Подобным же образом клиент, покинувший кабинет врача, должен теперь вступить в мир, в котором люди, с которыми он сталкивается, не задумываются о выстраивании его самооценки, они не могут проявлять бесконечное терпение, пока он борется со своими речевыми заморочками. Люди во «внешнем» мире могут спешить, быть грубыми, неосведомленными, занятыми своими делами. Хуже того, клиенту, возможно, придется вернуться в семью, где все замкнуты, относятся друг к другу предвзято, понятия не имеют о том, что ему нужно.
Поскольку новая позитивная внутренняя система, которую он выстроил в кабинете терапевта, еще очень ненадежна и хрупка, ее легко сломать отсутствием поддержки. Внезапно этот клиент, который имел такие явные успехи в клинике, оказывается парализован и не в состоянии говорить по возвращении домой или на работу. Техника речи, с таким трудом наработанная, кажется слишком сложной для применения при панике, возникающей в отдельных речевых ситуациях. Риск превышает допустимый уровень, и он (или она) возвращается к старой привычной речи.
Есть масса логопедов, которые совершенно убеждены в том, что улучшение речи их клиентов связано в первую очередь с их успехами в конкретной методике. Эти практики попадают в ту же ловушку, что и исследователи в Хоторне, исходно делавшие попытку объяснить повышение производительности труда женщин в помещении для намотки катушек. Если бы исследователи не попытались объяснить свои выводы путем снижения освещенности в помещении для работы, они легко могли бы заключить, что улучшение производительности целиком и полностью связано с яркостью освещения. Таким же образом и врачи, которые сконцентрированы только на формировании хорошей речи, могут заключить, что улучшения – результат только тех методик, и не придают значения отношениям между ними и клиентами.
Оба примера – работницы на предприятии и клиенты логопеда – показывают значимость эффекта Хоторна, а во многих случаях и его доминирующую роль в любом повышении или снижении показателей. Более сложной задачей является закрепление новых эмоций, восприятия, убеждений, намерений и поведения даже в условиях недружественной среды.
УСТАНОВКИ ПО УМОЛЧАНИЮПрямо сейчас я работаю на моем компьютере Macintosh и пользуюсь популярным текстовым редактором Microsoft Word. Каждый раз, когда я открываю новый файл Word, программа задает определенные свойства документу. Поля автоматически устанавливаются на 0 дюймов слева и 6 дюймов справа. Шрифт всегда Times Roman, 14-й кегль. Текст выравнивается по левой стороне, остается рваным справа. Это установки документа по умолчанию, и каждый новый файл, который я открываю, имеет подобный вид. Я не предпринимаю для этого никаких действий.
Но если мне захочется, я могу поменять эти параметры в любом файле, который выберу. Пусть, скажем, я начинаю новый документ. Я могу использовать различные выпадающие меню, чтоб поменять шрифт на Helvetica, 12-й кегль. Я могу подправить печатаемое влево или вправо, сдвинуть поля к 1,5 дюйма с левой стороны и к 5 дюймам с правой. Могу подвинуть крайний левый табулятор на половину дюйма. Все, что будет напечатано в этом файле позже, будет отформатировано в соответствии с заданными мной параметрами.
Но когда я закрою этот документ и создам еще один файл, его настройками по умолчанию будут все те же, что и до того, как я изменил параметры в предыдущем.
Почему так? Почему установки последнего документа не такие, как у предыдущего? Ведь тот содержал самые последние стилистические изменения!
Ответ такой: я не поменял установки по умолчанию.
Чтобы изменить установки по умолчанию в Microsoft Word, надо сделать кое-что еще. Я должен открыть меню, которое позволяет мне установить другой стиль текста. Я выбираю новый параметр. Потом кликаю мышкой на кнопку, на которой написано «Использовать по умолчанию» (Use as default). Сделав это, я увижу, что уже не только следующий документ, но и каждый новый документ, который я создам, будет иметь те параметры, которые я выбрал. Я создал установки по умолчанию.
Способ функционирования моего текстового редактора аналогичен тому, как работает человеческая психика. Пусть, например, вы регулярно посещаете логопеда. В один прекрасный день вам покажется, что достигнут заметный прогресс. Вы не встречаете ни единого ступора. Из-за того, что ваш логопед беспокоится о вас, поддерживает и понимает, вам легче говорить в его присутствии.
Потом вы покидаете его кабинет и попадаете на улицу.
Вы попадаете в новую среду (аналогично тому, как открываете новый файл). Вы идете к остановке и ждете автобуса, чтобы доехать до дома. Он подходит, вы платите за проезд, приходит время сообщить водителю, куда вам нужно.
Опа! Слово на «t» (transfer)! Таких слов вы боитесь. Десятки, нет, сотни раз вы обнаруживали, что когда вам нужно сказать слово transfer, ваш язык оказывался прилипшим к небу. Почему же после той легкости в кабинете, когда «t» слетало с вашего языка безо всяких усилий, как капля из неприкрытого крана, почему вы вдруг застряли на слове «transfer»?
Именно чрезмерная напряженность момента заставила вас сорваться. Хотя ваш прогресс в кабинете логопеда и был очевиден, новое восприятие, убеждения и речевое поведение еще не набрали достаточную силу, чтоб стать установками по умолчанию. Они еще только должны организоваться в самоподдерживающуюся систему, то есть стать достаточно сильными, чтобы противостоять давлению внешнего мира.
Давайте более подробно остановимся на различных установках по умолчанию и том, как они структурируются для совместной работы. Как описано в предыдущем разделе «Введение в новую парадигму заикания», я обнаружил, что к системе заикания относятся шесть элементов, которые необходимо рассматривать проявлениями сложной системы взаимоотношений. Эту систему я назвал Гексагоном Заикания.
Каждая из этих точек имеет свои собственные настройки по умолчанию. И если вы не сможете поменять эти настройки, вы не сможете создать и новую самоподдерживающуюся систему.
УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ № 1: ЭМОЦИИЕсть определенные чувства, которых люди всеми силами стараются избежать: страх, беспомощность, подавленность, гнев и уязвимость – среди тех, что сразу приходят на ум. Сильные эмоции могут вызвать обычное нарушение, которое мы назвали «запинки»[10] – оно возникает, когда люди расстроены, запутались или сбиты с толку. Но запинки это не то же самое, что ступоры, которые характерны для хронического заикания, и эмоциональная нагрузка у них совсем другая. На самом деле люди запинаются регулярно и даже не осознают этого. Только тогда, когда они на самом деле не могут сказать ни слова, как бы они ни старались, они впадают в состояние паники. Это зависит от того, сколько и каких эмоций мы готовы вынести.
Возьмем, для примера, девушку, которой сложно выразить то, что она чувствует, находясь с кем-то в отношениях. Есть множество чувств – гнев, боль, страх, отверженность, – которые она не позволяет себе испытывать. То, с чем она хочет или не хочет иметь дело, – это установка по умолчанию для ее чувств. Рассмотрим различные варианты того, каким образом эта установка вероятно проявится.
• Джейн испытывает смешанные чувства по поводу расставания со своим молодым человеком. С одной стороны, эти отношения на нее давят. С другой стороны, она чувствует, что парень от нее зависим эмоционально и будет уничтожен, если она от него уйдет. Ситуация для нее безвыигрышная. Приходит тот вечер, когда она хочет сказать ему о разрыве. Но ее настолько страшит предстоящий разговор, что она ступорит почти на каждом слове. И то, что она говорит, произносится без особого чувства.
• Начальник Джейн хочет предложить ей новую должность, к которой она не чувствует себя готовой. Она хочет отклонить это предложение. Ей бы хотелось сказать: «Можно мне отказаться?», но ее страх того, что она окажется «плохим» человеком, удерживает ее от выражения своих ощущений. Тем не менее ей нужно что-то сказать. Эта необходимость вгоняет ее в стресс. Это также переносит ее назад к контакту с парнем и всеми ее невысказанными эмоциями. Ее отклик по умолчанию – уйти от стресса и паники, чтобы не испытывать всего этого. Все заканчивается тем, что она сдерживает себя ступором на слове «можно».
• Джейн останавливается заправить машину. Ей нужен полный бак, и к ней подходит сотрудник, чтобы помочь. Она ощущает что-то похожее на борьбу авторитетов, и это вызывает чувство дискомфорта. С одной стороны, она является заказчиком, покупает бензин – то есть главенство за ней. С другой – у нее присутствует чувство, что «рулит» здесь работник заправки. Есть сотрудник, мужчина, стоящий рядом и ждущий ее слов. Каковы его мысли? Что она, по его мнению, должна сделать? Что он ждет от нее? В этот момент ее отношения с сотрудником – как лоскутное одеяло из всех тех невысказанных мыслей и чувств, что она носит в себе. Он просто манекен, на который проецируется весь ее эмоциональный багаж. Когда сотрудник спрашивает: «Что делаем?», она проецирует все эти свои темы на настоящую ситуацию. Она хочет сказать: «Полный бак», но вдруг обнаруживает у себя ступор на слове «полный».
В каждом из этих случаев Джейн прячет себя от произнесения «страшных» слов (которые, скажи она их, усилили бы ее эмоции) до тех пор, пока у нее не остается опасений, что выражение чувств вытолкнет ее за пределы зоны безопасности.
УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ № 2: УБЕЖДЕНИЯВсе мы имеем определенные убеждения о себе, других и ожиданиях окружающих относительно нас. Убеждены ли мы в собственной ценности? Убеждены ли мы в том, что вправе говорить то, что хотим? Должны ли мы быть совершенны? Верим ли мы в то, что если кто-то говорит уверенно, то он знает правду? Верим ли мы, что всякий раз, когда мы отвечаем перед классом, обращаемся с вопросом к незнакомому человеку или разговариваем с родителями либо с учителем, нас всегда оценивают? Убеждения работают либо на нас, либо против. Наши убеждения или убеждения относительно нас не создают ступоров, но помогают сформировать мышление, которое провоцирует речевые ступоры: мышление, которое побуждает нас сдерживать себя и уходить от выражения того, что мы думаем и чувствуем, или того, в котором спонтанное самовыражение важно и ценно.
Откуда берутся эти убеждения?
Есть два варианта.
Первый – они возникают благодаря событиям, которые с нами произошли, и тому, как мы их объясняем. Второй – они навязаны родителями, учителями и другими авторитетными для нас людьми, чьи слова мы воспринимаем как закон. Что бы ни знали и ни говорили эти «авторитеты», все для нас истина в последней инстанции. Почти всегда их интерпретация реальности имеет искажения, поскольку прошла через набор их собственных убеждений относительно вещей. Без вариантов. Если мы рассматриваем их как мудрых и знающих взрослых и если они с таких позиций говорят о мире, то мы, как маленькие дети, вбираем это в себя без всяких вопросов.
Когда эти убеждения становятся всеохватывающими и всепроникающими, когда они настолько плотно окутывают нас, что становятся невидимыми, как воздух, которым мы дышим, тогда мы уже не в состоянии рассмотреть и проверить их. Но иногда в системе есть трещина. Это может быть личный опыт, отношения, неожиданное происшествие, которое вдруг выталкивает такие привычки из тени и делает их осязаемыми. Иногда простая проверка таких коренных убеждений может иметь потрясающие драматические последствия.
Вот что произошло с молодым человеком из следующей истории, тем, кто провел всю свою жизнь в соответствии с образом «приличного мальчика». Он был клиентом Уильяма Перкинса (William Perkins, Ph. D.), бывшего директора Центра заикания в Университете Южной Калифорнии, который утверждает, что это единственный пациент, которого он знал, который начал с тяжелого заикания, но вдруг сам собой излечился. Перкинс вспоминает:
Один молодой, симпатичный, успешный архитектор, живший до сих пор с матерью, никогда не встречался с женщинами. Он был мягким, вежливым, скромным, высоким и очень привлекательным, но слишком робким, чтобы завести с кем-нибудь отношения.
Наши занятия проходили по вечерам в понедельник и в четверг. Зачастую они посвящались тем ограничениям, которые, по его мнению, накладывало на него заикание. Несколько недель я пытался понять, кем он мог бы быть, если бы не прятался за своей проблемой. Каждый раз он меня долго благодарил в дверях, прощаясь.
Спустя полгода занятий, на которых я уже привык к его манере общения «слово в минуту», я еще думал, насколько же разителен контраст: когда юноша молчал, его внешний вид был безукоризненным – но как только он начинал говорить, поведение становилось совершенно хаотичным.
Я оказался совершенно не готовым к тому, что случилось дальше. Такое бывает буквально раз в жизни. Я едва узнал его, когда он пришел на очередное занятие. Он выглядел так, будто его сбил грузовик. Совершенно растрепанным, небритым, неухоженным, с мешками под глазами. Одежда его выглядела так, будто он в ней спал.
Шок вызывало и то, насколько молодой человек взбудоражен. Обычно он казался спокойным, за исключением моментов, когда нужно было говорить. Но не сегодня. Он был сильно встревожен. Его возбуждение и внешний вид просто шокировали. Но еще более обескураживала его речь: она было совершенно свободной.
В четверг, после нашего занятия, он, как обычно, лег спать. Говорит, что совершенно не ожидал того, что произойдет. Утром в пятницу он позвонил в свой офис, как обычно делал, чтобы понять, насколько сильным будет его заикание. К своему изумлению, заикания он не обнаружил. Ощущение было, что разверзлись небеса и дали ему наконец то, что он желал всю свою жизнь. Тем не менее он знал, что долго так продолжаться не будет, поэтому он в тот день остался дома, чтобы позвонить всем своим друзьям, которых только смог вспомнить. Ему хотелось наслаждаться свободой, пока она еще не кончилась.
Когда он проснулся в субботу, то ожидал, что будет заикаться снова, но как бы не так. Речь снова была свободной, так что он начал пробовать, может ли он заикаться. Не получилось. Когда он ложился спать, у него уже появилось опасение. Он точно знал, что это золотое время должно закончиться, но что если нет?! Он понятия не имел, как существовать на этой неизведанной территории.
Суббота закончилась, началось воскресенье. Теперь он действительно был напуган перспективой того, что не будет заикаться. К вечеру воскресенья, по его словам, он чувствовал себя, «будто голый на Таймс-сквер». В течение месяца он был сильно встревожен своим состоянием без заикания. Я мог только догадываться о том, что последует далее, по сокращению потока благодарностей в мой адрес.
Когда тревоги поутихли, миру явились серьезные личностные изменения. Вместе с заиканием ушел «отличный парень». Вместо благодарностей, даже при малейшем намеке на замечания, он едва не рычал. Он снял квартиру, купил кабриолет Thunderbird и приступил к завоеванию женского населения Лос-Анджелеса. После примерно двух лет бума одна из завоеванных завоевала и его.
(Из «Языковых войн» Уильяма Перкинса (Tongue Wars by William H. Perkins, Athen Press, Inc), печатается с разрешения)В данном случае поразительные перемены были, по-видимому, вызваны пониманием (возможно, полученным в ходе терапии) того, что больше не нужно строить свою жизнь в соответствии с ожиданиями других людей. Юноша не должен был поддерживать дальше свои старые представления о том, что ему необходимо быть «паинькой», – те установки, которые цепями сковывали его бешеное, бурлящее, активное «я». В какой-то момент это понимание набрало «критическую массу» и возникло изменение восприятия. Больше не было нужды сдерживаться и прятать от самого себя свою личность и чувства.
И вдруг, о чудо! Он создал другую установку по умолчанию, которая предоставила ему гораздо больше возможностей для маневров и действий в соответствии с его подлинной сущностью.
УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ № 3: ВОСПРИЯТИЕТретий набор установок, контролирующих наше заикание, связан с нашим восприятием. Поговорите с пятью свидетелями автоаварии, и вы, вероятно, получите пять разных версий случившегося. Восприятие человека формируется его ожиданиями, предрассудками, предрасположенностью и тем, как у них все с утра сложилось.
Люди часто путают восприятие и убеждения, поэтому давайте для начала разберемся, в чем тут дело.
Убеждения – это стабильные ожидания того, что есть и что будет. Например:
Женщины – плохие водители.
Я буду заикаться всегда, когда надо сказать свое имя.
Джордж – хороший человек.
Saturn – автомобильная компания, которая заботится о людях.
Убеждения могут существовать и при наличии доказательств обратного. Например, у вас есть Saturn. Однажды вы поехали отремонтировать машину к дилеру, и там произошла какая-то неприятность. Возможно, механик забыл поменять вам масло, или вы заплатили за работу, которая не была выполнена полностью. Тем не менее вы все еще сохраняете свое убеждение, что компания заботится о своих клиентах и что ваши проблемы с отделом обслуживания были просто исключением.
Восприятие, в отличие от убеждения, это то, что происходит прямо сейчас, в реальном времени:
Продавщица смеется надо мной.
Понятно, человек уверен, раз он так говорит.
Она по-настоящему прекрасна.
Когда у меня был ступор, человек, с которым я разговаривал, сильно смутился.
Понятно, что есть тесная связь убеждений и восприятия. Проявляется это в том, что ваши убеждения определяют суть того, что вы воспринимаете, а то, как вы воспринимаете, влияет на то, как вы отреагируете. Вот примеры:
• Девушка, страдающая анорексией, видит свой образ в зеркале и считает, что выглядит нормально. Это восприятие – ее установка. Если она прибавит в весе на полкило-килограмм, она испугается, что толстеет, и начнет прибегать к процедурам снижения веса.
• Женщина с повышенной чувствительностью к критике верит, что для того, чтобы ее любили, она должна всегда быть совершенством. Ее установка – в концентрации на собственных бесчисленных «недостатках».
• У мужчины слабый голос. Настолько слабый, что другие с трудом его слышат. Тем не менее для него такой голос нормальный, и любое его усиление кажется чрезмерным. Слабый голос – это его установка.
Что бы нами ни воспринималось – чьи-то сильные стороны или собственные слабости, – все это автоматически переходит в наши установки по умолчанию.
УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ № 4: НАМЕРЕНИЯНамерения играют ключевую роль в создании речевого ступора. Чтобы лучше понять это, представим ситуацию, не имеющую отношения к речи, в которой человек обнаруживает себя в ступоре.
У Джорджа есть любимая лошадь по имени Танцовщица, которая у него уже пятнадцать лет. Джордж ее очень любит. Фактически Джордж растил ее с жеребенка. Однажды он поехал прокатиться по округе. На скалистом участке, где тропа была очень неудобной, лошадь вдруг испугалась гремучей змеи. Танцовщица встала на дыбы, споткнулась и, к ужасу Джорджа, сломала себе ногу.
Перелом тяжелый, поправить ничего нельзя. Лошадь мучается. К сожалению, вопросов о гуманности действий здесь не стоит.
В сумке на седле у Джорджа есть пистолет, который он берет с собой для защиты от змей и диких животных. Лошадь лежит на земле в явной агонии. Джордж становится перед лошадью и целится между ее глаз. Он собирается нажать на курок, но палец его онемел. Джордж не может им пошевелить. Он не способен заставить себя убить одного из лучших друзей.
В этот момент намерения Джоржда раздваиваются. Его оружие направлено в голову Танцовщицы. Он знает, что должен нажать на спусковой крючок, а его палец замер, потому что стоит им пошевелить и прекрасные 15-летние отношения закончатся навсегда! Какой-то промежуток времени принуждение себя нажать на курок и не нажимать на него находятся в равновесии.
Джордж в ступоре.
Как вы можете видеть, ступор образуется при наличии двух равновеликих сил, действующих в противоположных направлениях. Джордж не может двинуться ни туда, ни сюда.
Как можно выбраться из ступора? Есть два варианта, и оба позволят ему освободиться.
• Джордж может не стрелять в лошадь, избавив себя от боли прекращения отношений. Конечно, тогда ему придется иметь дело с другими вопросами.
• Джордж может принять всю тяжесть будущих эмоций и осознанно нажать на курок, освободив лошадь от боли.
Любой ступор, речевой или какой-то еще, определяется так: существует пара сил, равных по величине, но противоположных по направлению. Ничего загадочного в этом нет.
А теперь добавим сюда загадку, немного закрутив сюжет. Допустим, что Джордж не знает о своих глубоких чувствах к лошади, – по какой-то причине они запрятаны так глубоко, что эмоции не поддаются осознанию. Итак, Джордж поднимает пистолет, прицеливается в голову лошади. Собирается нажать на курок.
А палец не двигается. Он пробует снова.
Снова ничего не выходит – палец будто заморожен.
Как так может быть? Может, у него в мозгах какая-то таинственная аномалия, которая является тому причиной? Выглядит именно так, поскольку замерший палец иначе не объяснить.
Настоящая причина, конечно, в том, что Джордж не хочет в тот момент нажимать на курок. Он не готов вытерпеть боль расставания с животным. Но он об этом не знает, вот почему палец кажется загадочным образом заблокированным.
Та же самая ситуация возникает и при речи. Вы хотите что-то сказать и в то же самое время испытываете ощущение угрозы, боитесь, что окажетесь за тем порогом, который у вас есть желание перейти. Поэтому вы сдерживаетесь, и в течение какого-то времени эти силы находятся в равновесии. Если это становится вашим обычным образом действий в стрессовых речевых ситуациях, то такой способ самовыражения будет вашей установкой по умолчанию и вы будете обнаруживать себя привычно сваливающимся в заикание и ступоры, которые выглядят необъяснимыми.
УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ № 5: ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ РЕАКЦИИВаше тело генетически запрограммировано на реакцию типа «бей или беги» в любых ситуациях, когда обнаруживается угроза вашему физическому выживанию. Такая программа «прошита» в самой древней части мозга и появилась миллионы лет назад. Рассчитанная на то, чтобы давать вам дополнительный ресурс в любой ситуации, когда ваша физическая безопасность находится под угрозой, реакция «бей или беги» вызывается массой различных вещей, таких как шорох в высокой траве – признак того, что рядом скрывается хищник, готовый наброситься.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В 1999 году совет директоров NSP проголосовал за изменение названия организации, и она стала называться NSA (Национальная ассоциация заикающихся). К тому времени организация давно уже переросла рамки просто «проекта». Далее в книге будут ссылки и на NSP, и на NSA.
2
Это текст презентации, сделанной Джоном Харрисоном на Первом всемирном конгрессе речевых нарушений. Конгресс спонсировался Международной ассоциацией свободной речи и проходил 1–5 августа 1994 года в Мюнхене.
3
Под излечением я понимаю вовсе не то, что я стал контролировать заикание. Я имею в виду то, что заикание не просто исчезло, оно перестало вызывать у меня эмоциональный отклик. Страх речи в моей жизни тоже перестал играть роль. Фактически я получаю удовольствие от любой возможности поговорить, говорю ли я по телефону или обращаюсь к аудитории.
4
How to Rid Yourself of Stuttering in under 60 Seconds. John C. Harrison, J. Fluency Disord., 16 (1991) 327–333.
5
Я не был первым, кто почувствовал, что одного слова «заикание» для точного описания явно недостаточно. Статья в Журнале Речевых Нарушений в декабре 1989 года, написанная Р. М. и С. И. Боэмлерами (R. M. Boehmler и S. I. Boehmler), посвящена той же теме.
Цитирую. «Специалисты по речевым и языковым нарушениям согласны с тем, что причина заикания неизвестна. Такой пробел связан не с отсутствием исследований на этот счет, а, возможно, с неправомерностью такой постановки вопроса. Мы бы рассказали о происхождении отдельных компонент, которые все вместе и образуют заикание, если бы нам были заданы более конкретные вопросы». Далее в статье говорится: «Термин “заикание” используется для обозначения широкого спектра поведения, ощущений и явлений. Этот термин используется как обозначение абстрактной концепции. Использование таких абстракций в исследовательской работе может привести к постановке вопросов, не имеющих ответов в стандартах научной методологии. Невозможно получить конкретные научные ответы на абстрактные, нечетко поставленные вопросы. Вместо того чтобы спрашивать «что вызывает заикание?», более продуктивным выглядит отделение вопросов о нарушениях от вопросов относительно ступоров… Вместо этого мы могли бы спросить: «что вызывает неконтролируемые повторения?» или «что вызывает ступоры?». Клинически продуктивно было бы двигаться дальше и сформулировать гипотезы возникновения конкретных типов затруднений и подкатегорий традиционных видов речевых нарушений. Глоточный зажим вовсе не обязан вызываться той же причиной, что и языковый. Приписывать единое происхождение всем повторениям тоже не выглядит логичным».