Невеста проклятого дракона

Глава 1

– Тс-с-с…

От этого шепота и горячего дыхания над ухом по коже побежали мурашки, отзываясь томительно сладко внизу живота. Теплые мягкие губы коснулись моих губ. Нежно, осторожно, пробуя на вкус, дразня и отступая. Я всхлипнула и потянулась следом, не в силах оторваться. Не так, не надо так…Обвила руками его шею, потянула к себе, ближе, еще ближе… Он хрипло вздохнул и впился в мои губы. Жадно, словно никак не мог напиться, и только выпив меня всю, смог бы утолить свою жажду.

Полоснуло желанием. Диким, первобытным, никогда неведомым раньше. Оно бурлило по венам, стучало кровью в висках, плавило тело. До слез хотелось чего-то, что мне мог дать только он, и никто больше… Дыхание смешивалось, его горячая ладонь гуляла по телу, то сдавливала, то слегка касалась, и каждое прикосновение вызывало мгновенные вспышки удовольствия. Ладони было мало, очень мало. Я изогнулась дугой, подставляя грудь, но ладонь скользнула мимо, сорвав разочарованный стон. Чужие пальцы оттянули резинку шортиков, нырнули под легкий шелк, погладили живот…

Эта сладкая пытка сводила с ума. Я требовательно дернула за волосы, он зарычал. На этот раз поцелуй был жесткий, грубый, такой, что губа треснула. Не целовал – клеймил, ставя печать собственника. Вкус крови, вкус его губ, его запах пьянили, тянули в темный омут, откуда одной не найти выхода. Горячие руки тискали грудь, пощипывая ставшие болезненно чувствительными соски, по-хозяйски скользили по телу, трогали, где хотели, сминая шелк пижамы. Кожа истончалась, плавилась, кололась тысячей иголок… Я парила, плыла в сладостном тумане, хныкая и желая чего-то большего. Поцелуи, похожие на укусы, опалили соски, прожгли дорожку от груди вниз, к животу. На секунду он замер, вцепился зубами в резинку шортиков и медленно потянул их вниз… Я со стоном приподняла бедра, чувствуя как покорно едет за его ртом скользкий шелк, как сменяется нежная шелковая прохлада почти нестерпимым жаром мужского дыхания, и этот умопомрачительно острый, яркий контраст гнет в истоме тело, унося из головы все мысли кроме одной: только не останавливайся, нет, нет… Низ живота свело сладкой судорогой, мир треснул, разлетелся на тысячи кусочков и наступила темнота.

…Будильник звонил бесцеремонно и надрывно, его дребезжащий звук буквально ввинчивался в мозг. Я застонала и поглубже зарылась в подушку, пытаясь удержать ускользающий сон. Обычно я снов не помню. Ну, снилось что-то и снилось, а что именно… Наутро в голове оставались лишь смутные образы, но этот… Он помнился до малейших деталей, до звуков и запахов, на редкость яркий и реалистичный. Настолько реалистичный, что тело до сих пор сладко ныло, словно с ним действительно проделали все то, о чем… Ой. Нет, нужно вставать, и поскорее выкинуть всю дурь из головы. Тем более, что будильник сам себя не выключит. Зная свою слабость к утреннему сну, я всегда ставлю это громогласное чудовище подальше от кровати. Так есть хоть какая-то вероятность избежать соблазна вырубить его и поспать еще пять минуток, которые в итоге могут растянуться на час, а то и больше.

Я решительно вылезла из-под подушки, откинула одеяло и ошеломленно заморгала. Любимая пижамка сиротливо валялась в ногах, а я была абсолютно голая. Какой ужас… Мало того, что дожила до пикантных снов, так еще и принимаю в них самое активное участие! Все ясно, воздержание – зло, и мне нужно срочно найти себе кого-нибудь. Перебирая кандидатов во временные спутники жизни, я выключила будильник, бросила пижаму в стирку и залезла в душ. Теплые струи колотили по телу, в голову настойчиво скреблись подробности ночных эм… подвигов.

Да, мой сонный любовник был, несомненно, хорош. Не знаю, почему я так решила, совершенно не помня его лица. По-моему, я его вообще не видела, слишком неожиданно все… приснилось. Даже сейчас, когда я просто вспоминала этот сон, я чувствовала мужской пряный запах его кожи, его руки, скользящие по моему телу, смешавшееся дыхание, мое, его – не разберешь. Губы снова горели от поцелуев, между ног пульсировало, а внизу живота растекалась сладкая истома. Я охнула и включила воду похолоднее. Что со мной происходит?! Подобные сны я видела и раньше. Правда, никогда они не были настолько ошеломляющими. И откуда взялось странное чувство, что это именно мой мужчина, и только с ним все будет правильно и хорошо? Словно мне, как в каком-то гадании, лишь на мгновение показали суженого-ряженого, а потом ехидно спрятали. Мол, иди теперь, и ищи. Бред какой-то.

Рассердившись на себя за такие мысли, я решительно выкрутила кран с холодной водой до упора и несколько минут визжала под ледяной струей, пока из головы не вылетела вся та чушь, что в ней поселилась. Трясясь от холода и лязгая зубами, я выскочила из душа, замоталась в полотенце и пошлепала босыми ногами в комнату, оставляя за собой мокрую дорожку. Кровать нахально манила теплым одеялом, мягкой подушкой и обещанием приятных снов. Хотя бы на пять минуточек, только согреться… Нет-нет! Нужно собираться и бежать в универ. Иначе этот нудный Феоктист Игнатьевич съест меня живьем.

Может, позвонить и сказать, что я заболела? К сожалению, с Феоктистом Игнатьевичем этот номер не пройдет. У него хватит ума потребовать от меня справку от врача со всеми необходимыми печатями. Врача поблизости не наблюдалось, ни с печатями, ни без. Да и что бы он написал? Насмотрелась эротических снов и слегла в экстазе?! А пропущенную пару все равно потом отрабатывать. Индивидуально… Ни за что. Лучше затеряться в большой толпе.

Я решительно заправила постель, чтоб она меня не смущала, и подошла к шкафу. Постучала вешалками, перебирая не слишком богатый гардероб, и вытащила джинсы и блузку с кучей крохотных пуговок. Застегивая последнюю из них, почувствовала, как ткань неприятно трет плечо. Вот незадача… Но переодеваться было некогда, и я, схватив сумку, выбежала из дома.

Глава 2

Феоктист Игнатьевич внушал мне ужас.

Я прекрасно знала его предмет, учила его, как ни один другой, но почему-то всякий раз, когда на практических занятиях приходилось что-нибудь отвечать, впадала в ступор и мямлила что-то невразумительное. А он обычно давал мне понять, что ничего лучшего и не ожидал. И сверлил меня взглядом как-то не по-хорошему… Тяжело, зло. Будто я была в чем-то перед ним виновата, хоть и забыла, в чем.

Удивительно, но я точно знала, что как минимум две моих одногруппницы в него влюблены! Вот уж чего совсем не понимала! Ладно бы влюбились в преподавателя по зарубежке. Тот – красавчик, и не женат, и лет ему едва-едва исполнилось тридцать. Но Феоктист Игнатьевич – совершенно другое дело. Хотя… Неглупый, высокий, статный, с горящим взглядом… На этом его достоинства заканчивались. Лет ему было уже слегка за пятьдесят. Реденькие усы, неприятный смех и манера разговаривать со всеми так, будто они ничтожества, а он не понимает, какого такого чёрта приходится тратить свою жизнь на эти недоразумения в человеческом обличии. Его презрительное отношение сквозило в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом слове.

Он мне не нравился. А еще меньше мне нравилось то, что сейчас он стоял прямо передо мной и смотрел отнюдь не в глаза. Я нервно потерла плечо, физически ощущая жжение в том месте, куда был направлен его пристальный взгляд.

Впрочем, нет. Жжение в плече появилось ещё утром. Первый раз я его почувствовала, когда надела блузку, а это было задолго до того, как началась пара по ненавистной философии. Странно, вроде бы и не ударилась нигде, и загорать перед сессией времени нет, а плечо пекло, словно я отлежала несколько часов под палящим солнцем.

Феоктист Игнатьевич неохотно отошел от моей парты.

Сегодня, вопреки обыкновению, он не зверствовал, не засыпал сложными вопросами и не задавал подготовить реферат на 50 страниц по теме, в которой нерадивый студент плавал. Наоборот. Он кружил по аудитории, рассеянно отвечал на вопросы, а потом неизменно останавливался напротив меня.

Если бы он не был Феоктистом Игнатьевичем, я бы даже подумала, что он внезапно воспылал ко мне какой-нибудь болезненной и неестественной страстью. Но все знали: Феоктист Игнатьевич совершенно равнодушен к студенткам. Те отчаянные девицы, которые на свой страх и риск решали это проверить, его предмет уже не могли сдать никогда.

Пары по философии тянулись для меня долго и раньше, но сегодняшняя побила все рекорды. Она стала воистину безразмерной. Я ерзала, потирала плечо, посматривала на часы, которые, кажется, остановились. Но ничто не может быть бесконечным. Наконец-то стрелка подползла куда надо.

И Феоктист Игнатьевич снова удивил: обычно он задерживал нас на половину перерыва, находя какое-то садистское удовольствие в том, чтобы не дать студентам успеть занять очередь в буфете. Но сегодня едва-едва секундная стрелка коснулась двенадцати, он всех отпустил.

Почему я не вышла вместе со всеми? Почему продолжала сидеть и бессмысленно копаться в своей сумке, словно потеряла что-то важное? Почему даже верная подружка Аленка не стала меня ждать, а убежала одной из первых? После я много раз думала над этими вопросами.

Но тогда это казалось таким естественным. У меня просто немного закружилась голова. Совершенно нормально не вскакивать в таком случае со скамейки, а буквально на секундочку закрыть глаза и перевести дыхание. И вообще, кому захочется толкаться у двери? Того и гляди в толпе спешащих за пирожками студентов кто-нибудь заденет ноющее плечо…

В общем, я замешкалась. А когда аудитория опустела, Феоктист Игнатьевич в несколько шагов подошел к двери и закрыл ее на ключ.

Я не могла поверить своим глазам. Это что сейчас было? Что, черт возьми, он от меня хочет? Почему мы заперты здесь вдвоём? Может быть, я сплю и вот-вот проснусь? А потом буду рассказывать Аленке: представляешь, какой бред приснился! К чему бы это? Точно завалит на экзамене!

Но пока происходящее не слишком походило на сон. Феоктист Игнатьевич так же стремительно, как шел к двери, приблизился ко мне.

– Неужели расцвела? – пробормотал он.

Странная фраза, совершенно неестественная в аудитории гуманитарного факультета, а не биологического. В следующее мгновение он сделал кое-что еще более неожиданное – рванул ткань моей блузки так, что она с хрустом разъехалась, а на пол посыпались пуговицы.

– Что вы делаете? – возмущенно закричала я и ахнула.

Моя нагота, возмутительный поступок преподавателя – всё это тут же отошло на второй план. Важным стало другое. На моем плече, в том самом месте, где всю пару сегодня горело и зудело, оказалось вовсе не пятно солнечного ожога. Там горела и сияла роза. Словно татуировка, которую ночью, пока я спала, какой-то искусный мастер выбил светящейся краской. Только эта картинка точно не была татуировкой. Ни один мастер не смог бы заставить выбитый на коже цветок колыхаться и шевелить лепестками.

– Вот уж не думал, что это будешь ты, – покачал головой Феоктист Игнатьевич. Но теперь было не так уж и важно, что он говорит и чем там качает. Куда важнее то, что я вижу своими глазами и чего не должно быть.

– Что это такое? – растерянно спросила я у Феоктиста Игнатьевича просто потому, что больше спросить было не у кого.

– О, ты узнаешь. Это ты точно узнаешь, – с недоброй усмешкой проговорил преподаватель и сильно стиснул плечо, где горел цветок. Я громко вскрикнула от боли, и перед глазами все поплыло.

Глава 3

Я открыла глаза и не сразу сообразила, где я и как сюда попала. Впрочем, даже когда я приподнялась на локтях и огляделась по сторонам, ответов на эти вопросы не получила. Где? Понятия не имею. Небольшая каморка с каменными стенами, свет едва-едва пробивается из окошка под потолком, освещая довольно убогое убранство.

На комнату точно не похоже. Скорее, на монашескую келью или тюремную камеру. Темные каменные стены, я лежу на узкой кровати, а кроме нее здесь лишь небольшой столик и… Этот предмет заставил меня ужаснуться. Нечто, похожее на детский горшок, только большего размера и без жизнерадостных цветочков.

Я тут же вспомнила все, что предшествовало моему пробуждению. Пару по философии, странное поведение Феоктиста Игнатьевича, жжение в плече и расцветающая на нем роза. Роза! Я откинула одеяло и взглянула на себя.

Ни разорванной блузки, ни джинсов на мне не было. Пока я валялась в отключке, кто-то переодел меня в длинное мешковатое платье из довольно грубой ткани. Цветок! Я рванула платье вниз, но на плече ничего не светилось и не шевелило лепестками. Там вообще не было ничего, что указывало бы на странность, которую я совсем недавно наблюдала. И все-таки плечо продолжало болеть и гореть. Но это неудивительно: вместо цветка на нем красовались следы от пальцев. Все-таки мерзкий Феоктист Игнатьевич схватил меня очень сильно. Слишком чувствительная кожа – и вот, пожалуйста.

Мысли в голове путались. Где я? Он меня похитил? И если цветка нет – значит, тогда, в аудитории, мне все показалось. Ну да, ну да… А то, что преподаватель разорвал на мне блузку? Тоже показалось?

Я встала с кровати, босые ноги обожгло холодом камня. Кажется, никакой обуви для меня здесь тоже не предусмотрено. Надо выбираться. Я подбежала к двери. А ручки-то изнутри нет! Дверь железная, с тяжелыми оковами. Да будь она хоть хлипкая и деревянная, выбить ее я бы тоже не смогла. Комплекция не та, единоборствами с рождения не занималась, так что силач с меня так себе.

Но шум-то создать я могу. Я изо всех сил замолотила в дверь кулаками.

– Феоктист Игнатьевич, выпустите меня! Меня будут искать! У вас ничего не получится. Меня найдут, а вас посадят! – истошно кричала я.

Толку от этого было ноль. Если я стучу по двери, то больно не ей, а мне. Быстро поняв, что ничего не добьюсь, а только покалечусь, я бросила это глупое занятие, упала на кровать и разрыдалась. Картина представлялась ясная. Ну, более или менее ясная.

Феоктист Игнатьевич, о котором все думали, что он равнодушен к студенткам, на самом деле маньяк. Он меня похитил и запер здесь. Это очевидно.

А раз счел нужным переодеть и поставить этот дурацкий горшок, значит, он меня здесь бросил не для того, чтобы я умерла от голода и жажды. Значит, появится, значит, придет. И тут уже можно будет надеяться только на то, что в его воспаленном маньячном уме нет идеи резать студенток с плохой успеваемостью ножом, пока они все не ответят.

В эту картину не укладывались две вещи. Первое – сияющий цветок на моем плече, а второе – как, черт возьми, он смог вынести меня из университета на глазах у всех?! Да стоило ему появиться на пороге аудитории с моей бездыханной тушкой на плече, к этому зрелищу было бы приковано внимание тысячи глаз! И то, если не считать инстаграм и ютуб!

В общем, чем дольше я думала, тем больше появлялось вопросов. А вот ответов, увы, не то чтобы не появлялось, – не предвиделось.

Когда я, обессилев от рыданий, закуталась в шершавое одеяло – единственное мое спасение от холода здесь, дверь тихо отворилась, и в комнату вошла девушка в таком же, как и у меня, мешковатом платье. Довольно юная, пожалуй, моя ровесница или немногим старше.

Ее нельзя было называть красавицей. Длинноватый нос, слабый подбородок, глаза маленькие, близко посаженные. Волосы забраны под платок, и потому открывается слишком низкий лоб. Нет, конечно, будь у меня с собой мой чемоданчик с косметикой, я бы и это непривлекательное лицо смогла сделать если и не красивым, то по крайней мере милым.

Но девушка, похоже, косметикой никогда не пользовалась.

– Где я? – спросила я у незнакомки.

Она не слишком вписывалась версию о маньяке. Хотя, возможно, у Феоктиста Игнатьевича имеется сообщница, или, например, он похищает девушек оптом, и тут есть возможности для карьерного роста.

Девушка приложила палец к губам, веля молчать, водрузила на стол краюху хлеба и поставила глиняную емкость, похожую на гибрид тарелки и вазы. Наверное, вода…

– Почему вы молчите? Где я? Скажите, что со мной! Что это за цветы? Мне страшно! Меня похитили?

Я в слезах подскочила с кровати, подбежала к девушке, ухватила ее за платье и хорошенько потрясла:

– Ну же, отвечайте!

– Зря стараешься, – раздался голос у меня за спиной. Знакомый голос, тот самый, – она все равно тебя не понимает. Боюсь, здесь никто тебя не поймет. И первый, кто увидит (если это, конечно, будет не несчастная монашка), сочтет ведьмой. А с ведьмами тут разговор короткий.

Феоктист Игнатьевич стоял в дверях.

Выглядел он странно. Если читал лекции и проводил практические занятия он в неизменном сером костюме и неброском галстуке, то сейчас был одет с вызывающей роскошью, впрочем, несколько гламурной… Длинный белый балахон, расшитый золотом и стразами, брутальным назвать язык не повернется. В таком наряде не каждая звезда эстрады мужского пола рискнет выйти на сцену. А уж представить в нем нашего философа было практически невозможно.

Я разозлилась.

– Наряд невесты вам очень к лицу, – процедила я сквозь зубы. – Кто этот счастливец? Передайте ему мои поздравления.

Феоктист Игнатьевич рассмеялся своим противным смехом.

– Чего-то похожего я и ожидал. С чувством самосохранения у тебя явные проблемы. Думаю, пока обойдешься без объяснений.

Он окинул глазами комнату, увидел мой скудный паек на столике, подошел ближе, ухватил краюху хлеба и добавил:

– И без обеда. Советую обдумать линию поведения, чтобы не остаться еще и без воды.

Он вышел, и дверь холодно лязгнула. Я упала на кровать и подтянула к себе одеяло, потом, подумав, накрылась им с головой.

Все куда хуже, чем я думала. Феоктист Игнатьевич – не какой-то там стандартный маньяк. С маньяком можно как-то договориться. Но этот наряд, зашуганная девочка… Теперь ясно, я имею дело с опасной сектой. И зачем они меня уволокли и держат здесь, неизвестно. Понятно одно: вряд ли для чего-то хорошего. Надеюсь, они не практикуют человеческие жертвы. Впрочем, если тут приняты оргии с участием главного пахана, или как там у них в сектах это называется, – учителя? Гуру? – то лучше пускай принесут в жертву.

Казалось, у меня уже не оставалось сил на то, чтобы плакать, да и слез тоже, но я опять разрыдалась.

Глава 4

Я открыла глаза снова в той же каморке. Видимо, выбилась из сил и уснула. Сколько я проспала, понять было невозможно. Из узенького окошка пробивался все тот же тусклый свет – значит, был день. Но провалилась я в сон на несколько минут или проспала целые сутки, кто знает.

Голова гудела, но неясность моего положения беспокоила меня куда больше, чем какая-то там головная боль. Нужно было успокоиться и все обдумать. И составить, хоть какой-нибудь, но план.

Итак, что делать?

Возможно, получится договориться с девушкой, которая тут прислуживает? Она, конечно, сильно запугана, но уж точно не кажется монстром. Если найти правильные слова и не трясти ее за грудки, – кто знает, может, помощь придет именно оттуда.

Никаких других вариантов я придумать не успела. Двери лязгнули, и на пороге снова появился мой мучитель. На этот раз он сменил белый балахон на ярко-красный, такой же расшитый и претенциозный.

– Смотрю, первая брачная ночь удалась! – не удержалась я.

Он никак не отреагировал на этот выпад.

– Вижу, ты отдохнула. Надеюсь, не проголодалась.

То слово, которым я назвала его про себя, вслух повторять не стану.

Он вошел в камеру и потянулся к моей руке, а в следующее мгновение на запястье с громким щелчком захлопнулся браслет. Металлический, с крупными стекляшками, на мой взгляд, несколько безвкусный.

Странная идея: сначала нарядить меня в платье из мешковины, а потом попытаться исправить ситуацию дешевой побрякушкой.

– Идем со мной. Не вздумай убежать, последствия тебе не понравятся, – коротко проинструктировал он.

Как только мы вышли наружу, я увидела довольно широкий коридор. Тот, кто это все построил, явно был повернут на старине: выложенные камнем стены, узкие окошки, картины с изображением людей в платьях-балахонах, похожих на то, в котором рассекал сейчас мой похититель. Довершали атмосферу факелы на стенах. Они горели каким-то чересчур ровным алым пламенем. Пламя это не колыхалось и совсем не давало дыма.

Я рассматривала окружающую обстановку совершенно не с целью полюбоваться местными красотами. Мне нужно было запомнить дорогу. Если я собираюсь бежать, знание того, как тут все устроено, будет очень кстати.

Из мрачного склепа мы выбирались по крутой лестнице с высокими ступеньками. А когда вышли на улицу, я ахнула. Мы оказались в прекрасном саду с экзотическими деревьями, огромными благоухающими цветами и крупными бабочками, которые порхали тут и там, совершенно никого не боясь. От яркого солнца и буйства красок я зажмурилась.

– Ни фига себе, – проговорила я вслух. – Где это мы, в ботаническом саду?

Впрочем, мой вопрос снова был проигнорирован.

Я обернулась. Здание, в котором меня держали, оказалось замком с высокими башнями, черными каменными стенами, и массивными, тяжелыми даже на вид дверями, украшенными удивительной замысловатой ковкой. Что-то я не припомню в нашем городе таких достопримечательностей. Куда же этот гад успел меня вывезти, пока я была в отключке?

Да… Похоже, рассчитывать на то, что меня быстро найдут, не стоит…

– Идем, не задерживайся, времени мало, – рявкнул Феоктист Игнатьевич, даже не подумав притормозить.

Кажется, местные красоты заставили его потерять бдительность. Он выступал на несколько шагов впереди и даже не собирался меня хватать и держать. Очень опрометчиво!

– Да-да, иду, – сказала я и рванула вбок, чтобы скрыться в зарослях кустарников.

План был прост. Добраться до забора (наверняка он здесь есть!), перелезть через него и попросить о помощи у первого же встречного. В каком бы городе мы ни были, там обязательно должны быть люди.

Но не успела я сделать и пары шагов, как запястье, на котором красовался браслет, загорелось огнем. Я вскрикнула от боли. Мой похититель с улыбкой обернулся:

– Я же говорил, последствия тебе не понравятся. Иди за мной и не делай глупостей. За любое ослушание будешь наказана.

Я сжала зубы и поплелась за ним. Когда я отсюда выберусь, когда его все-таки поймают, а меня вернут домой, я придушу его собственными руками! Эта мысль немного успокаивала. Впрочем, в глубине души я понимала: если и раньше мои шансы на благополучный исход были минимальными, то с новым украшением они и вовсе стремились к нулю.

Дорожка привела нас к беседке, увитой прекрасными цветами. Там на столике стояли вазы с фруктами, кувшины с напитками и какая-то очень ароматная еда. Только сейчас я вспомнила, насколько голодна, и в животе заурчало.

Неужели Феоктист Игнатьевич действительно думает, что после всего, что случилось, достаточно романтического ужина, и я растаю, брошусь к нему в объятия и скажу: «Ах, возьмите меня полностью»? Ну, тогда он сумасшедший. Впрочем, он в любом случае сумасшедший.

Но мой похититель не повел меня в беседку, а указал на флигель из резного дерева, который так ловко прятался среди кустов и деревьев, что я его даже не заметила.

– Сиди там молча, не издавай ни единого звука. Выйдешь только тогда, когда я велю.

– Вот еще, – буркнула я.

И закричала от боли. Браслет снова обжег кожу.

– Я сказал, молча, – улыбнулся Феоктист Игнатьевич змеиной улыбкой и добавил: – Мне повторить?

Я потерла руку и понуро побрела к двери. Отвратительно вот так вот слушаться его приказов, но терпеть эту жуткую боль я не могла.

Он прикрыл за мной дверь и направился к беседке. Через тонкие щели в дереве я могла его видеть. Да уж, похоже, романтический ужин предназначался не мне, а кому-то другому. И раз уж мне приказано выйти «когда он велит», есть подозрение, что и я по какому-то глупому замыслу этого старикашки предназначена кому-то другому.

Дверь была прикрыта, но не заперта. Однако пытаться выбраться я не стала, а устроилась поудобнее в своем наблюдательном пункте, напряженно вглядываясь и вслушиваясь. Возможно, сейчас я узнаю хоть что-то о том, что, черт возьми, происходит.

Тот, кого мы оба ждали, появился скоро, спустя каких-нибудь минут десять. Когда я увидела его, то обомлела. Это был мужчина, молодой и красивый. Он словно только что вернулся с какого-нибудь средневекового косплея. Алый плащ, черный камзол, переливающийся на солнце, густые темные волосы зачесаны назад. Я почувствовала, как мне стало тяжело дышать.

Дело было не в том, что он красив, – мало ли я в жизни видела красивых мужчин – а в том, что в одно мгновение я поняла, увидела или до сих пор не ведомым способом почуяла, что никакой другой мужчина мне не нужен. Он был единственный, словно в эту секунду все остальные мужчины мира умерли.

– Приветствую вас, принц Эрдар, – Феоктист Игнатьевич ловко согнулся в поклоне, неожиданно глубоком для человека его возраста.