Хозяин острова Эйлин-Мор

Глава 3. МакАртур

Очень быстро оказалось, что самый страшный наш враг – не тьма и штормящее море, а скука. Маяк не требовал многого, и все технические задачи по его обслуживанию занимали незначительную часть времени. Маршалл по большей части валялся на своей койке, разглядывая портрет любимой в медальоне, который носил на груди. Дукат был молчалив, с нами предпочитал общаться исключительно командами и всеми силами нормандской души показывал свое превосходство над жалкими северянами.

День на третий Томми бродил по островку и нашел крошечную бухту с противоположной стороны, а в ней на черной гальке лежала перевернутая вверх дном лодка. На побелевших от старости и морской воды кольях висели сети, а под самой лодкой обнаружились и прочие рыболовные снасти. Обрадованный сверх меры, он влетел в дверь, и, захлебываясь от счастья, поведал нам о своей находке.

Дукат презрительно выпустил воздух сквозь сжатые зубы и сказал: «Меня б спросил. На маяках всегда есть рыбацкая лодка».

Он ушел, а я просто от души поздравил Маршалла с находкой.

С этого дня Томми каждый день выходил рыбачить возле скал, иногда я составлял ему компанию. Мы много разговаривали. Я рассказывал ему о своих морских путешествиях, о далекой Америке. Он слушал меня, открыв рот, а мне, не скрою, был приятен такой собеседник.

Оказалось, что он с малолетства мечтал пойти матросом в королевский военно-морской флот, но рано и удачно женился. Ничто так не отдаляет человека от моря, как счастливая семья, и ничто так не приближает, как сварливая жена. Объединяло нас с Маршаллом и то, что мы оба чувствовали себя намного комфортнее, когда не видели вечно недовольную бульдожью морду Дуката.

Так мы и служили. Томми оказался умелым рыболовом, и наше меню стало намного разнообразнее. Я готовил, а в этом я мастер. Дукат раздувал щеки от чувства собственной значимости.

В один день, под конец ноября, когда на море опустился густой туман, случилось непоправимое. Я накануне немного перебрал, обсуждая с Дукатом, справедливо ли Англия обошлась с Шотландией. Под жаркие споры, и от раздражения, которое у меня неизменно вызывает его надменная физиономия, я выпил лишку и теперь страдал от боли в висках. Когда Том позвал меня на рыбалку, я отрицательно качнул головой и сразу пожалел об этом. Лихо козырнув мне на прощание, Маршалл убежал к своей бухте. С рыбалки он не вернулся.

Обычно он причаливал до того, как солнце достигнет своей наивысшей точки, которая на нашей широте не так уж и высока. Но подошло время обеда, а его все не было. Дукат от меня лениво отмахнулся: он все еще страдал от похмелья и уязвленного имперского самолюбия, поэтому я отправился на поиски один.

Ночью шел снег, и на нашем продуваемом всеми ветрами островке было совсем неуютно. Первым делом я добежал до бухточки, где Том хранил свою лодку. Там было пусто, лишь торчали выбеленные шесты, на которых он развешивал сеть.

Тогда я кинулся на противоположную сторону, к той расселине, через которую мы попали на Эйлин-Мор, но и там не было никаких следов. Я обежал весь остров по краю, пристально вглядываясь в море в надежде увидеть темное пятнышко его лодки на хмурой глади Атлантики, но все было тщетно.

Расстроенный и обескураженный, я вернулся к маяку. Сверху, от фонаря, спускался Дукат. Обычное его высокомерное выражение сменилось растерянностью, мне было непривычно видеть его таким.

– Я осмотрел море до горизонта, но не увидел его. – Дукат поставил на стол двенадцатикратный морской бинокль и тяжело опустился на табурет. – Даже если бы он утонул, лодка должна была остаться на плаву. На море штиль, ее не могло далеко отнести течением, а туман почти спал.

Я не знал, что ему сказать. В наших краях водились киты, сюда заплывали акулы. Любое крупное морское существо могло затопить лодку, будь у него такое желание. Я понимал бесполезность дальнейших поисков, но сидеть на маяке с Дукатом было выше моих сил. Я вышел на берег и начал методично обходить остров, заглядывая в каждую расселину.

Когда солнце село, Дукат высунулся из-за двери и крикнул мне:

– МакАртур, выпейте горячего чаю, не хватало, чтобы вы простудились и скинули все на мои плечи.

Нехотя я поплелся в наш домик. Странное дело, я совсем не замерз, словно мороз в моей душе уравновесил холод снаружи. Сегодня я потерял своего единственного друга, и никогда не узнаю, что с ним на самом деле случилось. Как же я ошибался…

Дукат сунул мне в руки огромных размеров кружку с крепким чаем, обильно сдобренную черным ромом и специями, судя по запаху. В жидкости плавала, наверное, половина лимона, нарезанная дольками. Я с сомнением посмотрел на начальника, но он сказал строго:

– Давайте, МакАртур, давайте, пейте, пока грог горячий. Это не выпивка, а лекарство.

Крепкое пойло потекло по жилам и затуманило мозг. Захотелось забраться под теплое одеяло, но я благодарно кивнул Дукату и снова натянул макинтош. Дукат скривился:

– МакАртур, вы не хуже меня понимаете, что Маршаллу уже ничем не помочь. Температура воды около нуля, прошел целый день. Он не выжил бы, даже если б выбрался на берег.

– Простите, сэр, я все равно не усну, – ответил я.

С зажженным фонарем в вытянутой руке я выскочил наружу, а Дукат, недовольно бурча под нос, удалился в спальню.

Порыв ветра качнул меня, а может, в гроге было слишком много рома. Подавив отрыжку, я двинулся по берегу, внимательно глядя с обрыва вниз и стараясь не поскользнуться на поросших мхом и присыпанных снегом камнях. Я метался по островку, прекрасно понимая, что потеряться тут просто негде. Надежда покидала меня постепенно, вместе с силами. Я все меньше мог сопротивляться порывам ветра, и меня все больше тянуло присесть на камень и отдохнуть.

Я решил еще раз спуститься к месту нашей высадки и посветить фонарем, подавая сигнал. Совершенно глупая затея, ведь у меня над головой в темноту над морем бил яркий луч маяка. С трудом удерживая равновесие на скользких камнях, я спустился к воде. Осмотрел на всякий случай всю нашу крошечную бухту. Пусто – только блестят мокрые камни и морщится недовольно вода, перемешивая гальку.

Мне стало так неуютно и грустно, что колени ослабли и я опустился на валун у самой кромки воды. У сапог плескалось море. Фонарь показался невыносимо тяжелым, и я поставил его за спину. Завернувшись в макинтош, я зябко втянул голову в плечи. Глядя на свой темный силуэт, колеблющийся на поверхности воды, я погрузился в грустные мысли.

Мне показалось, что один из камней в бухте, дальше, у самого выхода из нее, ушел под воду. Я напряг зрение, но ничего не менялось: море оставалось спокойным, скалы никуда не перемещались, как им и положено природой. Я с тоской поднял глаза на уходящий вдаль луч света, подпитываясь его чистой силой, а когда опустил взгляд, увидел округлый камень, торчащий над водой там, где его совершенно точно не было: ровно посередине бухты. У меня на глазах он ушел под воду.

Со смешанным чувством страха и надежды я вскочил на ноги и схватил фонарь, но свет его был слишком слаб. Как я ни вглядывался, рассмотреть что-то на расстоянии больше трех ярдов я не мог. Я снова вскинул глаза к небу, и вспыхнула мысль: надо бежать к Дукату, уговорить его направить свет маяка сюда, на бухту. Я не успел сделать и шага, как услышал тихий голос Маршалла:

– Мистер МакАртур, погасите фонарь, пожалуйста.

Да, это был голос Томми, но ровный и безжизненный. Я обернулся: в неверном свете фонаря заплясали тени на серой стене утеса, и одна из них с тихим плеском ушла под воду.

«Отец наш Небесный, да святится имя Твое, да придет царство Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небе…» – зашептал я тихо и сразу устыдился своего стеснения. Я договорил молитву громко, в полный голос. И в тот момент, как я сказал «Аминь» и осенил себя крестным знамением, Маршалл сказал:

– Это не поможет, мистер МакАртур, но не бойтесь, я не причиню вам вреда.

Слева раздался всплеск, застучали капли по камням. Из моря за большую, обтесанную волнами скалу скользнула черная тень.

– Погасите фонарь, пожалуйста, или направьте в другую сторону: сильно глаза режет, – попросил Томми.

Я с трудом удержался, чтобы не припустить вверх по склону в убежище нашего маяка, за крепкую дубовую дверь, обитую железными полосами, но в голосе Тома не было угрозы. Превозмогая страх, я убрал фонарь за камень.

– Спасибо, мистер МакАртур, – сказал Томми.

Глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть, как слева от края скалы появилось круглое черное пятно: его голова. Маршалл долго присматривался, потом встал в полный рост и протянул руку ко мне:

– Простите, я не хотел вас напугать, – сказал он.

Я до рези в глазах вглядывался в его фигуру, пока не понял, что не так. Сейчас в продуваемой ледяным ветром бухточке на каменной скале посреди Атлантики Томас Маршалл стоял передо мной голый, и при этом его голос не дрожал, и зубы не стучали. Я не верил ни в какую мистику, хотя… О Господи! Кого я обманываю? Ощущая, как волоски на шее поднимаются от ужасного предчувствия, я спросил:

– Томми, ты умер?

Он покачал головой:

– Нет, мистер МакАртур.

– Тебе холодно?

– Нет, – ответил он и присел на камень напротив меня.

Нас разделяло не больше пяти ярдов. От Томми исходил сильный запах только что выпотрошенной рыбы.

– Мистер МакАртур, я помню добро. Поэтому прошу вас: уезжайте с острова. Отправьте SОS лучом маяка в сторону Гебрид, вас должны будут отсюда вывезти.

– Томми, – сказал я, пряча панику за показным спокойствием. – Пойдем со мной. Дукат, конечно, редкая сволочь, но он сварил горячий грог. Если ты жив, если ты не боишься молитвы, значит, все еще можно исправить!

Я услышал странный звук: Томми то ли всхлипнул, то ли тихо рассмеялся.

– Вы только что просили защиты у Господа. Наверное, вы давно не вдумывались в слова этой молитвы. «Да будет воля Твоя на земле, как на небе», – продекламировал он. – Тут ничего нет про воду. Знаете почему?

Я недоуменно покачал головой.

– Потому что в океане свои боги, мистер МакАртур, и Господь земной и небесный не имеет над ними власти. Уезжайте отсюда, прошу вас, и больше никогда не возвращайтесь.

Он повернулся к морю и, осторожно переступая, вошел в воду.

– Том, – окликнул я его, – вспомни о своей жене и ребенке, которого она носит под сердцем.

– Нет минуты, чтобы я не думал о них, – ответил он, не оборачиваясь.

Эти грустные слова, сказанные ровным, тихим голосом, потрясли меня.

– Ты ведь живой… – беспомощно пробормотал я и услышал:

– Смерть – не самое страшное…

Морская волна накрыла его с головой, и он исчез. Я долго вглядывался в темную воду, но больше Том не показывался.

Всю дорогу к маяку я думал, как рассказать Дукату о моей встрече с Томасом, и уже на пороге понял, что не смогу. В лучшем случае он посмеется над суеверным джоком[1], в худшем – запрет меня в кладовой от греха подальше. Поэтому я налил себе еще одну кружку грога и пошел спать. Но, несмотря на выпитый ром, заснуть мне удалось лишь под утро.

Целый день я ходил вокруг поворотного механизма маяка и обдумывал слова Маршалла. Я даже прикидывал, как оглушить Дуката и подать сигнал бедствия, но, оказалось, не так просто ударить исподтишка человека, даже если он тебя сильно раздражает. Так ни на что и не решившись, я лег спать, а утром пошел в обход по берегу.

Я вглядывался в океанские воды в надежде вновь увидеть Маршалла, но на море все так же стоял штиль, солнце бликовало на поверхности и слепило. Так я дошел до бухты, откуда Том выходил рыбачить. На берегу, полностью вытащенная из воды, лежала лодка с пробитым днищем. Никакой прибой не смог бы положить ее на берег так аккуратно. Я заглянул под шлюпку, но там было пусто. Я не сомневался ни секунды, что это дело рук Маршалла. Может быть, он не дождался мольбы о помощи с маяка и решил спасти меня таким путем?

В состоянии крайней задумчивости я вернулся на маяк. Дукат с любопытством посмотрел на мое отсутствующее выражение, и я сказал:

– На берег выбросило лодку с пробитым дном.

– Маршалла?

Я молча кивнул. Дукат, на ходу натягивая бушлат, выскочил наружу, я за ним, догнал его на краю обрыва возле бухты. Он задумчиво смотрел вниз, потом спросил:

– Она так и лежала?

– Нет, конечно, – соврал я, – она уткнулась носом в камни, полузатопленная. Я вытащил ее, чтобы не унесло отливом.

– А перевернули зачем?

– Чтобы дно осмотреть.

Меня тревожил его подозрительный взгляд.

– Сапоги сухие, – ткнул мне в ноги чубуком.

– Говорю же: лодку вынесло на берег. Я ухватил ее за кольцо и вытащил. В море не заходил.

– Хм-м, ладно, – протянул он недоверчиво и сбежал по камням к лодке.

Дукат придирчиво осмотрел днище, периодически многозначительно хмыкая и постукивая трубкой по доскам, потом приложил чубук к дыре и повернулся ко мне.

– Дно пробито снизу твердым предметом диаметром около трех дюймов. Что это может быть? – Он посмотрел на меня с видом, будто этот предмет трех дюймов в сечении я держу за спиной. – Ну давайте, МакАртур, вы же из этих краев.

– Не знаю. – Я действительно был в недоумении. – Может быть, нарвал?

– Нарвал? – переспросил он. – Ну что ж, возможно, возможно…

И больше не проронил ни слова. Вечером за ужином я как бы невзначай спросил:

– Мистер Дукат, сэр, может, стоит подать сигнал бедствия? В смене должно быть три смотрителя, да и жена Маршалла до сих пор остается в неведении.

– Поверьте, МакАртур. – Дукат ткнул в мою сторону вилкой. – Неведение – это лучшее, что мы сейчас можем подарить бедной миссис Маршалл. Весь день с того момента, как он ушел с маяка, вы находились у меня перед глазами, а я у вас. Следовательно, никто из нас к его гибели не причастен. Обычная трагическая случайность на рыбалке: его путь пересекся с путем какой-то большой морской твари. Давайте продолжим нести службу и не будем лишать миссис Маршалл жалования ее погибшего мужа. Вы согласны со мной?

Я испытующе посмотрел в его глаза, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но взгляд был безмятежен, как гладь пруда в безветренный день.

– Завидую вашему самообладанию. – Я покачал головой. – Как подумаю, что тело бедняги Тома обгладывают рыбы…

– Еще заплачьте, МакАртур… Вы же моряк! Море, бывает, забирает своих тружеников. Каждый, кто связывает жизнь с морской стихией, должен быть к этому готов.

Я не чувствовал и капли той уверенности, что излучал Дукат. Думаю, ему было плевать на наши жизни: и мою, и молодого Маршалла.

На следующее утро я взял деревянный ящик с плотницкими инструментами, моток пеньки и водостойкую смолу. Дукат, вытирая пену с выбритого между двумя кудрявыми кустами подбородка, спросил, куда я собрался.

– Хочу починить лодку, – ответил я. – Надоели консервы.

– Да? – усмехнулся Дукат. – А сеть вы из чего делать будете? Одной лодкой рыбы не наловишь, а все рыболовные снасти на дне морском вместе с беднягой Маршаллом.

– Удочку сделаю из шеста, – буркнул я и отправился на берег.

Полдня я возился, заделывая пробоину. Я – рыбак, и делал это не раз. Работая, я вполглаза следил за морем, и боясь, и желая увидеть там голову Томми. Когда я думал о нем, о его беременной жене, об их нежных чувствах друг к другу, подступало уныние. Потом я вспоминал слова Маршалла о том, что Бог не властен над океаном, лежащим у моих ног, и тогда мне казалось, что я стою на самом пороге ада. Вот-вот вода взорвется брызгами, из нее вылетит костлявая рука и утащит меня на дно.

Постепенно привычные движения вытеснили из головы сторонние мысли, и я так увлекся плотницкой работой, что не заметил спустившегося по склону Дуката.

– МакАртур! – гаркнул он над моим плечом так неожиданно, что я подпрыгнул.

Испуганно обернувшись, я увидел своего начальника с трубкой в зубах и двумя глиняными кружками, из которых исходил пар.

– Дружище, вы на меня смотрите так, будто черта увидели.

Если б Дукат мог читать мысли, он бы понял, что был близок к истине.

– Извините, сэр, увлекся.

Дукат протянул мне одну из кружек.

– Держите, МакАртур, вам сейчас не повредит. Мой фирменный грог, только рома поменьше. Согреет, но не опьянит, – то, что нужно.

Я принял кружку из его рук и сделал большой глоток.

– Ну как? – спросил он с улыбкой, и я благодарно зажмурился.

Со дня исчезновения Маршалла Дукат начал проявлять вполне человеческие качества.

– Вы не проголодались? – спросил он, но я покачал головой:

– Нет аппетита. Хочу сегодня доделать и оставить ее сохнуть. Вечером поем.

– Ну, как знаете, МакАртур. – Он пожевал губами, переводя взгляд с меня на лодку и обратно, его торчащие баки еще больше ощетинились. – Скажите начистоту: на кой черт вы ее чините? Только не рассказывайте про внезапно проснувшуюся тягу к рыбной ловле.

– Вы все равно не поверите, сэр.

– А вы попробуйте.

Я задумался, подбирая слова, потом сказал:

– Я видел Маршалла. Поздно ночью, в день его исчезновения.

Дукат молчал, пристально смотрел мне в глаза. Я выдержал его тяжелый взгляд и пояснил:

– Я сидел на камне в бухте, где мы высадились на берег… Кажется, прошла вечность с того дня. Том вышел из моря, он был наг, но, кажется, совсем не чувствовал холода.

– И что он сказал? – Голос Дуката был так же тих и безжизненен, как голос Маршалла той памятной ночью.

– Он попросил потушить фонарь. Свет причинял ему боль.

– Черт вас дери, МакАртур, ближе к делу! – воскликнул Дукат.

Я вздохнул, собираясь с силами. Конечно, мне нужно было сразу рассказать ему обо всем.

– Он умолял, чтобы мы подали сигнал бедствия и бежали отсюда как можно скорее.

– И вы только сейчас решили со мной этим поделиться?

Я пожал плечами:

– А вы бы мне поверили?

Дукат попыхтел трубкой, обдумывая ответ, потом сказал:

– До Мангерсты по прямой около двадцати миль. Многовато для утлой лодки с наскоро заделанной пробоиной.

– Вы сами сказали, что море, бывает, забирает своих тружеников, – возразил я. – Ну что ж, значит, судьба такая. В любом случае, сэр, я бы предпочел, чтобы у нас была хотя бы умозрительная возможность отсюда выбраться.

Ни слова не говоря, Дукат развернулся на каблуках и пошел к подъему. Забравшись на пару ярдов выше, он обернулся и сказал:

– Про весла забыли, МакАртур. Грести руками собираетесь?

Не дожидаясь ответа, он зашагал по склону.

Удивленный тем, что эта простая мысль не пришла мне на ум, я присел на киль лодки и повесил голову. Просидев так пару минут, я подскочил к воде и заорал:

– А весла, Том? Весла?!

На следующее утро под лодкой лежали два разномастных весла. Одно было похоже на те, какими Том выгребал на место лова, а второе, выкрашенное облупившейся зеленой краской, носило следы акульих зубов. Я показал свою находку Дукату. Он долго рассматривал их, скреб ногтем отметины. Потом поднял глаза, и я понял: что-то изменилось.

В тот вечер я впервые увидел, как он чистит револьвер. Откровенно говоря, я вообще не знал, что у него есть оружие. Теперь бо́льшую часть дня он проводил наверху, возле горелки маяка. Он бродил по кругу, рассматривая море в бинокль, был неразговорчив и рассеян. Пару раз я пытался подняться к нему поговорить, но сразу натыкался на угрюмое: «Мне нужно побыть одному, МакАртур, будьте любезны…» Я проявлял любезность и спускался на этаж, чтобы до позднего вечера слушать, как трещат половицы под его башмаками.

Глава 4

Однажды утром я проснулся и обнаружил, что постель Дуката тщательно застелена. Я взял полотенце, мыло и вышел из спальни.

– МакАртур! – крикнул сверху Дукат. – Я слышу, что вы уже встали. Идите сюда!

Протирая заспанные глаза, я поднялся в фонарь. Дукат стоял перед восточным окном.

– Смотрите!

Дрожащий палец уткнулся в стекло. Я повернулся и увидел, что небо на востоке заполнило красное зарево. Его огненное полотно от края до края пересекала черная полоса.

– Вы моряк, МакАртур. Мне надо объяснять вам, что это значит?

Дукат повернулся ко мне, и я увидел, как сильно он постарел. Лоб покрыли морщины, под глазами в сетке красных прожилок набрякли мешки. Подбородок, обычно тщательно выбритый, топорщился щетиной.

– Понимаю, сэр, – ответил я. – Поможете затащить лодку внутрь?

Уже к полудню грозовой фронт подобрался вплотную к острову. Густые тучи заволокли небо, потемнело почти как ночью. Из низких серых клубов в такое же серое море столбами били ослепительно-белые молнии. Налетел шквал, и я услышал, как зазвенели стекла в окнах маяка. Я только разложил еду, как вдруг Дукат схватил меня за шкирку и потащил наверх.

– Быстрее, Дональд, быстрее! – кричал он, впервые назвав меня по имени, и я, в потрясении от такой неожиданности, карабкался следом. – Там, где яркий свет, мы в безопасности!

Только я взлетел за ним на самый верхний этаж, Дукат захлопнул крышку люка.

– Помогите мне, МакАртур, не стойте столбом!

Он пытался сдвинуть с места огромный рундук, забитый запасными линзами Френеля. Я уперся рядом, и совместными усилиями мы кое-как затащили его на люк.

– Дукат, черт возьми! – закричал я, забыв про субординацию. – Что происходит?

Он посмотрел на меня безумными глазами и сказал:

– Надеюсь, это их задержит.

– Кого их?

Не отвечая, он сел на пол, прислонившись спиной к основанию ацетиленовой горелки, и достал револьвер. Прокрутил барабан и прицелился в сторону люка. Удовлетворенно кивнув, высыпал из кармана горсть патронов и выставил их в ряд между широко расставленных ног.

– Мистер Дукат, с вами все в порядке? – спросил я, с беспокойством заглядывая ему в глаза.

– Зажигайте чертов фонарь, МакАртур. Никто вас от служебных обязанностей не освобождал! – рявкнул он и продолжил расставлять перед собой золотистые патроны.

Все мои попытки выяснить хоть что-то не увенчались успехом. Дукат выглядел совершенным безумцем. Вопросы он пропускал мимо ушей и упрямо избегал смотреть мне в глаза.

Буря снаружи разыгралась не на шутку. Порывы ветра бросали потоки воды в окна, и толстое стекло тряслось и звенело под их ударами. От линз за моей спиной шел нестерпимый жар. Я чувствовал, как закипают мозги. Какое-то время я пробовал сидеть, как Дукат, прислонившись к основанию ацетиленовой горелки, но прохладней там не было. Поэтому я слонялся вокруг, избегая концентрированного луча, плотного настолько, что я мог бы потрогать его руками.

Дукат, казалось, ничего этого не замечал. Он сидел на полу перед выставленными в два ряда патронами. Револьвер со взведенным курком лежал под его правой ладонью, стволом к забаррикадированному люку. Сфокусированный линзой Френеля луч отбрасывал непроницаемо черные тени. Дукат молчал, и мне было видно только его ноги в потрепанных башмаках.

Опасаясь, что очередной шквал разобьет стекло и обрушит на меня поток осколков, я перебрался к западной стороне и выглянул в окно. Контраст между светом и тьмой был таким резким, что я почти ослеп. Прикрыв по бокам лицо ладонями, я застыл, прижавшись к холодному стеклу. Постепенно глаза начали привыкать. Тьма снаружи запестрела светлыми и темными пятнами, и я понял, где заканчивается земля и начинается море.

Буйство стихий осталось за спиной. Здесь же буря огибала крутые берега нашей скалы, создавая относительно спокойный карман как раз со стороны рыбачьей бухточки. Я вглядывался в расселину, спускающуюся к ней, и думал, как хорошо, что мы успели затащить лодку в сарай. Я вспоминал наши рыбалки с Томом, разговоры, его теплую мальчишескую улыбку, а потом ровный и безжизненный голос в бухте высадки, и ужас брал меня за горло.