокколи, договорившийся о нашем первом выступлении на сцене городского клуба, назначил ответственным за изготовление костюмов Саньку Свиста. За печатание и расклейку афиш отвечал Димка Бублик. Мотька Крюк должен был заняться сценой – помыть пол, расставить реквизит, украсить кулисы.

Мне, как самому подготовленному, Маэстро поручил разработку программы аттракциона, написание реприз и проведение репетиций.

Уже через несколько дней город пестрел от афиш, на которых великолепная четверка юных сорванцов красовалась в ярких костюмах в компании маэстро Пьетро Брокколи. Информация о нашем предстоящем выступлении совершенно без нашего участия стала известна в приюте. Ребята и педагоги только и говорили, что о юных фокусниках. Кто-то искренне завидовал нам, а кто-то недовольно бурчал, осуждая наше пустое занятие. Подслеповатый сторож дядя Федор даже изрек фразу, сразу ставшую крылатой: «От иллюзиониста до мошенника – один шаг!». Мы с замиранием сердца ожидали реакции Матвея Петровича Сердюка на наше участие в аттракционе, однако директор хранил мрачное молчание.

Тем не менее до субботы, на вечер которой было назначено представление, все приготовления завершились. Ярко украшенная сцена сияла стерильной чистотой, отутюженные костюмы висели в гримерной комнате в кожаных портпледах, а реквизит был выставлен согласно сценарию.

В пятницу, ровно за сутки до нашего дебюта, мне пришлось задержаться в клубе несколько дольше обычного. Санька, Димка и Мотька уже ушли, успешно справившись с поставленными задачами, а мы с Маэстро все ломали головы над эффектной концовкой нашего представления. Когда часовая стрелка стала приближаться к полуночи, Брокколи резонно заметил, что утро вечера мудренее. Еще раз осмотрев сцену, мы расстались: Маэстро направился к себе в гостиницу, а я, уставший, но довольный, потопал в приют.

Фонари на пустынных улицах города уже не горели. Мутноватый полумесяц едва пробирался сквозь низкие тучи. Потухшие окна в домах напоминали глазницы невиданных существ. Звук моих шагов по мостовой отдавался гулким эхом в притихших переулках, в которых не было ни единой души. Когда до приюта оставалось рукой подать, я увидел под раскидистым тополем, росшим напротив бакалейного магазина, высокую черную фигуру. Пройдя еще несколько десятков метров, я вдруг понял, что высокая фигура – это всадник, неподвижно сидевший на крупной лошади. Мне тот час вспомнились слова Гришки Захарова о черном всаднике, появлявшемся рядом с приютом. От этой мысли у меня неприятно заныло под ложечкой. Пригнувшись, я нырнул в подворотню, снял ботинки, и бесшумно побежал по мягкой молодой траве к видневшемуся впереди высокому забору приюта. К моему ужасу мой слух уловил вначале медленный и неровный, а затем все ускоряющийся и ритмичный стук копыт. Я понял, что черный всадник догоняет меня…

Вот я выскочил на широкую и прямую улицу, упиравшуюся в ворота приюта, едва не споткнулся о торчащий булыжник, выронил из-под руки ботинок. Я уже отчетливо слышал лошадиный храп за своей спиной, а от топота копыт в моей голове стоял нестерпимый звон. Собрав последние усилия, я в три широченных прыжка одолел расстояние до заветного забора, толкнул ногой небольшую калитку, устроенную в правом створе деревянных, кованных металлическими пластинами, ворот, и в следующее мгновение оказался на такой родной и знакомой мне территории приюта…


Глава 6

Триумфальное выступление и ужасное похищение

Утро субботы я встретил в дурном настроении. Практически всю ночь я провел без сна, лишь изредка забываясь тревожными видениями, в которых огромная лошадь со слоновьим хоботом и распростертыми гигантскими ушами все норовила меня затоптать.

Да и сама погода, стоявшая за окном – пасмурная с моросящим мелким дождем, – не располагала к веселью и оптимизму.

Мои друзья, не в пример мне, были бодры, веселы и полны решимости покорить своим выступлением городскую публику. Мотька, заметивший мою хандру, попытался выяснить ее причину. Однако я решил ничего не рассказывать приятелям о своем ночном приключении – зачем портить всем настроение перед ответственным дебютом!

Едва утром мы поднялись с кроватей, как почувствовали, что все обитатели приюта относятся к нам как-то по-особенному. Об этом свидетельствовали странные взгляды ребят, их приглушенный шепот, сопровождавший наше появление, то, как перед нами они расступались, пропуская вперед в туалетной комнате и столовой. Увидев нас выходящими из столовой, дед Федор поднял в воздух свою мозолистую ладонь, махнул ею и радостно с хрипотцой в надорванном голосе прокричал: