Эх, зеленая сама пойдёт!
Подёрнем, подернем!
33.
Да ухнем!
– Степан Чугунов, – пояснила Воблина Викентьевна. – Слесарь-водопроводчик из Кудымкара. Диссоциатвное расстройство. Как на укол – демарш! Перед каминг-аутом, то есть, перед тем, как объявить себя Шаляпиным, некоторое время представлялся Арнольдом Шварценеггером. Своим любимым занятием считал охоту на скворцов и, когда те вступались за санитаров, каждый раз орал одну и ту же фразу: «I,llbeback, Bennet!» А всё потому, что до переезда к нам товарищ неоднократно посещал нарколога.
Тут меня словно озарило:
– Я, кажется, понял, в чём тут подоплёка! Вы хотите, чтобы этот великан снова превратился в Степана Чугунова!
– Ну что вы, – успокоил меня Густав Карлович, даже руку мне на плечо опустил. – Что вы! Теперь для этого бедолаги даже Степан Чугунов – неподъёмная ноша. Впрочем, всему своё время.
И он выразительно осмотрел членов Консилиума.
– А кто это – Беннет? – спросил Семён Семёныч.
Но его вопрос решили оставить без комментариев.
– Ну что, коллеги, обратился к честной кампании Василий Васильевич, – за сим, я полагаю, тема исчерпана. Будем наблюдать за развитием ситуации, каждый на своём месте. По всем оперативным вопросам обращаемся к Густаву Карловичу, у него ко всей этой истории личный интерес. Сам Важный Специалист готов поручиться за нашего коллегу в таком важном деле, как написание Диссертации Тысячелетия! Так сойдёт?
– Ну не знаю, – тут диссертант дал такого «петуха», что услышав его, настоящий захрюкал бы свиньёй. – Не слишком пафосно, нет?
– Воблина Викентьевна, так и запишем в Протоколе совещания. Вы меня поняли?
– Василий Васильевич, обижаете! – Женщина схватилась за шиньон, как за спасательный круг. – Я пока что ещё в трезвом уме!
И вот тут я впервые в этом усомнился.
– Прекрасно! – Василий Васильевич мысленно примерился к щиту и мысленно же повторил свой успешный бросок. – Теперь же прошу всех покинуть Офис ЧК, я же дам его первому председателю последние наставления.
Ангелы стремительно разлетелись по облакам, а я всё сидел и думал: а чего это они, сволочи такие, даже не попрощались? Может, их приговорить к расстрелу на первом же заседании ЧК? А ещё мне, знаете, что было интересно? Заметил ли кто-нибудь, как на выходе из зала юркий дёрнул Воблину (Прости, Господи!) Викентьевну за её спасательный круг и не схватись она за него вовремя, женщина вполне могла лишиться не только шиньона, но той части тела, к которой он был присобачен?
Как только мы остались вдвоём, Василий Васильевич рассказал мне о кой-каких деталях в устройстве офиса, пообещав при этом, что свой рабочий график я могу определять сам.
– Вообще, даём вам полный карт-бланш, Зигмунд… – Он замялся. – Зигмунд…
– Фрейдович, – подсказал я.
– Точно! – Главный постучал себя по львиной голове. – Ничего не попишешь – возраст! Годы своё берут!
И запел:
– А годы летят, наши годы как птицы летят,
И некогда нам повернуться назад!
34.
Мда-а… Так что действуйте смело и решительно. Связь будем держать через нашу старшую сестру. У вас есть старшая сестра?
– Старшей нету, – сказал я.
– Ну, вот видите, – почему-то обрадовался главный, – значит будет! Её зовут Алла Константиновна.
– Алконост! – теперь уже обрадовался я.
– Точно!
И мы оба счастливо расхохотались!
– Если что, ну там перегорание, потеря жизненного интереса – рекомендую: дыхательная гимнастика и бег на жопе!
Потом Василий Васильевич попрощался, ещё раз заверив меня в том, что с моим чутьём и фамилией я смогу найти к делу максимально верный подход.
А через минуту после его ухода, в зале появилась Алконост. Только теперь я понял, как же я скучал по ней всё это время!
Она кратко ознакомила меня с тем, что нам предстояло сделать в самое ближайшее время. Но для начала девушка предложила мне слегка перекусить.
– Сразу предупреждаю, это против правил, – сказала она, по очереди вынимая из пакета контейнеры с едой и термос с кофе, его запах я почувствовал ещё до того, как она вошла сюда. – Трапезу мы принимаем в Пищеблоке, каждому жителю страны предписан свой стол и, не поверите, стул.
– Насчёт стола не знаю, – пошутил я, – но стул у меня хороший!
– Так все говорят, – мудро заметила девушка, – пока не припрёт!
Она аккуратно сложила опустевший пакет вчетверо.
– Завтрак на столе. Милости просим.
Мы сели, Алконост разлила кофе в пластиковые стаканчики и предложила чокнуться.
– Ну, вот, – сказала она вполне серьёзно, – теперь мы с вами оба – чокнутые!
Каша решительно не пошла! Масла пожалели! Председателю, мать вашу, ЧК! Ещё меньше понравился омлет, мне показалось, он порошковый.
– Я всегда буду кушать здесь?
– Этого не могу предвидеть даже я, – призналась Алконост. – И вообще, скажу вам по секрету, мои возможности здесь явно переоценивают. Более или менее точно мне под силу предсказать разве что погоду, её я могу не только предсказать, но и заказать. Во всём же остальном – так себе. Однако, открою вам одну простую истину: неважно, на что ты способен реально, куда важнее, что тебе предписывает молва. Понимаете? Поэтому всё будет зависеть от того, какое положение вы займёте в глазах общества. А то, что члены Консилиума, вместо того, чтобы пригласить вас к себе, пожаловали сюда сами, свидетельствует о том, как сильно они на вас рассчитывают!
Пока я ел, она говорила. Я смотрел на неё и каша, сваренная на водопроводной воде, мало-помалу начинала обретать вкус халвы с изюмом, а порошковый омлет превращался в шербет с… Ну не знаю, с чем! С мёдом! Белый халат ладно сидел на девушке, подчёркивая все прелести её фигуры. Особенно рельефно смотрелась высокая круглая грудь. Крыльев было не видно, скорее всего, она спрятала их под халатом.
И тут я вспомнил о просьбе Хранителя найти ту, которой он посвятил стихи про грудь усталую, которая «и ноет, и болит». Но кто она такая и где мне её искать? Может, Алконост знает?
Но Алконост волновали совсем другие вещи.
– Итак, главное на сегодня – это вечерний бал в честь Нового Хода! Вы, надеюсь, не против?