Лжесвидетель

– Вот что! – придумал он. – Позвоните народному артисту Алешину!

Директору цирка! Он мне дал координаты этой фирмы, он сам сюда ездил, он знает адрес!

– Звонить Алешину во втором часу ночи я не могу, – твердо ответил голос.

– А придется! – выпалил Артем. Как всегда, не вовремя заявился в голову анекдот. Идет мужик по лесу, грибы собирает, вдруг навстречу – бабка с двустволкой. Что, милок, спрашивает, изнасиловать меня хочешь? Мужик руками на нее замахал – мол, что ты, бабка, окстись! На что бабка отвечает самым мерзким и гнусавым голосом, на какой только способен рассказчик: «А придется!» Вот точно такой голос и проснулся в Артемовой глотке, незвано-непрошено, к немалому удивлению ее хозяина. Хотя, чего же и ждать клоуну от самого себя?

Результат был вполне предсказуемый – собеседник положил, а может, и бросил трубку. Артем рассвирепел и стал набирать номер дядь-Юры.

– Мальчик, эти сопляки тебя напоили? – участливо спросил директор, услышав про выстрелы и убийство. – Напоили, уложили, а теперь из тебя выходит хмель и ты буянишь?

– Дядь-Юра!.. – Артем уже не знал, какому святому молиться. – Тут же человек умирает! Клянусь тебе чем хочешь! Позвони в милицию, объясни им, куда ехать! Тебе поверят, ты же – Алешин!

Директор помолчал.

– Лесть должна быть тонкой, – заметил он. – А ты льстишь грубо.

– Но!..

– Жди.

Судя по тому, что через пять минут Артему вновь позвонили из милиции, директор цирка взял власть в свои руки.

Он был гордостью города, этот старый директор. Двадцать лет назад, почувствовав, что пик славы позади, он вспомнил, что до сих пор прописан и даже имеет неплохую квартиру в довольно крупном городе, а та жилплощадь, на которой он обретается при наездах в Москву, в общем-то принадлежит супруге, брак с которой уже вполне можно считать фиктивным…

Алешин развелся с ней, наконец осчастливил браком свою давнюю ассистентку, сделавшую свой номер с дрессированными пони и тоже мечтающую о тихой пристани, сдал свой аттракцион хорошо подготовленному воспитаннику и объявился в городе, для которого он был «сам Алешин!» в неожиданном качестве. Он сменил бывшего директора цирка, который в шестьдесят два года вдруг решил, что именно людей его профессии с нетерпением ждет государство Израиль.

Первых полтора года ему не давали работать пресса и телевидение. Потом все привыкли, что звезда всесоюзной величины ведет себя совсем по-человечески, не капризничает, не безобразничает, а просто-напросто работает, и зауважали уже не по факту былой славы.

Артем не знал, но догадался, что Алешин может здесь приехать к любому начальству без предупреждения – и горе той секретарше, которая заставит его ждать в приемной или, Боже упаси, соврет, что шеф на выезде.

Очевидно, милицейская машина тоже впопыхах залетела на кладбище – уж больно долго она не появлялась. Наконец телефон, в который уже раз, зазвонил.

– Сигнализация отключена, – не просто сказал, а отрапортовал молодой голос. – Открывайте!

– Нечем!

Это действительно было бы безнадежной затеей – фирма «Креатив» запиралась основательно. Не имея трех ключей, бороться с тяжелой дверью не имело смысла. Артем объяснил тем, кто по ту сторону, где он слышал выстрелы и голос. И они ушли надолго.

Артем сидел у самой стенки, чуть ли не прижавшись к ней ухом, и слушал.

Вроде бы ни шагов, ни голосов не слышалось. Вдруг постучали – можно сказать, прямо в ухо постучали, так что он даже подпрыгнул. И заколотил по стене в ответ.

– Вот вы где, – отозвался голос, неизвестно который безымянный голос за эту страшноватую ночь. – Теперь все ясно. Значит, он отсюда полз…

– Что ясно?! Что ясно?! – завопил Артем. – Что там случилось?!. Ему еще можно помочь?..

– Ему помочь уже нельзя.

На следующее утро Артему пришлось выдержать настоящую осаду.

Поскольку ситуация сложилась чрезвычайная, милиция напряглась и отыскала-таки часам к пяти кого-то из сотрудников «Креатива», он раздобыл телефон подруги Прохановского, и Артема извлекли из подвала. К тому времени труп уже увезли, и Артем не испытывал ни малейшего желания смотреть на то место, где лежал убитый. Он хотел только одного – добраться до цирковой общаги, лечь и вырубиться. Это удалось часам примерно к семи, а в восемь Арго стал стягивать с хозяина одеяло, намекая, что пора на прогулку.

Первый журналист прибыл ровно в девять.

Полагая, что гастроли известного клоуна и недавней кинозвезды заинтересовали-таки помешавшуюся на политике прессу, Артем опрометчиво впустил этого человека в комнату и даже предложил ему чаю.

– Несколько слов для газеты «Вести», – потребовал журналист, выставляя на стол диктофон. – Были ли вы раньше знакомы с Сергеем Кузьменко?

– С кем?

– С главой телекомпании «Сюжет» Сергеем Кузьменко, – повторил журналист.

Он был чем-то похож на юного президента Прохановского – тоже круглолицый, курносый и отчаянно убежденный в своем праве на истину в последней инстанции.

– Я всего две недели, как в городе, – отвечал удивленный Артем. – Во время премьеры программу снимали и показывали в местных «новостях», но лично ко мне никто не обращался…

– О-кей! Тогда расскажите, как вы оказались в подвале «Креатива»!

– При чем тут подвал? – – Вы провели эту ночь в подвале «Креатива»? – уточнил журналист. – Так сообщили наши источники. О-кей! Тогда следующий вопрос – когда конкретно вы слышали выстрелы? Без двадцати час? Без пятнадцати час?

– Откуда я знаю! – Артем уже начал свирепеть. – Спал, проснулся, услышал голоса, потом дважды выстрелили!

– О-кей! – в голосе этой акулы пера (или диктофона – как они там теперь называются?) была неподдельная радость. – Было два выстрела! А сколько было голосов?

– Послушайте, – сказал, вставая и всем видом давая понять, что интервью окончено, Артем. – Убили человека. Этим занимается милиция. Я все, что знал, рассказал представителям власти. И еще буду рассказывать. А теперь мне пора в цирк на репетицию.

– О-кей! – безмятежно отвечал журналист, располагаясь на стуле поудобнее.

– Значит, вы не знакомы с Сергеем Кузьменко и полагаете, что этим делом занимается милиция. О-кей?

Впервые в жизни Артем слышал это словечко с такой интонацией.

– Не знаком и полагаю, – отрубил он.

– Она им заниматься не будет.

– Это почему же? – Артем сверху вниз глядел на молодого нахала, соображая – выгонять его словесно, или просто взять да и вынести вместе со стулом.

– Потому что убийство – заказное. О-кей! Вы не в курсе. Месяц назад точно так же убили Павла Шемета, ведущего «Сюжета». Тоже две пули, и одна из них – в живот. Тоже – на окраине. Умер от потери крови. И тоже непонятно, как его туда заманили. О-кей? Два подряд заказных убийства. Накануне выборов в городскую Думу! О-кей?

Артем задумался.

Он почувствовал, что ночной «Тетрис» выйдет ему боком.

Журналист ждал – должно быть, словесного портрета убийцы.

– В общем, так, – заявил Артем. – Я к этому делу отношения не имею. Я только вызвал милицию. Единственное – если бы они приехали на двадцать минут раньше, этого вашего – Кузьменко? – его удалось бы спасти.

– Может, и удалось бы, – согласился журналист. – Известный артист упрекает милицию в расхлябанности и медлительности – о-кей?

Тут Артем понял, что орать и выпихивать нахала бесполезно – завтра выйдет преогромное интервью, где сперва автор перечислит его, Артема, былые заслуги, а потом заставит его в шести абзацах крыть городскую милицию всевозможными словами, приводя такие факты, которых Артем не может знать по определению.

– В расхлябанности я упрекаю фирму «Креатив». Она забыла в помещении совершенно постороннего человека. Кроме того, президент фирмы по расхлябанности запер дверь, тем самым помешав мне выйти наружу, что, несомненно, является серьезным правонарушением, – прокурорским тоном начал Артем. – Будучи едва не съеден крысами, отлов которых не был своевременно произведен фирмой «Креатив», я встал перед необходимостью искать спасения на стеллажах. Иными словами, я был преступно оставлен в опасных для жизни условиях и лишен возможности оказать сам себе необходимую помощь, а пункт о неоказании помощи в Уголовном кодексе еще не отменен.

Уж это Артем знал доподлинно! Вопрос о помощи встал перед судом, когда пару лет назад разбиралось скверное дело о вышедшем из клетки тигре. Этот тигр напал на девчонку-конюха и хорошенько ее искогтил, пока присутствующие стояли совершенно каменные. Потом кто-то заорал, кто-то прибежал с шестом, зверя оттеснили, и следователь, который на следующий день вызвал к себе свидетелей, получил ровно шестнадцать версий события, схожих разве что именем девчонки и кличкой тигра. Артем прибежал, когда общий ступор уже кончился, но тем не менее и он стал свидетелем по делу.

– Вы о чем говорите? – воскликнул корреспондент.

– Я говорю о том, что я знаю точно, – отрубил Артем. – А о том, чего не знаю, говорить не буду! Все. Салют. О-кей.

С тем, свистнув Аргошке, и выскочил из комнаты в надежде, что журналист недолго проторчит там в одиночестве.

Попросив администратора Наталью запереть после ухода корреспондента дверь, Артем с Арго двинулись в цирк – а там их уже поджидали двое из газеты «Спутник бизнесмена», один с фотоаппаратом, похожим на небольшой орбитальный комплекс, а другой – опять же с диктофоном.

Артем понял, что убийство Кузьменко – действительно крупное событие.

Эти люди действовали менее нахально. Более того – тот, что с диктофоном, вел беседу несколько меланхолично, Артем бы даже сказал – траурно. Он и сам-то наводил на мысли о вечной скорби – крупный, сутулый, лысый, с висячими седеющими усами, вздыхающий так тяжко, кивающий головой так значительно, что и Артем завздыхал, закивал, пригорюнился.

– Большие, ох, большие деньги тут замешаны… – вещал он. – Помяните мое слово – мы так никогда и не узнаем, сколько платили «Сюжету» за предвыборную рекламу наши так называемые демократы. И не узнаем также, сколько денег осело на личном счету господина Кузьменко.

– Таки не узнаем, Аркадий Борисович, – Артем соорудил физиономию, с какой неплохо бы играть дворецкого в фильме из жизни английских аристократов.

Третий налет состоялся, когда Артем ковырял ключом в дверях гримерки. На сей раз атаковала женщина. Она озадачила Артема таким вопросом.

– Сперва – Шемет, потом – Кузьменко, кто следующий?..

Артем выдержал паузу. Держал до упора. Будь его воля – он увольнял бы из редакций агрессивных тридцатилетних женщин с заметными морщинами, но с лиловыми прядями в торчащих дыбом волосах. Черных башмаков на десятисантиметровой платформе он тоже не уважал.

– Я спрашиваю – кто следующий? – уже не так яростно повторила женщина, тыча чуть ли не в нос Артему диктофон.

– Я полагаю, Кандауров, – этак раздумчиво ответил Артем.

– Какой Кандауров?

Артем опять сделал паузу.

– Да-а… – протянул он. – Вот так живет человек, живет, думает – прославился, а приезжает в занюханный городишко – и на тебе!

– Кто этот Кандауров?

Артем раздумал открывать гримерку и сунул ключ в карман.

– Ну, я – Кандауров, – уныло признался он.

– Вы? Да ведь вы же!..

– Тс-с! Это – псевдоним! – Артем обернулся по сторонам, склонился к женщине и зловеще прошептал в ухо: – А вообще-то я – Рабинович!

Когда она опомнилась, самозванца и след простыл.

При нужде Артем умел не то чтобы исчезать, а вообще испаряться. Даже вместе с Арго.

– И так тошно, а тут еще эти лезут, – признался он дядь-Юре. – Ведь я же слышал его! Я же сам ему кричал – подожди, сейчас приедут, помогут! И, ты ж понимаешь, приехали! Помогли!

Директор покачал крупной набыченной головой.

– Ты с ними не шути, – посоветовал мрачно. – Мальчик, у них что-то с мозгами. Десять минут назад мне звонили и уточняли – ты действительно Кандауров?

– Девичья фамилия! Дядь-Юр, ты что, не помнишь? В главке был такой Кандауров! Еще с тобой на гастроли в Японию ездил! Его еще костюмером оформили! Я и подумал, что раз пошла такая пьянка – хорошо бы и его наконец пристрелить.

– Поезжай в «Креатив» и купи наконец себе машину, – велел директор. – До представления можешь не появляться.

– А если я ментам потребуюсь? Они хотели меня сегодня вызвать…

– Ментов я беру на себя.

Артем задумался – действительно, президент Прохановский обещал, что сегодня ноутбук вернется. И гораздо умнее поехать за ним, чем торчать в цирке, ожидая очередного идиота с диктофоном.

Впрочем, и журналистов можно было понять – не так часто единственным свидетелем убийства знаменитости становится другая знаменитость. Да еще все это накладывается на расхлябанность милиции, чтобы не сказать круче.

Обрадовав инспектора манежа, что репетировать не будет, Артем взял Арго и поехал.

Мудрый дядь-Юра, понимая невменяемое состояние Артема, позвонил компьютерщикам и предупредил, что заказчик выезжает.

Поэтому Артема встретили, как адмирала в кают-компании. Очевидно, с утра эта молодежь все-таки соображала лучше, чем к концу рабочего дня. А может, уголовщина привела их в чувство. А может, у этих раздолбаев объявились угрызения совести!

Ребята наконец отождествили старого дурака, который, стоя одной ногой в могиле, второй норовит доиграть последнюю партию в «Тетрис», с недавней кинозвездой, она же – звезда манежа. Тем более, что прибыл и Арго – а уж его рожа стала и вовсе знаменита, потому что кадры с выразительным собачьим взглядом попали в рекламный клип.

Вообще-то был момент, когда Артем собирался развернуть машину и возвращаться в цирк. Это случилось, когда он въехал во двор и увидел компанию бомжей.

Бомжи были те же самые, которые там околачивались, когда Прохановский выпустил Артема из подвала. Дед с седой окладистой бородой, шириной во всю грудь, в камуфляжных штанах, высокий сутулый парень с какой-то кривой рожей и еще один – однорукий. Тот вообще был колоритен – тоже бородатый, с вороными патлами чуть ли не по пояс, и красив, как Иоанн Предтеча на старого письма иконе, с таким же произительным взглядом из-под черных сходящихся бровей.

Этой публики Артем не любил. Во-первых, цирк приучил его к чистоплотности, к ежевечернему душу и дорогой одежде, которую грешно занашивать до черных полос на шее и рукавах. Во-вторых, однажды он, оказавшись за столом рядом с конюхом Ирмой, которую, редкий случай, слвершенно официально выперли из цирка за алкоголизм, подцепил вшей. Эта тварь вызвала в нем такое отвращение, какого он сам от себя не ожидал. И всякую возможность снова разжиться этой радостью обходил за три версты.

Третье – Артем просто не любил бездельников.

Это уже доходило до суеверия – бомж, да еще встреченный с утра, не предвещал ничего хорошего, во всяком случае, удачной репетиции – уж точно! У приятеля Артема, наездника Гаврилова, была причуда еще почище – он шарахался от старух. Причем от всяких – толстых, тощих, маленьких и напоминающих вставшую на дыбы цистерну. Если бы Гаврилов обнаружил старуху поблизости от конских стойл или боксов, могло произойти смертоубийство.

Бомжей сразу же с утра, пока вызволяли из подвала Артема, допросили – не было ли слышно шума, шагов, выстрелов, взрывов! Не находилось ли следов преступника – брошенного пистолета, к примеру. Нет, бомжи вечером разжились спиртным и так надрались, что утром их еле растолкали. А жили они в подвале того же дома, только в другом крыле. Как бы по диагонали и напротив.

Артем увидел эту компанию, вспомнил все события ночи, да еще стояли бомжи у тех самых дверей, к которым пытался подползти Кузьменко, и ему очень заходелось смотаться куда-нибудь подальше, туда, где можно будет забыть всю эту историю.

– Заходите, Артем Андреевич! – закричал Прохановский, даже еще не видя Артема, а отвечая на стук в неподдающуюся дверь. – Мы вас заждались!

За столом в закутке президента собрались не только расхристанные труженики «Креатива» – там были двое мужчин, которые резко отличались от компьютерной тусовки, хотя и поддерживали общий технарский разговор, как Артему показалось, вполне на уровне.

Уж эти не стали бы расстреливать крысу цыганской иглой из лыжной палки.

Артем, оглохший от бурных извинений, препровожденный к столу, осчастливленный мясным пирогом прямо из микроволновки и одноразовым стаканом с «Монастырской избой», поглядывал на парочку, ожидая возможности заговорить. Он разбирался в качественной одежде – в отличие от компьютерщиков, два высоких темноволосых мужика, лет от тридцати до сорока каждый, были одеты вполне качественно. Более того – держались с достоинством людей, которые даже не представляют как это – носить скверную одежду.

Артем определял эту породу так – «сытые». Не зажравшиеся, Боже упаси, не пошлые толстяки в золоте и при неизменной пальцовке, которую даже они уже преподносят с определенным юмором, а именно сытые, и потому ни в чем не хватающие через край. Лица – приятной округлости, тела – той самой упитанности, которую вполне можно назвать вальяжностью, и осанка людей, знакомых со спортом не по телевизору, и манеры – уже устоявшиеся, без малейшей суеты. Подумать только – хватило десяти лет строительства капитализма, чтобы вывести эту самую породу в меру цивилизованных бизнесменов.С собаками – и то тянется куда дольше!

– А это, Артем Андреевич, наши хозяева, – представил Прохановский. – Забелин Игорь Петрович и Киреев Николай Иванович. Узнали про новости, пришли вот… О нас забеспокоились. Такая дурацкая история!

– Я думал, вы братья, – сказал, протягивая руку, Артем. Действительно, оба были одного роста, одинаково плечистые, с крупными лицами, с прямыми мощными носами, с губами, словно подкрашенными помадой.

– Двоюродные, – рукопожатие у Забелина оказалось вполне мужественным. – А насчет хозяев – не совсем так. Я бы сказал – соседи.

Оказалось – когда «Креатив» вселялся в регулярно заливаемый подвал, это было сделано по очень разумной причине: ради минимальной арендной платы.

Коллектив фирмы на девять десятых состоял из молодых сотрудников одного отдела небольшого предприятия, которое уже полгода как обанкротилось.

Предприятие же размещалось по соседству, как раз в тех каменных бараках, которые уже приметил Артем. Компьютеры – это было общее всепоглощающее хобби, которое в трудную минуту решено было сделать профессией.

Подвал принадлежал предприятию – точнее, был одним из последних его приобретений, здесь изначально планировалось оборудовать тренажерный зал, сауну, какие-то медицинские кабинеты. Поэтому «Креатив» посреди общей катастрофы исхитрился оформить себе аренду буквально за гроши.

Но четыре месяца назад, во время переезда, в подвал вошел Киреев и удивленно спросил, что здесь происходит. Он отрекомендовался владельцем всего огромного дома – хотя в тот момент это еще не было правдой, а только велись переговоры о покупке.

Артем в толк не мог взять, зачем богатым людям дом у кладбища. Когда ему несколько раз повторили, что Киреев с Забелиным собираются делать тут все то же, что и разорившееся предприятие, – и сауну с большим бассейном, и тренажерный зал, и бар при нем, и массажные кабинеты, и прочие затеи для релаксации, да еще впридачу – гостевые квартиры, Артем кое-что начал соображать. Домишко – на отшибе, если тут вечером и ночью будет шумновато – не покойники же явятся с протестами! Ну, станет местный бизнес оттягиваться во весь рост в сауне, ублажаемый не банщиками, а банщицами, – кому какое дело.

– Вот мы и поладили, – сказал Забелин. – Выкупаем у жильцов квартиры и понемногу их расселяем. Во всяком случае, в этом крыле больше никого не осталось, а в том еще квартир пять, пожалуй, осталось. «Креатив» нам не мешает, даже наоборот, плату мы им повышать не стали, такой огромный подвал нам и ни к чему. Вот закончим ремонт, поставим охрану – ребята будут немного за охрану доплачивать. И – все! В зальчик будут ходить, качаться, в сауну со скидкой! Это – мы им. А они нам с железом помогут.

– Какой вопрос! – воскликнул Прохановский. – Поставим на абонементное обслуживание! Это – запросто!

Не первый раз Артем наблюдал вполне цивилизованные отношения, даже дружбу между людьми законопослушными и структурами с явным криминальным оттенком. Все – по уму, все по принципу целесообразности, и даже некий гуманизм просвечивает со стороны крутых – мол, мои это подопечные, мои, люблю я их, убогих! И вы их поэтому не трогайте.

Он ничего не имел против таких отношений. В конце концов, это – первое поколение, есть шанс, что второе поколение вырастет вместе, в полной уверенности, что детям технарей и детям крутых и положено дружить.

А третье поколение – оно уже будет общими внуками тех и других. Артем понимал, что от такой модели за версту разит идеализмом, но хотелось верить в лучшее.

– Вот только кладбище… – заметил он.

– А что – кладбище? Посадим кусты, деревья, отгородимся зеленой зоной, да там ведь уже и не хоронят, – Киреев усмехнулся. – Тут вообще райончик перспективный. Вот ребята не дадут соврать – мы здесь свои склады держим.

Ангар заметили? Туда немного денег вложить – торговый дом будет, круглогодичная ярмарка.

– Ага, – согласился тот из компьютерщиков, что палил из лыжной палки по воображаемой крысе. – Они наш сборочный и старый склад приватизировали.

Ну и что? И все довольны! И у нас там будет стенд – повезем железо из Голландии, матобеспечение лицензионное! Компакты с игрушками!

Забелин с Киреевым были люди воспитанные. Они не сразу приступили к допросу. А ведь мог бы Артем догадаться, что приехали они сюда, сильно озадаченные и даже обеспокоенные ночным событием. Если бы Кузьменко застрелили где-нибудь в кафе, в поликлинике, да хоть в книжном магазине – следователям и на ум бы не взбрело в чем-то подозревать хозяев кафе, не говоря уж о врачах и книготорговцах. Но эта известная личность погибла в частном доме, который стоит огромных денег, да еще нужно учитывать, какие суммы запланировано вложить в его реконструкцию. Хозяин довольно скандальной, как уже понял Артем, телепрограммы мог иметь свои сложные отношения с местными миллионерами. И пока не выяснится, каким бесом Кузьменко среди ночи занесло в недостроенную сауну, следователи какое-то время будут честно трясти Забелина с Киреевым. Честно – потому что следствие под прицелом у всей городской прессы, да что городской – и столичной, видать, тоже! И им нужно показать свою активность. Какое-то время – потому что сами же они и заведут следствие в тупик…

Был в Артемовой жизни случай, когда он помог выпутаться из неприятностей этакой приблатненной фирме – что характерно, невзирая на сопротивление ее шефа. И он усвоил, что бояться этих людей незачем. Во всяком случае, тому, кто умеет с ними обращаться благожелательно и без суеты. Да и чего им ссориться? Артем пока еще – клоун, а не налоговая инспекция!

– Вот так прямо и заигрались? – изумился Забелин, когда Артем, не дожидаясь намеков, стал рассказывать свое ночное приключение. – В «Тетрис»? Уму непостижимо!

– Я еще понимаю, в «Doom»! – прокомментировал кто-то из сотрудников «Креатива», маленький, бородатый, в прожженном свитере с закатанными рукавами.

– В «Doom» я сам однажды целую ночь рубился, – согласился Забелин. – Это – вещь! Но чтоб три часа подряд валить кубики в бункер? И так валить, чтобы слух отказал? Вы же должны были догадаться, что стало тихо!

– Может и стало. Я действительно ничего не слышал, – и Артем с некоторым смущением признался: – У меня игра пошла…

– А, ну, это – свято! – пришел ему на помощь Киреев. – Да вы пейте, пейте! Представляю, какой кошмар – вывалиться из игры и обнаружить, что вас заперли! Тут вы, наверно, и поняли, почему стало тихо.

– Да я об этом не думал. Мало ли – видик выключили, делом занялись. Я же не знал, который час! – тут Артем попытался восстановить то самочувствие, которое имело быть несколько часов назад, и вдруг ему это удалось до такой степени, что он даже обрадовался. – Мне другое показалось странным!

Темнота!

– Темнота? – переспросил Забелин.

– Ну да! Тут ведь все стенки дырявые, в смысле – вместо стенок – стеллажи. Когда я играл, то горела лампа, и я не выходил из малого круга…

Артем замолчал. Ему вовсе не хотелось сейчас читать лекцию о малых и больших кругах внимания в системе Станиславского.

– Из круга света, то есть, ее света, лампы…

Публика молчала. Ну да, подумал Артем, от человека, способного на грани третьего тысячелетия играть в «Тетрис», ничего вразумительного эти раздолбаи и не ожидают!

– В общем, вы отвлеклись от игры, заметили, что стало темно, и забеспокоились, – помог ему Забелин.

– Примерно так.

Артем рассказал, как метался среди страшных стеллажей с риском обрушить на голову раскуроченный принтер. Даже не совсем рассказал – встал и показал, как шарил руками во мраке и живописно съеживался, пряча голову, при малейшем скрипе наверху. Очень похоже изобразил голосом, как на него свалился-таки жестяной кожух. Этюд получился живенький – возникло даже сопереживание, и Артем подумал, что так было бы неплохо начать репризу – выйти во мраке, крадясь вдоль полоски света и шарахаясь от каждой тени. А потом? Потом – видно будет… – …так, значит, вы легли на этом диване? – уточнил Киреев.