Манифестофель

Кот перешел дорогу, сидя на собаке.

Кортонов увидел это и засмеялся.

Он уже забыл об отце. Вдруг по детской игрушечной дороге, идущей откуда-то издалека, поехал поезд. Борис сел в него и поехал. Он, разумеется, ничему не удивлялся, ибо князь мира сего так захотел. Князь этого мира. Этого.

У матери лежала библия, которую ей давно подарили баптисты. Она ее вряд ли читала, а он заглядывал. И теперь отчего-то особенно отчетливо всплыла одна фраза из нее. Та, о которой он и не помнил. «Взял его Дьявол на необычайно высокую гору и показал ему все царства мира и их славу и сказал ему: «Все это дам тебе, если падешь и поклонишься мне». Тогда Иисус сказал ему: «Отойди, Сатана»!

Только хотя бы это показывает кто царь этого мира.

В его купе никто больше не ехал. А он никогда не ездил в купе. Так получилось, что те два раза, которые он проводил в стучащем так тихо-тихо поезде, он был всегда в плацкарте. Вокруг были люди. Ему было хорошо. Он знал, куда он едет. Это город Златоуст. Там его девушка. Он улыбнулся.

Перрон был вроде пуст, а вроде – нет. Он смотрел в окно и видел какие-то тени, плотные – бесплотные, быстрые – медленные…. Среди них иногда мелькал какой-то молодой человек. Он пристально вглядывался в окна поезда. Кортонов не сомневался, что это полицейский и зовут его Иван Понырев.

Дверь купе открылась. Он посмотрел на того, кто вошел. Это была женщина с лицом неразличимым, но почему-то он понимал, что нездешним.

– Отдай телефон, – сказала она.

Он пощупал карман, в который положил сотовый Мозгалева. Уходя из квартиры, он взял его, так как собственный не подзарядил.

Борис узнал женщину. Он теперь будто всех узнавал.

– Зачем? – спросил он. – Сейчас-то зачем?

– Я выкину его на мусор, – сказала женщина.

Кортонов расхохотался. Одной рукой, без особого усилия, открыл окно и бросил мобильник Поныреву, все так же стоявшему на перроне и высматривающему что-то безумными глазами.

– Лови! – крикнул он.

Понырев дернулся и поймал на лету телефон.

За спиной Кортонова раздался визг. Он повернулся и увидел, что женщина бежит к нему по длинному коридору, вытянув вперед руки с пальцами, сведенными в судороге ненависти. Ее лицо, искажаясь злостью и злобой, изрыгало из себя проклятия, которые он видел: черные, они летели как брызги крови. Она бежала и бежала, но никак не могла приблизиться к нему. Он не удивлялся появлению в поезде такого длинного коридора. С каждой секундой женщина становилась все дальше и дальше от него. Кортонов закрыл дверь купе. И тут же увидел, что эта женщина лежит на нижней полке – прямо напротив его. Полка была застелена красным покрывалом. Женщина лежала с закрытыми глазами и будто бы спала беспокойницким сном. Ее зрачки под веками бегали быстрее, чем доли секунд назад она сама бежала по коридору. Кортонов, не отрываясь, смотрел на нее. Он понимал, кто это женщина. Пусть раньше никогда и не видел. Женщина резко открыла глаза, выдохнув. И тут же он увидел ее дома. Это был одноэтажный дом, за окном виднелись ветви яблонь. Женщина лежала, решив отдохнуть, на кровати, покрытой красным одеялом. Видимо, заснула – и вот, проснулась. Резко, с колотящимся сердцем. Проснулась – и пропала, как девчонка с дискотеки. Кортонов вновь видел только голую полку. Ни женщины, ни одеяла, ни яблонь за окном. Он подумал, что эти яблони совсем не напоминают те деревья, которые были над рекой Ай тогда. Тогда, когда она поцеловал ту девушку. И еще он подумал, что так и не дорисовал картину «Прекрасное мгновение». А ведь он так хотел подарить ее!

Поезд тронулся. Ему показалось, что не только в купе, но и во всем поезде никого нет. Перрон остался позади. Он смотрел в окно. Город закончился быстро как жизнь. Появились деревья, напоминающие о желании и о том, что он его загадал. К некоторым из них были прибиты огромные плакаты с надписью «Златоуст». Правда, постепенно они стали сменяться плакатами «Устозлат», но Кортонов только усмехался. Он знает, что едет правильно. Или – левельно, так как это уже другой уровень сознания.

Он захотел чай с бергамотом, и кто-то принес ему его. Он не заметил кто. Мелькающая монотонность за окном, перетекающая в стереотонность, будто не давала ему отвести глаз. Стало темнеть. За окном показалось кладбище. Оно располагалось так близко, что, казалось, поезд идет среди могил.

– Иду среди могил, – сказал Иван Понырев по телефону. Ему позвонила девушка. Он был ее бой-френдом, как сказали бы на MTV. Девушка поинтересовалась, где Иван и что он делает. Понырев исчерпывающе ответил. Он действительно шел среди могил. Это было Уктусское кладбище. Год назад здесь поймали трех сатанистов – прыщавых ублюдков. Понырев не думал, что придется вновь здесь оказаться по какому-то серьезному делу. Но пришлось.

После того, как в подъезде собственного дома было обнаружено тело Акулиной, прошло три дня. Сегодня, третьего мая, поступило сообщение от «барабана», что на Уктусском кладбище в одном заброшенном его месте, недалеко от строящегося торгового центра, бомжи обнаружили чей-то труп. И по всем приметам – это должен был быть труп Бориса Кортонова.

– Вот, – сказал сержант Листовой. – Похоже, наш….

И в этот момент в кармане штанов мертвого прозвенела телефонная трель. Она не была похожа на соловьиную, но сердце Понырева забилось сильнее, чем у влюбленного при звуках любимого голоса. Он осторожно достал «самсунг».

– Да, – сказал он.

В телефоне раздался плач. Это был плач девушки. Понырев прислушался, затаив дыхание.

– Алло, – сказал он.

Плач не прекращался. Это были сдавленные рыдания.

– Говорите, – сказал Понырев. – Говори, милая, где ты?

Связь прервалась. Понырев посмотрел на телефон. Это был старый аппарат. Такие сейчас рублей пятьдесят стоят. Он посмотрел на труп. Раздался звук смс-ки.

Он прочитал:

«Я жду тебя в саду».

Они были на месте через час. Приехали бы раньше, если бы не эти «пробки», похожие на шампанское – как оно непременный атрибут нового года – так и «пробки» непременный атрибут екатеринбургских дорог года всего. Непременным атрибутом разных регионов являются характерные слова. Там, где житель Москвы скажет «дача», житель Екатеринбурга «сад». Садовый участок Мозгалевых занимал свои восемь соток так же уверенно, как уверенно занимают у своих до получки. На участке располагался дом. Одноэтажный, с чердаком, с баней и подполом. В этот подпол слазили в самом начале. Кроме банок с вареньем, соком и соленьями ничего в нем не обнаружили. Понырев пошел в баню, в которой уже находился сержант Листовой.

– Нет, товарищ лейтенант, – сказал тот. – Никого нет.