Симметрия мира
Какой-то китаец хлопал меня по щекам и что-то кричал мне. Вокруг стояли люди. Потом они расступились, ко мне подошли двое полицейских. Один наклонился и, посмотрев в мои глаза, сделал утвердительный кивок другому. Через четверть часа меня отвезли в госпиталь, где взяли кровь из вены, затем выслушали мою историю. Я всё время спрашивал про Кахайю, но худой как мумия полицейский в чине сержанта сказал, что ему ничего не известно и надо ждать начальства. Видя моё плачевное состояние, врач уложил меня на кушетку и в этом положении, в полуобморочной дрёме, я провёл ночь. На утро меня принял полицейский начальник. Мистер Джуанг был выходцем с Бали и принадлежал к народу, который считал себя высококультурным и в высшей степени одарённым всевозможными талантами. Европейцев балийцы считали тупыми, а яванцев – «чёрными» и воспринимали, как людей второго сорта. Мистер Джуанг презирал и тех и других. Он презирал и этот ужасный город, который возненавидел сразу после назначения в один из его полицейских участков, куда его сослали после безоблачной службы на Бали. На Бали, где он чувствовал себя, как рыба в воде, омывающей фешенебельные пляжи дорогих отелей. Там у него была хорошая яхта, дорогая машина и много свободного времени, которое он использовал со всем размахом сибарита. Отпрыск богатого семейства, закончивший элитную школу в Сингапуре и там же полицейскую академию, Джуанга продолжил династию, основателем которой был его дед, а отец и братья составляли верхушку полицейской элиты страны. Он был умён, и карьера его развивалась стремительно до тех пор, пока тяга к элитным напиткам, красивым девушкам и ночным клубам, не привели к скандалу, который высокопоставленные родственники не смогли спустить на тормозах. Однажды, набравшись под завязку в ночном клубе, озорной гуляка с очередной подружкой сели в машину и отправились продолжить знакомство в яхт-клуб, где Джуанга, не совладавший с управлением, врезался в собственную яхту. В итоге подружка получила перелом ключицы и носа, а он отделался несколькими незначительными ушибами, лишний раз подтверждая расхожее мнение: пьяному море по колено. Разбитый Порш, въехавший в борт яхты, ударил по самолюбию не так сильно, как заголовки газет. Самым безобидным из которых были: «Всадник без тормозов и головы» и «Как припарковаться на яхте». В результате финалом этой истории стал экстренный перевод в Джакарту и затяжная депрессия по утраченному раю. С этим человеком я встретился на следующее утро в полицейском участке, куда привезла меня знакомая мумия в чине сержанта. Мистер Джуанга, скучая, выслушал меня и прервал мой рассказ, когда я приступил к умозаключениям.
– С коктейлем, который вы приняли, дорогой мой, вам могло привидеться все, что угодно, – сказал он и придвинул ко мне листок бумаги.
– Вот, ознакомьтесь.
Я посмотрел на листок с таблицей и спросил:
– Что это?
– Это то, что в нашей стране может потянуть минимум на два года.
И мистер Джуанга рассказал мне о том, как его страна борется с наркотиками, какие наказания и сроки предусмотрены за употребление и распространение.
У меня засосало под ложечкой, и я испытал лёгкую панику.
Вот так, за здорово живешь, можно загреметь на долгий срок за то, чего не совершал.
«Бред какой-то», – сказал я и добавил, что ему, прежде чем обвинять, надо во всём разобраться.
– Разберёмся. – Уверенно резюмировал мистер Джуанга и мы отправились в отель, где выяснилось, что моя спутница, зарегистрированная вместе со мной прошлым утром, не ночевала в гостинице. Попутно, осмотрев мои вещи и не найдя ничего предосудительного, мистер полицейский закрыл вопрос о наркотиках. После того, как мозги его заработали в нужном направлении, мы отправились в город, где через полчаса вошли в ювелирный магазин, куда меня занесло в поисках кольца. Охранник был на месте, китаянки тоже. На наши вопросы охранник ответил, что хозяин в отъезде по делам фирмы и будет только завтра. Глядя на его невозмутимую физиономию, я всё больше убеждался в том, что именно его я видел вчера в холле гостиницы и у дворца Мердека. Понимая, что застать врасплох никого не удалось, полицейский задавал вопросы скорее для проформы: было ясно, что улик против подозреваемых нет. Джуанга для очистки совести заглянул в подсобные помещения, записал данные хозяина и пригласил меня на выход. На улице мистер Джуанга остановил меня и, взяв за лацкан пиджака, посоветовал возвращаться домой и там ожидать результатов расследования, сообщив заодно, что может оказаться так, что господин Раджив Шетти не имеет никакого отношения к исчезновению моей жены; а истинные причины, возможно, кроются совсем в другом. Тем не менее, не смотря ни на что, будут предприняты все необходимые для розыска действия. С этими словами полицейский пошёл к машине, легко ступая по горячему тротуару, с видом человека решившего трудную задачу. Я смотрел ему вслед, понимая, что ничего предпринимать мистер не будет и полагаться на скорый результат бессмысленно.
В отеле, окончательно утвердившись в этой мысли, я позвонил человеку достаточно известному мне и широким кругам города. Этим человеком был Эмил Стоянов, давнишний мой приятель и сокурсник по институту, где он постигал премудрости искусства ещё во времена Советского Союза. После учёбы судьба развела нас на долгие годы и только через четверть века снова свела на Венецианском биеннале, где мы оба участвовали с проектами как дизайнеры. Встретившись со мной в своём офисе, он выслушал меня, качая своей густой, теперь заметно седой гривой, потом, осушив свой бокал виски, сказал:
– Тебе нужен детектив.
Я вопрошающе смотрел на него и Эмил в нескольких словах обрисовал своё видение ситуации, из которой следовало, что Кахайю умыкнули не по ошибке, а заранее спланировав и опоив нас какой-то дрянью. Следы, скорее всего уничтожены, а девушка спрятана в надёжном месте. И чтобы найти это место, нужен детектив.
– И у тебя есть детектив, подсказал я, чтобы придать завершённую форму его мыслям.
– Нет. Ответил Эмил.– Но у меня есть племянник, лоботряс, он умён – шельма, и я уверен, что он справится, тем более, что любит совать свой нос в чужие дела.
Похоже, другого варианта не было, я развёл руками и выделил денег. Племянник, которого звали Алан, рьяно взялся за дело и я удивился тому обстоятельству, как профессионально он вёл слежку, не уступая своему знаменитому тёзке по фамилии Пинкертон. За три дня он узнал, где живёт хозяин магазина, какая у него машина, на каком причале стоит его яхта, сколько у него слуг и охраны. За небольшие деньги этот доморощенный детектив подкупил служанку, которая убиралась в доме и она многое рассказала о привычках и характере хозяина. Выяснилось, что господин Раджив очень любит лошадей и молодых девушек. Часто уезжает на Шри -Ланку. Что там делает, ей не известно, но Кумар, часто сопровождающий его в поездках, как-то проговорился про «Сад желаний» в поместье Раджива на острове и о том, что «это рай на земле». Он жил рядом с поместьем в рыбацкой деревне вместе с сестрой, и был взят в услужение к Радживу. Найти подход к Кумару нашему детективу не удалось. Деньги и женщины не интересовали рыбака, но судя по странностям в поведении, выходило, что тот подумывает о смене пола, другими словами Кумар давно ощущал себя девушкой. Рассказывая это, племянник искренне недоумевал, как этот бородатый бугай с бычьей шеей и огромными ступнями превратится в хрупкую девушку с атласной кожей и лёгкой походкой. Из всего сказанного вытекало следующее: если Кахайю вывезли из города и страны, то искать её нужно на Шри Ланке в поместье Раджив. Для этого надо каким то образом вынудить ювелира отправиться на остров и тем самым указать нам дорогу до «Сада желаний». Судя по распорядку дня Раджива он вёл рутинную жизнь торговца, выставляя, может быть, вполне умышленно, все свои действия и передвижения напоказ, тем самым как бы говоря, что скрывать ему нечего. Алан подтвердил моё предположение, сказав, что это как раз и является косвенной уликой причастности к похищению. Но как вынудить Раджива сделать ошибку? Эмил предложил ждать удобного случая, ведь когда-нибудь ювелир потеряет осторожность и выдаст себя. Идея сама по себе была хороша, но у меня не было времени ждать. Я понимал, что каждый лишний день для Кахайи был полон страха и отчаяния. Время проходило, не давая нам никаких зацепок, и мы не продвигались ни на шаг в своих поисках. Я несколько раз связывался с мистером Джуангой в надежде узнать хоть какие-то новости, в ответ слышал одно и то же: фотографии разосланы по всем полицейским участкам, данные о девушке занесены в базу Интерпола. Ждите. В конце концов наш Пинкертон подловил Кумара на крючок и тот клюнул на информацию о том, что недавно по побережью на юге Шри-Ланки прошёл сильнейший тайфун и натворил много бед. Человек, сообщивший ему эту новость , как бы случайно встреченный им на рынке, был нанят Аланом в припортовой бильярдной и часто посещал Шри Ланку, так что ему не составило труда описать часть побережья, перечислив около дюжины поселений и деревушек. Кумар рассеяно слушавший названия мест, которые мало его интересовали, как показалось лазутчику, напрягся, когда он упомянул городок Хиккадува, расположенный в ста километрах южнее Коломбо. Эта реакция подсказала Алану, где искать. Очертив на карте круг в десяток километров, он выписал все известные поместья в округе. Их оказалось немного: две усадьбы находились в джунглях, четыре на берегу и ещё одна в горах. Исходя из этого, было решено начать поиски. Я должен был отправиться на Шри- Ланку, а наш Пинкертон продолжать слежку за своими подопечными и держать со мной связь.
Глава 4
Моё прибытие в Коломбо ознаменовалось внезапно налетевшим тайфуном. Видно слова, сказанные с целью обмана, имеют вредную особенность сбываться. От аэропорта до города я добрался на тук туке, мопеде с ящиком от холодильника. Водила этого мутанта привёз меня прямо к дорожной инспекции, и пожелал удачи в моих начинаниях. Чтобы купить местные права и арендовать малолитражку, мне пришлось затратить пять часов и уйму нервов. Я проклял душный офис и ползающих по нему неторопливых, как здешняя жизнь, чиновников, с движениями ленивцев и реакцией имбецилов. Получив, наконец, права и ключи, я пошёл на стоянку, где находились машины прокатной компании «Еврокар». Маленькая «Тойота» мне сразу понравилась. Беленькая и чистенькая, она обещала прохладу салона и комфортную езду. Через четверть часа, выехав из Коломбо, я отправился на юг в сторону Хиккадувы. Участники дорожного движения в этой стране, похоже имели весьма отдалённое представление о правилах этого движения и мне приходилось периодически уворачиваться от выскакивающих на встречку сумасшедших автобусов, байкеров, а так же людей, обезьян и домашней птицы. Дорога вилась среди холмов и небольших гор, засаженных плантациями чая, корицы, кардамона и другими пряностями, которыми так богат остров. С древних времён, сюда на «райский остров», как называли его мореплаватели Птолемей и Марко Поло, первыми протоптавшими дорогу к этому чуду, стекались дороги всех европейских купцов, торгующих заморскими приправами. Цейлон поставлял в Европу экзотику и новые вкусы, стоившие больших денег, за обладание островом долгие годы бились Голландия и Англия. В результате от голландцев остался форт на юге острова, а от англичан маяк. Из Коломбо я пролетел, не останавливаясь, поселения Ваддува, Берувелла, на подъезде к Индурува переехал змею, которых, как мне сказали, великое множество на острове и затем увидел вживую слона и его погонщика, смуглого, худого, как старая обезьяна-капуцин, индуса. Тот шёл босой по пыльной обочине, закутанный в красное полотнище и, увидев проезжавшую «Тойоту», сделал мне знак «Виктория», чем немало удивил и озадачил меня. Но, в конце концов, это был хороший знак и оставшуюся дорогу до Хиккадува я проделал в приподнятом настроении. В посёлке я нашёл приличный гест хаус, где за умеренную плату смешался с бодрыми массами туристов. Мне было необходимо осмотреться и навести справки. Наше подобие гостиницы населяли немцы, англичане, отдыхающие скромно, без фантазий и русские, которые проводили время, как всегда, с веселой выдумкой, граничащей с международными осложнениями. Уже вечером, в день моего приезда, я стал свидетелем одной из шуток, устроенных ребятами из Сургута, сурового, но справедливого северного города Сибири. Как они пояснили австрийскому почтальону, имевшему несчастье сэкономить денег и поселиться в гест хаусе, Сибирь это отдельная страна на востоке России, где много снега и нефти, которую они как раз и добывают. Они показывали наглядно как качается нефть на примере трёхлитровой бутыли водки с насосом, привезённой из Сургута в ручной клади под видом газировки, для чего была переклеена соответствующая этикетка. Австриец никак не хотел выпивать, и вяло отбивался, но ребята могли уговорить кого угодно. Я решительно отказался, прикинувшись больным, а так же утаил, что по происхождению я – русский, хотя, вполне возможно, что в другое время опрокинув с ними стакан другой и впустив в душу отраву ностальгии, я бы отправился с этими ребятами в вечер воспоминаний и мы бы просидели до утра, уважая друг друга и вспоминая о лучших временах. Увы, в моей теперешней ситуации это не представлялось возможным. Эти трое были симпатичны мне и представляли ту же популяцию, что и я, но все мои мысли были заняты другим, и мне нужна была информация. На трассе, что протянулась в центре посёлка, находилось множество лавочек, кафе и магазинов, куда я отправился на следующий день потолкаться под видом туриста и разузнать об интересующих меня местах на побережье. В Хиккадуве хорошо развита инфраструктура и сарафанное радио – в первом же баре мне налили местного красного рома «Калипсо» и рассказали о последних новостях. Ром, на удивление, был превосходен. Бармен, высокий, стройный тамил, поведал, что тростник растёт на острове так же хорошо и вверх, как на Кубе и Ямайке, только ром здесь отличается рецептурой и вкусом. Скажем, Арак выдерживается на соке цветков кокосовых пальм. В Рокленде, где производят Арак, на заводе стоят огромные дубовые бочки, в которых напиток находится от двух до десяти лет. Я попробовал стаканчик Арака с привкусом кокосового сока и нотками корицы и мне понравилось. Бармен рассказал о большом наплыве туристов, в основном любителей снорлинга и сёрфинга, но отнюдь не хорошей выпивки. Правда несколько раз заходили шумные и уже разогретые русские парни, которых не смущала высокая цена напитков. Они посмотрели футбол, хорошо выпили и научили его некоторым словам, которые они кричали во время матча Россия – Андорра. Бармен с довольным видом коряво и с трудом выговорил несколько матерных фраз и широко улыбнулся, блеснув ослепительно-белыми зубами. Я улыбнулся в ответ и спросил у него, что за люди живут в городке, кто они и чем зарабатывают на жизнь. Похоже, это была его любимая тема. Как всякий бармен, тамил считал себя знатоком человеческих душ. Истории клиентов, рассказанные ему за время работы, распирали его мозг и требовали выхода в ненавязчивой, поучительной форме повествования и теперь он имел возможность, со знанием дела, дать свои рекомендации и советы свободным ушам случайного собеседника. Он перечислил все группы людей, от бродяг и местных алкашей: безобидных, но портящих своими лохмотьями и пропитыми рожами пасторальные виды острова, до владельцев фешенебельных вилл и поместий, расположенных на побережье, среди которых были богатые европейцы, индусы, чайный барон и несколько местных, владеющих небольшими усадьбами. Так же бармен сообщил, что жители рыбацких деревень каждое утро привозят на рынок утренний улов и, при желании, я бы мог завтра купить тунца, которого они тут же приготовят в фольге с лаймом и карри. Очень вкусно. Я осторожно вернулся к владельцам поместий. По словам стройного тамила с белозубой улыбкой и знанием русской ненормативной лексики, если ехать дальше на юг к Галле в четырёх километрах на побережье находится небольшая усадьба его хорошего друга, хозяина всех заправок от Коломбо до Хиккадува. А сразу за ней большое поместье голландца, предки которого жили здесь с незапамятных времён, сразу на восток, в джунглях, владения испанца, живущего постоянно в Европе и приезжающего сюда два-три раза в год. Словоохотливый бармен пустился в рассуждения о том, что иностранцы скоро скупят весь остров, а местным останется только рыбная ловля и тяжёлая работа на плантациях. Слушая его сносный английский, я постепенно вникал в тонкости жизни побережья. Островитянин был доволен. Ещё никогда иностранец не слушал его с таким вниманием, как я, и пел соловьём, рассказывая всё новые подробности и сплетни о том, что хозяин усадьбы рядом с посёлком связан с криминалом и вовсю занимается контрабандой. У него кроме рыбацких лодок, которые он сдаёт желающим порыбачить, есть два больших катера способных уйти от любой погони. Мне стало хорошо от выпитого рома, но способность концентрировать внимание я не утратил и мгновенно протрезвел, когда бармен, среди диковин и достопримечательностей Хиккадува, упомянул рыбацкую деревню, в которой, из-за гендерного сбоя, почти всё мужское население причисляет себя к противоположному полу. Несчастные женщины вымирающей деревни пустились во все тяжкие и разбрелись по острову в поисках настоящих мужиков. Я спросил, где находится деревня. Бармен ответил, что удивительная деревня находится в шести километрах на север и переключился на описание буддийского храма в центре озера недалеко от Хиккадува, но я уже не слушал его. Информация владеет миром, но мне было достаточно её части. То, что я узнал, сузило мои поиски до минимума и теперь оставалось только протянуть ниточку от деревни до поместья Раджива, но после выпитого, меня хватило только на то, чтобы вернуться в гест хаус с бутылкой «Калисто» в качестве сувенира. Градус, бродивший во мне, направил меня как путеводная звезда к беседке, где мои непутёвые соотечественники пели песню Жеки про рюмку водки на столе. Я не знал слов, но так затянул припев, что нефтяники сразу умолкли и уставились на меня, как Зита на Гиту, признав в той родственницу. Когда они пришли в себя, я представился и предложил распить бутылочку «Калисто», чем вызвал одобрение и живейший интерес к напитку. Мы разговорились. Ребята рассказали мне, что происходит в стране, как постепенно она вылазит из задницы, про войну и бардак в армии. Они сыпали словами, которых я давно не слышал и, в силу своей удалённости от русскоязычного населения, не употреблял последние двадцать лет. Слова эти сейчас не резали слух, даже наоборот – я ржал над непристойными шуточками и двусмысленными анекдотами. Через полчаса мы уже были друзьями и пили на брудершафт, они знали всё о моей несчастной жизни и жалели меня, размазывая пьяные слёзы по небритым щекам.
– Если чё, приезжай к нам, в Сургут. – с трудом выговаривая слова произнёс нефтяник по имени Егор, здоровый как лось трёхлеток. Я сказал, что не все дороги ведут в Сургут, но пути господа неисповедимы и Сургут тоже возможен. Потом я пошёл в номер, где
проспал четырнадцать часов и проснулся рано утром с тяжёлой головой и больной совестью. Посмотрев на входящие вызовы, я увидел, что Алан семь раз за вечер выходил со мной на контакт. Видимо с какими-то новостями, но, естественно, я был недоступен. Звонить ему было рано, я вышел во дворик. В беседке, облокотившись на стол уставленный пустыми бутылками, спали русские герои-нефтяники. «Видимо ребята хорошо вчера погуляли».– заключил я и отправился на улицу. Владельцы магазинчиков открывали двери, поднимали жалюзи на окнах своих заведений, выставляли товар на витрины, раскладывали его на стеллажах на улице. Городок просыпался и начинал свою привычную жизнь, появились первые прохожие, спешащие по делам. Машины, в основном раритеты, везли одних пассажиров по дороге в Галле, а других обратно по дороге в Коломбо. Я постоял , посмотрел на проезжающих и решил, что мне тоже пора ехать. «Тойота» была припаркована под навесом рядом с чьей-то «Маздой». Я захватил из номера документы, права и, сев в машину, отправился на север в рыбацкую деревню заселённую трансгендерами. Дважды мне приходилось искать съезд к деревне на разбитую и размытую дождями дорогу, которая два километра кружила по джунглям и в итоге упёрлась в два десятка лачуг, давно не видевших хозяйских рук. Похоже, жители были полностью поглощены своей бедой, и несчастные дни свои проводили в постоянной депрессии. Оставшимся женщинам приходилось туго, они работали за себя и за находящихся в унынии, запутавшихся в своих ощущениях мужиках, которые были для них пока ещё мужьями. Они рожали новых, потерявших ориентацию мальчиков и молились, когда появлялась девочка. Многие искали семя на стороне: женщины уходили в паломничество к пику Адама, по пути предлагая себя всем желающим и на горе, в храме молились о здоровом потомстве. Мне стало немного не по себе, когда, выбравшись из машины, я был окружён возбуждёнными особами с явными намерениями взять меня силой. Вяло отбиваясь и призывая женщин к порядку, я устремился в центр деревни к разделочным столам, где работали штук пять мужчин, одетых в женские одежды. Выставив на стол несколько бутылок пива, я поинтересовался насчёт покупки рыбы. Конечно, меня подмывало спросить про Кумана, но я решил действовать издалека. Первым делом завёл разговор о странностях, происходящих в судьбе, о том, что написано на роду никак не избежать, и как иллюстрацию к этому, поведал удивительную историю, услышанную мною от знакомого битника в пригороде Парижа лет двадцать назад. В ней говорилось о том, что у одного богатого торговца в Хевроне было большое и прибыльное дело, были братья, помогавшие в хозяйстве, молодая жена и сыновья – наследники процветавшей торговли. Он счастливо жил с женой и с уверенностью смотрел в будущее, пока не встретилась ему на рынке пифия, которая поглядев на него, сказала:
– Вижу большие беды на твоём лице.
Торговец удивился и спросил:
– Как ты можешь видеть того, что скрыто от глаз?
– Я не смотрю глазами, – ответила пифия – я вижу картинками в голове.
Торговец рассмеялся, глядя на женщину, и тогда пифия рассказала о том, что ждёт его в будущем, что он будет опозорен женой, предан и ограблен роднёй и смерть встретит нищим, никому не нужным, сумасшедшим стариком. Торговец рассмеялся и ушёл прочь, но придя домой, увидел, что жена не такая уж добропорядочная женщина, а братья вполне могут замышлять недоброе. В его душе зародились сомнения, которые со временем переросли в навязчивую идею. Время шло. Вскоре он развёлся с женой и отправил её с детьми к родителям в Гамалею. Разобравшись с угрозой бесчестья, он взялся за братьев-завистников и, обвинив в воровстве и махинациях с учётными книгами, выгнал их из дела. Сделав это, успокоился и решил, что опасности, которые предрекла на рынке пифия, теперь минуют его. Он зажил в одиночестве, не доверяя никому, и приумножил свои богатства. Но через много лет слова пифии забылись, ему надоело одиночество и, потеряв бдительность, он влюбился в молодую красивую женщину, которую встретил в Ерусалиме, куда приезжал по делам. Внезапная страсть увенчалась свадьбой, и молодые отбыли в Хеврон, куда потом перекочевали её отец и братья. Торговец ввёл их в дело и, по просьбе молодой жены, сделал её отца своим компаньоном. Он был околдован женщиной, привыкшей и умевшей манипулировать мужчинами, перестал заниматься делами, поглупел настолько, что не слушал советов окружающих. И вот, вместе с давним торговым партнёром из Иерусалима пришла убийственная новость о семье новоиспечённой жены. В большом городе семью хорошо знали, но, отнюдь, не с хорошей стороны – девушка была блудницей, братья игроками и сутенёрами, а отец – известным мошенником. Эта компания, на которой пробы ставить было негде, в два счёта окрутила человека, всегда очень опасавшегося быть обманутым. Когда афера вскрылась, было слишком поздно – имущество было переписано на жену, торговля перешла в руки пройдохи тестя, а несчастному достался халат, тюрбан, четыре дороги и позднее осознание слов пифии, которые сбылись несмотря ни на что. Неизбежность предсказанной судьбы направила его в пустыню, где он прожил отшельником остаток жизни и умер всеми покинутый, забытый и утративший реальность бытия. Рыбаки, слушавшие меня с неподдельным вниманием, никак не могли уразуметь, каким образом это касается их проблем, и ждали резюме истории. Я вывел мораль этой басни, которая сводилась к тому, что написано на роду – не изменить, ибо задолго до нашего рождения судьба наша была уже начертана Всевышним и что кому суждено, то исполнится. И то, что уготовано жителям деревни, исполнится обязательно, надо только надеяться и ждать. Я заметил, как просветлели лица слушающих меня мужчин, надежда, которую вселили мои слова в их отчаявшиеся души, укрепила и разожгла едва теплившуюся уверенность в скорой трансформации своего тела в желанный образ – нежный и мягкий. Они слышали про операции, когда счастливчики, накопив достаточно денег, обретают желанный пол и находят счастье с новым естеством. Они рассказали, что одному из рыбаков повезло и хозяин, у которого он служит, обещал помочь с операцией, но остальным придётся много работать, чтобы накопить денег. Я понял о ком идёт речь и спросил: