Дети Света
– Спасибо, Сарай. Теперича уходи.
– Водицы бы мне, – Сарай даже покашлял для убедительности, – а то умаялся я ради вас.
Герд слышал, как Олва ровным шагом ушла и вернулась обратно, как булькал водою Сарай, а потом еще сладко причмокивал и утирался рукавом. Самого его уже трясло от бешенства.
– Ну все, побег я, – наконец, закончил тот, и Олва захлопнула дверь.
Проходя мимо его комнаты и даже не задерживаясь, чтобы заглянуть в нее, она крикнула:
– Пять минут на сборы. Брать только самое необходимое.
Герд встрепенулся, зажег свет и начал методично сбрасывать в рюкзак те вещи, которые первыми приходили ему на ум. Он выгреб из комода чистые трусы, майки и носки, упаковал запасные штаны и несколько рубашек. Потом, оглядевшись, засунул туда новые кеды – подарок Геры на день рождения. Они ему не очень нравились, но сейчас привередничать было некогда. Еще раз бросив взгляд по сторонам, он схватил электронный планшет со стола и отправил его к остальным вещам. Последними он погрузил в рюкзак все свои документы без разбору и сгреб все имеющиеся у него деньги. Может, это сказывалось действие алкоголя, но страшно ему не было. Все его чувства обострились до предела, мыслил он ясно, как никогда. Он, правда, совершенно не понимал, что делать дальше, но уверенность и спокойствие Олвы вселяли в него надежду. Он просто сделает то, что она ему скажет, и довольно с него.
Когда он выскочил из комнаты, закидывая по пути рюкзак за плечи, Олвы в доме уже не было. Входная дверь была распахнута, со двора доносился рык мотора, Олва завела пикап. Он запрыгнул на пассажирское сидение, и они тут же тронулись с места. Огни не зажигали.
На дороге было пусто и тихо. И ни зги не видно. Вдруг машину сотряс жуткий грохот, будто по ней палили, как по консервной банке. Герд инстинктивно закрыл голову руками и бросился под сидение. Когда он открыл глаза и понял, что Олва даже не моргнула, продолжая пристально вглядываться в дорогу, он устыдился собственной трусости.
– Это-то Старта, – пояснила тетка, – на ходу в кузов запрыгнула.
– А! Я совсем про нее забыл, – кляня себя, Герд забирался обратно на сидение, что было совсем не просто: пикап на ухабах бросало из стороны в сторону так, что несколько раз Герд больно ударился головой сначала о переднюю панель, а потом о потолок машины.
Сколько они так проехали, он не знал – потерял счет времени. Знал только одно, погони за ними пока не было. Затем Олва резко свернула с дороги в лес. Стало еще темнее. Как она ориентировалась и вела машину так целенаправленно, Герд ума не приложил, более того, Олва, оказавшись в чаще, выдохнула и явно расслабилась. Она точно знала, что делала.
– Что происходит-то, Герд? – тетка опередила его с вопросом.
– Я залез в госархив библиотеки, который под землей, по пропуску Хама, – выпалил он, скрывать это теперь не имело смысла.
– Понятно. Нашел, что искал-то?
– Не сказал бы. Но я нашел то, за что меня запросто казнят. При хорошем раскладе. – Переведя дыхание, он спросил: – Олва, куда ты меня везешь?
– Времени-то подумать совсем не было, мне жаль. – Она вздохнула и покачала головой. – Действовать приходится слишком быстро, а другого плана-то у меня все равно нет. Ты ведь меня не предупреждал, ничего не рассказывал…
– Куда ты меня везешь? – снова повторил Герд осипшим от напряжения голосом.
Олва виновато на него посмотрела:
– В Противостояние.
Герд вытаращил на нее глаза. Все это время он мог просто все рассказать. Довериться самому близкому, самому родному человеку на свете и оказаться там, где и хотел. Но вместо этого он потерял полтора месяца! От досады и злости Герд закусил губу. Только бы для Даяны не было слишком поздно. Этого он себе никогда не простит.
– Ты член сопротивления? – глухо отозвался он.
– Нет, – Олва замотала головой. – Я-то не член сопротивления. Но я знаю, где их найти.
Пикап встал посреди непроходимого леса. Олва заглушила мотор.
– Дальше мы пойдем пешком. – Она вылезла из кабины и зажгла фонарь.
Из кузова выпрыгнула Старта. Оттуда же Олва достала свой рюкзак, ружье и повела Герда в дебри. Идти было трудно, света фонаря хватало только, чтобы освещать путь Олве. Герд спотыкался о корни деревьев, часто падал, разодрал себе веткой губу и щеку.
– Откуда ты их знаешь? Как ты попала к ним? – впопыхах донимал он тетку.
– Я их укрываю. Иногда, – дыхание у Олвы тоже сбилось. – Как-то такой же ночью ко мне постучались. Их было двое. Один из них был ранен. Так и понеслось. Они приходят, я их кормлю, отмываю, потом, когда опасность минует, отпускаю. – Она резко остановилась, дала знак рукой не шевелиться, погасила фонарь и прислушалась. Спустя минуту, снова включила свет и двинулась вперед, но уже осторожнее. – В общем, помогаю я им, – шепотом продолжила она. – Редко, правда. Так-то вот. У них тут в лесах база, или как это еще назвать, чего-то типа перевалочного пункта. Граница жешь рядом.
Теперь они шли молча, идти и одновременно говорить Герду стало невмоготу.
– Стой теперича, дальше-то я пойду одна. Засекут двоих – начнут палить. Это, если, конеш, нам повезет, и они вообще тут будут. – Олва оставила его с собакой в кромешной темноте.
Герд уселся на кочку, ноги его держать отказывались. Он нащупал и обнял овчарку, другой поддержки сейчас не было. Минут через пятнадцать Олва вернулась в сопровождении мужчины с автоматом. Такого оружия Герд никогда не встречал, оно было слишком старого образца и в Бабиле не использовалось. Олва что-то тихо сказала высокому стройному, как дерево, автоматчику, и тот остался ждать в нескольких шагах от них, тут же слившись с кустами.
– В общем, ты-то пойдешь с ним, – сказала Олва, снимая с плеч рюкзак и протягивая его Герду. – Я тут тебе тож собрала немного. Стандартный набор для выживания, какой обычно им собираю, – она мотнула головой в сторону автоматчика. – Старту-то тож возьми с собой, пусть хоть кто-то свой рядом будет, – голос ее дрогнул.
– А, а ты?! – Герд вцепился в рукав Олвиной рубашки. – Ты что же, не пойдешь? – Только сейчас он осознал, что подвергал смертельной опасности и ее.
– А я-то назад. Утром вернусь в дом с парой зайцев, скажу, охотилась, – бодрым голосом заявила она.
– Олва, что ты несешь, там же посуда в доме осталась и бутылка… и вообще! – Герд тряс ее руку, будто это могло помочь.
– Нет, я все убрала, – твердо ответила она. – Я-то привычная за эти годы всегда быть готовой к приходу гвардейцев. Пару раз они даж являлись. – Она задумалась и замолчала.
– Олва, нет, – взмолился Герд, – мы пойдем вместе! Олва, ты не понимаешь, они страшные люди! Ты даже не представляешь, что я знаю… – Герд не мог дальше говорить, в горле встал ком.
– Да все я представляю, – раздраженно перебила она его, – думаешь, самый умный?
– Олва, они тебя будут пытать, а потом убьют, – еле выдавил Герд, глаза нестерпимо жгло.
Олва не смотрела на него, она смотрела в небо. Над головами у них раскинулось черное полотно с россыпью драгоценных сверкающих камней.
– Чему быть, того-то не миновать. Все в руках Создателя. Это твой путь, Герд, не мой.
– Что, о чем ты говоришь? – Герду хотелось выть от отчаяния. – Какого еще создателя, что ты несешь? Олва, я умоляю тебя, пойдем вместе!
– Нет. Прощай, Герд. – Она насильно высвободила свою руку из его хватки, крепко обняла за плечи и прошептала. – Я благословляю тебя, племянник. Будь тверд и мужественен.
И ушла. Разжала объятия, развернулась и, не оглядываясь, скрылась за деревьями. А Герд остался стоять, словно врос в землю, и смотреть туда, где еще мгновение назад мелькнул ее фонарь. Внутри него разверзлась пропасть, огромная черная дыра, из которой пришло знание, что он больше никогда не увидит свою тетку.
Старта заскулила у его ног, Герд вздрогнул и повернулся туда, где должен был стоять повстанец. Тот не заставил себя ждать.
– У тебя в вещах есть какие-либо электронные приборы? – хриплым простуженным голосом спросил он.
– Да, – Герд тряхнул головой, возвращаясь к действительности. – Планшет.
– Его придется оставить здесь, – отвечал ему тот. – Любые штуки с чипами с собой брать нельзя, по ним нас могут выследить.
Герд присел на корточки и стал на ощупь копаться в своем рюкзаке, но в темноте это было ой как нелегко делать. Наконец повстанец догадался посветить ему, и дело пошло быстрее.
– А паспорт? – спросил Герд, неожиданно вспомнив. – В карточку паспорта-то тоже вставлен чип.
– И его тоже, – был ответ.
Когда планшет и паспорт были аккуратно сложены в корнях деревьев и присыпаны хвоей, а сам Герд снова стоял с рюкзаками за спиной, автоматчик глухо поинтересовался:
– Готов?
– Да, – ответил Герд, производя над собой титаническое усилие и сглатывая подступившую к сердцу горечь.
– Тогда крепись, парень, нам идти всю ночь.
Часть 2. По другую сторону
Глава 1. Отделение
Герд сидел на стуле в забытьи. Голова запрокинута, глаза полуприкрыты, видно, как блуждают незряче белки и ходит вверх-вниз кадык. Руки безвольно повисли, ноги вытянуты вперед. Он так устал, так хотел спать, но не мог. Все тело горело, голова и ноги гудели. Его мучили жажда, голод и разочарование. Бесконечное разочарование. Он провел в таком состоянии уже много часов подряд.
Над ним слабо мерцала лампочка, отнюдь не энергосберегающая, обычная, таких в Бабиле не встретишь. О нее неустанно и столь же безуспешно бился мотыль. Герду было до тошноты противно слушать звук ударов крыльев о стекло и о потолок. Он морщился.
Выключил ли он в коттедже Олвы свет перед уходом? А дверь? Закрыл ли он входную дверь? Если гвардейцы обнаружили по их исчезновению распахнутую настежь дверь и свет повсюду, то в сказку про охоту будет очень трудно поверить. Герд снова поморщился: в нее в любом случае будет очень трудно поверить. А про него? Что Олва сочинила про него самого? Что он просто удрал в лес? А она решила никому ничего не сообщать, а беспечно отправилась пострелять дичь? Это же подсудное дело! Или она догадалась сказать, что ходила на его поиски?
От всех этих вязких, тягучих, липких, как клей, мыслей хотелось стонать. В висках стучало набатом. Герд напрягся, повернул голову вправо и с трудом открыл глаза.
В тусклом свете виднелся стол. Низко склонившись над ним, сидел человек. Он не обращал на Герда внимания, Герда для него как бы не существовало. Грузный потный мужчина что-то бормотал под свой крючковатый нос, тер кустистую бровь и слюнявил кончик огрызка карандаша. Потом начал царапать им на клочке бумаги – настоящей пожелтевшей от времени целлюлозной бумаги, – лежащем перед ним. От этого нового звука Герд поморщился в третий раз. «Пора прекращать кривляться», – вяло одернул он себя.
Герд повернул голову на другой бок и в который раз осмотрел гараж. Кроме них двоих в нем сейчас никого не было. О том, что здесь обитают еще люди, напоминал только беспорядок повсюду. Лавки вдоль стен были завалены всякой всячиной: грязные гимнастерки, дырявые носки, ботинки, шнурки, пустые автоматные магазины, гильзы, гвозди, окурки и какая-то труха неизвестного происхождения. Покидали этот ржавый гроб в спешке. Тоска стальными иглами вонзилась Герду в легкие, не давая вздохнуть. А может быть, это просто здешний воздух, которым невозможно дышать.
Он тащился в эту дыру четыре дня, точнее, три полных ночи и еще один день. Вслед за своими меняющимися проводниками, имен которых он так и не узнал, Герд бежал, шел, полз, а один раз даже переходил реку Бакарру вброд. Никто ему ничего не объяснял, задавать же вопросы сам он не решался. Время от времени Герд только получал скупые инструкции о том, что ему делать в следующие пять, десять, пятнадцать или двадцать минут, чтобы их не засекли государственные дроны, а потом снова наступали целые часы безмолвия.
Где-то под утро один проводник оставлял его в укрытии и исчезал в неизвестном направлении, будто растворялся в воздухе, но уже через некоторое время на его месте так же загадочно возникал другой, и все повторялось сначала.
На исходе первой ночи, когда они остановились на дневку в буераке, самый первый его провожатый сообщил, что только следующей ночью ими будет пересечена граница Бабила, хотя по представлениям самого Герда они уже должны были ее достичь.
– Я думал, – ворочаясь с боку на бок и не находя удобного положения среди бурьяна, бормотал Герд, – к утру мы будем в лагере Противостояния.
– С чего ты это взял? – повстанец грубо усмехнулся.
– Ты говорил, что мы будем идти всю ночь… – Герд замялся. – Я подумал, это значит…
– Вот мы и шли всю ночь, – оборвал его на полуслове тот и отвернулся.
Следующей ночью Герда ожидало все то же самое. Он просто переставлял ноги и старался ни о чем не думать. Старта послушно брела рядом. Только ближе к утру его проводник приказал не шуметь, потому что впереди – граница.
Герд встрепенулся и стал озираться по сторонам, но никаких признаков приближающейся границы в предрассветных сумерках не обнаружил: ни пограничников, ни постов, ни хотя бы заборов с колючей проволокой – ровным счетом ничего. Герд озадаченно уставился на повстанца, а тот, словно прочитав его мысли, довольно хмыкнул.
– А ты чего ожидал? Зубчатые стены в километр высотой и ток по всему периметру? Бабилу это ни к чему, лучше всяких стен и оков клешни вашего поганого Диктатора. – И он сплюнул на землю.
Через час у Герда сменился проводник. Теперь это была женщина. Она безразлично смерила Герда взглядом, пожала плечами и молча повела его на дневку.
– Сколько нам еще идти? – спросил Герд, снимая рюкзак, разминая руками плечи и почти не надеясь на утешительный ответ.
– Еще долго. – Голос у нее оказался низким.
Продолжать движение вперед после пересечения границы стало намного сложнее. И дело было не только во все возраставшей усталости. С каждым новым шагом становилось труднее дышать, а воздух в свою очередь становился, как и описывал в своем рапорте гвардеец, суше и горячее.
Привычные леса сменились сначала лесостепью, а затем и просто степью с высокой, в человеческий рост, но мертвой травой. Пот градом катился по спине Герда, Старта шумно дышала, свесив язык, потом начала сипеть. Проводница оглянулась на них, остановилась и достала из своего вещмешка пузырек с какой-то прозрачной жидкостью.
– Искусственная Атмосфера осталась позади, – пояснила она и протянула пузырек Герду. – На, смочи гелем какую-нибудь тряпку и повяжи ею лицо. Это поможет – смягчит воздух. На собаку тоже что-нибудь повяжи, да смотри, чтоб не сбросила, ей гель вряд ли придется по вкусу. Хотя он вроде и без запаха.
Герд опустился на колени и стал ковыряться в своем рюкзаке в поисках чего-нибудь подходящего. И уже когда он почти решил, что придется пустить на лоскуты одну из его маек или рубашек, ему на ум пришло, что он еще ни разу не открывал того рюкзака, что собрала в дорогу для него Олва. В груди что-то гулко ухнуло, когда Герд потянул за бегунок. В нос ударил удушливый запах еды, пролежавшей в рюкзаке больше двух суток. Старта чихнула, а Герд, морщась и кляня себя за тупость, стал извлекать протухшее содержимое наружу. Было особенно обидно еще и потому, что это время питание их было весьма скудным. Повстанцы безропотно делились провиантом, но рассчитан он был на одного человека, а не на двух, да еще и собаку.
Проводница восхищенно присвистнула и извлекла из своего вещмешка небольшого размера саперную лопатку.
– Это придется закопать, нам нельзя оставлять за собой такой шлейф.
Герд кивнул, принимая из ее рук лопату и кладя ее рядом. Также им были обнаружены полуторалитровый бутыль с водой, фонарик, пластиковый контейнер с медикаментами, кремень, складной нож, компас, его собственная зубная щетка и, к немалому удивлению, два головных платка. Не носовых, а именно головных, которые Олва лично носила, работая в поле или огороде. Как раз эти-то платки лучше всего и годились для того, чтобы повязать их вокруг лица на манер маски.
Неужели она предусмотрела это? Герд поочередно обильно смочил платки гелем и повязал один на себя, а другой на упиравшуюся Старту. Неужели Олва предвидела, что платки им понадобятся? Или ей рассказывали об этом те из сопротивленцев, что находили у нее приют? И ведь она именно два платка положила, а не один, про собаку и ту не забыла.
На какое-то время идти действительно стало легче, только нещадно пересыхали глаза – моргать было мучительно больно, словно в них насыпали по горсти песка в каждый. Но вот, перестал спасать даже чудо-гель. Во рту у Герда появилась горечь, голова раскалывалась, нещадно кололо в боку, а перед глазами плясали разноцветные пятна. Конечно, зачем нужны заборы, если человеку просто нечем дышать, и проблема пересечения границ решается сама собой!
Старту начало шатать. Когда Герд уже решил, что еще пара шагов, и он потеряет сознание, проводница остановилась. Они сели в траву, полностью скрывавшую их от посторонних глаз, и начали чего-то ждать. Герд жадно пил, стараясь унять головокружение, пока проводница косилась на него. В ее взгляде мелькнуло нечто вроде сочувствия.
– Ничего, – глухо сказала она, – ты скоро привыкнешь. Так не будет всегда. И ты, и твоя собака научитесь дышать этим воздухом. Нашим воздухом. – Женщина недобро рассмеялась. – Другого у нас все равно нет. Человек ведь ко всему привыкает, ко всему приспосабливается, – она прервалась, закашлявшись, – только живет меньше.
Через полтора часа вдалеке на дороге поднялась пыль.
– Это за нами, – пояснила проводница и поднялась.
Скоро Герд уже мог различить силуэт приближавшейся к ним машины, а еще через несколько минут к ним подкатил пикап цвета хаки, из высокого, крытого брезентом кузова которого на дорогу спрыгнули трое мужчин с винтовками наперевес. Двое из них молча смерили Герда угрюмыми взглядами, пока третий о чем-то тихо переговаривался с его провожатой. Из кабины высунулась кудлатая голова давно небритого водителя, близоруко прищурилась на Герда, передвинула языком из одного угла рта в другой дымящуюся сигарету и лукаво подмигнула ему. Затем провожатая хлопнула Герда по плечу и кивнула в сторону кузова, а когда он вместе со Стартой туда влез, последовала за ними. Следом еще двое. Последнего третьего уже нигде не было видно. Он сменил женщину на посту, догадался Герд. Один из повстанцев стукнул по кабине кулаком, подавая сигнал водителю, и машина тронулась с места. Они покатили по ухабистой дороге навстречу рассвету.
Протряслись весь день, прежде чем на закате прокопченный, покрытый оранжевой пылью с головы до ног и ни на секунду не сомкнувший от жары глаз Герд увидел впереди лагерь. Старый, ржавый, неизвестно как и откуда взявшийся гараж стоял прямо посреди вытоптанного поля. Возле него были припаркованы три пикапа – братья-близнецы того, на котором сейчас подъезжал к лагерю Герд. Чуть поодаль были разбиты две большие военные палатки, между которыми сновали несколько человек. Все они были вооружены и одеты в одинаковую желто-коричневую форму. Оба проводника Герда и тот мужчина, что сменил его спутницу на посту, были одеты по-разному, но все в серо-зеленой гамме. «Видимо, в маскировочных целях», – заключил про себя Герд.
Их пикап припарковался возле других. Все стали лениво из него выгружаться, но только женщина-проводник направилась непосредственно к гаражу и скрылась внутри, прочие же разбрелись кто куда. Герд со Стартой остались ждать снаружи. Некоторые из повстанцев, проходя мимо Герда, останавливались и разглядывали его. Молча, без особого интереса, но и без видимой неприязни, скорее, просто равнодушно и как-то устало. Потом продолжали идти по своим делам. Казалось, что все их чувства поблекли, выгорели на безжалостном солнце, так же, как и их черты лица, так же, как и земля вокруг.
Наконец проводница вернулась и кивнула Герду на гараж за своей спиной.
– Заходи, – она широко зевнула, – только собаку пока оставь здесь.
Герд отправил Старту в тень, а сам шагнул за скрипучую железную дверь.
Внутри гаража было темно и еще жарче, чем снаружи. Раскаленный солнцем за день в железном коробе воздух чуть не сшиб Герда с ног. Пошатываясь, он сделал несколько шагов навстречу тусклому, брезжащему откуда-то спереди свету. Гулко раздались его шаги – звук рикошетом отскакивал от пола и стен.
Источником света служила лампочка, свисавшая на тонком проводе с потолка, под которой за столом сидел толстяк, уткнувшись в бумаги. Как он ухитрялся что-либо читать, а потом еще и писать при таком слабом освещении, Герд не понимал. В мокрой насквозь рубашке и в кителе, толстяк немилосердно вонял на весь и без того душный гараж.
Герд остановился напротив стола, загораживая собою свет, но толстяк даже не поднял на него глаз. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он, так и не удостоив вошедшего взглядом, гавкнул:
– Садись.
Герд опустился на стул.
– Имя?
– Герд.
– Откуда прибыл?
– Из Бабила.
– Фамилия, стало быть, тоже имеется? – Толстяк извлек откуда-то замызганный листок бумаги, послюнявил огрызок карандаша и начал царапать им по нему.
– Имеется, – был ему ответ.
– Ну и какая же? – рявкнул толстяк, злобно зыркнув на Герда.
– Вайра.
– Полное количество лет?
– Пятнадцать.
– Из какого населенного пункта поступил?
Герд помедлил, прикидывая, что лучше ответить.
– Из Цивилы.
И тут его в первый раз удостоили хоть сколько-нибудь продолжительным взглядом. Толстяк даже прищурился, внимательно разглядывая его, и после недолгого молчания продолжил:
– Состояние здоровья?
– Удовлетворительное. – Герд практически выплюнул это слово толстяку в лицо, такая внутри него вскипела злость. Он совершенно не так представлял себе Противостояние и свое вступление в его ряды.
Но тот никак не отреагировал на выпад и больше ничего не спрашивал, продолжая марать бумагу своими сальными пальцами. Герд просидел еще несколько минут, ожидая, не испепелит ли он ненавистного крючкотвора взглядом, а затем бессильно отвел глаза.
И тут в гараж стали забегать повстанцы. Они в суматохе что-то хватали с расставленных вдоль стен лавок, что-то на них бросали, сталкивались друг с другом, приглушенно ругались и выбегали обратно. Один из них подскочил к столу, бесцеремонно швырнул под нос толстяку какую-то записку прямо поверх бумаг, которые тот заполнял, и с воплем «мы в рейд» выскочил вслед за остальными. Толстяк выругался и смахнул записку в сторону. В гараже снова воцарилась тишина, только снаружи раздавались звуки отъезжающих машин.
Герд не выдержал:
– Сколько мне еще ждать?
– Сколько нужно, столько и ждать, – был ему ответ.
– Я могу идти? – Герд яростно сжал кулаки.
– Нечего по лагерю шататься.
– У меня там собака осталась, дайте хоть ее пристроить!
Толстяк не то крякнул, не то хмыкнул, но больше ничего не сказал. Герд почел это за согласие и выскочил вон.
Старта ждала его там же, где он ее и оставил. При виде Герда она едва приподняла морду и слабо повиляла хвостом. Перед ней на земле виднелся засохший сгусток чего-то желтого, а на пасти – пузырьки пены.
– Ее вырвало желчью, – лениво пояснил эту картину дежуривший неподалеку сопротивленец.
Герд с силой вцепился зубами в нижнюю губу, подавляя рычание.
– Где мне раздобыть какую-нибудь миску или плошку? – процедил он.
– На кухне. – Караульный, на вид паренек не многим старше Герда, тощий, желтушный, как после болезни, махнул в сторону одной из палаток.
Через минуту Герд вернулся с миской и напоил обессилевшую овчарку водой. Напившись, она тут же заснула, тревожно подергиваясь и поскуливая. Герд вздохнул. Стремительно темнело.
Он вернулся обратно в гараж и уселся на тот же самый стул напротив толстяка. Удобнее было бы лечь на одну из лавок, но страх, что тогда о нем окончательно забудут, взял верх. Так Герд хотя бы мог мозолить болвану глаза, глядишь, тот быстрее бы его и пристроил. Как только он сел, толстяк булькнул, но вслух недовольства не высказал.
Томительно потянулись часы. Герд не знал, что его убивало сильнее: холод – теперь температура стремительно падала, заставляя зубы отбивать сумасшедшую неконтролируемую дробь; голод – толстяк несколько раз покидал свой пост, а когда возвращался, от него пахло чем-то съестным и кислым, Герду же он ужинать не предлагал; усталость – пошли вторые сутки без сна; или отчаянность его положения в целом. Сначала он еще злился, что придавало сил, но постепенно всякие силы его окончательно покинули, оставив после себя только пульсирующую по венам боль, тяжесть во всем теле и пустоту в груди.
Так минула ночь. Герд беспомощно сидел на стуле и был уверен, что уже не сможет с него подняться, даже если это все-таки от него потребуется. В приоткрытую дверь он видел, как светало. А затем Герд услышал рев многих моторов и по звуку догадался, что подъехало машин больше, чем уехало накануне. Через минуту в гараж целой гурьбой стали заваливаться усталые повстанцы, нескольких Герд, кажется, даже узнал. Пограничный отряд вернулся из рейда.