Последнюю фразу она произнесла с ноткой игривости.
– Поверь, любимая, мы что-нибудь придумаем.
Подхватываю ее на руки и несу в спальню. Жена ощутимо напряглась, ожидая новых неприятностей от неудачника дня, но Бог был милостив, и цель была благополучно достигнута. И основная цель – тоже.
В общем, все окончилось благополучно. Глаз трубкой я, к счастью, никому не выбил, все живы, пожара тоже не случилось. Ну, разве что пожар пылал в нашей постели, но дикарскому методу добывания открытого огня трением мы так и не научились. К счастью. А то с моим сегодняшним везением запылал бы весь особняк…
РУМЫНИЯ. ЗАМОК ПЕЛЕШ. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 мая 1919 года
Ольга массировала виски. Какой тяжелый вчера был день. День тревог и неопределенности. Мостовская отбыла назад в Константинополь, увозя ее формальный ответ, полный пустых обтекаемых фраз и слов благодарности. Слов, которые лишь подтвердят ее растерянность и растущее отчаяние.
Константинополь. Как и многие века назад, этот город вновь стал центром европейской политики. По крайней мере почти вся политика на Балканах делалась сейчас именно там. Лондон слишком занят внутренними вопросами, Орлеану сейчас вообще не до балканских дел, а тот же Берлин, с утратой влияния на Болгарию и бывшую Османскую империю, лишь начинал заново выстраивать отношения, пытаясь восстановить прежние связи и возобновить интерес к Германии групп влияния в разных странах региона.
Нет, первую скрипку тут сейчас играла Россия, которой та же Италия, не колеблясь, передала роль главного куратора Балкан и Малой Азии. Это и понятно. Невзирая на промышленный и финансовый потенциал, Италия не имела ни такой армии, ни, главное, такого количества населения, чтобы претендовать на изменение всех раскладов на землях бывшей Османской империи. Свои бы новые земли заселить. К тому же и в Новоримском Союзе Россия была основной силой, что означало для остальных необходимость согласовывать свою политику с линией, которую нынче принято именовать «официальной Ливадией».
Перебравшийся на юг после болезни император Михаил больше никуда не выезжал дальше Константинополя, проводя большую часть времени на Острове и демонстративно удалившись от активных дел. Но активность русских на Балканах росла с каждым днем. Дипломаты, военные, купцы всякие. Что вызывало рост раздражения в различных кругах балканских стран и рождало напряжение внутри Новоримского Союза.
Конечно, из Москвы и Константинополя очень внимательно следили за происходящим. Да и в Риме не дремали. В ход шло все, включая «удачно подвернувшиеся» браки – ее, Тани, да и Мафи вышла за болгарского царя. Говорит, что счастлива, но поди знай, как оно там на самом деле. Таня в письмах тоже полна оптимизма, мол, любит ее Саша без ума, Сербия ей очень нравится и все такое. Но не может она никак забеременеть, а это не улучшает ситуацию ни в царственном семействе, ни вокруг него.
Впрочем, она вот забеременела, и что? Ее стали любить? Боже-Боже, за что ей такое наказание… Слезы навернулись на глаза.
Тут дверь в спальню открылась, и на пороге возник «любимый муж» в халате. Действительно, стучать в спальню к жене – это же полный моветон, не так ли?
Кароль молча прошел через комнату и некоторое время стоял неподвижно, глядя куда-то на горы за окном.
Наконец он произнес:
– Доброе утро, дорогая.
Ольга, не пытаясь выбраться из постели, хмуро кивнула.
– Доброе, дорогой.
Кароль повернулся к ней и указал на два кресла вокруг кофейного столика.
– Дорогая, я попрошу тебя накинуть халат и велеть подать нам кофе. Я хочу поговорить с тобой.
Королева демонстративно изогнула бровь, затем, облачившись в халат, величественно села в кресло. Позвонив в колокольчик, она отдала необходимые распоряжения.
Горячий кофе подали. Ее взгляд был вопросителен и холоден.
– Да, дорогой?
Царственный муж сделал глоток, явно оттягивая момент объяснения. Наконец, он решился:
– Дорогая Ольга, смею полагать, что тебе лучше будет вернуться в Константинополь.
Оля иронично глядела на супруга.
– А что так, дорогой Кароль? Вы нашли себе очередную пассию?
Тот удивленно поднял на нее взгляд.
– Пассию? Причем тут какие-то пассии? Здесь вопрос жизни и смерти.
Все еще сохраняя холодную улыбку на лице, она уточнила тоном, полным ледяного презрения:
– Вот как? Меня здесь удавят шнуром от штор или отравят мышьяком? Или подушкой придавят?
Кароль вскочил и нервно заходил по комнате.
– Ольга, ты не понимаешь, ты не понимаешь происходящего, ты не представляешь, что творится в столице, в штабах, в армии. Моя власть шатка, как никогда. Мне пока удается удерживать корону на голове, но лишь лавируя между различиями интересов групп влияния в Бухаресте и всячески обнадеживая относительно перспектив присоединения Трансильвании и создания Великой Румынии. Мне пока это удается, но я чувствую, как власть уходит сквозь пальцы, как песок на склонах этих гор.
Ситуация ухудшается с каждым днем, а мне почти не на кого опереться. Одни ждут того дня, когда ты родишь наследника, и тогда меня принудят к отречению, передав регентство моему брату Николае. Нашего сына объявят королем. Марионеткой в их руках. А тебя наверняка изгонят из страны. Если не сотворят чего похуже. Другие не хотят ждать, не желая ставить все на дело случая, и жаждут объявить королем Николае. Меня лишат короны, а может, и жизни. Тебя ждет изгнание. Третьи же просто боятся увеличения влияния России здесь и требуют твоей высылки вместе со всей твоей свитой и теми, кто прибыл сюда в последнее время после нашей свадьбы. Четвертые опасаются вторжения России и войск Новоримского Союза, говорят, что если с тобой что-то случится, то русское вторжение станет неминуемым. Пятые считают, что хорошо бы, чтобы с тобой что-то случилось. Несчастный случай, так сказать. И тогда я буду у них в руках, поскольку все будет устроено так, что якобы это я устроил ради какой-нибудь любовницы, на которой собираюсь якобы жениться. Шестые…
Ольга слушала мужа с широко открытыми от ужаса глазами. Кароль, увидев ее состояние, подошел к супруге и, присев на корточки, взял ее ладонь в свои.
– Я спрятал тебя здесь, в горах. Я выставил надежную охрану, но какая может быть надежная охрана в этой ситуации?
Ошеломленная племянница Михаила Второго опустила взгляд на его руки и прошептала:
– Ты так давно этого не делал…
– Прости меня за все. Но я боюсь за тебя. Они могут тебя убить в любой момент. И меня тоже. Я не могу доверять ни одному человеку.
Он поцеловал ее в ладошку.
– Прости.
Ольга провела ладонью по его волосам:
– Какой же ты у меня глупый…
Кароль молча и грустно кивнул.
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 мая 1919 года
– Большое турне?
– Да, Оленька. Пора окинуть хозяйским взглядом наше Отечество.
Сестра хмуро покачала головой.
– Не торопишься ли ты? «Американка» еще лютует. Мало тебе было прошлогодних приключений?
– Более чем. Да, было их более чем достаточно. Но доклады с мест, откровенно говоря, меня смущают. Да и перед принятием «Большой программы» следует оглядеться. А что касается «американки», то, может, оно и к лучшему – не будут организовывать толпы верноподданных и прочие торжественные встречи.
– Ты в это веришь?
Криво усмехаюсь.
– Не особо. Показуха, конечно же, будет обязательно, но, надеюсь, весьма умеренная.
Мы помолчали.
– Что наша румынская королева?
Ольга покачала головой.
– Пока никаких известий от нее не было. Там все так плохо?
– Да, довольно нервно.
РУМЫНИЯ. ЗАМОК ПЕЛЕШ. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 мая 1919 года
– И что, мы ничего не можем сделать?
Ольга пытливо смотрела на мужа. Тот вздохнул:
– Я пытаюсь. В одном наши интересы совпадают: и мне, и тем, кто против меня, всем нам нужна Трансильвания. Победив, я получу авторитет среди подданных, смогу под шумок устроить ряд отставок и расставить своих людей. Я не могу провести никаких реформ, которые необходимы, пока в Румынии вся реальная власть у землевладельцев, банкиров, промышленников и генералов. У твоего дяди получилось, но он был популярен, а я, увы, отнюдь не тот человек, за которым сейчас пойдут толпы, а главное, элиты.
– А зачем этим элитам тебя менять, если ты ничего не можешь с ними сделать?
Кароль криво усмехнулся:
– Я не могу, но я хочу. И они это знают. Слишком со многими зря испортил отношения, слишком много болтал. Но я не думал, что отец так вдруг умрет. Не успел… А что касается Николае, то он рос тихим и послушным мальчиком. Таким он и вырос. Николае панически боится власти, но они его заставят.
– А ты не думал о том, что перед самой победой в Трансильвании с тобой что-то случится?
Тот кивнул:
– Думал. Но другого выхода я, признаться, не вижу. Мне нужна эта победа. Мне нужна Трансильвания. Однако у Венгрии сильная армия. Мои генералы мне дают бравурные отчеты о состоянии нашей армии и о полной деморализации венгерской. У них там, мол, уже гражданская война полыхает, так что мы пройдемся легкой прогулкой.
Он вновь заходил по кабинету.
– Вчера я давал аудиенцию генералу Дитерихсу. Мне был представлен аналитический доклад о состоянии румынской армии. Если пересказать его двумя словами, то все плохо, венгерская армия сильнее, и Румыния потерпит поражение в войне.
Остановившись у окна, король Румынии произнес ровным голосом:
– И вчера с докладом из Генерального штаба прибыл полковник Антонеску. Он доставил мне меморандум за подписью начальника Генштаба генерала Презана. Он от имени всех основных командующих фактически требует немедленного начала войны с Венгрией. Это практически ультиматум. Вот так, радость моя. Вот так.
Повисло напряженное молчание. Наконец Ольга спросила:
– Что я могу сделать для Румынии и… для тебя?
Муж грустно усмехнулся и покачал головой.
– Оленька, я знаю, что очень виноват перед тобой. Но я боялся, что заговорщикам станет известно, что ты мне не безразлична. И тебя убьют.
– Так почему же ты мне все не сказал?
– А как бы я сказал это?
– А вот так! Как сейчас!
Понимая, что сейчас она может сорваться и наговорить все, что накопилось, она медленно села в кресло и обхватила виски ладонями. Пару минут подождав, Кароль поставил на столик стакан воды.
– Прости меня. Я не знал, что мне делать…
Ольга выдохнула несколько раз и отпила пару глотков воды.
– Ладно, это мы потом обсудим. При случае.
Она послала мужу многообещающий взгляд, тот повинно склонил голову.
– Судя по тому, что ты вдруг решил мне все рассказать, и ты хочешь, чтобы я уехала в Константинополь, ты не просто пришел со мной попрощаться?
Король Румынии кивнул:
– У меня есть, конечно, дерзкий план, но для этого ты должна срочно выехать в Константинополь. Для твоей и нашего будущего сына безопасности. А еще я попрошу тебя передать твоему царственному дяде очень-очень секретное письмо. Обязательно из рук в руки.
Ольга ошарашенно кивнула и почему-то проговорила:
– Жаль, что вчера уехала баронесса Мостовская, она могла бы передать такое письмо лично императору.
Кароль пару секунд молчал, а затем засмеялся:
– А баронесса Мостовская никуда не уехала. У них там машина сломалась или что-то такое, так что ночь она провела в охотничьем домике. Я велел ее надежно охранять.
Ольга неожиданно для себя прыснула.
– Твоя работа?
Монарх спокойно кивнул.
– Конечно, дорогая. Но я приказал ее не отпускать не по причине того, что мне нужно передать письмо Михаилу. Это тоже возможно, я знаю, что у Михаила, Марии и Ольги баронесса Мостовская пользуется полным доверием. Но я хочу, чтобы Мостовская и ее люди поехали с тобой. Про письмо никому знать не нужно. Так что они официально лишь составят тебе компанию в дороге.
– А на самом деле?
– А на самом деле, любовь моя, она будет твоим щитом, если вдруг что-то произойдет.
– Что?!
Король Румынии мягко улыбнулся в ответ на ее возмущенный вскрик.
– Да, жизнь цинична. Но вряд ли многие горячие головы рискнут напасть на группу путешествующих, среди которых есть племянница русского императора, а также мать его сына. Двойной, так сказать, оберег для тебя. У твоего дядюшки слишком страшная репутация. Тут оккупацией Румынии не обойдется. Головы полетят тысячами. Самые жирные головы.
Ольга с удивлением смотрела на мужа. Таким она не видела его никогда…
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 мая 1919 года
Местоблюстительница Ромеи обеспокоенно спросила:
– А ты уверен, что можешь сейчас себе позволить уехать из Константинополя? Ташкент! Владивосток! А если на Балканах полыхнет? А вдруг нужно будет принимать срочные решения?
Мягко улыбаюсь и демонстративно вздыхаю.
– Оленька, а когда у нас будет возможность? У нас все время то то, то сё. То война, то угроза войны с Британией, то… Впрочем, что я говорю?! Война с Британией в том или ином виде идет у нас уже два года! И вот сейчас нужно грамотно все разрулить в Египте, в Афганистане, в Монголии, в Маньчжурии. Нам нужно ослабить Англию, растянув ее силы по всему миру, нам нужен договор о ненападении с Японией, нам нужно укрепить свои позиции в Сиаме. Я веду даже подготовку к государственному визиту в Токио, а для этого у нас должны быть сильные позиции на Дальнем Востоке, так, чтобы японцы трижды подумали, прежде чем начинать против нас какие-то действия. А ведь англичане их будут сильно подталкивать к этому. Да и американцы заинтересованы ограничить наше влияние в зоне Тихого океана, сама понимаешь, так что… – Демонстративно оптимистически хлопаю ладонями по кожаным подлокотникам кресла. – Так что все будет в порядке, остаешься за старшую, а вдруг что – я всегда на связи!
Но Ольга моего оптимизма не разделяла.
– Знаю я, как ты будешь на связи «вдруг что». Особенно за Уралом!
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 7 мая 1919 года
Роскошная ночь над Босфором. Шикарный яркий полумесяц сиял в небе. Весело верещали какие-то насекомые, оптимистично ухала какая-то летающая живность. Лишь порхали черным тенями летучие мыши.
«Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом. Кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (Евразией и Африкой). Кто контролирует Мировой остров, тот командует миром».
Я подчеркивал красным карандашом интересные места в тексте опуса «Демократические идеалы и реальность». Что ж, мое появление в этом времени не слишком-то изменило суть событий и глубинные интересы мировых держав. И британский географ, профессор Оксфордского университета, член Тайного совета Великобритании сэр Хэлфорд Джон Маккиндер, успевший еще до моего появления в этой реальности издать свой эпохальный труд «Географическая ось истории», не оставлял своих попыток создать геополитику в том понимании, в котором она была в моем будущем.
Итак, все, как говорится, идет по писаному. Возможно, для аборигенов это и откровение, но не для меня, читавшего в своем будущем очень многое в части политологии и прочей геополитики. Посему, Хартленд – это недоступная для «цивилизованных держав» кладовая мира. Удаленная в глубины Азии, «великая природная крепость людей суши», самой природой отделенная от морских транспортных (и военных) путей и имеющая выход лишь к вечно скованному стужей Ледовитому океану. Кладовая мира, которая, по странному капризу судьбы, контролируется этими полудикими русскими, которые, к тому же, постоянно норовят расширить свою Московитскую Тартарию на все большие и большие территории.
Перелистнув несколько страниц, я кивнул сам себе. Да, все в том же духе. В общем, век за веком варварские народы Азии атакуют Европу. Гунны, варвары, монголы, тартары, турки, русские и прочие порождения Великой Дикой степи раз за разом вторгаются и хотят разрушить цивилизацию. Упадок Рима и прочих, безусловно, вина варваров с горящими жадностью глазами. Владычество Европы над миром уже не настолько однозначно. «Колумбова эпоха» превосходства морских держав подходит к концу. По мере развития сети магистральных железных дорог, которые составят конкуренцию флотам морских держав и могут привести к превосходству континентальных держав над морскими, геополитическая роль Хартленда будет только возрастать.
Единственное спасение – решительное вытеснение России в глубь континента, отрезание ее от выхода к незамерзающим морям и отделение от Европы поясом враждебных марионеточных стран, которые должны поясом окружить варварский русский Хартленд, отсекая его от влияния на мировую политику и удушая в «цивилизационных объятиях».
Но, переосмысливая катастрофические для «держав просвещенной европейской цивилизации» итоги Великой войны, профессор Маккиндер развивает выводы своей работы 1904 года.
Вместо того чтобы кануть в небытие хаоса и открыть путь ко всем своим богатствам главным мировым державам, Россия вдруг, совершенно неожиданно, не только устояла под натиском событий, но и сумела расширить свою власть, бросив тень своей варварской длани на важнейшие географические и стратегические регионы Восточной и Южной Европы, Малой Азии, Ближнего Востока, захватила черноморские проливы, распространила свое влияние на Италию и Балканы, пытается втянуть в свою орбиту Францию, договаривается с Германией, уже поглядывает в сторону Индии и Китая.
Вместо того чтобы по итогам войны создать цепь мелких государств-лимитрофов, не позволяющих России и Германии объединиться, в кошмарном результате появился Новоримский Союз, который мало того что продвинул свои границы далеко на запад, так еще и позволил России-Хартленду преодолеть естественную изоляцию, выйдя из диких земель прямо в Средиземное море. Выйдя и создав реальную угрозу Суэцкой артерии Британской империи.
В общем, все было схоже с тем, что я читал в своем будущем. Впрочем, отличия все же были. И если Хартленд традиционно почти совпадал с очертаниями России, то вот понятие Римленд претерпело существенные изменения. Вместо пояса прибрежных государств, опоясывающих Хартленд и противостоящих ему, как это представлял позднее американец Николас Спикмэн, в интерпретации профессора Маккиндера «Римленд» превратился в «Три Рима и их сателлитов», то есть, по факту, в Новоримский Союз. То бишь Хартленд вышел за пределы Хартленда.
Меры должны быть приняты. Самые решительные меры! Я зевнул. Пишут и пишут всякую ахинею. Взять все да и поделить!!!
Отпив из бокала, я поцокал языком. Неаполитанское «Lacryma Christi», «Слезы Христа». Отличное окончание дня. Впереди – ночь.
Тут что-то стукнулось о стекло. Что-то ворвалось в мой кабинет из тьмы Босфора и начало яростно биться о стены и потолок. От неожиданности я вскочил, опрокинув бокал и повалив лампу, заорал:
– Евстафий, тащи Пирата!!!
Но пока лишь черные крылья бились у меня над головой. Лишь багровые реки разливались по «Хартленду» в косых лучах лежащей на боку лампы. И большая багровая лужа на полу у меня под ногами. Сверкали в кровавой тьме, слово клыки дракона, острые осколки разбившейся бутылки. «Lacryma Christi». «Слезы Христа».
Свет упавшей лампы погас…
Глава III
Тень рассвета
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 7 мая 1919 года
– Хороший. Хороший. Молодец. Все бы так работали – раз-два, и готово.
Черный кот урчал, словно тот «а гиц ин паровоз», распираемый удовольствием от почесывания за ушами и гордостью от пойманной и принесенной к ногам хозяина твари. Он принес к ногам хозяина тварь и тут же потерял к ней всякий интерес. В конце концов, он же не ради еды ее ловил! Тут же стал тереться о мою ногу, требуя похвалы и оценки.
– Молодец. Хороший. Умничка.
Кошак на моих руках просто млел, жмурясь и двигая шеей, подставляя под ласку те или иные части своей головы. Он и в самом деле поймал эту тварь. Зря, что ли, я его тут держу? Дворцовый кот, пусть и страшный, но разве в красоте дело? Некоторые тут советовали мне символом дворца завести красивого породистого кота, но я завел кота ужасного. Уши порваны. Шрам на морде (как глаза только не лишился???), но гибкий, матерый и жуткий. Почему мои животные в основном такие? Я ведь добрый и пушистый. Парадокс!
Усмехнувшись своим мыслям, обозреваю разгром в кабинете. Про «раз-два» я, конечно, сильно преувеличил. Да уж, наворотил тут ночной гость дел, панически мечась из стороны в сторону, ударяясь о стены, люстры и все прочее, отчаянно пытаясь ускользнуть от черной молнии, яростно прыгающей с самых разных сторон. В пользу кота был его опыт, но против были размеры помещения и высота потолков во дворце, что весьма и весьма затрудняло ему задачу.
Понятно, что-то упало, что-то перевернули, что-то разбили. Но, вопреки уговорам Евстафия, я не вышел из кабинета. Глупо, конечно. Царственная мордашка вполне могла и пострадать, а летучая мышь могла быть больна чем угодно, включая бешенство. Но вот уперся я. Упрямство – фамильная черта Романовых. Возможно, хотел реабилитироваться в собственных глазах за тот испуг, который невольно вызвало у меня внезапное явление черной твари, возможно, сыграло роль что-то другое, но я остался на поле битвы.
Нет, я не пытался составить конкуренцию коту, внося дополнительный хаос своими глупыми попытками опередить реакцией двух быстрых хищников. Я просто стоял посреди этого множащегося разгрома, среди брызг хаоса и вихрей битого стекла. Поле брани. Поле сечи. Рубилово.
К моему счастью, мышь ни разу не наткнулась на меня, а кот не использовал меня в качестве трамплина для очередного прыжка и не пытался на меня с ходу взобраться, словно на дерево. Вихри битвы огибали меня, как ураган, зло завывая, огибает одинокий утес. Я был зрителем. Наблюдателем. Свидетелем.
Я не так часто в последнее время бывал во Дворце Единства, а с момента поселения кота в дворцовом хозяйстве и того реже. Кошак меня и не видел толком. Не помню даже, гладил ли я его после того первого дня во дворце. Но кот принес летучую мышь мне под ноги.
Признал за хозяина? Или оценил, что я не сбежал и стал свидетелем его триумфа? Поди знай. Чужая душа – потемки. Особенно если это кошачья душа черного, как смоль, Пирата с порванным ухом и шрамом на морде.
Почесывая урчащему хищнику шею, говорю вполголоса:
– Знаешь, а быть может, мне этого и не хватало. Слишком я расслабился на Острове. Слишком все было хорошо и благостно.
Вспомнив негу прошедшего утра, я вздохнул. Минуло меньше суток, а словно было все это в какой-то другой жизни. Что ж, Миша, добро пожаловать обратно, в реальный и жестокий мир.
Хрустя битым стеклом, подхожу к своему рабочему месту. Лужи на столе и на полу никуда, понятное дело, не делись, а вино на книге уже впиталось в бумагу, превратив раскрытый том в набухшую, пропитанную красным массу. Страницы покорежились и потемнели.
Коту было все равно. Он урчал. Он был расслаблен, но в то же время был готов мгновенно прыгнуть, если вновь появится цель. Хищник. Дитя природы.
А разве Император не хищник? Лютики-цветочки, вы говорите? Рассветы и романтика? Да. Полный неги Остров, ощетинившийся во все стороны орудиями главного калибра. И крейсирующая в розовой рассветной дымке романтическая дивизия крейсеров Южного флота на горизонте. Огромная военная машина, словно пружина, готовая вдруг нанести удар на всю свою сжатую силу.
За окном ночь уже уступала свои права новому дню. Я смотрел на восход. Мрачный восход. Кровавый восход. В воздухе пахло грозой. В воздухе, со всей очевидностью, пахло войной. Вот-вот что-то произойдет. Я это чувствую, как чувствуют машины «Теслы» разлитое в воздухе электричество. Вся дуга вдоль наших границ напряжена. Пусть не до предела, но напряжение растет.
Я надеялся на то, что мне удалось исправить черновик истории и переписать ее начисто. Надеялся минимум лет на двадцать мирного развития. Надеялся на то, что сложившаяся конфигурация Новоримского Союза защитит империю от особых неожиданностей, а более-менее стабильные отношения с Германией и польский протекторат между нами обеспечат безопасность западных границ. Но что-то пошло не так. Что-то, ломающее мои планы. Восковые таблички Скрижалей истории вновь поплыли.
Чистовик. Который придется исправлять. Планы, которые придется менять. Как появление летучей мыши изменило мои планы на ночь и на это утро.
«Хартленд» полетел в мусорную корзину. Туда вам всем и дорога. На всякую хитрую мышь найдется свой хитроматерый кот.
– Евстафий!