– Ничего, ничего, я потерплю, – кое-как выдохнув, заверила я. – Так что там дальше было-то?
– Желанна ранее приходила и к Финисту. Потребовала она у брата взять ее в жены, раз уж княжеский венец у нее. Финист наотрез отказался да пригрозил: ежели она не вернет венец той, кому он подарен, он всем поведает о ее проделках. Народ у нас на Буяне суров да справедлив, Желанне с позором осталось бы только ноги уносить.
– Чтоб эта стерва сама от мечты отказалась? Ни за что не поверю! – фыркнула я.
– Твоя правда. Я была там и все слышала. Желанна сперва сыпала оскорблениями и угрозами, но Финист и бровью не повел. Будто купеческая дочка со стеной переругивалась. Вот тогда она и отправилась прямиком к Черномору.
– Что-то у меня уже кулаки зачесались… – пробормотал Леший.
– У нас коллективная аллергия на Желанну, – эхом буркнула я.
– Парацельс меня поправит, ежели совру. Случилось ему оказаться у Черномора в тот день. Поведала дочка купеческая дядьке об отказе Финиста и назвала вероятную тому причину. Черномор посмеялся над ее словами – привык он, что Финиста в железной хватке держит. Желанна настаивать не стала, а помянула, что де есть у нее способ, как заставить Финиста об ободритской княжне позабыть. А вскорости и сам брат с правдой к Черномору пожаловал. Тут уж дядька разъярился не на шутку. Пригрозил он брату, что велит войскам Арконы молодому великому князю не подчиняться, покуда Финист за ум не возьмется. А ежели брат не послушается, найдет на него Черномор другую управу – ведомо уже ему было от Желанны о проступке Финиста. Брат увидел, что не даст ему дядька жизни на Буяне, и велел Окуню готовить корабли, чтоб в новоградское княжество вернуться, едва позволят шторма в Варяжском море. Позабыл он, что Черномор медлить не привык, особливо ежели шла речь об Арконе. Дядька никогда не желал править и давно вынашивал думу передать Финисту весь Буян, как и обещался когда-то. Если бы мы с Финистом уплыли вновь, у Черномора не осталось бы наследников, и Аркону рано или поздно сожрали бы налетевшие враги.
– Мы? – напряженно переспросил Леший.
Радимира окинула знахаря надменным и презрительным взглядом:
– А понравилось мне под Новоградом огородец пропалывать, чего ж не вернуться-то было, – едко бросила она и грустно добавила. – Дурак ты, дружинный…
Повисла неловкая тишина. Парацельс смущенно кашлянул в кулачок, Леший недоуменно моргнул. Ох уж эти мужчины… Радимира вспыхнула и поспешила продолжить:
– Потому порешил дядька, что за ради продления рода и защиты острова даже дочка купца вполне сгодится в жены племяшу, коли уж она заставит его дома остаться и позабыть об ободритской княжне. Позвал Черномор к себе Желанну вновь и согласился на ее условия: в обмен на франкское зелье та станет женою Финиста, а Черномор молодому князю свою правду поведает и солжет о том, как венец Арконы у Желанны оказался.
– И как же? – едва не прошипела я.
Радимира покраснела до кончиков ушей, но все же проговорила, сбиваясь и глядя в пол:
– Еще до исчезновения своего из Арконы Финист порешил Желанну в жены взять, полюбил он ее за ласковый взгляд да казистость. Оставил он у ее батюшки венец самоцветный, чтоб в свой час венчать ее княгиней на Буяне. Рарог же про тот венец прознал и повелел Финисту подарить его сестре своей, Ольге. Хотел Рарог Ольгу княгиней Арконы сделать. Финист повеления ослушаться не посмел, иначе ждала его лютая кончина. Но Ольге венец не был дорог, да и самого Финиста она невзлюбила. Отдала она Желанне венец за злато да каменья, едва померещилось ей, что Финист погиб. Так венец к истинной хозяйке вернулся.
Повисла тишина.
– Вот с-с-стрер-р-р-рва-а-а-а… – только и смогла выдавить я практически беззвучно – от злости мне было даже воздуха в легкие не набрать. Сомнений, кто придумал такую забирающую за душу историю неземной любви, я не испытывала – Черномор ни за что бы до такого не додумался. – И Финист поверил?!!
– О том не ведаю, – вздохнула Радимира. – Выслушал он дядьку молча и более ни с кем о том, что было, разговоров не разговаривал. А ты… ты почто венец отдала? Ясно же, что не за злато.
Я глубоко подышала – шум в ушах медленно отступал – и коротко рассказала, как все случилось на самом деле.
– Вот стерва… – негромко проговорила Радимира после долгого молчания, во время которого княжна не могла подобрать приличных слов. А потом она склонилась передом мной в земном поклоне. – Прости, Ольга, за неверие мое. Ты спасла брату жизнь. Финист никогда о случившемся у барона речей не заводил, а я, глупая, сама не спросила.
– Да он просто не подумал, что его предадут у него же дома, – раздосадованно огрызнулась в пространство я. – И что дальше случилось?
– Да молвить-то несколько слов осталось. Едва купчиха подлила Финисту зелье да память ему стерла, Черномор повелел всем, кто знал истину, молчать. Мы своего князя всею душою любим, никто не посмеет открыть ему даже доли правды, иначе ждет его смерть.
– Так, стоп, – рассказанная история прилично горчила, но не объяснила мне главного. – За что Финист должен проститься с жизнью? Не поняла.
Леший пожал плечами, он тоже не знал.
Парацельс исподлобья глянул на нас, пробурчал недовольно:
– Черномор на Финиста люто зол да за дело. Однажды он на службе у твоего брата, княжна, слово, данное Арконе, нарушил, и Черномору о том известно стало. Наказание за то – смерть.
– Но он же Черномору – родная кровь!
– Черномору родная кровь – Аркона да остров Буян, только править ему совсем не по сердцу. Финист же – прирожденный великий князь, железной рукою город держит, судит строго, но всегда справедливо. Чтоб удержать его подле себя, дядька на все пойдет. А заодно и Радимиру из своей хватки не выпустит, чтоб род не прервался. Мало ли что.
– Ты так смерть Финиста называешь? – в свою очередь разозлилась я.
– Я говорю, как оно есть, – Парацельс и бровью не повел. – А вот ты, княжна, помнишь ли, когда по милости твоей Финист себя под дядькин меч невольно подставил? Я помню.
Мне оставалось только обреченно вздохнуть – я отлично помнила тот день. Я побежала за Лешим, торопясь предупредить его и Радимиру о лесных разбойниках, а в результате оказалась проданной византийскому купцу. Спас меня Финист. Вот только пришлось ему для этого вырядиться дерзким да богатым цареградцем и предложить купцу в оплату цельный ларец дорогущих самоцветов из богатств Арконы. Так Финист и нарушил данное им самим слово никогда никаких дел с византийцами не иметь. Слово было дано не на пустом месте, оно ценилось словенскими народами более золота, но Финист решил, что моя жизнь для него дороже. А ведь предупреждал тогда и меня, и его Леший, что прознает кто лихой, не оберется Финист беды.
– Афигену да дочке его языки укоротить бы не мешало, – мрачно заметил хазарин.
– Твоя правда, – покладисто согласился лекарь. – Да только что уж теперь, опоздали мы сокрушаться. Ежели Финист хоть одну ошибку допустит, Черномор велит ему идти к жрецу в вечную кабалу. А коли князь норов покажет да откажется, дядька обещался перед нами снести ему голову с плеч. Таковы законы Арконы, ежели захотеть их исполнить. Упустить Финиста вновь для Черномора страшнее его же смерти.
– Бред какой-то… – только и смогла подвести итог я. – Так он, что же, сам вспомнить должен, и тогда ему ничего не будет?
– Не знаю, – развел руками Парацельс. – Черномор мыслит, это невозможно. Я сам, в тайне от него, испробовал все снадобья и заговоры, какие только нашел. Снять заклятье никому не по силам. Даже ты не смогла, княжна. Вот и выходит, что тебе нет нужды боле в Арконе оставаться. Ты лишь смерть Финиста приблизишь, но память ему не вернешь.
– Я никуда не поеду.
– Но, княжна…
– Я. Никуда. Не. Поеду, – я зло сжала кулаки. – Я не скажу ему правды, обещаю. Но одного здесь не брошу. Ему плохо, его убить хотят, как я уеду?
– Да уж, пропадет без твоей заступы великий князь, – не сдержал невеселой усмешки Леший.
– Есть еще кое-что, о чем тебе, княжна, следует знать, – кашлянул в кулачок Парацельс. – О твоей жизни речь идет… Я что молвить-то хотел… Купчая… Нет ее у Финиста, а была ведь.
Леший выругался сквозь зубы.
– Да ладно тебе, Леший, – примирительно подняла руки я. – Разберемся мы с этой купчей.
– Не разберетесь, – все так же тихо вздохнул Парацельс. – Пропала купчая. Финист сыскать ее не мог, ко мне пришел с расспросами. Да только и я ее не видал.
Знахарь резко развернулся, в волнении прошел от окна до двери и обратно, задумчиво покусывая губу с досады. Мы с Милой притихли, ожидая взрыва.
– Едва на ноги поднимешься, сразу же в море выходим, – наконец решил Леший. Сказал, как отрубил.
– Да какая купчая! – взвыла я, понимая, что он не шутит. – Купчая у Сокола дома остаться должна была! Он здесь, а его домик в Новгороде!
– Я его сундучок привезла с собой, – негромко произнесла притихшая было Радимира. – Брат спрашивал и меня. Когда сундучок в Новограде был, купчая внутри лежала. А как в Аркону вернулись, ее там он уже не сыскал. Кто пергамен взял, не ведаю…
– Но про купчую никто не знал, – сумела выдавить я, вдруг осознав, что у кого-то где-то лежит документ, по которому я… Ой, мамочки… Нет, так не годится. Вот встану и выясню, какая скотина…
– Даже не мысли ни о чем подобном! – резко оборвал мои мысли Леший. – У кого-то в Арконе купчая на тебя лежит, нашей ошибки дожидается, а ты внове неприятностей ищешь?!
– Да с чего ты взял, будто купчая здесь?! Потерялась, и не жалко! Никуда я не поеду!
