Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников

© Фонд А. П. Петрова, 2010

© О. М. Сердобольский, составление, предисловие, 2010

© Авторы статей, 2010

© И. В. Тарханова-Якубсон, оформление, 2010

© Издательство Ивана Лимбаха, 2010

Дома с любимым псом Риччи. 1971. Фото Ю. Колтуна

Портретная галерея одного героя

Олег Сердобольский

Дружеский шарж М. Беломлинского

При одном упоминании этого имени – Андрей Петров – в душе сразу возникает мелодия. Причем у каждого – своя. Ее можно напеть, наиграть, просвистеть или просто промурлыкать себе под нос, как нечто родное, близкое, ставшее частью нашего многоголосого бытия. И сам этот человек был – Мелодией. Из какой-то внутренней мелодии личных воспоминаний страница за страницей складывалась и эта книга о нашем современнике, музыка которого вошла вместе с нами в новое тысячелетие.

Композитор Андрей Петров не хранил свои нотные черновики. Закончив работу, он старался побыстрее от них избавиться и оставлял лишь окончательный вариант сочинения. Муки творчества были его личным делом. А слушателям он дарил «чистовик» – как нечто, рожденное легкой вдохновенной фантазией. Но душевная просветленность, которая так привлекает нас в его произведениях, всегда исполнена большого энергетического напряжения, пропущенного через сердце творца. И потому написанная им музыка воспринимается в совокупности не только как портрет времени, но и как его собственный портрет. Он действительно очень узнаваем в том, что с молодых лет до конца дней запечатлевал нотными знаками.

Осталось множество его портретов, сделанных современниками. В облик Андрея Павловича пристально всматривались очень разные художники, находя в нем живые, обаятельные и не банальные черты и черточки. В детские годы Андрюшу со скрипкой и смычком запечатлела его мама – замечательная художница Ольга Ваулина. В пору молодости его, недавнего выпускника Консерватории, по-своему увидел Николай Акимов. Есть немало дружеских шаржей разных лет, тоже по-своему интересных и метких. А в зрелом возрасте композитора воплотил в бронзе скульптор Григорий Ястребенецкий.

Эту книгу тоже можно назвать попыткой создания его портрета. Последний прижизненный фестиваль музыки Андрея Петрова назывался «Сотворение мира продолжается». День за днем мастер сотворял свой музыкальный мир. А в этом сборнике друзья, коллеги, почитатели таланта композитора, люди разных поколений и разных профессий, сообща сотворяют картину «А. П.». В зеркалах памяти не может быть портретной точности, поскольку все собранные здесь свидетельства и факты преображены временем, игрой чувств, причудами нашего пристрастного отношения к прошлому. Но, собранные вместе, они складываются в поразительную по спектру ощущений портретную галерею одного героя. Никто не ставит его на котурны, не стремится «упаковывать» в возвышенные слова. В собранных здесь монологах он, удостоенный всех знаков общественного признания, запечатлен в бурлении жизни, в замыслах и страстях.

В его инициалах, А. П., созвучных пушкинским, зашифрована та любовь к Пушкину, которую он пронес через всю жизнь и воплотил во множестве произведений. Как и великий поэт, он пережил и воспел и «веселия глас», и светлую печаль, и тоже стремился к покою и воле, находя их в творческом уединении. И мы благодарны ему за музыку, с которой легче и светлее живется на белом свете.

А. Петров. Конец 1980-х. Фото Ю. Белинского

В этой жизни мы были соседями

ЖОРЕС АЛФЕРОВ

физик

Мы не были близкими друзьями с Андреем Петровым, но в нашей жизни случались встречи, о которых я вспоминаю с сердечной теплотой и радостью от сознания, что знал его. А началось наше знакомство с того, что в дом на Петровской набережной, который называют «Дворянским гнездом», переехал мой близкий друг, один из самых замечательных ленинградских актеров, Владислав Стржельчик. К тому времени Андрей Павлович уже был в этом доме старожилом. Мы с ним встретились в гостях у Владислава Игнатьевича и как-то очень непринужденно, что называется, без разведки, сошлись в разговоре.

А потом представился случай пригласить его в наш Научно-образовательный центр, где мы в 1999 году открыли лекторий «Прощание с XX веком» (позже он стал называться «Наука и культура XXI века»). И Андрей Павлович по моему приглашению выступил там с лекцией о современной петербургской музыке. В нашем лектории выступало много интереснейших людей, но та встреча, какую провел он, была особенной. Он то и дело садился за пианино и иллюстрировал сказанное фрагментами. Его лекцию слушали школьники, студенты, научные сотрудники – и всем им было очень интересно с ним общаться.

Андрей Петров – это большое имя в нашей музыке. Думаю, мы просто не знаем композиторов, которые бы так успешно, как он, работали в самых разных жанрах. Я точно помню дату той музыкальной встречи в лектории – она проходила 15 марта 2002 года. Это был день моего рождения, и чудесней подарка по такому случаю трудно было пожелать.

А вот о последнем, музыкальном подарке Андрея Петрова я вспоминаю и с глубокой благодарностью композитору, и одновременно с горьким чувством, потому что сам Андрей Павлович, увы, не дожил до его исполнения. Это был фестиваль «Почетные граждане Санкт-Петербурга», учрежденный по инициативе Петрова. В тот вечер 13 марта 2006 года в Большом зале Филармонии в мою честь исполнили премьеру его вокально-поэтической сюиты для баса, чтеца и оркестра «Если звезды зажигают…» на ранние стихи Владимира Маяковского.

Андрей Павлович знал, что я люблю поэзию Маяковского. Так вышло, что «Если звезды зажигают…» оказалась одним из прощальных произведений Андрея Павловича, поэтому оно и навевает на меня бесконечную грусть. А поначалу предполагалось, что следующий концерт фестиваля будет посвящен ему…

Есть продолжение истории с «Дворянским гнездом», с которого я начал эти заметки. У нас была квартира недалеко от Научно-образовательного центра, на улице Жака Дюкло. И Тамара, моя супруга, стала меня убеждать, что хорошо бы продать эту квартиру и купить другую, в центре. Я сразу решил, что квартира должна быть на Петровской набережной. Как раз посередине между Научно-образовательным центром и Академией наук на Васильевском острове, где я тоже работал. И как-то на одной из наших встреч Андрей узнал об этом нашем семейном намерении и тоже включился в поиски. Вдруг он звонит и сообщает, что продается квартира на одной лестничной площадке с ним. Кто-то оттуда съезжает. Конечно, я обрадовался такому варианту – быть соседом Андрея Петрова. К огромному сожалению, нам не удалось сговориться, потому что сумма, которую запросил хозяин квартиры, оказалась для меня просто неподъемной. Ну а потом, когда я получил Нобелевскую премию и мог решить этот «квартирный вопрос», тот человек уже передумал продавать квартиру. Андрей ужасно огорчился. Ему тоже, видимо, было бы приятным наше соседство.

В конце концов, я купил квартиру в соседнем с ним доме, принадлежащем военно-морскому ведомству. Само ощущение соседства с ним было, в первую очередь, даже не географическим, а человеческим. И когда я слышу его музыку, мне всегда кажется, что она адресована и лично мне.

Пресс-конференция в редакции газеты «Санкт-Петербургские ведомости». 2005. Фото С. Грицкова

Его песням хочется соответствовать

СЕМЕН АЛЬТОВ

писатель

У каждого человека свои отпечатки пальцев и только ему присущий смех. Андрей Павлович смеялся, как ребенок. Откидывал назад голову и рассыпался тихим смехом, при этом за стеклами очков прыгали веселые зайчики. Рассмешить такого человека – большая честь.

Я горжусь тем, что несколько раз мне это удавалось.

Ниже – текст поздравления, которое я читал Андрею Павловичу в Доме композиторов в день его семидесятипятилетия.

«Букв тридцать три. Нот всего семь. Число комбинаций из тридцати трех гораздо больше, чем из семи. Писателям есть, где разгуляться! А композиторам с их семью белыми клавишами и пятью черненькими – тесновато.

Не хочу обидеть гениальных писателей, но великих композиторов знает и любит больше народу. „Войну и мир“ Льва Толстого наизусть процитирует не каждый интеллигент. А песни Андрея Павловича напевают, бормочут, мурлычут миллионы!

Сегодня музыка вместе с литературой стремится стать ближе к народу. Делая народ все проще и проще. А жизнь все менее интересной. Бороться с пошлостью запретами бесполезно. Можно только продолжать писать высокую музыку, как это делает Андрей Петров. Иную музыку он сочинять не умеет.

То, что в литературе сюжет, – в музыке мелодия. Потому так запоминаются музыкальные истории Андрея Павловича.

В его музыке история страны.

По тому, что и когда пели, можно понять, как люди жили.

В песнях Андрея Павловича лирическая сторона нашей жизни. Про лучшее в человеке. Его песням хочется соответствовать.

А всего-то семь клавиш беленьких и пять черненьких… Когда есть что сказать, этого вполне достаточно.

С днем рождения!»

У него было железное «алиби»: музыка!

СЕРГЕЙ БАНЕВИЧ

композитор

Мне хочется рассказать об Андрее Павловиче несколько историй, далеких от того монументального образа, который невольно складывается с годами, когда из жизни уходит личность большого масштаба.

Уж не помню, в каком году наш тогда еще Ленинградский Союз композиторов заключил договор о сотрудничестве с Дворцом пионеров. Подписание этого документа в Аничковом дворце было обставлено очень торжественно.

На прекрасной парадной лестнице играл духовой оркестр. Нас встретили две пионерки. И когда они в своих коротеньких юбочках пошли впереди нас по лестнице, отдавая салют неизвестно кому, я заметил, что очень уж непонятен их возраст. И Андрей Павлович, тоже обративший внимание по подозрительную зрелость пионерок, со свойственным ему юмором поинтересовался: «А вам какая из них больше нравится – левая или правая?» Я решил его предостеречь: «Тише, услышат!» – «Да нет, под такой оркестр ничего не слышно», – успокоил меня Петров, внешне оставаясь, как всегда, непроницаемым.

Было забавно наблюдать, как он ведет себя на заседаниях Правления нашего Союза. У нас люди порой высказывают какие-нибудь абсолютно абсурдные прожекты. Я как-то спросил у Андрея Павловича, как он поступает в таких случаях? И он сказал, что взял на вооружение проверенный десятилетиями опыт Тихона Хренникова.

«Вот, к примеру, встает человек и предлагает прорыть туннель от Дома композиторов до Большого зала Филармонии или поставить вдоль Большой Морской памятники всем членам Союза. Я тут же реагирую: „Это изумительная мысль! Я предлагаю создать комиссию по разработке проекта, а вас сделать председателем“. Все голосуют „за“, и человек, затеявший всю эту нелепицу, уже сам начинает понимать, в какое глупое положение он себя поставил».

А как он чихал!.. Люди, поднимавшиеся по лестнице Дома композиторов, вздрагивали от неожиданности, когда на заседании Правления Андрей Павлович начинал чихать. Это был совершенно невероятный, громоподобный чих. Не менее основательно он зевал. Но надо отдать должное, что на заседаниях старался сдерживать себя. А порой смотрю на него и вижу или даже скорее чувствую, что он как бы отключается. Решил проверить это наблюдение – и, оказывается, попал в самую точку. «А я люблю немножечко поспать, – сказал Андрей Павлович. – Мне много не надо, всего несколько минут».

Был один забавный прием в его общении с людьми, когда он не испытывал восторга от содержания беседы. Я ему что-то говорю и чувствую – ему неинтересно. А он тем временем ко мне приглядывается и вдруг спрашивает: «А вы эту рубашку где покупали? В Гостином?» – «Нет, в Апраксином». – «А знаете, у меня точно такая же рубашка есть, только цвет чуть-чуть более нежный». Он вовлекает меня в разговор, и я уже забываю, о чем говорил. Потом спохватываюсь, пытаюсь продолжить. Но он с таким же упорством начинает разговор о галстуках или о том, что сейчас модно, а что не очень.

Запись музыки на тон-студии «Мосфильма». Конец 1970-х

Работала на «Мосфильме» музыкальный редактор Раиса Лукина, пожилая и очень строгая дама, которую все боялись. А вот Андрея Павловича она любила. У них были теплые, дружеские отношения. И когда она приезжала в Ленинград, он непременно сам встречал и провожал ее на вокзале. Однажды в момент проводов на перроне он, всегда склонный к шуткам и розыгрышам, доверительно сообщил проводнице «Стрелы»: «Вы знаете, в вашем вагоне в третьем купе едет очень важная особа. Она очень чай любит. Пожалуйста, я вас очень прошу, позаботьтесь о том, чтобы не было проблем с чаем».

Наутро он ей звонит и интересуется, как она доехала. «Доехала хорошо, только вот не выспалась». – «Почему?» – «Да какая-то странная мне проводница попалась. Будила меня и без конца чаем поила».

Как известно, многие наши соотечественники в конце 1970-х, а особенно в 1980-е годы покидали страну в поисках лучшей судьбы. Коснулось это и нашего композиторского Союза. Но если, к примеру, в Кировском театре эта процедура была для отъезжающего очень унизительной, то в Союзе композиторов все обстояло по-иному. Просто разыгрывался маленький спектакль.

«Скажите, – обращался Петров к композитору N., – вот вы, член партии, что будете делать в Израиле?» – «Я буду укреплять там роль КПСС», – отвечал отъезжающий. – «Ну, тогда всё в порядке», – заключал Андрей Павлович. И под хохот всех присутствующих человека отпускали, не нанеся ему душевной травмы.

Я говорил когда-то о нем, что он свой среди чужих и чужой среди своих. Да, в обкоме партии считали, что он – «свой», но на самом деле это совсем не так. Он никогда не был с ними. Помню эпизоды, когда требовалось подписывать коллективные письма против «антисоветчиков» Ростроповича и Солженицына. И составители этих писем очень рассчитывали на подписи Петрова и Темирканова. Но и тот, и другой строго предупредили домашних: если будут звонить, говорить: «Его нет. Он уехал». И ни одного такого письма они не подписали. Когда в очередной раз они в такой ситуации «уехали», разгневанный секретарь Ленинградского обкома партии Романов сказал: «Ну, я им это припомню». Но авторитет Андрея Петрова был настолько высоким, а его человеческое обаяние таким сильным, что никаких репрессий против него, к счастью, не предпринималось. У него было железное «алиби»: музыка!

Есть такая легенда, но, по-моему, это случилось на самом деле. У нас один композитор написал серьезное произведение на текст письма Ленина членам ЦК. Товарищам из обкома это очень не понравилось. Как, дескать, можно брать такие священные партийные документы и перекладывать их на музыку, да еще неизвестно какую? Решили созвать в Союзе общее собрание, чтобы эту пленку послушать, а потом вынести соответствующее решение. Но Андрей Павлович, как всегда, оказался виртуозом в таком щекотливом деле. Он вызвал заведующую фонотекой и сказал: «Вы эту пленку потеряли, я за это объявляю вам выговор, а потом его сниму. Вы всё поняли?» Она всё поняла. Так расстроилось это собрание и не полетели ничьи головы.

Поглядишь на Андрея Павловича – эдакий денди. Но за кажущейся светскостью он был человеком, принимавшим многое близко к сердцу, особенно когда людей незаслуженно обижали. И когда случилась история с бывшим главным режиссером ТЮЗа З. Я. Корогодским, он, не будучи близко знаком с Зиновием Яковлевичем, написал в его защиту письмо в суд. И на процессе его письмо зачитывали. Это было одно из писем, которое решило судьбу Зиновия Яковлевича. Его осудили, но приговорили к условному сроку. И Андрей Петров был единственным из известных мне музыкантов, кто выступил в защиту Корогодского. Впоследствии он так же практически единственный публично высказал по телевидению свое мнение о том, что такой человек, как Михаил Ходорковский, не должен сидеть в тюрьме, поскольку он не представляет социальной опасности, не является ни террористом, ни бандитом. Было это сказано очень убедительно.

Помню, после премьеры «Кая и Герды» в Мариинском театре ко мне пришли гости. Среди них были Андрей Павлович с женой и дочкой. И в какой-то момент я сказал, что больше не могу жить в этой стране. Андрей Павлович посмотрел на меня пристально и сказал: «А вы думаете – я могу?» В таком коротком диалоге были расставлены все точки над «i» в отношении гражданской позиции. Это был 1981 год, Афганистан… Есть у Ахматовой такие строки: «Никто нам не хотел помочь / За то, что мы остались дома». Вот Андрей Павлович был одним из тех, кто остался дома. У него была очень непростая жизнь, и как бы тяжело он ни переживал, но виду не подавал. Он много знал такого, чего мы не знали. Помню, мы с ним вместе смотрели мультфильм Юрия Норштейна «Сказка сказок». Когда мы шли из кинотеатра, я сказал: «Какой прекрасный фильм! Может быть, наступают другие времена, и нам будет легче дышать?» А он с грустью ответил: «Не обольщайтесь, Сергей Петрович».

К сожалению, в последние годы мы как-то перестали друг друга слышать, понимать. Возможно, в череде обид и огорчений, связанных с его отношением ко мне, была и моя вина. Впрочем, наша последняя встреча подарила мне надежду, что все хорошее, что было в наших отношениях, вновь вернулось.

Когда мне исполнилось 50, я решил не делать события из этой даты, тем более, что заранее знал, кто что скажет и что будет написано в красной папке. Да и в Союзе композиторов в тот момент шли распри. Но дата есть дата. И на заседании Правления мне вручили адрес с известным мне текстом. А когда я решил, что все формальности позади, председатель Союза Андрей Петров вдруг сообщает, что ему надо выполнить приятную миссию: вручить мне… «Оскара». Он пояснил, что эта премия Американской киноакадемии распространяется и на некоторые другие виды искусства, и я получаю ее за детскую музыку.

Принимаю диплом, и у меня начинают плясать перед глазами фамилии – Элизабет Тейлор, Марлон Брандо, Джина Лоллобриджида… Я все же почувствовал подвох и поблагодарил Петрова за оригинальную шутку. «Какая же это шутка! – возмутился он. – Вы что, не видите подписей?»

В гробовой тишине он вручил мне статуэтку «Оскара». Ради приличия раздались жидкие аплодисменты. Кто-то меня поздравил, другие молча удалились. А на следующий день пошел слух, что Петров, пользуясь своими связями, по блату выбил мне в Америке «Оскара». Спустя некоторое время в нашем информационном бюллетене я выразил благодарность за поздравления с «Оскаром», отметив, что любой желающий может получить такую же награду, подав заявку в секретариат Союза композиторов. Но уж этому-то и подавно никто не поверил. Между тем Андрей Павлович действительно привез мне «Оскара» из США. Он купил его в обыкновенной сувенирной лавке. Стоит у меня этот «Оскар» дома на видном месте. И мне неважно, настоящий он или нет. В конце концов, разве в этом дело! Все равно той наградой я очень горжусь.

Был еще такой вот курьезный случай. Принимали в Союз одного композитора. Как водится, сначала слушают музыку, потом обсуждают. В тот день Андрей Павлович задержался на каком-то совещании и к началу опоздал. На счастье этого композитора-абитуриента, Петров столкнулся в вестибюле с артистом Малого театра Сергеем Сафениным, которого он не знал. Артист только что вернулся из зарубежных гастролей, на нем были прекрасный костюм, со вкусом подобранный галстук и розовые защитные очки. Андрей Павлович, как человек очень неравнодушный к таким вещам, сразу обратил на него внимание и решил, что это и есть тот самый композитор, чья кандидатура рассматривается для приема в Союз. Поэтому войдя в зал, он сразу подключился к обсуждению и очень горячо высказался за кандидата и целесообразность его приема в Союз. Поскольку он был председателем, никто спорить с ним особенно не стал. Все проголосовали за прием. И когда позвали композитора, чтобы сообщить ему о решении, Андрей Павлович очень удивился, что это совсем не тот человек, который ему встретился в вестибюле. Но дело было уже сделано. К счастью, композитор оказался талантливым, невзирая на свой менее эффектный, чем у артиста Сафенина, костюм, и приняли его не напрасно.

Я знал Андрея Павловича задолго до нашего личного знакомства, еще со времен премьеры балета «Берег надежды». Тогда в Кировском я, еще студент Консерватории, сел на свободное место, а Андрей Павлович очень строго сказал, что место занято. Пришлось мне пересесть. Я знал о свойственной ему манере держать дистанцию и не подпускать к себе людей слишком близко. И я никогда не напрашивался на близкие отношения. Правда, мы дружили с дочкой Андрея Павловича – Ольгой, которую я знал с малых лет. Я нежно называл ее «дитя-сестра». Она уже тогда писала очень хорошую музыку. Правда, я немного опасался, что имя отца будет как-то мешать ее индивидуальности. Но потом она стала самостоятельной творческой единицей, чему я был очень рад.

К моей музыке, как мне кажется, он относился очень тепло. И даже до нашего более близкого знакомства он обращался к собранию с предложением выдвинуть меня на Госпремию СССР за «Стойкого оловянного солдатика». Мне было приятно, пусть даже ничего из этого и не вышло.

Во многом Андрей Павлович был для меня человеком загадочным. После его кончины многие говорили: а мы и не знали, каким он был человеком. Вот только после его «Прощания с…» кому-то что-то приоткрылось. Даже не знаю, кого он подпускал к себе близко. Может быть, Бориса Гутникова. Пожалуй, только его… Лишь один раз я видел слезы у него на глазах. В тот день хоронили его маму Ольгу Петровну, совершенно изумительную женщину.

Да, он так и остался для меня загадкой. И навсегда он будет для меня личностью и бесконечно близкой, и бесконечно далекой.

Пресс-конференция в редакции газеты «Санкт-Петербургские ведомости». 2005. Фото С. Грицкова

Каждый из нас пережил свое «Сотворение мира»

МИХАИЛ БАРЫШНИКОВ

танцовщик

Андрей Петров был и остался частью той доброй памяти, которая связывает меня с Ленинградом-Петербургом. В последний раз мы встретились с Андреем в Нью-Йорке в 1998 году. Прошло уже больше четверти века со времени премьеры балета «Сотворение мира», где я танцевал партию Адама, а у меня во время нашей встречи было ощущение, что мы живем не так уж далеко друг от друга и в наших человеческих взаимоотношениях за эти годы по существу ничего не изменилось.

Каждый из нас в своей жизни и в профессии пережил свое «сотворение мира». Тот мир, который сотворил своей музыкой Андрей Петров, по-моему, очень похож на своего создателя. И потому об этом очень питерском человеке, повстречавшемся мне в начале пути, я вспоминаю со светлым и легким чувством.

«Сотворение мира», 1971

В «Осеннем марафоне» моего героя зовут Андрей Павлович

ОЛЕГ БАСИЛАШВИЛИ

актер

Музыка Андрея Петрова слита с тем временем, в котором он жил. Его песни переносят нас в середину 1960-х, в 1970-е годы – и мы живо вспоминаем ту эпоху. Но, в отличие, к примеру, от «Рио-Риты», его песни, звуча сегодня, могут характеризовать и нынешнее время. Они не остались в двадцатом веке, их, думаю, хватит и на век двадцать первый.

Я вообще считаю, что Андрей Павлович Петров до конца не оценен музыкальными критиками как песенный композитор. Ведь его вклад в песенную культуру нашего народа просто громаден. И если бы не было песен, которые он написал, может быть, сегодняшняя жизнь текла бы по другим законам. Так он влиял на сердца и души слушающих его людей.

Но я говорил пока только о песнях, а он ведь еще и симфонический, и театральный композитор. И вот однажды довелось мне услышать и пережить его музыку, находясь словно внутри ее. Андрей Павлович позвонил мне и предложил принять участие в первом исполнении его поэтории «Пушкин». В этой премьере мне отводилась роль чтеца. Должен признаться, это было тяжелейшее испытание. Я вообще не люблю такого рода концерты, они только выпивают кровь из человека и ничего не дают взамен. Но в том случае мне на редкость повезло.