Мечта маньяка

– Да, бояться – это нормально.

– Не боюсь я…

– Боишься. Вы все боитесь. И именно поэтому все вы пришли в этот странный бар в пятницу вечером. И это нормально. Мир пугает вас. Это нормально. Вы…

– Да что ты о себе возомнил?!

Все смотрели в угол бара. Все смотрели и слушали. Слова стучали в головах и отдавались эхом в сердце. Все понимали, что звучит правда. Не совсем все, конечно. Только нашей компании было дело до человека, сидевшего в углу с полупустым стаканом виски в руке. Другие посетители веселились по-своему. Да и Валера отнюдь не был настроен на продуктивный разговор.

– Ты кто такой?!

– Человек.

– Сейчас ты станешь человеком с побитой мордой!

Валера в нашей компании имел самое крепкое телосложение. В отличие от Васьки, он не потчевал себя сдобой. В отличие от меня, Кирилла и Петра, он не ленился и три-четыре раза в неделю ходил заниматься в тренажёрный зал. А ещё он плавал, занимался борьбой и танцами. Короче пробить чужой головой стену ему ничего не стоило.

– Падла!

И вот он попытался встать.

– Эй-эй, успокойся, – попросил его Васька как самый мягкий и добродушный из нас.

– Оставь его, – попросил я как самый благоразумный.

– Прекратить! – потребовал бармен-студент вежливым приказом и положил свою руку поверх руки смутьяна.

Валера повернул голову на сто восемьдесят градусов. Он посмотрел на барную стойку, на свою руку, лежащую на ней, на бокал с квасом, стоящий в сантиметре от кончиков пальцев, на руку бармена.

– Прошу разбирайтесь с дерьмом вне этих стен.

Бармен убрал руку. Валера посмотрел его приятные голубые глаза.

– Ты всё понял?

– Хорошо, – пообещал Валера.

И он незамедлительно вернулся на свой стул. А вся компания постаралась забыть про человека в углу.

– Так что с этой телкой?

Именно так Пётр завёл новую тему для разговора.

– Это не она. Просто какая-то дура, – сказал я.

– Что она хочет?

– Хочет, чтобы её любили. Хочет выйти замуж.

– Действительно дура.

Мы все дружно рассмеялись и заказали ещё по квасу.

– Мне было пять или шесть лет, когда я внезапно понял, что когда-нибудь умру. Я помню, как почувствовал безысходную суть этой простой истины.

– И что ты сделал?

– Я попытался осознать своё место в этом мире. И попытался надеяться, что за его пределами есть что-то ещё.

Через полчаса было уже 21:00. Быстро и незаметно настало время Икс. Мы все оставили свои грязные пустые бокалы на безукоризненно чистой полированной стойке бара. Валера бросил воздушный поцелуй бармену. Тот не оценил этот жест, был слишком занят полировкой чайника. Ну и бог с ним! Нас ждали. И мы пошли.

– Как ты думаешь, какой она будет на этот раз? – спросил меня Пётр.

Он легонько взял меня за локоть, стараясь обратить на себя мое внимание. В ответ я лишь вскользь прошёлся по нему взглядом. Острый глаз успел высмотреть с усилием поджатые губы. Он нервничал.

– Расслабься, – предложил я.

Потом мы прошли сквозь двухстворчатые двери.

– Скоро уже.

Двери шумно хлопнули за нашими спинами, частично заглушив звук моего голоса. Далее вся наша компашка ровным выразительным шагом двигались вперёд по широкому коридору, залитому голубоватым светом, который претенциозно сочился из стен. Мы шли без слов, без эмоций. Мы шли к цели.

– Добро пожаловать!

Нас встретили двое охранников. Они были в чёрных костюмах, при галстуках, с отполированными ботинками. Их серьёзные лица охраняли очередные двойные двери.

– Есть колюще-режущие предметы?

– Нет.

– Проходите.

И мы прошли. Вторые двойные двери сначала распахнулись перед нами, потом захлопнулись за нами.

– Мы снова здесь! – сегодня нас вёл Кирилл.

Сегодня он был впереди. Сегодня ему было невтерпёж.

– Да-да, – поддержал его Васька.

– Как-никак пятница, – заметил Валера.

Только вот голос его не был ни восторженным, ни веселым в отличие от предыдущих ораторов. В такие особые минуты Валера обычно становился особенно задумчивым, сегодня же – почти созерцательным.

Ну а Пётр предпочел отмалчиваться. Его нервозность была ему дороже любых слов.

– Проходим, проходим! – поторопил я нашу честную компанию.

Впереди нас ждали дорогие кожаные диваны кислотно-оранжевого цвета, а за ними небольшая сцена с шестом по центру.

Сделав несколько шагов, мы расселись.

– После офисных стульев – это настоящий рай, – заявил Кирилл.

Он сбросил с ног ботинки и расположился как дома.

Я завидовал его непринужденности. Сам я не мог себе такого позволить. Статус, положение, эго – всё это держало меня в пределах некогда заданных границ. А вот Кирилла ничего не держало.

– Как тебе, Васька? – спросил он присевшего рядом с ним брата.

– Думаю, будет весело.

– Точно.

Кирилл рассмеялся звонко, по-мальчишески. Ещё он достал из кармана пачку фруктовой жвачки, бросил в рот четыре подушечки и протянул оставшиеся брату:

– Жуй, – сказал он и продолжил смеяться.

Васька в ответ немного смутился. Всё-таки его характер не был так напорист как у брата. Он неловко оглянулся в мою сторону.

Я сидел в строгой позе, подтянутый, с прямой спиной в геометрически точной середине. По отношению к нему это было слева. Мой прожигающий взгляд был устремлён вперед на сцену, где вскоре должно было закрутиться шоу. Но при этом все мои органы чувств контролировали ситуацию как слева, так и справа.

Они знали, что Пётр постарался сесть ко мне как можно ближе, ища нисхождения на него моего опыта и моего авторитета. Они знали, что Валера постарался в этот раз дистанцироваться от прочего состава команды, попав под влияние некого особого порыва настроения. Они знали, что Васька неосознанно ищет у меня моральной защиты от своего брата. И я, естественно, старался ему её дать.

Да, я знал всё о своей команде. Сегодня я снова был её капитаном. Хотя и считал всю затею несколько глуповатой, вычурной, надуманной. Но так уж получилось, что я был в этой ситуации крайне необходим. Моя роль здесь была важна. И я понимал, что не так уж и сложно играть её всего лишь раз в неделю.

– Народ, а дайте мне тоже жвачку!

Пётр не хотел отставать от популярных тенденций. Этой манией он видимо попытался справиться со своим волнением.

– Лови!

– Поймал.

Тут даже я не смог не улыбнуться. По обе стороны от меня внезапно стало слишком много веселья.

– А он ведь едва не попал тебе в ухо, – заметил Кирилл, – Тебя спасла твоя отменная реакция.

– Всегда готов.

Кирилл уже практически лежал на диване, положив голову на боковой выступ. Ему нравился сегодняшний день. Ему нравилась его жизнь.

– Валер, а ты будешь жвачку? – спросил Пётр, когда приступ радости пошёл на убыль.

– Нет.

Валера ответил коротко, немного резко. Но злобы или негодования в его словах не ощущалось. Он был всецело сосредоточен на своём телефоне. Его лицо выражало озабоченность некой проблемой.

Конечно, будь он чужим человеком, я и все прочие оставили бы его в покое. Но все мы были друзьями. Плюс к тому же сегодня мы были единой командой.

– Ты чего там делаешь в своём телефоне?

Вопрос Кирилла из полулежащего положения прозвучал чересчур вызывающе. Так что я постарался смягчить эффект своим замечанием.

– Ведь это ты нас сегодня собрал. Ты стал тем, кто подал идею. А теперь ты нас игнорируешь?

Мои слова, замешанные на логике и здравомыслии, попали точно в цель. Валера отнял глаза от телефона на мгновение. Но только лишь на мгновение.

– Извините, ребята, – с искренним сожалением произнёс он, – Внезапные дела. Я должен это решить. Дайте мне десять минут. Потом я буду всецело ваш.

Отвечать не нужно было. Мы просто приняли к сведению его пожелание. К тому же пришёл официант и нам тоже понадобились решения.

– Мартини…, – попытался сказать я, когда очередь дошла до меня.

Но в тот же самый момент яркое освещение резко померкло, а на сцену с оглушительным треском рухнул старый ламповый телевизор с диагональю около метра.

– Пах-па-бах!!!

Все разговоры тотчас стихли. Официант исчез, растворился без всякого обещания исполнить свои исконные обязательства.

– Эй, эй!.. – я попытался окрикнуть его, ища взглядом, но бесполезно.

Он исчез с концами. Остались лишь мы – пятеро друзей, которые напряженными взглядами смотрели на упавший с неба телевизор.

И все мы ждали.

В прошлый раз всё было иначе. Совершенно по-другому. Без этого вычурного гротеска. Однако была некая внутренняя уверенность, что общий смысл и одна-единственная суть оставались прежними.

Вот мы и ждали. Наши глаза настойчиво следили за тем, как медленно оседают пылинки из поднятого падением столба пыли. А сердца бешено колотились от освободившегося адреналина. Теперь не только Пётр волновался. В тот самый миг все мы оказались на нервах. Всем нам требовалась валерьянка. Мы ждали, ждали, ждали…

И вот наконец раздался глухой щелчок.

– Пцм!

После щелчка тёмный экран телевизора перестал быть тёмным. Его заполонили широкие, узкие и кривые помехи белого шума. Из динамиков громко зашипел противный звук:

– Ш-ш-ш-ш…

Это длилось минуты три. Пылинки тем временем продолжали оседать. Саспенс продолжал нагнетаться. А затем был ещё один щелчок.

– Добрый вечер!

Помехи исчезли. Шипение заглохло. На экране появилось квадратное лицо. Рисованное. Карикатурное. Состоящее из простых прямоугольных линий и точек. Это было не настоящее лицо. Но, тем не менее, кривой изгиб его рта двигался в такт произносимым словам. Лицо говорило. Его речь была обращена к нам:

– Приветствую Вас, наша старая добрая команда прежних победителей. Вас давно не было у нас в гостях. Мы скучали. Но вот вы и вернулись. Так что сегодня мы с вами устроим достойное шоу.

Лицо рассмеялось глухим хрипом, словно само не верило своим громко сказанным словам. Хотя, поймите, что это было рисованное лицо. Как можно было ему верить? Я не верил. Да и другие вряд ли. И оно не верило. Но такова было игра. И мы впятером пришли в неё играть.

– Итак, сегодня с нами играет команда «Парнишки с умишком». Представьтесь, пожалуйста, для тех, кто не видел прежних наших трансляций из глубокого подполья.

– Владимир Шпендель, – являясь капитаном, я естественно взял слово первым, – специалист тридцать седьмого разряда.

Потом вразнобой представились остальные парни.

– Валерий Плеханов, тридцать восьмой разряд.

– Пётр Урицкий, тридцать седьмой разряд.

– Кирилл Сенкевич, тридцать седьмой разряд.

– Василий Сенкевич, сороковой разряд.

– Прекрасно! – заявило рисованное лицо.

Оно ещё немного похрипело, посмеялось, а потом сказало:

– И вот мы уже начинаем. Наша первая участница выбралась к нам сюда из пригородного района Новокукуево. Её зовут Ксюша. Она работает дизайнером одежды, живет с тремя подругами, считает, что могла бы добиться большего, если бы не злые подонки мужчины.

Лицо замолкло. Мы тоже молчали. Не было никаких приветствующих аплодисментов. Только взрывное биение пульса в висках. От гнева, от ненависти, от досады, от разочарования, от непонимания чужой лживой правды – от всего этого нас бесило так, что просто нет слов. Впрочем, именно поэтому мы и играли. Именно поэтому мы создали свою команду.

Секунд через тридцать гробовую тишину осторожно нарушило цоканье каблуков. Этот звук стучал прямо по мозгам. Он вымораживал. Лил через край взбешённое содержание.

И вот на сцене появилась она.

– Что? Она? – Кирилл не удержал впечатления и прыснул ртом.

– Я…, – девушка запнулась.

Её большие голубые глаза округлились. Видимо она не была готова к тому уровню враждебности, на которое наткнулась. Наверное, она ждала чего-то другого. Но получила она то, что получила. Презрение и холод от меня и Валеры, удивленный скептицизм от Кирилла. Васька сморщил физиономию как от самого кислого лимона. Ну а Пётр зачем-то крикнул:

– Пошла на хер!

Слава богу, что правила мероприятия не запрещали таких высказываний. Иначе нас бы выгнали взашей из-за такой вот несдержанности. А так обошлось лишь тем, что некоторые из нас ощутили смущение и стыд. И то ненадолго. Ведь те, до кого добрались эти чувства, тут же напомнили себе о том, кто создал в их жизни бесчисленные моральные запреты. И тогда самобичевание растворилось подобно миражу.

– Есть семь условий, семь обстоятельств, которых я дожидаюсь. При их правильном сочетании я буду счастлива.

– Да похер мне на твои условия!

Девушка продолжила. Но и Пётр продолжил тоже.

– Ты – грязная шлюха!

И теперь встал вопрос:

«Кто же окажется более выдержанным и стойким?»

Тот, кто кричит? Или тот, кто продолжает говорить?

– Вчера мой парень покончил с собой. Это ужасно. Все мои парни заканчивают таким образом. Мама говорит, что это какое-то странное проклятие. Но мне кажется, что всё куда проще. Это бич нашего времени. Весь мужской род сегодня представлен одними слабаками. Ведь это уже девятый!

Таким коротким, но емким и обвинительным был её рассказ. Он закончился, и теперь она ждала соответствующей реакции. Но те, кто дышал ниже уровня сцены, не торопились с вопросами. В принципе, им и так всё было ясно, что нет ничего ясного.

А она ждала.

– Что скажите?

Всё-таки это она не выдержала.

– Что я должен сказать?

Я посмотрел влево. В руках у Валеры уже не было телефона. Его руки были пусты. Но выражение лица, бравшее свои истоки в горячей сердечной мышце, не было пустым. В нем было много мыслей и ещё больше ненависти. А ведь ранее её там и так было предостаточно.

– Чего ты хочешь от нас?

– Ничего.

Ответ прилетел слишком быстро. Словно это был вовсе не ответ, а заготовка. Такие раньше встречались в старых моделях мобильников. Типа «Я занят. Перезвоните».

То есть было ясно, что девица врет и не краснеет.

– Так ли это?

Лицо Валеры Плеханова издевалось.

– Такова ли правда? – говорило оно.

– Так…

Очень неуверенно.

Мне и трём другим игрокам было интересно наблюдать за зарождением малой словесной баталии. В прошлый раз все мы по больший части молчали. Сегодня же Валера сделал нечто новое. Он ввязался в спор.

– Так нечестно.

– Давишь на жалость?

Четверо рассмеялись. Девушка в бессилии рухнула задом на телевизор.

– Вы злые?

Казалось, она вот-вот заплачет.

– Прошу не оказывать давления на жюри!

Рисованное лицо недовольно кривлялось между женских ног.

– Это против правил!

Вняв замечанию, девушка смахнула рукой так и не проступившие слёзы и подскочила с телевизора. Но потом внезапно включился женский мозг. Она обернулась, слегка нагнулась и уставилась своими невинными голубыми глазами на рисованное лицо.

– Ты кто такое, чтобы мне указывать?! – громко поинтересовалась она, и брови её при этом пошли зигзагом.

Её правая нога слегка дёрнулась, но осталась на месте. Дорогую туфлю на ноге было жалко портить из-за ерунды.

– Ты – ерунда! – заявила красотка и гневно ткнула пальцем в сторону рисованного лица.

Чуть погодя она развернулась и ткнула тем же самым пальцем в тех, кто сидел ниже:

– Вы все тоже ерунда!

Только вот теперь красота была утеряна. Прежде милое женское личико стало кривым и безобразным из-за переполнившего его выражения неуемного каприза. Теперь слёзы текли по щекам самые настоящие. И рот кривился и стонал:

– Уроды вы все! Мужики поганые!..

Я не видел со своего места рисованного лица. Его заслоняли части женского тела. Однако это не означало, что лицо бездействует. Оно было по-своему недовольно. И поэтому оно кричало, изредка проглядывая одним глазом между женских ног:

– Ну, кто уже врежет этой шлюхе по лицу? Даю миллион!

Я улыбнулся. Я подумал, что это очередная хохма. А вот Пётр воспринял призыв-предложение всерьёз. И не успел я опомниться, как его кулак оказался на сцене и метко скользнул по воздуху.

– Получи, тварь! – слова заглушили звук соприкосновения костяшек со скулой.

Однако звук падения все расслышали чётко. Это милая дама мертвым грузом рухнула на телевизор, перевернула его и, скорее всего, сломала…

Снова раздался белый шум помех. И голос рисованного лица уже не звучал.