Рассказы

– Мистер К, может хватит ловить ворон? Я уже давно жду, пока вы предоставите мне отчет! – Мой щуплый маленький начальник-коротышка, очень похожий на хорька подбежал к моему столу. Его глаза лихорадочно блестели и взгляд бегал по всему вокруг, ни за что не зацепляясь надолго, а с тонких губ не сходила хитрая хищная улыбка.

– Мне сегодня нужно уйти пораньше! – Набравшись смелости, сказал ему это просто в лицо.

– Третий раз на этой неделе? – Прошипел «хорек». – Э нет, я устал от вашей безответственности! Это вы все главному объясните, я уже написал ему жалобу на вас. Хватит пользоваться моей добротой! Теперь будете иметь дело лично с господином начальником департамента. Вы стали проблемой для нашего отдела, когда-то вы были хорошим специалистом, а сейчас уже и не знаю, что за бес в вас вселился. Но это больше не моя проблема. Хватит! Теперь это прерогатива начальства. – «Хорек» указал пальцем вверх. – Им и объясните, что с вами не так.

– Когда? – Мне, как и почти любому человеку, что собрался умирать, не особо было дело до угроз, особенно до угроз от этого «хорька».

– Когда? – Руководителя на мгновение даже испугало мое равнодушие, мои пустые ничего не выражающие глаза. Но чтобы не потерять лицо, он быстро взял себя в руки и сказал. – Через полчаса, господин директор будет ждать у себя. И еще, мистер К, я не знаю, что с вами происходит, но это не освобождает вас от обязанностей! Я жду вашего отчета в трех экземплярах! Один мне, один – Отделу контроля за соответствием выполнения должностных функций общему рабочему уставу и один Отделу контроля передвижений документов внутри Дополнительного резервного отдела Департамента общей и частичной внешне-внутренной политики обеспечения рабочими местами трудовых резервов городского и областного значения в рамках государственной политики общего и частичного трудоустройства дееспособных граждан.

– Да-да, будет сделано! – Ответил я с все таким же отсутствующим выражением лица.

– Смотрите мне! – «Хорек» погрозил пальцем. – Допрыгаетесь вы у меня, чует мое сердце, ой допрыгаетесь! – После этих слов он удалился.

Сердце? Как будто я поверю, что у таких как он есть сердце. Подлизы и приспешники крупных чинуш, пытаются подбирать крошки, упавшие с барского стола. Такие как он мать родную продадут за шанс хоть малейшего карьерного роста, чтобы хоть на ступень подняться над другими. Воистину, раб желает не свободы, а иметь собственных рабов.

Я на скорую руку доделал отчет, благо оставалось совсем немного, отдал его «хорьку» и еще две копии занес в названные ранее отделы. Теперь оставалось последнее, самое тяжелое и устрашающее – разговор с главным. Вот незадача! За что мне все эти проблемы? Я ведь просто хочу уйти из этого мира, покончить со всем и только.

Тяжело вздохнув, постучал в двери.

– Да-да, войдите! – Послышался из-за двери женский голос.

И я, собравшись с силами, толкнул дверь. Секретарша посмотрела на меня, как на какого-то пришельца. Словно, я был самым чудным и самым неожиданным гостем в этом кабинете.

– Мне бы попасть к… – Начал говорить, но голос предательски задрожал и я стал немного заикаться. Да что это со мной? Может, аура этого кабинета? Здесь все должны дрожать от страха, трепетать и раболепствовать.

– Вам к нему назначено? – Строго спросила секретарша.

– Да, мой руководитель сказал, что меня будут ждать, – ответил я совсем уж робко. И почему не могу держать себя в руках?

Секретарша внимательно осмотрела меня с головы до пят, после чего встала и удалилась в кабинет самого. Меньше чем через минуту, которая мне, впрочем, показалась вечностью, она вернулась.

– Входите, он ждет вас.

Я уже не чувствуя ног и с пересохшим горлом нервно кивнул, после чего опасливо вошел в кабинет.

– Да-да, входите, мистер К, – сказал дородный румяный мужчина за столом, он был похожим на большого борова. Перебирал какие-то бумаги и даже не удосужился взглянуть на меня.

– Мой руководитель сказал, что вы будете ждать меня, и я решил…

– Господин К, почему вы просите уже третий отгул на этой неделе, да и показатели вашей работы резко упали?! – Строго прервал меня босс. Его маленькие поросячьи глазки уставились на меня столь пронзительным взглядом, что я невольно содрогнулся.

– Ну, понимаете, я…

– Проблемы в семье? – Спросил начальник. Он сморщил нос и посмотрел на меня так, словно невольно вступил в меня, пока шел на работу, и теперь не знает, как отчистить свои сапоги.

– Не то чтобы проблемы… – промямлил я.

– Вы ведь понимаете, что у нас так не делают, – строго сказал «боров», сверля меня взглядом. Я подумал, что мое худощавое сгорбленное тело на фоне его толстого брюха и румяных щек, казалось каким-то неестественным, ненормальным. Я невротически перебирал пальцами край своего старого потертого и местами залатанного костюма, а босс смотрел на меня с какой-то презрительной опаской. Как всякий здоровый тучный пышущий жизнью организм смотрит на тонкого, худого, но такого опасного для его жизнедеятельности глиста. Словно я угрожал просочиться в здоровое тело нашего коллектива и стать причиной болезни.

– Ваш руководитель сказал, что вы стали каким-то рассеянным, успехи в работе ухудшились. Да и поведение оставляет желать лучшего. А ведь, как показывают отчеты Отдела по контролю за трудоспособностью специалистов нашего Департамента, вы были хорошим подающим надежды работником. Что же случилось?

Я тяжело вздохнул, собрался с остатками храбрости и посмотрел начальнику прямо в глаза.

– Видите ли, – робко начал говорить и опустил взгляд в пол, рассматривая ковер, – я… я… я хочу умереть! – Еле выговорил, но все же, нашел в себе силы посмотреть начальнику прямо в глаза.

– Вот как, – тот взглянул на меня с еще большим презрением. После этого он облизал свои мясистые толстые губы. – То есть вы собираете документы для лицензии на суицид?

– Да, – отчаянно закивал я.

– Что ж, – протянул начальник, – вы должны были хотя бы предупредить руководителя своего отдела. Ведь ему еще нужно будет подыскать вам замену. Как скоро вы собрались умирать?

– Я… На этой неделе, – ответил, сглотнув тяжелый ком. – Если успею уладить всю бумажную волокиту.

Начальник понимающе кивнул.

– Что ж, мистер К, мы здесь не любим, когда что-то затевают у нас за спиной. И только потому, что смерть – достаточно уважительная причина, я даю вам сегодня отгул и не стану слишком придираться. Вы доделали отчет?

– Да, – закивал я, – в трех экземплярах, как полагается, все уже занес в соответствующие отделы.

– Тогда можете быть свободны, не мешайте мне работать, – жестом толстой большой руки он дал мне понять, что аудиенция окончена.

– Благодарю вас, – я поклонился и стремглав вылетел из кабинета.

Ни с кем не прощаясь, и лишь буркнув «хорьку», что главный меня отпустил, быстро покинул офис. Через минуту уже шел по улице, высоко подняв воротник плаща и натянув шляпу так, чтобы назойливые капли дождя не проникали за шиворот. Людей на серых улицах почти не было. Множество попрошаек, которых в нашем городе с каждым годом становилось все больше и больше, в такую погоду не появлялись. Они спали где-то в теплых подвалах, в обнимку с бродячими кошками и собаками.

Я вспомнил, что сегодня собирался устроить себе прощальный обед. Последний раз в жизни съесть порцию горячего жареного картофеля и большую свиную отбивную. От самих лишь мыслей во рту тут же появилась слюна, а желудок заурчал. Я уже достаточно давно не ел мяса, да и вообще давно не ел досыта. Ел немного, что попало, лишь бы продлить жизнедеятельность и иметь возможность работать дальше. Работать, что бы купить хоть немного еды, и какой-то дешевой старой ношеной одежды, которую богатые государства отсылают нам в виде гуманитарной помощи. Поесть что попало и одеться во что попало, чтобы иметь возможность работать дальше. Такой вот замкнутый порочный круг, изо дня в день так жить, тянуть свою лямку, и смотреть, как один за другим срываются в бездну те, кто больше так не могут. Нет! Хватит! Я улыбнулся. Сегодня покончу с этим, все документы уже собраны, осталось лишь получить лицензию. Если бы я совершил нелицензионное самоубийство, моих близких заставили бы выплатить такой огромный штраф, что это обрекло бы их на голодную смерть. Но этому не бывать, лицензия почти в кармане. Это будет санкционированное легальное самоубийство, ни один прокурор смертей не придерется.

Я проходил мимо единственного в городе ресторана. Все остальные давно закрылись за ненадобностью, большинство горожан были слишком неплатежеспособными для таких заведений. Но этот ресторан продолжал работать. Все-таки были еще люди, способные позволить себе ужин в таком заведении. Вот подъехал дорогой автомобиль и из него вышел тучный мужчина за пятьдесят – городской прокурор. В своей толстой лапе он держал хрупкую ручку девушки лет восемнадцати-девятнадцати, его любовницы. Медленным важным шагом подошел он к швейцару, что был одет от иголочки и стоял по струнке возле входа в ресторан.

– Скажите, голубчик, – обратился прокурор к швейцару, – ну хотя бы сегодня будет фуа-гра?

– О да, сэр, – кивнул швейцар, – так же в меню сегодня черная икра, жаренная в оливковом масле форель с ломтиками ананаса и новое блюдо от шеф-повара – рябчики с груздями.

– Превосходно, – снисходительно кивнул прокурор и обратился к своей молоденькой любовнице, что вся была обвешана мехами и золотом. – Пойдем, дорогая.

И оба скрылись за стеклянной светящейся теплыми яркими огнями дверью. Сияющий праздничными огоньками ресторан, который украшали красочные витражи и мраморные статуи, казался каким-то островом красоты и света, а главное – сытости. Он был отрадой в этом царстве серости, бедности и голода.

Дальше подъехали еще две машины. В одной – судья, в другой – компания представителей новой элиты, члены антикоррупционного комитета, дорвавшиеся до кормушки после очередной революции. Государственные борцы с коррупций, все обвешанные золотом, вышли из авто и так же направились к ресторану. Им тоже всем было как минимум хорошо за сорок, а то и за пятьдесят, и каждый так же вел за руку девочку младше двадцати лет.

Я бы еще понаблюдал за этой картиной, но охранники заметили меня и как-то засуетились. Один достал резиновую дубинку и направился в мою сторону. Мне лишь осталось скрыться в одной из узеньких улочек.

Нет, в таком месте провести свой обед мне не по карману, даже если это последний обед в моей жизни. Я отправился в одну хорошо знакомую мне столовую. Серое одноэтажное здание, построенное еще в те времена, когда наше маленькое государство было частью одной могущественной, но очень безжалостной империи, безжалостной в первую очередь к собственным гражданам, встретило меня типичным для многих столовых запахом кухни, на которой много готовили и совсем не проветривали. Здесь даже не слышали о существовании вытяжек. Мне на миг подумалось, интересно, а как пахнет в сияющих залах того ресторана, который я только что видел? Наверняка ведь по-другому.

Подошел к дородной розовощекой буфетчице. Видно, что она была близка к еде и умудрялась то там, то там да и урвать какой кусочек. Толстых людей сейчас в стране не так много, и в виду сложившегося экономического положения полнота уже стала показателем материального благополучия.

– Здравствуйте, – поздоровался я, – есть ли у вас картофель со свиными отбивными?

– Картофеля аж три вида, – вежливо, но без малейшего намека на улыбку, начала объяснять буфетчица. – Пюре, фри и «по-селянски». А вот отбивных нет. Вы знаете, мяса мы стали заказывать и готовить намного меньше, ведь не раскупают. А это сегодня пришел мальчик с семьей, а у него день рождения, вот он со всех сбережений и на подаренные деньги угостил всю семью отбивными, такой хороший ребенок. – Улыбка на миг появилась на лице у буфетчицы, но тут же исчезла.

– Правда, хороший, – ответил я, а сам подумал, что даже здесь мне не повезло.

– Но вы не переживайте, остались отличные домашние колбасы. Будете?

– Одну порцию, – кивнул я, – и картофель фри.

Колбасы были слишком жирными из-за большого количества сала в них. А само мясо немного пережаренным. Кое-как я доел свою порцию, но понял, что никакого удовольствия мне это не доставило, а, наоборот, в отвыкшем от такой пищи желудке, сначала появилась некоторая тяжесть, а после и вовсе – изжога.

Даже последний обед не удалось нормально съесть, ну что за день? С неприятной тяжестью, как в желудке, так и в голове, я дошел до районного отделения Городского департамента контроля за рождаемостью и смертностью граждан.

Внутри было довольно много людей, в основном все стояли в очередях к Отделу по контролю за самоубийствами.

– Извините, кто крайний? – Вежливо поинтересовался у людей.

– Я, – сказал мужчина в возрасте, стоявший передо мной. Он был одет в очень потертую залатанную во многих местах черную кожаную куртку. На ногах – сапоги с почти отклеившимися подошвами. В пожелтевших морщинистых дрожащих руках нервно сжимал какой-то сверток, видимо документы для лицензии и его последние сбережения. В той очереди, в которую я стал, было не меньше десятка человек, как и в двух других очередях. Все были нервными и очень напряженными, каждый боялся отказа в лицензии на самоубийство. Оно и не удивительно, придраться могли к любой мелочи в документах. Штамп стоит чуть ниже подписи, а не на ней, завитушки в подписи какие-то подозрительные, свидетельство от психиатра просрочено – мало ли.

Мне невольно вспомнился осмотр у психиатра. Огромная очередь людей выстроилась перед кабинетом и каждый ждет его вердикта. Кому-то нужно разрешение водить автомобиль, кому-то быть воспитателем в детском саду, кому-то на покупку оружия, а многие, как я, пришли, чтобы получить разрешение для получения лицензии на суицид. Самое забавное в этом было то, что психиатр должен был внимательно обследовать нас и вынести вердикт, что мы не душевнобольные и достаточно вменяемы, чтобы иметь право покончить с собой. Странно, когда-то мне казалось, что с человеком, который решился на суицид, по определению уже что-то не в порядке. Но, видимо, у меня слишком отсталые взгляды. Современная психиатрия давно шагнула вперед.

Я вспомнил психиатра в халате, что вел какие-то записи и даже не взглянул на меня.

– Здравствуйте, – сказал он и протянул ко мне левую руку, продолжая что-то писать.

– Здравствуйте, – ответил я и сначала не понял, что он от меня хочет, но после спохватился и аккуратно вложил в протянутую руку свою медицинскую карту.

Психиатр, все так же не глядя на меня, продолжил писать дальше.

– Чем отличается озеро от реки? – Спросил он.

Я даже растерялся. Я на обследовании у психиатра или на уроке географии в пятом классе?

– В реке вода течет, – сказал я уж совсем глупую мысль, – ну в смысле, вода идет из какого-то истока по руслу, туда впадают другие ручейки и речушки и после вся река впадает в море или океан. А озеро – ну это большой водоем со стоячей водой, она никуда не течет и…

– Как вы понимаете пословицу – не все то золото, что блестит? – Спросил меня психиатр, продолжая что-то писать, кажется, он и не слушал моего ответа на предыдущий вопрос.

– Это означает, что многие вещи в нашей жизни могут выглядеть обманчиво привлекательными, но по сути своей быть совсем другими, – ответил я.

– Хорошо, – кивнул психиатр, быстро открыл мою медицинскую карту, вписал «годен» и сказал: – Следующий.

Вот такой осмотр, я думал, все будет несколько по-другому.

– Следующий! – Вновь услышал я. – Голос уже был здесь, в реальности, а не в моих воспоминаниях. Просто подошла моя очередь подавать документы. Я слишком ушел в свои мысли, как всегда. Окружающие часто упрекали меня, что я «на своей волне».

– Прошу, – я достал из портфеля папку с документами и протянул ее чиновнику за столом. Тот был слишком уж прилизан, одет от иголочки, в больших очках и с каким-то немного удлиненным лицом. Он почему-то напоминал мне муравья.

«Муравей» взял папку, открыл ее и начал внимательно рассматривать всю подборку документов, необходимых для получения лицензии на самоубийство.

– Большой наплыв у вас, – сказал я, чтобы как-то разбавить тишину, что вдруг показалась мне слишком пугающей, звенящей, давящей на виски.

– Сезон, – ответил чиновник, – весной и летом люди еще как-то держаться, но переживать зиму уже не хотят. Вот поэтому в конце осени наплыв суицидников вырастает в разы.

– Ясно! – Кивнул я.

Чиновник уже заканчивал проверку документов, как вдруг остановился. Он поднял на меня глаза и строго посмотрел:

– Мистер К, почему ваша справка об отсутствии непогашенных кредитов из единого банковского реестра сделана на голубом, а не зеленом бланке? Вы что не знали, что уже полторы недели, как голубые бланки вышли из обихода из-за участившихся случаев подделок?

– Я не знал, – запричитал я, чувствуя, что дело пахнет отказом, – заказал справку еще две недели назад, одной из первых, чтобы успеть собрать все остальные документы.

– Я не могу у вас ее принять, на старой справке недостаточно защитных водных знаков. Вдруг, это подделка?

– Что вы, какая подделка, я никогда не был ни в чем таком замешан, у меня прекрасная кредитная история и послужной список с моей работы.

– И все же, боюсь, я не могу…

Меня словно кипятком ошпарило, потерять еще время, когда уже настроился умереть, снова вернуться ни с чем, новую справку мне уже не сделать сегодня, ведь в пятницу сокращенный день, я не успею. Ждать до понедельника? Нет! Я чуть ли не вырвал папку из рук чиновника, незаметно положил в нее несколько купюр и вернул ее обратно.

– Пожалуйста, посмотрите еще раз внимательно! – Сказал я, сделав акцент на последнем слове.

С дрожью подумал, что даю взятку должностному лицу. Да меня за такое посадить могут. Что я творю? Но разве я не собрался умирать, разве мне не все равно? Разумеется, отечественная тюрьма намного хуже смерти, нечего и сравнивать, но все-таки рискну.

«Муравей» снова открыл папку, незаметно забрал купюры и улыбнулся мне:

– Вы знаете, думаю, мы сделаем исключение для такого порядочного гражданина, как вы. Вы же не стали бы подделывать бланк?