Я сел напротив.
– Сиди здесь!
Это был новый приказ. Выдав его, конвоир удалился.
Я же остался. Сидел, смотрел…
Было скучно. И я спросил:
– Нормально живётся?
Мужчина едва заметно вздрогнул. Зубы пару раз сомкнулись в процессе перемалывания пищи, а затем мужчина как в замедленной съемке перевёл взгляд с ложки на меня. Он тоже нашел что спросить:
– Зачем вы создаёте сомнение?
Это был чудной вопрос. Я его не понял. И это меня испугало. Но доброта в чужих глазах не позволила мне зациклиться на глупой идее страха. Я проигнорировал страх. И я стал проговаривать всё, что приходило на ум:
– Я тут впервые…
Челюсти мужчины снова двигались.
– Произошла какая-то ошибка. Я уверен…
Полоска шинкований капусты перепрыгнула из одного угла рта в другой.
– Они называют меня убийцей. Но я этого не понимаю…
Далеко за спиной вроде как располагалась кухня. Я слышал стук ножей и звон посуды. Кран с водой то начинал шуметь, то замолкал. Что-то шипело. Что-то скворчало. Я слышал раздражённый возглас повара:
– Давай вынимай!
– Это точно ошибка…
– Быстрее! Сгорит же…
Мужчина с усами всё молчал и молчал. Он то жевал капусту, то жевал мясо, а то и вовсе чванливо причмокивал, наслаждаясь послевкусием только что употреблённого в пищу разносола.
Потом пришла и моя очередь.
– Пожалуйста!
Передо мной поставили аналогичную тару.
– Спасибо, – машинально ответил я.
Но тут же мне стало ясно, что всё совсем не то. В моей таре нельзя было обнаружить мясо и капусту. В ней были три поджаристых сырника, сметана и варенье из черноватых ягод. Возможно, это была смородина.
– А почему мне это?
Мой возмущённый голос не позволил конвоиру далеко уйти.
– Чем-то недоволен?
Женский голос был резким и сердитым. А мог бы быть добрым и ласковым.
– Это неправильно.
– Что неправильно?
– Хрень какая-то.
Я хотел рассмотреть лицо женского пола. Я хотел понять его насущные взгляды и эмоции. Но яркая лампа на потолке мешала. Так что пришлось уткнуться в тарелку.
– Я тоже хочу мясо и капусту.
– Хотеть не вредно. Но у тебя диета.
– Какая ещё диета?
– Ты убил пятнадцать человек. Значит, твой рацион подлежит снижению ингредиентов агрессивности.
– Что?
– Подчинись!
– Не хочу.
Я едва не ударил кулаком по столу. Настолько много в тот момент во мне было злости и негодования. Но моему конвоиру было плевать. Она оставила меня наедине с обедом и усатым товарищем по несчастью, не проронив более ни словечка.
– Сука, – зло прошептал я.
Глаза пытались испепелить сырники, в ушах громким эхом звучали удаляющиеся шаги.
– Хрен с вами…
Я ткнул пластиковой вилкой в еду. Всё же я был голоден и тоже хотел жевать.
– Судя по словам этой дамочка, ты мало похож на невиновного.
Я с недовольным видом сунул в рот кусок сырника.
– Меня зовут Анфасий.
Мне нечего было ответить. К тому же во мне затаилась обида на мужика с усами. А вот его прям-таки прорвало:
– Пойдём отсюда.
Мужчина отодвинул от себя недоеденное.
– Дело есть.
– Зачем? Куда?
– У нас тут есть игровая комната.
– Ещё одна комната? Много же у вас их…
– Не капризничай.
Он встал. Его взгляд сверху вниз ждал от меня ответных действий.
– Может позже, – предположил я.
– А сейчас что? Будешь выковыривать ягодки из варенья?
Этим я и занимался.
Не дождавшись моего решения, мой собеседник вышел из-за стола и направился прочь.
– Удачи.
– Тебе тоже.
Мне казалось, отрицание поможет.
Не помогло.
Я посмотрел по сторонам. Ещё девять человек были разбросаны по столикам. Каждый что-то ел. Или пил. Я заметил одного жирдяя, что откинулся на спинку стула и, покачиваясь на задних ножках, амбициозно дегустировал кофе из маленькой глиняной чашки. На его столе стоял большой глиняный кофейник. В выражении лица этого человека не было волнения или беспокойства. Он был смиренно экзальтирован.
Но он, как и я, находился в тюрьме. Он был обязан иметь при себе что-то, похожее на переживания.
Но их не было.
Внезапно я понял, что не хочу стать этим человеком. Нежелание быть смиренным заставило меня действовать. Я отбросил вилку. Я встал из-за стола.
– Постой, – крикнул я.
Усатый обернулся.
– А что там есть?
– Шахматы и много всего прочего.
– Шахматы…
Мне показалось это интересным. Однако же мое умозрительное впечатление, соответствовавшее заданной точке пространственно-временного континуума, очень сильно рознилось с насущной реальностью. Я убедился в этом очень быстро. Для этого понадобилось лишь пересечь очередной порог.
– О, у нас новые игроки! Славно, славно…
Шагавший впереди, усатый Анфасий отошёл в сторону и из-за его спины возникла женщина. Она смотрела на меня с притянутой за уши улыбкой. Да и на остальных в помещении она смотрела точно также.
– Здрасьте.
Моя рефлекторная вежливость пришлась не к месту. Во всяком случае, так мне показалось.
– А шахматы-то где? – взбрыкнул я словом в адрес человека, приведшего меня на новую стезю.
– Так вот же они…
Анфасий развёл руками с таким тоном, словно я не понимал очевидного.
– И у нас как раз не хватало двух человек.
Старая кошелка продолжала улыбаться.
Именно старая!!!
Нет бы молодую ветром занесло. Я бы тогда возможно смог смириться с нюансами. Но не свезло.
Старая женщина смотрела на меня. Старая женщина ждала.
– Давайте уже, – требовал её слегка картавый голос, лишенный половины зубов.
– Чего?
Я не понимал, чего от меня хотят. Я видел комнату и шестнадцать мужиков, что стояли по стойке смирно в три шеренги. Про суть этого действа мне никто не донёс. Даже усатый Анфасий, обещавший чудеса, быстро слился и также быстро оказался в одной из шеренг.
– Ты… ты куда? – я попытался его окликнуть.
Но где уж там?
Он к тому моменту уже был на другом краю комнаты и прятался за чужой кучерявой башкой.
Мне естественно вся эта тема не понравилась.
Но что ещё я мог сделать?
Постарался остыть. Встал я, значит, в шеренгу, постоял с минуту, повертел головой из стороны в сторону. И чувствую, что не мое.
– Скучно у вас здесь, – говорю я тётке.
Она как раз закатила глаза к потолку и надрывно постанывала:
– Ме-ме-ме…
Тётка не ответила. Видимо была слишком увлечена дыхательным экстазом. Зато меня толкнул мой сосед по шеренге:
– Это не для веселья, – сказал он.
Его светло-зеленые глаза излучали чистое сияние доброго и светлого.
Я же смотрел на него, пытаясь выразить недоумение.
– Тогда для чего? – спросил я.
– Практикуем правильное отношение к женщинам.
– Это какое же.
– Стоическое.
– С хера ли?
Кривить лицо ещё сильнее было невозможно. Зато я мог сверлить горе-просветителя презрительным взглядом. Просверлить, конечно, не получилось, но я заметил закономерность: у этого человека тоже были пушистые чёрные усы. Такие же, как у Анфасия.
В голове поскрипели извилины, потом внезапно громко щёлкнуло умозаключение.
– Е мое…, – сорвалось с моих губ.
Я смотрел на одного, второго, третьего… Семнадцать человек стояли в непоколебимой позе перед изрыгающей стоны женщиной:
– Ме-ме-ме…
И у каждого из них были чёрные пушистые усы.
Нет! У меня не двоилось в глазах. И не троилось. И других степеней приумножения тоже не было. Я точно знал, что мой знакомый Анфасий (тот, что привёл меня играть в шахматы) сбежал на другой конец комнаты. И у него были чёрные с сединой волосы. А мой теперешний сосед по шеренге был рыжим с небольшими залысинами.
Взгляд пошёл дальше. Там были блондины, полностью лысые, сильно кучерявые…
– Как зовут тебя? – спросил я того, кто был рядом.
– Анфасий.
Это был окончательный удар по здравомыслию.
Возник кратковременный транс моего сознания. А потом я поступил так, как посчитал нужным.
Эффектно. Неотразимо. Неожиданно.
Захотелось порвать шаблон.
Я стал медленно стягивать с себя одежду. В этот раз меня не просили. Но в этом и заключался прикол. Каждый элемент гардероба я постепенно откидывал в сторону, пока не оказался гол как сокол.
Решил, это точно сработает.
Должно было. Я так думал. Но не сработало.
– Как вам такое отношение?! – после первой неудачи я захотел привлечь чужое внимание не только телом, но и словом, – Нравится?
Только снова нет. Не привлёк.
Прошла минута настойчивого ожидания. Всё-таки мне очень хотелось надеяться, что меня заметят и оценят, что семнадцать мужчин всё же оторваться от пустого таинства, которое им навязала чужая воля, и переключаться на что-то новое.
Я предлагал раздевание, возвращение к сути и естеству.
Однако мой личностный рост до голого короля никого не заинтересовал.
– Ме-ме-ме…
Ещё один миг и стало в конец скучно. Я понял, что оставаться нет смысла. Но и удаляться с позором мне не хотелось.
Я посчитал, что нехорошо признавать поражение. Моя гордость требовала ухода с высоко задранным подбородком. А потому я не стал собирать вещи с пола и вновь натягивать на тело. Я так и оставил их на полу, а сам вышел в дверь всё таким же – голым.
Мне показалось, это умная мысль.
Только лишь показалось.
– Здрасьте!
Я снова оказался в столовой. И теперь на меня смотрели два десятка женских глаз. Кто-то подавился…
– Да уж…, – прошептал я, но постарался быть стойким.
Голый, но король!
Как видно, завтрак для заключённых кончился. И вполне закономерно начался обед для сотрудников.
Но я-то не знал…
Неловкости или смущения я не чувствовал. У меня не было повода бояться собственного тела. А вот другие…
– Вам нравится? – спросил я у них.
Женщины молчали. Они пожирали своими жадными блестящими глазами мое низкокалорийное тело. Одна из них попыталась подняться со стула, влекомая моим мясом.
– Тук-тук-тук!!!
Её остановил громкий стук дверь. Три громких удара по дереву с выдержанными ударами. Женщины оглянулись на стук. Я посмотрел прямо.
И тут раздался грохот:
– Бах-барах!!!
Дверь в мгновение ока разлетелась на щепки. Женщины скрючились в защитных позах. Все они берегли лицо. Я же спасал куда более важные вещи.
Секундой позже дым рассеялся, град из щепок прекратился. Из обугленного дверного проёма появилась фигура. Я узнал её. Это была та самая девушка, которая так и не назвала мне своего имени. Она была со мной очень грубой. Она издевалась надо мной. Но при всём при этом я не желал ей зла. И поэтому когда я увидел её худощавое тело в светло-синем комбинезоне и очки, и черты лица, которые меня чем-то тронули и заинтересовали, из меня вырвались слова искреннего беспокойства:
– Что случилось?
Голубоглазая девушка не ответила. Она подалась вперёд, и из густой пелены дыма показалось поблёскивающее лезвие широкого ножа. Это лезвие было плотно прижато к её горлу.
– Что происходит? – повторил я.
Ещё немного движения вперед и из дыма показалась сжимавшая нож рука, потом появилась голова.
– Всем стоять! Не двигаться! – закричала голова.
Она была одета в розовый чулок. Голос определился как мужской.
– Это захват! Исполняйте приказы и с вами ничего плохого не случиться!..
Ситуация была внезапной, нежданно-негаданной. Понятное дело, что нервы тотчас взвинтились.
– Какие ваши оправдания?
Голова повернулась в сторону вопроса. Его задала женщина в большой фуражке. Её крючковатый нос выглядел недовольным.
– Никаких!
Чётко и ясно. Затем голова обратила взор на меня.
– Мне нужен он!
Я не удивился. Неприятности снова нашли меня.
– Что? Опять? Не нужно меня снова похищать. Мне прошлого раза хватило…
Интуитивно и логически я прекрасно понимал, что мои слова и доводы не имеют силы в данном контексте. Однако же не сказать своего «фу!!!» мне мешала моя гордость. И я ждал, что мне скажут:
«Закрой хлебало!»
Сильно и властно. От такого гордость обычно затыкается. Она начинает понимать кто в доме хозяин.
Но таких слов не последовало. Не было грубости и авторитарного приказа. Был лишь тихий шаркающий звук. Пронзительно-скоротечный. А потом на пол рухнуло худощавое тело в светло-синем комбинезоне.
– Пах…
Глухой удар костей о мраморную плитку.
Мне сразу стало не до гордости. Мои широко раскрытые глаза источали недоумение.
– Что?..
– Лови!
Я поймал. Получилось словно в пионерболе. Мной был перехвачен отличный бросок с восьми метров. В других обстоятельствах захотелось бы грамоту или медаль. Но сейчас в моих руках была отсечённая женская голова.
– Ты поймал! Поздравляю!
Я потерянно смотрел то на человека в розовом чулке, то на голову в руках.
Я пытался понять.
– Зачем? – спрашивал я, – Зачем?
И внутри меня что-то рушилось.
– Ты идиот?
Вот о чем волновался человек в розовом чулке. Он не хотел говорить о высших материях.
– Нет.
Я смотрел на него и не видел сожаления. Я видел кривую розовую маску на лице. Отверстия вырезались поспешно, без предварительной разметки. И потому получились неровными и слишком большими. Из-за этого обнаженной оставалась добрая треть лица, а то и больше. Отверстия для глаз сползали до середины носа. А отверстие для рта – на подбородок, обнажая редкую козлиную поросль.
Ещё я смотрел на голову в своих руках. Кровь стекала с кровоточащего обрубка шеи мне на живот, капала на гениталии. Не знал, зачем я снял с головы очки, а потом сложил их аккуратно. Наверное, я следовал некой внутренней примете, древней традиции «не разбей очки, а то…»
– Что?
Кого я спрашивал? Человека в розовом чулке? Или кого-то другого? Мир? Вселенную?
– А вы почему молчите?
Я словно обвинял.
– Да! Почему?
Человек с ножом не был моим союзником. Он издевался: надо мной, над двадцатью женщинами, парализованными страхом его присутствия, над комнатой для обедов и завтраков…
Все женщины молчали. Одна прежде что-то пикнула и на этом всё. И более того, они даже не смотрели в мою сторону. Период экстаза закончился. Они теперь вообще никуда не смотрели. Их зрение играло в странную игру, фиксировалось в самых бессмысленных точках мироздания. Это была причудливо-глупая зрительная гимнастика, которая преследовала единственно возможную цель – отрицание.
– Они не видят ни тебя, ни меня. Для них такой образ мира безопасен.
– О чем ты?
Мы перешли на «ты». Человек с ножом сорвал со своей головы чулок. Я отбросил мертвую голову в сторону. Прекрасные голубые глаза приземлились на один из столиков, а потом скатились вниз.
– Оставь их себе на память, – сказал человек, лишенный маски.
Он имел в виду очки в моей руке. Я посмотрел на очки, потом на того, кто мне их подарил.
– Ты – убийца, – обвинительно бросил я.
– И что?
На меня смотрел обычный молодой мужчина с короткими русыми волосами, с красивыми зелёными глазами, с прекрасной улыбкой.
– Спите!
Он приказал, но не мне. И уснул не я. Уснули женщины. Все они, словно мертвые, упали. Кто-то рухнул головой на стол, кто-то вместе со стулом завалился на пол. Совсем рядом одна из женщин расшибла себе голову при падении, и тонкая струйка крови потекла по мраморному полу крошечным ручейком.
Я отступил.
– Не бойся!
Я поднял взгляд с пола, посмотрел вперёд.
Красивые зеленые глаза смеялись.
– Это всего лишь кровь!
Так просто!!! Человек с ножом в руке двигался вперёд лёгкой поступью, переступая через неподвижные женские тела, перегородившие проход.
Ему было всё равно.
Я хотел ещё больше отступить. Но куда мог скрыться голый человек?
Нож приближался. И я не знал, что будет потом.
Что было у меня? Чужие очки?
Я посмотрел на сжимаемый рукой трофей.
– Они теперь твои!
Что это значит? Что значат его слова?
Я не понимал. Но тело о чем-то знало. И поэтому оно отвергло чужую вещь. Оно отбросило её, словно вещь прокаженного, словно большого мерзкого паука, словно мохнатую отвратительную гусеницу.
– Ну что же ты…
Человек с ножом рассмеялся горлом. И звонкое эхо этого леденящего хохота пронзило мне душу.
– Чего ты хочешь? – спросил я, понимая, что бежать мне некуда.
– Мне нужен ты.
– Зачем?
– Ты задаёшь слишком много вопросов.
– Это плохо?
– Как сказать…
Человек с ножом замешкал с ответом. Он задумался, а пока думал, использовал нож для забавы.
– Бамц…
Металл скользнул по плоти и по дереву. И три обрубка пальцев оказались в свободном полёте.
– Не надо! Что ты делаешь?
Я пытался остановить его уговорами. Лезть на нож я не решился.
– Мне скучно.
– Ты не должен этого делать…
– Должен.
Он смотрел мне в глаза. И мне передавалась неисчерпаемая ярость его действий.
– Ты и все эти твои друзья-женщины…
– Они мне не друзья.
– Зачем врать? Ты пляшешь голым под их дудку.
– Всё не так.
– Всё именно так.
– Это был протест.
Я не собирался что-то доказывать. Мне всего лишь хотелось постоять за правду.
– Чушь!
– Тогда убей меня!
Я увидел странное движение одной из лицевых мышц. Наверное, это было междометие.
– Что? – воскликнул я, пытаясь перевести мимику в слова.
– Возможно, позже.
Глава седьмая
– Итак, народ…
– А… Привет.
– Ты не один вернулся…
За пределами разорванного взрывом дверного проёма тоже встречались люди в розовых чулках. Их было немного, всего двое, но это уже было куда больше, чем мне того хотелось.
– Знакомьтесь…
Человек с ножом стоял у меня за спиной. Он говорил. Он обращался к своим подельникам. А они интересовались мной.
– Интересная добыча, не правда ли?
Я был его добычей? Нет, скорее пленником, человеком без одежды. Добыча по определению мертва, бездушна и делима на мелкие части и органы. А я был жив.
Рука человека с ножом медленно легла мне на плечо.
– Он – наш путеводитель.
Всё остальное было и так ясно. Но не это. И всё же подельников интересовало другое:
– А почему он голый?
Здесь куда сложней. Здесь нужно было объяснять. И это требовало времени. А времени не было. Взрыв должны были слышать. Некто мог вот-вот нагрянуть. Неподвижные тела могли обнаружить. К примеру, ещё парочка женщин с выпученными глазами. Они бы спросили:
«Как вам не стыдно?»
Что бы им ответил человек с ножом? Ему бы подошла реплика:
«Пошли на хуй!»
Он бы полоснул каждой из них ножом по горлу. И кровь заструилась бы по их тонким бледным шеям. Они бы сдохли. Лежали бы на полу и не двигались, как все те женщины, что остались за спиной. Те, что с головой и без неё.
– Выбирать не приходится. Берём, что дают.
Человек с ножом выдал истину в первой инстанции. С ней нельзя было поспорить. С ней можно было только согласиться.
– Тогда годится, – сказал один.
– Ладно, – сказал второй.
Два человека, замаскированных розовыми чулками, – один повыше ростом, другой пониже – переглянулись. Тот, что был выше ростом, не стал тянуть кота за яйца. Сиюминутное желание оказалось для него превыше всего остального.
– Да ну его, – сказал он и стянул маскировку со своей головы первым, – Кожа не дышит, вспотела.
Этот человек оказался молодым пацаном в возрасте примерно девятнадцати лет. Совсем сопляк. Но даже у него была своя перчинка. В глаза сразу бросилась мелированная причёска. К ней прилагался красиво очерченный рот.
Слащавость!!!
Вот каким было кредо его внешности. И потому волосы, что свободолюбиво вырвались из-под розового чулка, вовсе не растрепались безобразным образом, а встали, как полагается, то есть красиво.
– А коды доступа? – мальчик задал вопрос.
О, говорил он тоже слащаво.
А как иначе?
Такова уж была его неискоренимая суть.
В свою очередь голос из-за моей спины давал сопоставимые ответы:
– Они у него.
– Точно?
– Отвечаю.
Человек с ножом говорил и в то же самое время игрался. Странная манера стучать мне по голове костяной рукоятью, странная манера вертеть блестящим лезвием в поле моего зрения. Всё это было демонстрацией силы и уверенности. Но именно это и вызывало подозрение: зачем?
– Он нам их обязательно выдаст.
– Супер.
Я не имел ни малейшего представления о предмете разговора. Однако очень хотелось выжить. И я вроде как пообещал…
– Идём.
На этот раз рукоять уперлась мне в лопатку. Это подтолкнуло меня вперёд.
– Хорошо.
– Твоё согласие не требуется.
Меня толкнули ещё раз.
– А ты сними уже этот дурацкий чулок с башки.
Теперь уже обращались не ко мне.
Это под раздачу попал третий участник странной банды.
– Мы – «Свидетели пикапа», а не хер пойми кто.
Третий участник банды молча повиновался. Он стянул с себя чулок и сделал всё прочее, что было приказано. Но я не помню деталей. Я также не запомнил лица и внешности того человека. Внимание мое было в другой стороне. Оно пыталось справиться с болью, пронзающей голые ступни. Ведь я уже немногим ранее стоял босым на разбросанных осколках бетона и штукатурки. А теперь мне предстояло двигаться по ним и с ними. Я чувствовал как парочка самых мелких и острых кусочков шевелится под кожей при каждом новом шаге. Это было ещё то испытание.
– Это тебе наказание за твои блядские выходки, – время от времени добавлял человек с ножом.
Он издевался.
Мы бродили около получаса то по одним, то по другим коридорам, но так никуда не вышли и не пришли. Это было очень утомительно, но, в конце концов, спустя ещё полчаса в мое левое ухо ворвался резкий крик:
– Стоять!
Затем меня очень больно схватили за шею. Кажется, человеку с ножом внезапно захотелось повысить планку собственной злобы. Оно и понятно. Он тоже устал. Человек с ножом и сам об этом упомянул:
– Я устал.
Так просто…
Только вот почему-то виноватым он определил именно меня:
– Мы ищем Третий манускрипт «Доктрины Кварта». Мы знаем, что он здесь.
– Отлично, – прошептал я, превозмогая боль в шейных позвонках.
– Веди нас.
– Куда?
– Сам знаешь.
Но я не знал.
Однако мне было точно известно, что мои в кровь исколотые ступни не выдержат ещё одного кругового движения в никуда.
Это было бы чересчур.
Мое дыхание на короткий миг стало прерывистым. Глаза бегали. Потом я сказал:
– Туда.
Заявление сорвалось с языка неожиданно выдержанно. Словно некая вера в наивысший абсолют вселилась в мой голос, сделала его своим незыблемым проводником.
– Наконец-то…
– Рад стараться.
Игнорируя нацеленный на меня сарказм, я сделал усилие над собой и выдавил из себя ещё несколько шагов, оставивших на напольном покрытии скупой кровавый след.
Так, кусая собственную слабость тела, порождённую болью и жжением в ступнях, я добрался до первой попавшейся двери. Я толкнул её. Дверь распахнулась.
– Надо же…
Раздался удивлённый возглас за моей спиной. Но мне было не до этого. Уж слишком сильна была боль в ступнях.
Большой стол полукругом, три больших монитора и человек, сидящий на барном табурете к нам спиной. Человек был полуголым толстяком, оставившим на себе из предметов гардероба только большие широкие трусы и чёрные носки.
Желтый цветочек, голубенький цветочек, зелёный квадратик – таким был дизайнерский рисунок трусов толстяка. Но у меня не было и таких.
– Возьми вон ту обувь и ту одежду.
Странно, но человек с ножом внезапно перестал быть безразличным к моим нуждам. Впрочем, случайностью здесь и не пахло. Я был хорошим мальчиком.
– О!
Приказ человека с ножом привлек внимание человека в цветастых трусах. Его толстая шея развернула одутловатое лицо с выраженной щетиной в нашу сторону.
– Сюда, сюда… Скорее!..
Быстрым движением руки он энергично привлекал к себе внезапно нарисовавшихся гостей. Его лицо, несмотря на одутловатость, было полно живого энтузиазма, азарта и счастья. И все ломанулись на призыв. Клюнули.
Я едва успел натянуть чьё-то драное шмотье и чьи-то стоптанные ботинки, чтобы не опоздать.
– Смотрите!
И все смотрели. Я смотрел из-за спин прочих. И мы видели.
Но что мы видели?
Много-много фоток молодящейся бабы с рыжей копной на голове?
– Жена? – спросил я.
Это был вариант ответа, который первым приходил в голову.
– Нет, конечно же.
– Тогда кто она?
Тут уже спрашивал человек с ножом. Его красивые зеленые глаза недобро посмотрели в мою сторону. Они предлагали мне заткнуться.
– Дура тупая!
Свисающий на стол живот толстяка затрясся от дерзкого хохота.
– Вот же овца!