Масон

– Есть вопросы, существо которых не подлежит обсуждению даже в деталях. – был его продуманный ответ. – Но ты же знаешь, что любая военная организация действует по Уставу, а отсюда рукой подать и до более законспирированной организации – назови ее как хочешь…

Он не стал уточнять до чего можно "рукой подать", Владимир ушел от проявления откровенности – не стал произносить тайное слово "масонство"… Но все было и так понятно. Конечно, я-то подводил его к несколько другому краю понятий, а от них – к простым решениям. Как ни крути, но от собственной сущности не уйти: я врач, а потому мыслю своими понятийными штампами, опираюсь на профессиональные представления. Наша логика во многом отличается от стереотипов мышления простых людей – и это хорошо. Иногда ловлю себя на мысли о том, что врачебные предпочтения куда ближе к психопатологии, чем у других специалистов. Мы – тоже в некотором роде "масоны", давшие клятву на верность своему медицинскому Уставу… Но и другие люди наделены клановым тяготением, у них тоже имеется свой Устав, особая этика, избирательные устремления.

Сейчас врачебная логика качнула меня в сторону психиатрии: припомнилась плеяда отцов той сложнейшей науки. Исследователи шизофрении – E. Bleuler, E. Kraepelin. Более молодых старателей не было смысла привлекать к заочному дознанию. Если хорошо вытрясти научную ветошь, оставленную патриархами, то становится ясно: все мы немного шизофреники, только каждые уникален в своем роде. Все наши профессиональные кланы, религиозные объединения, тайные общества – это только социологическое эхо от первичного генетического вопля. А в "этом крике – жажда бури, пламя страсти и уверенность в победе". Но для некоторых подходит больше – "гром ударов их пугает"! Короче говоря, имеются "здоровые" и "больные" фонемы в том вопле, крике, голосе. Вообще, границы между нормой и патологией не существует – ее выдумали для того, чтобы облегчить скудоумным общение со слишком обширной и многогранной информацией. И это особенно заметно нам врачам, чувствующим при общении с пациентами безграничность просторов биологических и психических реакций человека.

Тут опять в голову полез недавний обличительный эпатаж Николая Карловича – видимо, он достал меня какой-то своей последней передачей! Припомнилась заставка программы "Зеркало": многозначительный до полнейшей шизофренической гениальности оттиск профиля метра – очки, "всевидящее око", копающее нутро событий или личности до печени. Барабанная дробь сопровождала явление "всенародного вещуна" миру… А потом Сванидзе открывает рот и начинается заказная политическая трескотня.

Слов нет, мне приятно быть свидетелем его умелого сражения с "красным оракулом" Зюгановым. Мастодонт большевизма в умственном плане давно уже охромел на обе ноги – нет у него ни опрятной идеологии, ни здравого смысла в запасе. Он бедокурит, швыряется словами словно отпетый алкоголик или наркоман. Подобное состояние в психиатрии называется "абузус" – залповое поглощение большого количества самогона из сермяжной правды, вывернутой наизнанку, или идеологического наркотика, приводящее к сильнейшей интоксикации в виде ненависти к собственной Родине. Это все – на деле. Хотя на словах – все вроде бы за трудовой народ. Таких вредителей собственному отечеству легко ловить на слове, жесте и действие.

Но когда в компании с пышущим агрессией Павлом Гусевым Сванидзе начинает разборки с Военным Судом только потому, что очень хочется видеть его подвластным политическому давлению, то невольно закостеневаешь. Тот суд как раз и показал, что он независим от внешнего давления, от политического заказа по образцу господ Сванидзе и Гусева. Хочется надеяться, что председатель суда действовал по личному убеждению, сориентированному на Закон. Необходимо воспитывать политиков, общественность, горячие головы. Да, бывают случаи, когда представленные доказательства суд не удовлетворяют, они недостаточны для обвинения подозреваемых. Значит следственным органам необходимо лучше работать, а не клонить кручинистую головку на плечико политикам и вещунам из газет и телевиденья.

Сванидзе вновь не отказал себе в удовольствие пнуть ногой и полковника Буданова и тех, кто его якобы выгораживает. Наивность метра-всезнайки, горячо спорящего с прокурором и профессорами из института имени Сербского, давшими заключение о временной невменяемости полковника, по моему убеждению, переходила границы нормы. И теперь Николай Карлович уже попал в прицел моего психиатрического анализа. Во весь голос зазвучала старинная клиническая парадигма: "В структуре психоза отмечались аффективные колебания и несистематизированные идеи величия". Пришел на память термин "аффективная диссоциация" – несоответствие содержания мышления бурным эмоциям. Тогда как бы идут враздрай психические феномены и социологические реальности, какими напичкана голова пациента. Примерно так и решали опытные психиатры института имени Сербского судьбу Буданова. Но, полагаю, что и Сванидзе с Гусевым после их "горячей передачи" тоже дали им повод для аналогичных заключений, только направленных теперь уже в иной адрес.

Клановое возбуждение, влекущее политика Сванидзе и иже с ним к оговору сильно смахивает на бездарное бормотание и ничего общего не имеет с тончайшими диагностическими изысками профессионалов – медиков, прокурорских работников. Выглядит такая "журналистская динамика" вполне клинически – не просто наивно, а скорее похожей на бред гебефреника… Да разве можно (или нужно) журналисту так увлекаться избирательностью политики, когда речь идет о судопроизводстве или тонкой психиатрии. И уж совсем нелепо выглядит бормотание того "политического изгоя", который проходил некогда лечение в институте психиатрии и зарядился там отменной агрессией. Но когда дело дошло до разговоров о "кровной мести" в редакции чеченских волонтеров, то мне стало страшно за помраченное сознание Сванидзе. Очевидной была "аффективная разрядка" известного журналиста. Полагаю, что на следующий день он испытал ее последствия – ощущение облегчения, но и опустошенности. Симулировать идиотизм человека, спустившегося с гор, есть напряженный труд даже для опытного журналиста.

Сванидзе привлек в качестве "вещественного доказательства" журналиста Павла Гусева. Тот бурлил, словно истерический гейзер. Да, слов нет, Диму Холодова жалко, его работа крайне полезна, его гибель – трагическое явление. Но только редактору "Московского комсомольца" должно быть известно, что именно он наставлял, заводил Холодова на игру с очень жарким огнем. При том при всем молодому журналисту не было обеспечено главным редактором никакого прикрытия. Виновность в смерти журналиста Гусев должен делить с убийцами на равных. Может быть, именно это так сильно "кипятит" главного редактора популярной газеты.

По моему разумению, Гусев должен был стимулировать официальные органы дознания, бить в набат, забравшись именно на колокольню власти, а не подставлять наивного юнца под удар. Теперь Павлик (почти Корчагин) демонстрирует фотографии старенького УАЗа, конечно, облегчившего передвижение председателя суда. Но то было необходимо исключительно, полагаю, в целях оперативного ознакомления с материалами следствия. О такой помощи мог бы догадаться и главный редактор влиятельной газеты. Но Гусев – маститый редактор, – угробив своего журналиста "ответственными редакционными заданиями", продолжает кататься на "Мерсе". Холодов ездил на электричке за город к себе домой, а редактор на "Мерсе" – к себе на шикарную дачу!

Социологический вывод прост: не надо, господа журналисты, делать из нас идиотов! Вы сами в интересах подъема тиража рептильной прессы готовы заложить Дьяволу и собственную душу, и профукать жизни коллег. Теперь, после драки, вы машите кулаками и брызжите слюной, а, проще говоря, пытаетесь разжечь "вселенский пожар", спекулируя на добропорядочных чувствах сограждан. Припомнился еще один тезис психиатров: "Параноидная форма шизофрении очень часто имеет "вычурные формы".

Меня катило и катило в сторону привычных медицинских представлений. Пожалуй, мой мыслительный драндулет уже основательно влез всеми четырьмя колесами в колею чисто психиатрических представлений. Надо было как-то выбираться на прочный грунт. "Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и не правду человеков, подавляющих истину не правдою". Эти слова принадлежат Святому Апостолу Павлу, но они втиснулись в мою голову не зря: прежде чем обвинять кого-то, неплохо было бы разобраться в своих грехах. Пришлось вспомнить, что распространение больных шизофренией в человеческой популяции довольно значительное: примерно два человека из каждой тысячи страдают таким славным недугом. А если профильтровать основательно взрослые особи, то по отдельным специальностям, социальным группам населения можно отыскать до десяти человек на каждую тысячу обследованных. Пик болезни приходится на возрастную группу 15-25 лет. Слава Богу, я-то уже давно пролетел тот возраст и никогда не снижал рост интеллектуальных побед, а только наращивал их. Между тем, основной картинкой болезни является то, что такой пациент в процессе жизни снижал свой интеллектуальный уровень. Однако "слабоумие шизофреников отличается от типичного органического слабоумия". Шизофренику свойственен "отрыв мышления от опыта". Был ли у Сванидзе опыт участия в непосредственных военных действиях? По всей вероятности – не был! Так какого хрена ты лезешь в неизведанное – в чем ни черта не смыслишь! Нельзя профессионализмом журналиста пытаться подменить профессионализм военного – выстраданный потом и политый собственной кровью!..

Я обратился за поддержкой к старому воину – к Владимиру:

– А как ты относишься к той политической трескотне, которую затеял Сванидзе на телевиденье по поводу Буданова?

– Политики, принимающие решение о начале военных действий, обязаны представлять реальности. – начал Владимир ответ без видимой охоты, понятно было, что я принуждал его к такому роду откровений. – Война – это слишком серьезное и грязное дело. Пока ты находишься в зоне агрессии, ты обязан быть псом, волком, гадом. То, как чеченцы перерезают горло нашим солдатам, полагаю, показывали в каждом взводе, чтобы возбудить ответную агрессию. Теперь удивляться тому, что кого-то придушили по подозрению в причастности к снайперству – святая наивность или отвратная демагогия, черный умысел.

Володя подумал еще немного – видимо, подыскивал более мягкие слова – и продолжил:

– Футболиста перед ответственной встречей "натравляют" на противника, а спортивная игра, как вы понимаете, – весьма далека от боевых действий. Вообщем, команду на Войну дают политики. Они обязаны нести и ответственность за издержки кровавых акций… Не корчить из себя "девочек". Буданов здесь ни при чем.

Володя примолк, но, скорее всего, ему не удалось подыскать мягкие выражения, пришлось правду-матку резать с плеча:

– А Сванидзе – мудак, шпак, неврастеник! Гусев – такой же фрукт, как и большинство политиков, далеко отстоящих от истинного горя простых людей, тем более солдата… Я солидарен с прокурором Сергеем Назаровым: он определил свою позицию в отношении применения закона с учетом специфики обстановки, сопровождавшей действия Буданова. Приятно, что он не сломался под давлением своих прокурорских начальников, да "щелкоперов" из стана журналистики. Что касается намеков на кровную месть, то могу сказать просто: чеченцам надо больше думать о том, что с ними станет, если русские, понесшие издержки от их бездарного бунта, объявят кровную месть всем своим врагам. Должников у России за долгие годы стоического терпения "выпендрежа" всяких там малых и больших народностей накопилось слишком много. Не дай Бог, славяне начнут взыскивать такие долги!..

Сама собой беседа на эту тему свернулась. Из нее я вынес убеждение в том, что сущность человека такова, что обстоятельства легко делают из него "шизофреника" с теми или иными отклонениями от условной нормы. В том и заключается способность к приспособлению даже в экстраординарных условиях. Такие возможности предоставил нам Творец! С тем и пойдем по жизни, не обижаясь друг на друга… Я решил вернуться к началу нашего разговора:

– Володя, но если я правильно понял некоторые вещи в ходе моего недавнего задержания, то у тебя имеются хорошие возможности для того, чтобы воспользоваться "специальным банком данных". С его помощью отыскать интересующего нас фигуранта проще простого. Я "кудрявого" имею ввиду. Ведь при обмене паспортов дубликаты фотографий сохранялись, значит они были включены в соответствующий информационный массив. Если искомая фигура живет не по поддельному паспорту, – а мы-то знаем, что он крутится в нашем районе, здесь состоит на учете в поликлинике, скорее всего, имеет прописку (регистрацию), – то можно и не терять времени на частный розыск.

Володя ответил не сразу – чувствовалось, что ему не нравится начатый мной разговор. Ему, скорее всего, казалось, что я и сам обязан додумываться до всего.

– А вы уверены, Александр Георгиевич, – наконец ответил он, – что те, кого мы вынуждены будем по понятным причинам поставить в известность, правильно воспользуются полученной информацией об этом парне. Они же могут уже при задержании переломать ему кости только потому, что им сделан заказ на это от владельца автомобиля и давно вперед заплачены приличные премиальные.

– Разве такое возможно? – задал я глупейший вопрос…

Владимир даже закрутил головой от разочарования в моей сообразительности. Мысль о начале "старческой шизофрении" поскребла мое темя. Владимир, слов нет, знал намного больше, чем я о тайной жизни милиции.

– Александр Георгиевич, в милиции работают не обязательно святые люди, их вербуют не из небесной армии, а чаще всего из нашей отечественной провинции. Платят мильтонам мало, квартир шикарных не дают, а им-то жить тоже хочется. Рядом с нами "Апрашка" – рассадник и эпицентр разложения местной милиции. Недавно сняли начальника отделения: он два тайных водочных заводика обеспечивал "крышей", про остальные "мелочи" я уж и не говорю. А вы хотите выложить им на блюдечке, может быть, ни в чем не повинного человека…

Я порадовался тому, что Владимир так "качественно" рассуждает, но только мне в голову пришла еще и мысль, как бы продолжающая ход его рассуждений: "А вдруг тот парень – тоже масон и выполняет какую-то достойную миссию"!.. Но тут же пришла мысль и о возможной шизофрении у парня: "пиромания" – неотвратимая тяга к поджогу, производимому вообщем-то без желания нанести вред чужому имуществу, а не ведомо почему – голос указал, руку саму повело! Чаще всего именно шизофреники грешат такими "безобидными, некорыстными играми"…

Напившись чаю, я возвратился к рукописи и уже больше ничего не видел и не слышал вокруг. "Орден Тамплиеров осуществлял свою деятельность, руководствуясь Уставом, в котором были учтены принципы внутренних взаимоотношений и контактов с внешним миром, принятыми Цистерцианским и Бенедиктинским орденами. Тамплиеры представляли собой прежде всего сугубо монашеский орден, исповедующий строжайшие принципы морали. Монахи стояли ближе к Богу, чем все остальные. Но в их деятельности учитывались и предостережения Бернара Клервоского от надуманной изолированности: "Народ не должен оглядываться на священнослужителей, ибо народ чище священников". Отсюда вытекал главный постулат, используемый рыцарями-тамплиерами, охраняющими паломников в святые места. Тамплиеры оставляли суетную жизнь и становились на путь, соответствующий воле Господа. Это были аскеты-отшельники, усмирившие плотские желания и ведущие подвижнический образ жизни. Но в Орден Тамплиеров принимали и бывших убийц, грабителей, если они отреклись не на словах, а на деле от прежних грехов и приняли строгий обет святого ордена. Кара за проступки была любой – вплоть до смертной казни. Вообще им был свойственен радикализм. Обет бедности, например, утверждался настолько строго, что при обнаружении у тамплиера после смерти денег или любого другого неуставного имущества, его исключали из ордена и запрещали хоронить по христианскому обряду. За любое неповиновение мастеру тамплиера бросали в карцер, точнее в каменный мешок, имевший длину один метр с небольшим. Там многие из провинившихся умирали, предварительно раскаявшись. Тамплиеры не считали себя подвластными законам страны. Законом для них был только Устав, да воля старшего по званию брата"…

Раздался резкий телефонный звонок – у Владимира был телефон в каждой комнате, но у него была дурная привычка не снимать трубку, – к трубке потянулся я. Звонил Верещагин:

– Саша, я, видимо, в "обезьяннике" простудил зуб и теперь мне разнесло челюсть. – порадовал он меня. – Ты не знаешь, что в таких случаях делают?

– Жопа с ручкой! Тебе давно и самым срочным образом нужно бежать к стоматологу: необходимо вскрывать канал зуба, проводить серьезное лечение! – чем, кроме приободряющих слов, я мог ответить многострадальному другу.

"Жопу с ручкой" мой друг, видимо, пропустил мимо ушей, давно привыкнув к малым формам бытового хамства. Они были следствием моего раннего военного воспитания, корабельной практикой с четырнадцати лет. Мой друг, слава Богу, понял главное – нельзя медлить с лечением.

– Понимаешь, Саша, мой доктор – старик-еврей из первой поликлиники, что расположена рядом с "Пассажем", – недавно отъехал в Израиль, и я остался совсем беззащитным. Будь другом, сведи меня с каким-либо стоящим стоматологом – за оплатой трудов я, конечно, не постою.

Меня передернуло судорогой негодования и обидой за отечественную медицину:

– Только не хватает вас, горлохватов, лечить бесплатно! Совсем оборзели: уже всю медицину по миру пустили. Если уж я тебя приведу к доктору, то ты будешь платить ему по самым высоким расценкам. – взвился я с полуоборота!..

Договорились, что встречаемся на Невском проспекте на углу Большой Конюшенной через тридцать минут. Верещагин явился вовремя: действительно, воспаление стянуло физиономию ему несколько на сторону. Но я-то думал, что будет значительно хуже – Олег всегда терпел до последней минуты, когда нужны уже даже не реаниматоры, а патологоанатомы. Пошли к Финской церкви, завернули мимо нее во двор, а там и показался обшарпанный вход в стоматологическую поликлинику. Поднялись на третий этаж и постучали в кабинет к замечательному стоматологу – Воскресенской Ладе Борисовне. Я отметил для себя: Верещагин – Воскресенская – очень неплохое сочетание, благозвучное, мягкое, спокойное. Чем это сочетание, интересно, закончится: Олег только, когда сильно болеет, теряет кобелиный норов. А когда мой друг начинает поправляться, то надо держать его на коротком поводке, да в наморднике и в нахернике! Он тогда – "и вооружен, и очень опасен"!..

Лада Борисовна согласилась лечить Верещагина, но сейчас к ней шли резвым ручейком больные – каждый со своими стонами, ахами, охами – нам надлежало подождать, пока не выявится "окошечко". Мы сидели в плохо освещенном коридоре, давно требующем проведения хотя бы косметического ремонта стен, потолка, дверей. Под нами поскрипывал ветхий диванчик, честно говоря, непригодный ни для какой интенсивной работы. Такие вещи замечаешь автоматически. Я приметил у Олега ссадину на костяшках кисти правой руки, она была не очень хорошо заклеена пластырем.

– Олежек, где тебя угораздило рассадить руку?

– Бандитская пуля! Был его ответ словами, украденными из известного фильма "Старики-разбойники".

– А если серьезно? – попробовал я повторить свой вопрос.

– Вчера, возвращаясь домой, неудачно открывал дверь собственной парадной – сорвалась она и ударила по руке.

Странно – не маленький же он ребенок, чтобы не справиться с дверью, хорошо известной, привычной! Но что не бывает с человеком, особенно, после нескольких бессонных ночей, перегруженным алкоголем, расстроенным. Зайдем ко мне домой после стоматолога, я хоть нормально обработаю и заклею тебе ссадину – только не хватает столбняк подцепить!..

У Олега сейчас были более важные дела: он мобилизовывался на "подвиг". Выдержать испытания бормашиной – это непростое дело! Конечно, приятно, когда такую экзекуцию выполняет очаровательная женщина, полная чисто женского сострадания, но перед ней и не хочется ударить в грязь лицом. Мужики – страшные трусы, они же не прошли истязания дефлорацией, беременностью, абортами, родами. Потому для них сверление зуба, его удаление – это уже что-то запредельное. Надо было чем-то отвлечь Верещагина от тяжелых дум.

– Олежек, а что ты думаешь обо всей этой истории с сожжением автомобиля? попытался я завязать целенаправленный и заодно отвлекающий разговор. Тут мне на досуге пришла вздорная мысль в голову: а что если то дело рук шизофреника-одиночки, так называемого, пиромана…

– Полагаю, что это чьи-то индивидуальные разборки, не имеющие под собой никакой "политической" почвы. Но и пироманией, по-моему, здесь не пахнет. Не ровен час, ходит какой-нибудь неприкаянный бомж, заглядывает во дворы, прицеливается личной ненавистью на чужое добро и развлекается – сжигает все, что плохо лежит и не охраняется тщательно. Автомобили надо ставить на охраняемые стоянки, а не забивать ими дворы, доставляя хлопоты шумом и копотью остальным жильцам.

Насчет автомобилей все правильно сказано. Тут я с Верещагиным полностью согласен. Но относительно "неприкаянного бомжа" у меня были огромные сомнения. Слова Владимира, его "тонкие намеки на жирные обстоятельства" все еще сидели у меня в голове. Почему-то он был склонен, сколько я сумел понять, причислять "пиротехника" к масонскому сообществу. Надо будет ненароком уточнить, какие признаки масонства Володю подвигли к такому заключению?

На всякий случай я уточнил у Олега некоторые обстоятельства:

– Ты что, Олег, встречался с подобными бомжами: у них же у всех настолько расслабленная психика, что организовать и выполнить целенаправленную акцию они не способны. У большинства из них, по моим наблюдениям, имеется или олигофрения с раннего детства, или слабоумие на почве шизофрении. Скорее всего тут речь идет не о ядерной патологии, а о ларвированной, вялотекущей шизофрении. Хотя у некоторых, можно отметить и шубообразную динамику: тогда жизнь для них заканчивается очень быстро…

Олег взглянул на меня внимательно, словно пытаясь определить ту форму шизофрении, которую Бог подарил мне. Но у моего друга, конечно, не хватало знаний, чтобы заниматься изощренной диагностикой. Он же не страдал верхоглядством Сванидзе, чтобы соваться со своими тремя копейками в серьезную науку – в психиатрию… Я пришел Олегу на помощь:

– Ты, дружище, не томи себя сомнениями, мой диагноз прост, как все сверхгениальное, – диагноз "вяло протекающей шизофрении" можно поставить мне, не боясь большой ошибки. Только ты учти, что тот же диагноз можно смело поставить и тебе, и всем твоим знакомым, и миллионам других людей, даже не подозревающим о том, что они уже давно вляпались в самый центр коровьей лепешки. Учти: развитие болезни постепенное, медленное, практически незаметное. Все проявляется в виде, так называемых, монофобий – боязни какого-то одного явления. Скажем, я боюсь спиться, потерять ключ от квартиры, перспективы попасть в "каменный мешок". Ты же боишься импотенции, а потому готов жениться на каждой невропатке, способной по своей сексуальной ограниченности отнести тебя к типу мужчин, называемых половыми атлетами. Для нее – это ее собственный шизофренический бред, развернувшийся тоже на уровне вялотекущей шизофрении. Полагаю, что потом у твоей дамы появились и галлюцинации очень простого толка: ей страстно хотелось попасть в объятия разврата. С этой целью, Олежек, ты был избран бесплатной исследовательской моделью.

Олежек обиделся ни на шутку: для него, вообще-то, давно мои медицинские ухищрения и шутки встали поперек горла… Но он не успел по достоинству мне ответить. Воскресенская уже несколько раз выглядывала в коридор, фиксируя наше стоическое ожидание своей очереди и каждый раз успокаивала, заявляя, что дескать "работает с последним больным". Но "последние больные" все прибывали и прибывали. Чувствовалось, что наш стоматолог была большой мастерицей не только по части лечения гнилых зубов. Она являлась отменным коммерсантом, прекрасным организатором лечебного процесса, от ее талантов ручеек лился в карман белого халатика и мелодично позванивал или шелестел там. Теперь, кажется, очередь дошла и до зубов моего друга…

Однако по микросимптомам, понятным только очень опытному кобелю, к тому же владеющему приемами психотерапии, я понимал, что стоматолог "положила глаз" на Верещагина. Он же теперь был занят глубокими размышлениями о шизофренической предрасположенности, правильнее сказать, о шизофренической конституции. О ней во весь голос заговорил еще П.Б.Ганнушкин – отечественный психиатр старого толка, теперь ему пытался вторить мой друг. Как замечал А.В.Снежневский, суть конституциональной предрасположенности сводится к определенному варианту реализации чрезмерной вариабельности приспособления организма. Диапазон его размаха колеблется от акцентуации характера, выраженной стигмации, диатеза до качественных отличий, знаменующих собой переход патогенетических механизмов в патогенетический процесс. Метр психиатрии – профессор Снежневский в таких случая очень любил вводить загадочный термин – "патокинез". Отсюда и родилась его формула: "Nosos et Pathos Schizophreniae".