Королевская кровь. Горький пепел

Глава 6

17 марта по времени Туры, Лортах

Макс возвращался в свой двор после долгого общения с главой поселения Нерхой. В доме было темно – верно, уже легли спать, – а в высоком окошке ванрана виднелись всполохи свечи. Значит, кто-то из женщин ждет его там.

Он, погруженный в свои мысли, распахнул низкую дверь, шагнув внутрь, – и оскалился, задохнувшись от агрессии. На него вместе с клубами пара и травяным запахом пахнуло кровью, мгновенно обострив все ощущения. Он мотнул головой, захлопывая за спиной дверь и двигаясь дальше, – и увидел в пару сначала девичий силуэт полубоком: светлые завитки вокруг лица и черные мокрые крылья, прямую линию шеи и плеч, царапающие белые колени, подтянутые к юной груди, – а потом только сообразил, что в ванране полукругом у почти потухшей жаровни сидят все три женщины. Нагие.

Богуславская, мгновенно прикрывшись крыльями, взглянула на него красными, как у кролика, глазами, шмыгнула носом и жалобно попросила на рудложском:

– Профессор, отвернитесь, пожалуйста. Я уже ухожу. Только оденусь…

Разум возвращался, и Макс замедленно, словно ушибленный, отвернулся к двери. Очень захотелось об эту дверь постучаться головой. Очень.

– Уходите все, – сказал он резко и глухо. – Я помоюсь сам.

За его спиной женщины быстро и послушно зашуршали вещами.

– Постелите мне и Алине в доме, – бросил он через плечо. – Сами поспите на сеновале. Венин, принесешь сюда мне чистую одежду.

– Ды-а-а, – с готовностью откликнулась бывшая рабыня. Принцесса почему-то сердито засопела, но ничего не сказала, и он, оставив их одеваться, вышел в темноту, с наслаждением вдыхая ночной воздух.

«У тебя просто очень давно не было женщины, – напомнил он себе. – И кровный поиск работает. Он выдохнется. Недолго осталось».

Макс покачал головой, глядя на две несущиеся по небу ноздреватые луны и думая, что неплохо было бы сейчас закурить. И что идея ночевать в одном помещении с Богуславской не относится к разряду лучших. Но уходить на сеновал к женщинам или отправлять ее к ним – еще хуже. Она должна быть на виду, чтобы он мог ее защитить. Ведь если в поселении был один лазутчик, вполне может затаиться и второй.

За его спиной открылась дверь, и мимо прошлепали три женщины. Принцесса обернулась на него, укоризненно поблескивая фосфоресцирующими глазами, но опять промолчала и пошла вслед за Далин и Венин в дом. А Тротт наконец-то зашел в остывший ванран, где все еще агрессивно пахло кровью. Кинул на себя взгляд в обсидиановое зеркало, поморщился и, достав нож, принялся бриться. А затем разделся и, облив себя еле теплой водой из кувшина, начал быстро натираться жесткой мыльной рогожкой, раздумывая о том, что ему рассказал глава поселения Не́рха.

Пожилой дар-тени встретил Макса у ворот дома, и по блестящим глазам и нетерпеливым подергиваниям черных крыльев было понятно, что он едва сдерживается, чтобы, как остальные жители, не побежать смотреть на крылатую девку самому.

– Проходи, заждался уже, – сказал он вместо приветствия. Смуглое лицо его, покрытое сеточкой морщин, было напряженным. – Почему не привел ее?

– Устала, – сухо ответил Макс, хлопая главу по плечу, – завтра насмотришься.

Нерха провел его в дом, кивком приказав женщинам выйти. Сам налил гостю ягодного взвара из печного горшка и сел, поставив большие кружки на стол. Макс отпил – надо было, чтобы не обидеть, – и только потом спросил:

– Что там с лазутчиком? На заставе Верша сказал, что поймали кого-то.

– Поймали, – кивнул Нерха, взяв и свою кружку. Отхлебнул, вытер ладонью рот. – А, хорошо!.. Новостей много, обожди, по порядку расскажу. Так что, лазутчик, да. Пришел недавно с группой беглых рыбаков, попросился жить. Стали мне доносить, что выспрашивает ненароком про тебя, куда ушел, чем занимался, где дом твой. Я велел последить. Поначалу тихо себя вел, работал хорошо. А поймали, как в дом к тебе ночью пытался забраться. Потом врал, что лез посмотреть, как что устроено у тебя… да под ножом запел. У баб хотел твоих силой выведать, где тайники твои, куда девку повести можешь. И знал ведь откуда-то, что ты девку нашел и сюда идешь! От кого бы?

– От старого знакомого, видимо, – буркнул Тротт и пошевелил отросшими крыльями. – Пса из твердыни. Мимо него на скалах проскользнули, да успел увидеть меня с девкой. – Он отпил обжигающего взвара. – Потолковать с лазутчиком этим можно?

– Нельзя, – усмехнулся Нерха. – До тебя потолковали.

Тротт поморщился, но кивнул понимающе.

– Уходить надо вам поскорее, – проговорил он. – Еще день-другой – и сообразят, что мы уже здесь. А там если Источник еще ослабнет, так вырежут тут всех, Нерха.

– Без тебя понимаю, – мрачно откликнулся глава поселения. – В горы уже мужики ушли, готовят высокое убежище. Несколько дней, и тронемся. Непросто все оставить-то тут нажитое. Я вон своим дурам сказал, так вой подняли. – Он досадливо цыкнул сквозь зубы. – Но это наше дело. У тебя важнее. Эт, посмотреть бы на нее… – Он вздохнул, наткнувшись на непроницаемый взгляд Макса, отпил из кружки. – Еще надеюсь, что императору и псам его не до нас. – Глаза Нерхи заблестели. – Открылся проход-то, Охтор! С три декады назад врата в другой мир открылись, а то и больше. И война началась. По трактам, в харчевнях только о том и болтали. Мужики, кто приходил к нам, тоже о том. Я послушал-послушал, велел поймать кого на дороге из норов, поспрашивать. Поспрашивали, – он опять недобро усмехнулся. – Рассказал, что открылось несколько врат на равнине у трех вулканов. Карту нарисовал, как дойти. Сейчас дам посмотреть. Очень жить хотел. – Он сплюнул на чистый пол. – Говорил, войска тха-нор-арха уже в ином мире воюют, побеждают, и генералы его шлют сюда сокровища и рабов.

– Наврал, может? – чувствуя, как неприятно пролетел по спине холодок, поинтересовался Макс. Лагерь иномирян, который он видел по пути в Лакшию, тоже стоял недалеко от равнины с тремя вулканами.

– Нет, – покачал головой Нерха. – Не врал он, Охтор. Я думал идти уже к тем вратам, но раз там армии стоят, то только на смерть идти ведь. А помереть я и здесь успею. Так что придется тебе у Источника помощи просить… Я же сны теперь ясные вижу. – Он понизил голос. – Раньше смутно все было, а как раз как слухи о войне начали ходить, стал запоминать их, яркие, четкие! Не каждый сон, но все же помню! Я, но другой, в одежде чудной, без крыльев, и будто живу в огромном поселении, называется Залесье. Дом большой, ровно как муравейник каменный, только вместо муравьев люди. Жена у меня там. Лиза, – он моргнул, – не боится меня совсем, смеется. Дети. Еды вдоволь. Снится, что на улицу выхожу, а там повозки по дороге сами двигаются металлические. И войну показывают в ящиках таких, телефисорах, Охтор. Охонгов, раньяров. Говорят, к нам движутся. Наши из поселения тоже ко мне ходят, рассказывают. У многих тоже сны о другом мире. Кто-то во сне уже воюет в бескрылом теле, кто-то живет в поселении, которое армия императора заняла.

– Плохо, – ровно проговорил Тротт, мысленно пообещав себе обдумать это потом. – Но я бы на то, что о нас забудут, не рассчитывал. Мы пойдем дальше к Источнику, а вы уходите, Нерха. Надеюсь, праотец наш нам всем вернуться поможет, раз уж врата открылись.

– Зачем идти? – удивился глава. – Вам здесь через горы по прямой перелететь, а ты обходить вздумал?

Поселения дар-тени располагались вдоль широкого горного плато, треугольником опоясывающего тонущий континент. Вот в вершине этого треугольника и располагалась долина, где Охтор нашел Источник. Из их поселения можно было долететь до долины за несколько дней.

– Меня пока крыло не держит, – признался Тротт неохотно, – а девка вообще птенец неоперившийся. Да и опасно в воздухе, раньяры кругом, если рухнет защита Источника, поймают. По горам я ее пешком не потащу, поэтому пойдем долинами, а до этого нужно пройти по лесу, сам знаешь. Будем держаться вплотную к поселениям, чтобы не попасть на ловчих. В одном месте только придется обходить горы по землям врага.

Глава хмурился, подергивая желтоватыми от прожитых лет кончиками черных крыльев.

– Возьми с собой бойцов, – предложил он. – Сейчас гонца пошлю по поселениям, завтра слетятся сюда, а с утра уже можете выходить. Всяко не помешают тебе, Охтор.

– Толпу заметят скорее, чем двоих, – возразил Макс. – И медленнее будем идти.

– А ты не отказывайся, – рассудительно проговорил Нерха. – Тебе что надо? Дойти до Источника. С охраной надежнее. Бойцов хотя бы десяток – и уже спокойнее будет. Ну что, звать?

Макс подумал, похмурился, допил взвар и встал.

– Зови, – сказал он. – Благодарю за новости, Нерха. Пойду я. Завтра еще поговорим.

Скрипнула дверь ванрана – Венин зашла с одеждой и, положив ее на лавку, взяла его грязные вещи, сноровисто замочила в лохани с мыльной водой, начала настирывать, радостно поглядывая на него. Волосы у нее немного отросли, сама она поправилась, из взгляда почти ушло затравленное выражение.

– Иди, спину мне помоешь, – проговорил Макс, и бывшая рабыня, всплеснув руками, схватила рогожку и подбежала к нему.

Она терла между крыльями и вокруг них, а Тротт закрывал глаза. Это было приятно. Как и женские губы на коже меж крыльями.

Он обернулся – Венин отпрянула, посмотрела на него выжидающе. Сильно пахло кровью, поэтому он был взбудоражен, и не было никого вокруг. Но Макс не торопился. Успеет еще.

– Тебе здесь хорошо? – спросил он, касаясь ее горла.

Венин кивнула, потерлась щекой о его ладонь.

– Не двигайся, – предупредил он, обхватывая ее шею пальцами. – Я попробую еще подлечить тебе связки. Сразу после этого не говори, подожди хотя бы до завтрашнего утра.

Девушка зажмурилась и замерла – и он начал вливать в нее крохи силы, ощущая, как сожженные храмовым напитком голосовые жилы восстанавливаются, вновь обретают эластичность…

В глазах потемнело, и Макс пошатнулся – Венин рванулась к нему, подхватила, придержала, пока он приходил в себя. Голова кружилась, запах крови принцессы резал ноздри, душу выворачивало, как резал.

– Помоги мне выйти, – просипел он. И потом, после того как она дотащила его до выхода, велел ей уйти и долго стоял на легком ветерке, потекшем с гор, остывая и приходя в себя.

Когда Макс вернулся в дом, Богуславская уже спала, накрывшись покрывалом и отвернувшись к стене. В комнате горела тусклая лучина на столе. Далин, молчаливая и тихая, постелила ему на кровати, а принцессе – на лавке напротив, и сейчас ждала у постели.

– Иди к Венин, – Тротт говорил едва слышно, но принцесса заворочалась, засопев и поворачиваясь к ним лицом. Покрывало слетело на пол, сорочка сбилась, обнажив плечо и по-девичьи округлые коленки, а Алина, повозившись немного, снова мерно задышала, чуть запрокинув голову.

Далин успела дойти до двери, когда он сжал сухие губы и позвал:

– Принеси мне молока. Пить хочу.

Слепая ушла, лучина почти догорела, и Макс, лежа на кровати, смотрел на нее и думал, что нужно встать и затушить. Но в ноздрях еще щекотало отзвуком кровного поиска, а крошечный огонек бросал тени на колени девушки, лежащей напротив, на тонкие щиколотки, на кисть, закинутую за голову, на расслабленные пушистые крылья – и угадывались под сорочкой очертания груди, и все это будоражило, злило, раздражало до боли в висках.

Далин зашла с кувшином – спускалась за ним в погреб, – мягко прошла к кровати, наклонилась, протягивая его Тротту.

– Спасибо, – буркнул он мрачно, садясь и принимая кувшин. Отпил, наклонился, поставив его на пол, и привлек Далин к себе. – Ни звука, – сказал он, по бедрам поднимая ладонями ее юбку. Женщина от неожиданности вцепилась в его плечи руками. – Тихо, Далин, тихо…

Лучина заморгала, высвечивая светлые вихры и чуть приоткрытые полные губы, – и погасла. И Тротт закрыл глаза и увлек Далин на кровать.

Алина, так уставшая за этот долгий день от целой кучи противоречивых впечатлений, заснула на удивление быстро. А проснулась от странного звука – проснулась, не открывая глаз, неохотно выплывая из сонного марева. Пахло гарью, деревом и чем-то терпким. Звуки, разбудившие ее, постепенно обретали четкость, окраску.

Скрип. Вздохи. Что-то тихое и неразборчивое глухим мужским голосом.

Алина недоуменно поморщилась и открыла глаза. Темнота расцвела бархатными тенями и отступила перед ночным зрением – и принцесса, едва не пискнув, зажала себе рот рукой.

Прямо напротив нее, на узкой деревянной кровати лежала женщина, вцепившись пальцами в простыню и жарко выгибаясь ягодицами назад. А над ней, вжимая ее в постель, опираясь на руки и судорожно дыша, двигался профессор Тротт. Обнаженное тело его было влажным от пота, лицо – незнакомым, диким, крылья нервно подрагивали и глаза светились зеленью. Но смотрел он не на женщину. А на нее, Алину.

Взгляды их встретились – ее словно ледяной плетью полоснуло, а Тротт дернулся, прошептав какое-то отчаянное ругательство, оскалился, запрокидывая голову и зажимая рот своей женщине – точно как Алина зажимала себе, – и застонал уже в голос, наваливаясь на партнершу и вбиваясь ожесточенно, грубо. Лицо его исказилось, а принцесса зажмурилась от страха, услышав тяжелый, рваный стон, – и сорвалась с места, к двери, выбежав в темный двор. Ей было так стыдно, что щеки горели и тело было слабым и горячим почти до болезненности.

Максу потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и еще несколько, чтобы натянуть штаны. Экстатическая хмарь отступала неохотно, вязко. Далин села на кровати, испуганно поводя головой:

– Охтор, я виновата?

– Нет, – бросил он, направляясь к двери. – Не бойся. Одевайся и иди к детям.

Он нашел Алину у дальнего сарая – принцесса сидела прямо на земле, спрятавшись за колодой с дождевой водой: колени прижаты к груди, крылья закрывают голову и плечи. По мере того как Макс подходил ближе, она все ниже опускала голову и все сильнее обхватывала себя крыльями, вжимаясь в деревянную стену.

Тротт остановился, молча глядя на нее. Его отпускало – и наваливались и облегчение, и раздражение, смешанное со злостью и тяжелой гадливостью по отношению к себе. Разгоряченное тело, которое еще потряхивало от недавнего удовольствия, холодило ветерком. Принцесса сопела себе в коленки, в чертовы царапающие его коленки, не поднимая глаз. На секунду протянула руку потереть мокрую щеку – и в промежутке меж крыльями мелькнуло ее лицо: зажмуренные глаза, закушенная нижняя губа. Макс беззвучно выругался. Естественно, она испугалась.

– Хорошо, что вам хватило ума не убежать со двора, – сухо проговорил он совсем не то, что собирался.

Принцесса засопела так зло, что казалось, она сейчас вскочит и набросится на него. Ладони в кулаки она, во всяком случае, сжала. Макс поморщился, прошелся туда-сюда мимо нее, не понимая, как объяснить все, чтобы не напугать еще больше. Рассказать про кровный поиск? Про обостренные инстинкты и что это пройдет? Как объяснить то, что у самого вызывает недоумение и неприятие?

Он остановился, вздохнул…

– Пойдемте в дом, ваше высочество, – голос прозвучал раздраженно и глухо. – Неразумно здесь сидеть.

Сопение стало совсем уж угрожающим, и Богуславская еще и отвернулась, всем видом показывая, что разговаривать не собирается и никуда не пойдет. Плечи ее были опущены, и сама она казалась такой маленькой и невинной, что Максу стало совсем тошно.

– Алина, простите за эту сцену, – слова давались тяжело. – Я не хотел вас напугать. Поднимайтесь. Заночуете в доме, я покараулю у двери. Вам ничего не угрожает, клянусь.

Спина ее чуть расслабилась, но принцесса с отчаянным мычанием зарылась лицом в руки и замотала головой.

– Алина, – настойчиво позвал он.

Принцесса снова застонала в ладони.

– Уйдите, лорд Тротт, – попросила она невнятно. – Мне так стыдно!

– Мне тоже, – буркнул он.

– …Мне теперь стыдно на вас смотреть, профессор! – продолжала она, не слушая его. – Я, – добавила она отчаянно, – наверное, никогда больше не смогу на вас посмотреть!

– Ну, – пробормотал он, чувствуя себя идиотом, – когда-нибудь наверняка сможете. Не сразу, конечно. Но поймите вы, вам нечего меня опасаться. Я вас не трону.

– Вы бы себя видели, – она передернула плечами. – Я думала, вы меня там прибьете! А я не хотела подглядывать! – сердито выпалила она и подняла блестящие зеленью глаза. – Вам нужно было выбрать другое место, профессор! Если уж вы используете этих несчастных женщин!

Макс от облегчения привалился плечом к стене сарая. Слава богам, она ничего не поняла.

«Да она и не могла понять, – подумал он устало, посмотрев в невинную чистоту ее сердитых глаз и отводя взгляд. – Девочка шестнадцати лет. Что она способна понять? Что я не собирался этого делать, а потом уже и не мог уйти ни в какое другое место, потому что ее видел и хотел?..»

Он со злостью мотнул головой, сунул руку в бочку с дождевой водой и медленно провел мокрой ладонью себе по лицу, прогоняя непрошеные мысли.

– Я обещаю, больше этого не повторится, – сказал он сдержанно.

– Больше не будете делить с ними постель? – со странным глухим упреком спросила Алина.

– Не забывайтесь, Богуславская. Это вас не касается, – буркнул он, искоса поглядев на нее.

– Не касается, – зло и звонко произнесла принцесса и дернула крыльями. – Спасайте кого хотите, живите с кем хотите!

– Что за приступ детской ревности, ваше высочество? – сухо поинтересовался Тротт. Алинка, задохнувшись от эмоций и яростно сверкая глазами, вскочила. Сорочка была ей до бедер, и Тротт отвел глаза.

– О чем вы? Я очень зла на вас, профессор, потому что думала, вы цивилизованный человек, ученый! А вы заставляете этих женщин обслуживать вас! Какрабовладелец!

Макс раздраженно посмотрел на нее.

– Они мне не рабыни, – резко ответил он. – Что за фантазии, Богуславская?

– Фантазии? – Алина гневно сжала кулаки. – Вы пользуетесь ими, когда хотите! Бедные… одна слепая, вторая почти немая! Как вы можете использовать их?

– Я никого не заставляю, – бросил он жестко.

– А они могут отказаться? – спросила принцесса свистящим шепотом. – Могут? Они полностью от вас зависят, от вашего расположения, и у них нет никакой свободы выбора! Да они и не откажутся – они ноги вам готовы целовать за то, что вы их спасли, и другой жизни не знают. Но то они, а вы? Человек другого мира, другой эпохи! Как вы вообще можете? Они и так несчастные! Я думала, это ваш дар-тени так поступает, но ведь вы тоже, тоже!

– Вы глупый ребенок, – раздраженно произнес Тротт сквозь зубы, – который сует нос в отношения взрослых. Вырастете – поймете. Если повезет, и вы выживете здесь.

– Я не ребенок, – проговорила она угрожающе и низко. – Запомните это, наконец! Мне через месяц семнадцать! И даже если я слишком мала, я способна понять, что то, как вы поступаете, – это недостойно! Вы могли бы просто им помогать!

– В этом мире просто не помогают! – рявкнул он. – Да и в нашем это случается только в фантазиях романтичных девочек. За все всегда нужно платить!

– Вы и мне помогаете! – принцесса тоже почти кричала. – Так, может, и с меня потребуете такую оплату?

В течение нескольких секунд стояла мертвая тишина, в которой было слышно только злое дыхание Богуславской.

– Что за чушь вы несете? – процедил Тротт, зверея. Тон его стал ледяным, и он схватил принцессу за подбородок, заставляя смотреть на себя, выругался очень грязно. – Что. За. Чушь. Вы несете? Разве я позволял себе… – Он запнулся о понятную только ему правду и снова выругался, зло дернув головой.

Алина молчала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Непонимающими. Сглотнула, опустила взгляд – Макс остро почувствовал, что почти раздет, и шагнул назад, убрав руку. Щеки ее начали краснеть, и в темноте румянец ощущался горячим, стыдным.

– Идите в дом, Богуславская, – тем же ледяным голосом приказал он. – Очень надеюсь, что наше путешествие не затянется. Вы уже надоели мне до чрезвычайности.

– Может, вам повезет и меня убьют раньше, – с неприсущей ей ядовитостью проговорила принцесса. Голос ее дрожал от обиды, по щекам побежали слезы. – Вот тогда и освободитесь. От вашей надоедливой ноши.

– В дом! – свистяще и яростно повторил он. – Иначе, клянусь, я отнесу вас туда и запру. Как нецивилизованный человек и рабовладелец.

Принцесса зло фыркнула, вытерла щеки и задрала нос.

– Я не только смотреть на вас, я и говорить с вами больше не хочу, профессор, – звенящим голосом заявила она.

– Наконец-то я побуду в тишине, – процедил он. – В дом!

Далин в комнате уже не было. Принцесса, так и не сказав ни слова, сразу же легла на лавку, упрямо повернувшись лицом к стене и укрывшись рогожей с головой. А Тротт поколебался, глядя на сбитую постель, но все же, подхватив подголовник и одеяло, пошел на крыльцо. Хоть так побыть в одиночестве и попробовать привести мозг в порядок, раз уж нет возможности закрыться в лаборатории и работать до изнеможения.

Он улегся на жесткие бревна крыльца и приказал себе спать. В тиши маленького ночного поселения слышно было, как ворочается на лавке Богуславская, и он отслеживал этот скрип, с ядовитым тяжелым недоумением наблюдая за собой. И, увы, заснуть ему никак не удавалось. Чувство вины и отвращение к себе вообще не очень способствуют засыпанию.

Алина начала вертеться на своем ложе, едва только профессор скрылся за дверью. Она слышала, как он располагается на крыльце, затем стало тихо. Ушел? Или просто лег?

В пустом темном доме было страшно, и ей представлялась всякая жуть – от лезущих в окно охонгов до ловчих императора, нападающих на поселение. Стены и потолок дома давили, начало казаться, что не хватает кислорода, – так она привыкла, оказывается, к ночевкам под открытым небом. А Тротт оставил ее одну.

А ведь она хотела рассказать ему, что смогла залечить рану на руке. Рассказать, увидеть улыбку на непроницаемом лице, услышать сухое «превосходно, Богуславская». А теперь как заговорить-то с ним? С чужим, незнакомым лордом Максом, у которого совсем другая жизнь, без нее, Алины, свой дом, своя история и две женщины!

Принцесса зажмурилась изо всех сил, даром что лежала с закрытыми глазами, и, раздраженно застонав, повернулась на бок и открыла их.

Ей было чуточку стыдно, что профессор должен спать на крыльце. Хотя он наверняка ушел к своим оихар – и Алина сердилась и поджимала ноги к животу, скучая по тем временам, когда она ночевала рядом с Троттом. А как теперь быть? Если она все время будет вспоминать увиденное? Да ладно спать рядом – как заниматься с ним, прикасаться, спрашивать о тысячах интереснейших вещей? Все теперь будет не так!

Алина сердито выдохнула и перевернулась на живот – в голове, как ни гнала она их, настойчиво вставали картинки чужой близости, звуки влажного соприкосновения тел, и щеки ее пылали от стыда и негодования, и тело наливалось тяжестью, истомой. Она с болезненным интересом отмечала непривычный физиологический отклик – и опять сердилась, и тайком, смущаясь, будто кто-то мог ее увидеть, касалась своей разгоряченной кожи, и замирала, прислушиваясь к себе и почти засыпая. Ей было странно и страшно оттого, что с ней происходит. Ни один любовный роман или романтический фильм не вызывал в ней такого волнения, а прочитала и просмотрела она их в подростковом возрасте десятки – страсть к познанию и здесь не давала ей покоя.

Крутились в голове и обрывки последнего разговора – и она маялась в полудреме, слишком возбужденная, чтобы дать себе отдохнуть.

«…Приступ детской ревности… идите в дом… что за чушь вы несете?»

Принцесса обиженно фыркнула – и вновь распахнула глаза, выныривая из полудремы. Было тихо и темно. Снова стало жутко от одиночества, и она зашмыгала носом, глядя на дверь. А затем тихо встала, на цыпочках прошла к двери и аккуратно приоткрыла ее.

Петли, казалось, заскрипели на всю округу, заставив ее замереть. Но на душе расцветало облегчение. Лорд Тротт лежал на крыльце лицом к двери, подложив крыло под голову, и смотрел на Алину с усталым раздражением. Глаза его светились зеленью.

– Куда вы на сей раз собрались? – И голос его тоже был усталым и глухим.

– Никуда, – буркнула Алина, садясь на пол, прислоняясь спиной к косяку и обхватывая колени руками. – Мне просто страшно.

Глаза она закрыла. Здесь ей было спокойно.

– Как же вы все-таки мне надоели, – проговорил он совсем рядом с ней и поднялся.

– Да, – грустно согласилась она, не открывая глаз. На душе было тоскливо. – Я знаю. Вы мне много раз это говорили.

Тротт открыл дверь, прошел мимо сидящей Алинки в дом и бросил на кровать подголовник и одеяло.

– Ложитесь, – приказал он. – И хватит метаний. Я еще надеюсь поспать этой ночью. У нас короткая передышка, скоро опять в путь.

Профессор ровно дышал на кровати напротив – и, несмотря на вернувшееся смущение, сейчас Алине засыпалось легче. Было совсем не страшно. Но погруженный в дремоту рассудок, привычный к анализу, подкидывал пятой Рудлог странные картинки и ощущения: утренние взгляды лорда Макса на ее мокрую сорочку, приятную тяжесть теплой куртки на плечах; Тротт, погладивший ее по щеке, Тротт, обнимающий ее крыльями, – и его обнаженное тело и дикий взгляд, снова заставившие ее ворочаться. И разозленное «что за чушь вы несете?!». Почему-то нахлынули воспоминания о том, как она сдавала ему зачет – и как волновалась, и как захватывающе это было и интересно – и как в ответ на ее вопрос, он ли помог ей с физкультурой, профессор тем же тоном процедил: «Что за чушь пришла вам в голову?»