– Зря смущаетесь, – сказал он просто, по-приятельски. – – Это хороший коньяк. Вкусный и весьма полезный.
Я слушал его и думал, какой же у него приятный голос!
– А главное, – продолжал мой гость с тою же доброжелательностью, – в нём нет ни капли алкоголя, о котором так часто пишут в своих утопиях научные фантасты. Начитаешься таких и жить не хочется. А ещё лучше джин. Он делается из можжевельника, известного своими тонизирующими свойствами. Мы часто пьём его перед полётом!
Тогда выпили и мы. По вкусу напиток сильно напоминал микстуру Павлова.
26.
– Ну как? – поинтересовался Гагарин.
Я утвердительно кивнул и показал большой палец.
– Не имеет противопоказаний даже при беременности и лактации. – Космонавт украдкой осмотрел мой живот. – Представляете? Ну, хорошо… Теперь о деле. Мы вас тут все очень ждали. Вы не представляете, насколько своевременным оказался ваш визит! Так что, примите наши искренние поздравления: и с прибытием, и с назначением!
Мы пожали друг другу руки.
– Я видел вчера ракету возле Храма, – мне показалось, что дальнейшее молчание может быть воспринято как неучтивость. – Ваша?
– Моя.
– Собираетесь лететь?
– Ещё бы! Дело всей моей жизни!
Мы выпили ещё. Никогда раньше коньяк не казался мне противным до такой степени!
– Один летите? – спросил я вообще ни к селу, ни к городу, хотя по-настоящему меня заботило только одно – как всё это проглотить до конца?
– Мысленно со мною вся прогрессивная часть человечества! – как «Отче наш» выпалил космонавт.
– Это верно!
Я прополоскал рот слюной и глубоко вздохнул. При этом мне хотелось как-то поддержать этого чудесного улыбчивого парня!
– Через полчаса мы должны быть в офисе ЧК. Там вас будут ждать представители Консилиума, так называется наш высший государственный орган управления. Сразу предупреждаю, сколь бы широки не были их полномочия, члены Консилиума – это простые, душевные люди, только облечённые в белые одежды. На повседневную жизнь страны они непосредственного давления не оказывают – Консилиум решает лишь самые насущные вопросы, вопросы жизни и смерти. Передаточным звеном между верховной властью и гражданским обществом является Верховный Комиссар, иногда его ещё называют Регистратором, а его ведомство Регистратурой. Регистратура – второй по значимости институт ВКП(б). – Гагарин доверительно заглянул мне в глаза, а лучше сказать – в душу. – Алконост предупредила меня о степени вашей компетенции, надеюсь, я ничего не напутал?
– Всё точно, – похвалил я космонавта. – Точность – вежливость королей…
– И космонавтов, – добавил Гагарин и простодушно рассмеялся. - Почему-то Алконост сочла, что я лучше всех подхожу для роли проводника. Вы не против?
– Ну что вы, – признался я абсолютно искренне, – для меня это такая честь! А почему она не позвонила, разве так не проще?
– Вы имеете в виду сотовую связь? – Гагарина явно забавляло моё невежество. – Мы отказались от неё в самом начале. При всех очевидных достоинствах подобного типа коммуникаций, у них есть один не менее очевидный недостаток, пользование сотовыми аппаратами вызывает деперсонализацию. Вот скажите, лично вы хотели бы чувствовать себя одновременно Иваном Грозным, дворником Касымом и, к примеру… кухонной табуреткой?
– Я – нет! – решительно сказал я.
– Вот видите? – Гагарин поднялся, подошёл к стене и долго рассматривал бессмертное творение Малевича. – Жуть какая – ни одной маломальской звезды!
Я подумал, что это замечание касалось также и его мундира.
– Сколько раз я видел эту картину, столько раз мне хотелось дорисовать хотя бы пару созвездий! А вам?
27.
– Вообще – ни разу, – искренне признался я и тут же испугался, а не обидел ли я его?
Гагарин тем временем перевёл взгляд с картины на часы.
– Хорошо, отложим этот разговор до лучших времён. Вы готовы?
– Так точно! – отрапортовал я, чуть не сказав «Ваше благородие».
- Тогда на посошок.
– !!!
Через пять минут мы покинули спальный корпус № 1 и вышли прямо на Площадь Вздохов. А минутою раньше, проходя по коридору мимо соседской двери,
которая в тот момент была слегка приоткрыта, я услышал позвякивание стеклянных предметов, укладываемых в коробки, и тут же получил исчерпывающий комментарий на сей счёт. Оказалось, это комната министра культуры с труднопроизносимой фамилией Ждименяиявернусь. По фамилии её, впрочем, тут никто не называл – себе дороже, звали просто Арина Родионовна, чему она была несказанно рада! На сегодняшний вечер был назначен важный государственный праздник с ёлкой и ёлочными игрушками, так вот Арина Родионовна была его главным куратором.
– Поверьте, – сказал Гагарин, – нет в мире человека, который подбирает игрушки лучше неё!
Мы пересекли площадь по диагонали и оказались на главной улице страны, а именно так с этого момента я буду называть территорию, где мне предстояло прожить лучшие дни своей жизни!
Улица называлась «Коридор» и вызывала только самые положительные чувства, когда хотелось петь! Это был тот самый Коридор, по которому мы с Алконост вчера добрались до лифта. Только вчера это был тёмный тоннель, уводящий в неизвестном направлении, сегодня же это была дорога, ведущая к Храму!
На нашем пути встретились несколько точек общепита, офисов и прочих заведений, которые можно без труда найти в любом городе любой страны мира. Правда, тут они назывались несколько иначе, чем мы привыкли. Ну, например, вместо вывески «Чебуречная» здесь вы спокойно могли увидеть что-нибудь, типа «Прачечная», а там, где вы ожидали найти «Консерваторию», вам почему-то попадалась «Лаборатория». Был тут даже свой ПО, то есть, то, что принято расшифровывать, как Парк Отдыха. Являясь тем же самым по сути, местное ПО, тем не менее, «распаковывалось» несколько иначе, а именно, как Патологоанатомическое Отделение.
Всюду сновали люди примерно одного возраста, примерно одинаково одетые и примерно с одним и тем же выражением лица, которое мне не очень понравилось. Гагарину вот не доставало звёзд на тёмном небе, а мне так улыбок на их скучных лицах. Или слёз. Не хватало эмоций, люди казались мне отстранёнными или, может быть, отлучёнными от родного города и будто бы слегка стеснялись своего присутствия.
А, может быть, они, как и я, просто искали сбежавшего Себя…
Транспортные средства попадались не так часто и лица водителей равно, как и у пешеходов, выражали некоторую озабоченность по поводу того, куда и зачем они едут. Вернее, идут. Потому, что в большинстве своём машины не имели возможности передвигаться самостоятельно, и их приходилось толкать, схватившись за специальные поручни, приделанные к ним сзади.
– Экономия топливных ресурсов, – сухо пояснил мой спутник. – Всё топливо уходит на ракету!
28.
Поскольку Коридор был главной улицей, жилых палат тут не было. Насчёт «палат», кстати, Гагарин сказал, что это весьма показательное название. «Тогда, как жители прочих стран, – сказал он не без гордости, – живут в многоквартирных строениях, напоминающих муравейники, каждый второй житель нашей страны обеспечен, как какой-нибудь боярин или вельможа, собственной каменной палатой! Почему каждый второй? Потому, что палаты, в основном, предусмотрены на двоих!»
Из распахнутых дверей одного из кафе с ярким названием «Процедурное» доносились звуки песни «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан», из чего
можно было заключить, что кафе арендовано работниками весьма лёгкой промышленности.
В целом же, город произвёл на меня хорошее впечатление. Вчера, стоя за оградой, или, правильнее сказать, за границей и изучая внешние контуры Очевидного-Невероятного, я и представить себе не мог, что в его чреве скрываются такие огромные человеческие и инфраструктурные ресурсы!
Гагарина узнавали, многие пытались поздороваться с ним за руку и, если бы он её вовремя не одёргивал, это бы у них наверняка получилось. На него не обижались и каждый обязательно спрашивал:
