Вампирески. Книга 2. Продолжение кровавого праздника
Стали возникать беспокойства по поводу маленького дохода, потому что спокойно экономить можно было только в условиях удовлетворенности души, которую может произвести только гармония обстоятельств. Хотя раньше, когда в доме были счастье, здоровье и мир, на это никто не обращал внимания.
Сейчас нельзя было предположить, чтобы бедная миссис Баннерворт, как это было раньше, когда ее разум был свободен от волнений, занималась обычными домашними делами, которые создают комфорт в семье. Расстроенная положением своей дочери и смущенная последовательностью мучительных событий, которые произошли за такой короткий период, она не вела активную жизнь.
Прислуга в испуге убегала из поместья Баннервортов, не желая оставаться под одной крышей с семьей, которую посещает такое страшное существо как вампир.
Среди тех, кто занимает позиции прислуги, безусловно можно найти и таких, которые, несмотря на то, что они понимают и чувствуют все, что происходит, и в горе сочувственно остались бы с семьей, которую они знали и в более счастливые времена.
Но иметь в доме таких как они Баннервортам не посчастливилось, эгоизм делал свое дело, и в конце концов они остались одни. Вряд ли кто-то решился бы пойти работать в такое место без сильного стимула, который, однако, Баннерворты предложить не могли.
Итак, все сложилось очень жестоко: в то самое время, когда им была нужна помощь и сочувствие, эта несчастная семья стала почти изолирована; и было абсолютно ясно, что для них было почти невозможно продолжать жить в поместье с комфортом и пользой для себя.
Исчезновение Чарльза Голланда больше не вызывало склонности считать что он совершил предательство. В конце концов каждый из них и все они поняли, что они не могут противостоять морю проблем, которое окружало их.
Читатель тоже не ошибется, если заметит, что этой семье была присуща гордая независимость, которая не позволяла им жить на чужую помощь; хотя они чувствовали, и не ошибались, что, когда Адмирал Белл, в своей искренней манере, предлагал им финансовую помощь, – это было не пустыми словами, они с обидчивостью отказывались, и спрашивали друг друга: зачем начинать зависимую жизнь, когда и у независимой-то неясные перспективы.
Тем не менее, благородная уверенность Флоры в своем любовнике, которая вызывала уверенность и в братьях, иногда внушала им чувство вероятности того, что они ошиблись; и что Чарльз Голланд, подверженный какому-то внезапному импульсу, представляя свое будущее, увидел, что он в опасности и уехал из поместья, и что он на самом деле писал письма, приписываемые ему.
Мы повторяем, что они сомневались только иногда, потому что их реальные мысли и желания были другими, хотя у мистера Маршдела, которого они могли понять, имелись свои сомнения, и они не могли не признать, что он мог смотреть на вещи спокойнее и более беспристрастно, чем они.
Фактически, сомнение, с которым он говорил с ними по этому вопросу, убеждало их в его колебаниях, потому что они объясняли его колебание страхом того, что им будет причинена боль, или будут задеты предрассудки адмирала Белла, с которым он уже разговаривал тоном, близким к перебранке.
Визит Генри к мистеру Чиллингворту не принес никаких результатов, кроме предположений. Все, что этот джентльмен мог сделать, – было выразить готовность направиться по их просьбе куда угодно, вместо того, чтобы предложить какой-то план действий в обстоятельствах, которые он не мог оценить так как они, те, кто были в этом месте и были свидетелями тех событий.
А сейчас мы предполагаем, что читатель готов заглянуть вместе с нами в одну из главных комнат замка Баннервортов. Вечер, несколько свечей отбрасывают слабый свет на просторное, некогда красивое помещение. На торжественном совещании собралась вся семья. А также адмирал, мистер Чиллингворт, Маршдел, и еще зашел Джек Прингл, с согласия своего начальника, но с видом, как будто у него было полное право присутствовать здесь.
Поводом для собрания был рассказ Флоры о странном и очень интересном интервью с вампиром. Детали этого интервью произвели глубокое воздействие на всю семью.
Флора на собрании уже выглядела лучше, спокойнее и была более собранной, чем несколько прошедших дней.
Нет сомнений, что беседа, которая была у нее с Варни в летнем-домике в саду рассеяла массу воображаемых страхов, которыми она его окружала, хотя она полностью убедила ее, что он и только он был тем страшным существом, которое причинило столько горя. Тот разговор показал ей, что в нем есть что-то человеческое, и что не было опасности в том, что за ней охотилось такое ужасное создание.
Такое чувство как это, было, естественно, источником глубокого утешения. И более твердым голосом, с большей жизнерадостностью, она еще раз в деталях описала подробности этого разговора всем, кто собрался, сделав вывод, сказав:
– И это дало мне надежду на более счастливые дни. Если бы это было обманом, то счастливым. И сейчас эта пугающая вуаль тайны висит над судьбой Чарльза Голланда, с какой радостью бы я сказала адью этому месту, и всему, что сделало его ужасным. Я почти жалею сэра Френсиса Варни вместо того, чтобы обвинять его.
– Возможно это правильно, – сказал Генри, – до определенных пределов, сестра; но мы никогда не простим того горя, которое он принес нам. Это не так легко – вынудить нас уехать из нашего старого и очень любимого дома, даже если бегство освободит нас от его преследований.
– Но мой молодой друг, – сказал Маршдел, – ты должен вспомнить, что многие люди вынуждены постоянно бежать от зла, которое далеко от того зла, с которым мы столкнулись здесь. Это то, что даст облегчение страдания, если мы не можем полностью от него избавиться.
– Это правильное утверждение, – сказал мистер Чиллингворт, – до определенных пределов, потому что оно многого не принимает в расчет и поэтому не совсем мне нравится.
– Почему, сэр?
– Почему вы уверены, что уехать из поместья Баннервортов – это гораздо меньшее зло, чем остаться в поместье Баннервортов, и быть в опасности того, что за нами охотится вампир. При этом принимается без доказательств предположение о существовании вампиров, во что я никогда не поверю, я повторяю, снова и снова, это противоречит науке, философии и всем законам природы.
– Факты – упрямая вещь, – сказал Маршдэл.
– Несомненно, – заметил мистер Чиллингворт.
– Хорошо, сэр; а здесь как раз мы имеем факт вампира.
– Предполагаемый факт. Одна ласточка не значит лета, мистер Маршдел.
– Это напрасная трата времени, – сказал Генри, – конечно, количество доказательств, достаточное, чтобы убедить одного человека, является недостаточным, чтобы убедить другого. Вопрос в том, что нам делать?
Все взгляды повернулись к Флоре, как будто этот вопрос был особо адресован ей, и ей нужно было, больше чем кому-то другому, ответить на него. Она так и сделала: твердым, четким голосом она сказала:
– Я узнаю судьбу Чарльза Голланда и тогда покину поместье.
– Судьбу Чарльза Голланда! – сказал Маршдел. – Зачем? Разве что если этот джентльмен не захочет общаться на эту интересную тему. Мы можем узнавать его судьбу долго. Я знаю, что это не романтично подвергать сомнению то, что он не писал три письма, найденные на его туалетном столике, и то, что он потом сбежал. Но по-моему, это очень просто принимается за факт. Мне сейчас легче говорить, чем это было раньше, потому что я сейчас накануне своего отъезда. У меня нет никакого желания оставаться здесь, и вызывать разлад в семье, или ссориться из-за чьих-то предрассудков. – Он посмотрел на адмирала Белла. – Я покидаю этот дом сегодня же.
– Ты презренный бестолковый подлец, – сказал адмирал, – чем раньше ты уберешься, тем лучше. Почему ты, плохо выглядящий мерзавец, что ты имеешь в виду? Я думал мы все уладили.
– Я ожидал эту брань, – сказал Маршдел.
– Ты ожидал ее? – сказал адмирал выхватив чернильницу и бросив ею в Маршдела. Чернильница сильно ударила его по подбородку и расплескала свое содержимое на его груди. – Сейчас я тебя удовлетворю, ты, подлец. Провалиться мне на этом месте, если ты не второй Джонс, топящий корабль. Пусть трясется мой шпангоут, если я не скажу сейчас кое-что крепкое.
– Я действительно, – сказал Генри, – должен возразить, адмирал Белл, против такого поведения.
– Возражай и пошел вон.
– Мистер Маршдел возможно прав, сэр, или он может быть неправ, это его мнение.
– О, не обращайте внимания, – сказал Маршдел, – я смотрю на этого старого морского хулигана как на что-то среднее между дураком и сумасшедшим. Если бы он был помоложе, я бы его публично высек. Но пока я всего лишь живу надеждой сдать его в какую-нибудь комфортную психушку.
– Меня в психушку! – закричал адмирал. – Джек, ты слышал это?
– Да, да, сэр.
– Прощайте все, – сказал Маршдел, – всего наилучшего этой семье. Я не могу оставаться под этой крышей, чтобы меня так оскорбляли.
– Хорошее избавление, – кричал адмирал. – Я лучше проплыву вокруг света на корабле, полном вампиров, чем с таким мошенником и подлецом как ты. Убирайся вон, ты хуже чем юрист.
– Нет, нет, – кричали все, – мистер Маршдел, останьтесь.
– Останьтесь, останьтесь, – кричал Джордж и миссис Баннерворт.
Миссис Баннерворт тоже кричала останьтесь, но в этот момент Флора встала и четким голосом сказала:
– Нет, пусть уходит, он сомневается в Чарльзе Голланде. Пусть уходят все, кто сомневаются в Чарльзе Голланде. Мистер Маршдел, да простят вас Небеса за ту несправедливость, которую вы сейчас делаете. Мы, возможно, больше никогда не встретимся. Прощайте, сэр!
Эти слова были произнесены таким решительным тоном, что никто не возразил им. Маршдел странным образом осмотрел семейный круг и через мгновенье ушел.
– Ура! – закричал Джек Прингл. – Хорошо сработано.
Генри выглядел, скорее, обиженным, чего адмирал, однако, не мог видеть, и в беспечной манере, в какой он обычно говорил, старик обратился к нему:
– Послушайте вы, мистер Генри Баннерворт, вы не в восторге от меня, и зная это я не думаю, что останусь здесь, чтобы у вас были со мной проблемы. Что касается вашего друга, который только что вас покинул, он бы сделал это рано или поздно в любом случае, я говорю вам, ничего хорошего в этом парне нет. Вы думаете, что путешествуя по морям и океанам в течение шестидесяти лет я не научился определять: честный человек или нет? Но не берите в голову, я собираюсь поехать поискать своего племянника, а вы поступайте как знаете.
– Только Небеса знают, адмирал Белл, – сказал Генри, – кто прав, кто не прав. Я очень сожалею, что вы повздорили с мистером Маршделом, но что сделано, то сделано.
– Не покидайте нас, – сказала Флора, – позвольте мне попросить вас, адмирал Белл, не покидать нас; ради меня останьтесь здесь, потому что с вами я могу непринужденно и доверительно беседовать о Чарльзе, в то время как я не могу этого делать ни с кем другим. Вы знаете его хорошо и уверены в нем, а другие – нет. Я умоляю вас, поэтому, остаться с нами.
– Только при одном условии, – сказал адмирал.
– Назовите его, назовите его!
– Вы планируете сдавать поместье?
– Да, да.
– Тогда сдайте его мне, и позвольте мне заплатить за несколько лет вперед. Если вы этого не сделаете, хрен я здесь останусь еще хоть одну ночь. Мы должны совершить эту сделку немедленно, и вы должны оставаться здесь как мои гости пока не соберетесь еще куда-нибудь. Вот мои условия. Скажите да, и все будет в порядке, скажите нет, и я вылечу отсюда как круглое ядро из пушки. Будь я проклят если так не будет, скажи, Джек?
– Да, да, сэр.
После этого экстраординарного предложения последовала пауза и наконец они заговорили, сказав:
– Адмирал Белл, ваше великодушное предложение и чувства, которые продиктовали его, слишком очевидны для нас, чтобы притворяться, что мы их не понимаем. Ваши действия, адмирал…
– О, да хрен с ними, с моими действиями! Что вам до них? Слушай меня, я являюсь капитаном этого дома, дурак! Я вас всех приглашаю на обед, на ужин, и на все приемы пищи. Миссис Баннерворт, вы похвалите меня за то, что я, старый дурак, ничего не понимающий в семейных делах, буду покупать то, что хочу для себя и для своих гостей? Вот деньги, мэм. Пойдем, Джек, осмотрим наш новый дом. Что ты думаешь о нем?
– Нужна обшивка, сэр, кое-где.
– Правильно, но тем не менее он подойдет нам, нам зедесь будет уютно, ты понимаешь. Пойдем.
– Да, да, сэр.
И адмирал с Джеком вышли, оставив двадцатифунтовую банкноту на коленях у миссис Баннерворт.
Глава 5
Разрозненные оппоненты сэра Фрэнсиса Варни. – Вмешательство Флоры.
Старый адмирал своим великодушием и видимой решительностью своего поведения произвел такое сильное впечатление на семью Баннервортов, что, хотя никто, кроме Флоры, не одобрял его поведения по отношению к мистеру Маршделу, они не могли не любить его. Если бы они стояли перед выбором: кого из двух они бы оставили с собой, адмирала или Маршдела, они бы без всяких сомнений выбрали первого.
Однако, не было приятно то, что такой человек как Маршдел, фактически был изгнан из этого дома за то, что осмелился разойтись во мнениях по очень сомнительному вопросу с другим жильцом. Но так как семья Баннервортов по своей природе всегда склонялась к наиболее великодушному взгляду на вещи, то честная, сердечная уверенность старого адмирала в Чарльзе Голланде нравилась им больше, чем спокойное и серьезное сомнение Маршдела.
Его уловка по найму у них дома, и плата ренты авансом, чтобы дать в их руки финансовые ресурсы на всякий случай, была не менее дружественной, потому что было не трудно догадаться, что он хотел помочь; и они не могли решиться травмировать психику старика отказом от его великодушного предложения.
Когда он вышел, они стали обсуждать этот вопрос между собой, и согласились, что пусть в данной ситуации будет так, как он хочет, хотя они надеялись услышать что-нибудь от Маршдела, что бы сделало его отъезд менее резким и неудобным для всей семьи.
В ходе данного обсуждения Флора узнала подробности того, что Чарльз Голланд перед своим таинственным исчезновением был накануне дуэли с сэром Фрэнсисом Варни.
Когда она узнала все об этом, в ее голове утвердилось мнение, которое раньше ей только иногда приходило на ум, что против Чарльза были применены какие-то бесчестные меры, чтобы он не мог участвовать в дуэли.
– Кто знает, – сказала она, – что этот Варни не сжимается от ужаса, представляя драку один на один с человеческим существом. И он неизбежно чувствовал себя так с Чарльзом Голландом, пока это его чувство не было прервано каким-то действием его самого и или его прислужников, которое отняло у Чарльза жизнь.
– Я не думаю, Флора, – сказал Генри, – что он рискнул бы совершить такой отчаянный поступок. Я не очень верю, что это возможно. Но не бойся, он обнаружит, если он на самом деле совершил такое зверство, что это его все равно не спасет.
Эти слова Генри хотя и не имели в то время особого воздействия на Флору, но, как был убежден Генри, произвели впечатление непоколебимой решимости и того, что он хочет немедленно заняться решением проблемы.
Когда совещание закончилось, ночью, которая уже началась, он, не сказав никому ничего, взял свою шляпу и плащ и пошел из поместья кратчайшим возможным путем к резиденции сэра Френсиса Варни, куда добрался без каких-либо происшествий.
Его не пустили к Варни, но прежде чем он покинул дом, слуга спустился с большой лестницы и сказал, что произошла ошибка и, что сэр Френсис дома и будет рад видеть его.
Его провели в те же апартаменты, где сэр Френсис Варни раньше принимал посетителей; а теперь там сидел общеизвестный вампир, выглядящий бледно и жутко в тусклом свете, который горел в комнате. И в самом деле он был больше похож на призрака из могилы, чем на одного из великого рода человеческого.
– Садитесь, сэр, – сказал Варни, – хотя мои глаза редко имеют удовольствие созерцать вас среди этих стен, будьте уверены – вы почетный гость.
– Сэр Френсис Варни, – сказал Генри, – я пришел сюда не за тем, чтобы обмениваться с вами неуклюжими комплиментами, от меня вы их не услышите и от вас я их слышать не хочу.
– Прекрасное настроение, молодой человек, – сказал Варни, и хорошо передано. Тогда могу я осмелиться, без того, чтобы как-нибудь задеть вашу любезность, поинтересоваться, каким обстоятельствам я обязан за ваш визит?
– Одному, сэр Френсис, с которым, я верю, вы знакомы лучше, чем имеете искренность признать.
– В самом деле, сэр, – сказал Варни холодно, – вы оцениваете мою искренность, возможно, своим собственным стандартом; и в этом случае я не могу с вами спорить; возможно это само по себе обстоятельство, которое не сильно удивляет; но продолжайте, сэр, раз уж между нами и целью визита так мало комплиментов, нам следует в должное время перейти к последней.
– Да, в должное время, сэр Френсис Варни, и это должное время пришло. Вы знаете что-нибудь о моем друге, Чарльзе Голланде? – четко произнес Генри и пристально посмотрел на сэра Френсиса Варни с серьезностью, которая, казалось, хотела сказать, что не нужно прятать взгляд от его наблюдения.
Однако Варни ответил на этот взгляд так же спокойно и холодно, как он отвечал своим сдержанным тоном:
– Я слышал об этом молодом джентльмене.
– И видели его?
– И видел его тоже, о чем вы, мистер Баннерворт, должны прекрасно знать. Конечно, вы проделали этот путь не для того, чтобы просто задать этот вопрос, но, сэр, вы получили ответ.
Гарри боролся со своим растущим гневом, вызванным этими невозмутимыми насмешками Варни; но ему удалось с ними справиться и он сказал:
– Я подозреваю, что с Чарльзом Голландом, сэр Френсис Варни, поступили нечестно, и что это было сделано с подлой целью.
– Несомненно, – сказал Варни, – если с джентльменом, которого вы упомянули, поступили нечестно, то это было с какой-то грязной целью; потому что никакая хорошая или добрая вещь, мой молодой друг, так не добывается, вы это признаете? Я не сомневаюсь.
– Я признаю, сэр Френсис Варни, и отсюда вытекает цель моего визита сюда, по этой причине я обращаюсь к вам…
– Странная цель, основанная на странном ходе мыслей. Я не вижу связи, молодой друг; просветите меня в этом вопросе, и когда вы это сделаете, могу я осмелиться задать вам вопрос, каким образом я смогу быть полезен вам?
– Сэр Френсис, – сказал Генри, его гнев повышал его тон, – это вам не поможет, я пришел, чтобы выяснить, что именно вы сделали с моим другом, и я выясню.
– Спокойно, мой дорогой друг; вы знаете, что я ничего не знаю о вашем друге, его действия – это его действия. А что до того, что я с ним сделал, я могу ответить только, что он бы не позволил мне сделать с ним что-то, даже если бы я хотел.
– Вы подозреваетесь, сэр Френсис Варни, в покушении на жизнь и свободу Чарльза Голланда; вы фактически подозреваетесь в том, что вы – его убийца, и, помогите мне Небеса! Если я не получу правосудия, я отомщу!
– Молодой человек, ваши слова крайне дурны и вы должны были спокойно подумать, прежде чем они были произнесены. Что касается справедливости и мести, вы можете добиться и того и другого; но я говорю вам: о Чарльзе Голланде или о том, что с ним стало, я не знаю ничего. Но по какой причине вы пришли именно сюда, чтобы узнать о человеке, о котором я не знаю ничего?
– Потому что Чарльз Голланд должен был драться с вами на дуэли: но до того как наступило время дуэли он внезапно исчез. Я подозреваю, что вы – автор его исчезновения, потому что вы боитесь сходиться в бою со смертным.
– Мистер Баннерворт, позвольте мне сказать в мою защиту, что не боюсь ни одного человека, каким бы глупым он ни был. А мудрости я не нашел в вашем друге. Однако, вы должно быть бредите молодой человек, какое-то пылкое безумие овладело вашим разумом, которое искажает…
– Сэр Френсис Варни! – произнес Генри, уже абсолютно неконтролируемый.
– Сэр, – сказал Варни после выдержанной паузы, – продолжайте. Я полон внимания. Окажите мне честь.
– Если, – продолжил Генри, – вашей целью было устранить мистера Голланда, став лично или через посредника убийцей, вы ошиблись в том, что вы достигли вашей цели.
– Продолжайте, сэр, – сказал сэр Френсис Варни вежливым и приятным тоном, – я полон внимания, прошу, продолжайте.
– Вам не удалось, потому что теперь здесь я, на этом месте, вызываю вас на смертную битву. Труса, убийцу такого как ты, я вызываю на бой.
– Вы не имеете в виду здесь на ковре? – сказал Варни медленно.
– Нет, сэр, но под небесным сводом при дневном свете. И тогда, сэр Френсис, мы увидим, кто будет стараться избежать сражения.
– Это в высшей степени хорошо, мистер Баннерворт, и, прося у вас прощения, потому что я не желаю причинять обиду, мой уважаемый друг, это будет повторено публично, короче, сэр, это очень впечатляет.
– Ты уклоняешься от битвы, да? Теперь я вижу твое истинное лицо.
– Молодой человек, молодой человек, – сказал Френсис тихо и медленно качая головой и грусть появилась на его бледном лице, – вы не знаете меня, если вы думаете, что сэр Френсис Варни боится какого-либо человека, тем более такого как вы.
– Ты трус, и хуже, если ты отклоняешь мой вызов.
– Я не отклоняю его, я принимаю его, – сказал Варни тихо и горделиво; и потом, с презрительной усмешкой добавил, – вы хорошо знакомы со способом, которым джентльмены обычно решают такие вопрсы, мистер Баннерворт, и возможно я несколько ограничен в своем знании манер мира, потому что вы сами себе и принципал, и секундант, я никогда не встречался с подобным случаем.
– Обсоятельства, при которых брошен вызов тоже необычны и это оправдает способ, которым вызов брошен, – сказал Генри с большой горячностью.
– Странное совпадение – вызов и способ, которым он брошен, очень необычны! Они очень сходны в этом отношении. Необычны я сказал? Чем больше я об этом думаю, мистер Баннерворт, тем больше я склоняюсь к мысли, что это воистину очень странно.
– Рано утром завтра, сэр Френсис, вы получите информацию от меня.
– В таком случае вы не будете делать предварительные замечания? Хорошо, хорошо; это очень необычно для принципалов – делать это самим; хотя, простите мне мою вольность, я просто подумал, что раз уж вы пошли по этому пути, как далеко вы можете зайти следуя по нему.
– Я сказал все, что я намеревался сказать, сэр Френсис Варни; мы увидим друг друга.
– Не могу вас задерживать, я осмелюсь попробовать что-нибудь вроде отдыха.
Генри ничего не ответил и повернулся к двери, даже не сделав формального поклона, какой сделал сэр Френсис Варни, когда увидел, что он покидает комнату, потому что Генри видел на его бледном лице саркастичную улыбку, на которую было неприятно смотреть, и которая раздражала его, Генри Баннерворта.
Он покинул жилище сэра Френсиса Варни в сопровождении слуги, который был вызван для этой цели колокольчиком своего хозяина.
Генри шагал домой, удовлетворенный тем, что он сделал все, что он мог в данных обстоятельствах.
– Я пошлю к нему Чиллингворта утром и тогда увижу, чем все это кончится. Он должен встретиться со мной, и тогда Чарльз Голланд, если не будет найден, то хотя бы будет отомщен.
В поместье Баннервортов была еще одна персона, которая приняла такое же решение. Эта персона была очень отлична от Генри Баннерворта, хотя достойная уважения в неменьшей степени.
Это был не кто иной как старый адмирал. Было необычно, что две такие очень разные личности считали необходимыми одни и те же действия, и оба держали их в секрете друг от друга. Но это было так и после мысленного сквернословия он решил лично бросить вызов Варни.
– Я пошлю Джека Прингла, этот матрос урегулирует дело так быстро, как юнга входит в лаг, и, услышав боцмана, свистит, созывая матросов на похлебку, опасаясь, что ему не достанется грог.
– Да разобьется в дребезги моя корма, но сэр Френсис Варни, как он себя обзывает, не сможет ничего сделать против старого адмирала Белла. Он крепкий как стальной трос и подобен клинку, который пройдет насквозь через вампира. Он будет лежать распластавшись. А перед этим я из него сделаю корабельную обшивку. Пересохни мое горло! Что он за длинная, долговязая швабра, с зубами, которые годятся для вытаскивания сплесеня. Но дайте мне посмотреть, смогу ли я сделать чехол из его туши, вампира или не вампира.
Мой племянник, Чарльз Голланд, не мог быть зарезан без чьего-то позволения или разрешения. Нет, нет. Я этого не потерплю. «Никогда не оставляй товарища в беде» – это первое правило моряка, и я не буду им, если я его не выполню.
Так, общаясь сам с собой, старый адмирал маршировал вперед, пока не дошел до дома сэра Френсиса Варни, у ворот которого он дернул колокольчик способом, как он это называл: «долгое дерганье, сильное дерганье, и дерганье вообще», что заставило его неистово звенеть. Такого звона в этом доме еще никогда не слышали.